Kitobni o'qish: «2015-й: пора Пробуждений, или Проспать нельзя проснуться»
2015-й пора Пробуждений, или проспать нельзя проснуться
Родник прошлого,
Питает древо настоящего,
И рождает плоды Будущего.
Серго Сутягин
Все имена и названия вымышлены. Поэтому все совпадения, зависят от теории Вероятностей.
1
Тишина… Было очень “ранье” утро; или, как еще говорили в те времена: Престарелая ночка. А все потому, что нелогичная в этом смысле земная темнота, попривыкнув хозяйничать снаружи этого – видавшего виды двухэтажного сруба; поделенного когда-то на две равные половины: человеку и домашним животным; совсем не думала отступать. Посматривая и подсматривая недовольно ревностно, на те самые – нелюбимые места света; где проникающие сквозь щели прикрытых ставней окна лучики белого, победоносно лежали на честно отвоеванной земле. Да, именно там ночи уже не было. Как не было сна и в небольшом домике – большой собачьей будки. Не спящий и не злой хозяин которой, был старым но верным псом: по-прежнему готовым откликнуться на любой, даже самый незначительный шорох. Но по темному здесь никто не ходил, и рыжий, словно солнечный пес – с большими, точно человеческими – умными глазами осматривал черный халат со множеством мелких дырок, сквозь которые и выглядывало светлое тело Бога – наша Вселенная.
“Друг” – так называли собаку люди, расстроился. Верно понимая и от этого недопонимая:
– В доме явно не спят – а ко мне не выходят?! Это не совсем честно…
Вот и вздыхало мудрое животное, желая иных – более доверительных отношений с человечеством. Как следствие: не получив – время для него потекло медленней. И продолжилась скука до тех самых пор – пока друг не почувствовал: Опять начинается?! Вот тогда, вскочив и затаив – и так практически беззвучное дыхание, поворачивая уши-локаторы в противоположные стороны; он принялся усиленно обнимать тишину, а с ней понимать причину изменявшейся обстановки. Только все известные людям органы чувств подтвердили: пока тихо.
И правда: растянутые справа и слева сети, как и летний домик-склад где хранили рыбу – все оставалось на месте. Также и людям в доме, ничего еще не угрожало. Однако опытный страж не прозевал – отметил: как какая-то тень захотела накрыть планету. В общем, шерсть на спине пса приподнялась…
Возможно это хозяйка черного – ночь забылась: Что в сутках и день был?! Еще запамятовала: что равны они. Примерно равны: во власти на земле и по продолжительности этой самой власти. Попросту сейчас как раз наступало время очередного дня, что в меру сил спешил вступить во владение миром. Кстати, будто разведчик всего светлого – запах белесого морского утра, уже прокрался со стороны заднего двора, что глядел на восток через довольно низенькую – дольше сохраняющую тепло дома дверь; и обхватывая параллельно-прилегающие окрестности, с боем врывался внутрь. Поскольку подгоняемый союзником – прибрежным бризом, не замечал ни препятствий, ни малейшей профессиональной усталости. А уже от их тандема, пропадал сон у живущих в прибрежном домишки людей.
Следовательно: ревнуй тьма – не ревнуй, а сегодняшняя связь земли с тобой заканчивалась. На смену, народилась и окрепла другая: человеческая дружба и взаимопонимание со светом, и его огромнейшим источником: звездой по имени Солнце. Нашим горячим и горящим светилом, подарившим жизнь и защиту! Поэтому естественно, что в этом прекрасном порыве объединяется все живое на нашей Третьей планете.
Точно так, в ожившей комнате с не самым высоким потолком – в пику его обширной придомовой территории; стало светло. И привычно – по пробуждению умывающейся серой кошке оставалось щуриться малахитами своих глаз; наблюдая искоса за непонятными хозяевами: что выдумали рано не спать. Спать? Какой там спать… Когда на добротном столе – как именуют здешние жители: “Божья ладонь” – ведь всегда были Хлеб да Соль; что торжествовал в центре квадратной комнаты второго этажа, горела большая керосиновая лампа. Просто других в доме никогда не было. И то, использовалась исключительно в праздники, да великой нужде – довольствуясь по обыкновению лучинами и свечами из тюленьего жира. Но и этого искусного света хватило: окромя трех лавок, печки и вышеупомянутого стола; большего ничего не было. Соответственно, отбрасывать тени от необходимого и такого дорогостоящего освещения нечему. Причем в прямом и переносном смысле: на русском Севере и по сей день верят: в Черное и Белое, Добро и Зло. Поэтому знают: тени бывают разными…
Однако еще, за занавеской в углу – что именовался как “Бабий”, где собственно спала, жила да работала хозяйка дома, были: икона, тумба, сундук и те нехитрые женские принадлежности – кухонные предметы. Все это – приданное, некогда молодой Марфы Васильевны, что более двадцати лет назад вышла замуж и пришла с ними: сундуком и скарбом, в этот, тогда еще не совсем старый, словно по волшебству собранный бревенчатый дом. Построился без гвоздя… А все равно, наделенный естественной – природной силой, в легкую укрощал нередкие ураганные ветры и побеждал привычные месту морозы. Причем – на услышанный домочадцами треск бревен, старший мужчина обычно шутил:
– Мороз прошелся вокруг дома, чтобы люди работали, а не спали. Как говорится: Не спи – замерзнешь!
Теперь вот, его рассудительный хозяин: Илья Ефимович Строгов – мужчина лет средних, но далеко необычного – крепкого да высокого телосложения; наделенный к тому же еще быстро понимающими ситуацию глазами и умением находить нужные моменту слова; не смотря на все то же еще раннее утро, с сыновьями беседу повел. Застольную.
Была причина: начался промысловый сезон. Как следствие – собирался со старшим сыном Колькой, выходить совместно с другими артельщиками в море: на ежегодную добычу трески, у побережья полуострова Мотка. Ну, так тогда называли место… Просто не могли знать местные сокрытого будущего. Когда его точно заименуют по ихнему: полуостров “Рыбачий” – а как иначе, ведь именно туда каждую весну, по-прежнему направляются косяки, нагулявшей жир в водах теплой Атлантики рыбы. Казалось бы: так и нашим людям Севера, проще было поселиться в тепле, осваивая, как многие другие народы – преогромное Атлантическое побережье. Но нет: человеческий выбор не всегда подчиняется выгоде или естественной логикой. Вероятно, сама природа-мать приучала русских сограждан не сдаваться под напором любых непреодолимых сил. Поскольку за прошедшее время, осевшие тут люди так попривыкли бороться – всесторонне закалились; что теперь вообще не замечали суровых условий жизни на Мурмане. В общем, были быстрее телом и что самое главное: непобедимы Духом.
И вот, в начале марта 1895 года, Илья со старшим восемнадцатилетнем сыном спешил докушать приготовленную женой с вечера: еще теплую, золотисто-пшенную на постном масле кашу; и отправиться на длительные заработки – за уловом. Однако младшенький сын – Ванька, явно не желая отпускать, ежеминутно отвлекал: не давая поесть. Просто не принято разговаривать с набитым ртом – это раз. А во вторых: не умеет Илья не ответить на вопросы деток. Беседа продолжалась…
Малой сам соскочил с жаркой печи и все расспрашивал да допрашивал, начиная где-то докучать: в общем, мальчишка тоже просился в помощники. И хотя минуло только двенадцать, независимый был норовом – весь в отца. Да такой же сильный, ну – для своих лет.
Даже, – вспомнил сейчас Строгов: своего старшего уговорил в четырнадцать… Ведь тяжело и холодно весною в море. Но младшенький, теперь сам(!) желает. Вот Илья Степанович и попросил жену Марфушу: и Ваньку покормить. Чтобы хоть рот его занять делом, пока старательно объяснял: детям в море не место.
– Когда подрастешь, обязательно возьму, – почесывая кудрявый подбородок, привычно вразумлял басом Илья, и поглаживал своей здоровенной – как у медведя лапа рукой, небольшую для нее головку сына.
Очень любил Илья Степанович своих детей, да и жену тоже. И хотя суров был от рождения – климат; а все же воспитывал деток по новому: уговорами – поучениями, без малейшей силы. Попросту его руками, которые с легкостью по полста верст невода да сетей с рыбой, или сработавший многоверстовый ярус – снасть для ловли на живца за день перетягивали; зашибить можно любого. И не мог знать он о том прогрессивном методе воспитания, что откроет в будущем двадцатом веке наш замечательный педагог Антон Макаренко. Значит, так чувствовал Илья Строгов: со своими родными людьми нужно лаской, а не силой с приказами. Вот и вразумлял Ване…
– Да я сейчас хочу, батька. – Не соглашался юный Иван Ильич, доедая быстрей старших мужчин сытный завтрак. Так как смышленым рос, понимал: голодным его, ну точно никто не возьмет.
– Какая сила остается работнику, у которого желудок забирает все?! Когда в поисках съестного так сосет, что трудиться нет мочи. Голод – не тетка, – так еще поучал детей отец.
– Ешь лучше, давай добавку положим, – стоявшая рядом супруга, понимая полувзгляд мужа, добавляла горку распаренного удовольствия.
– А то силы не будет, какой тогда рыбак с тебя, – снова упоминал старший:
– Мы – рыбаки, в основном руками работаем. Мой отец рыбаком был и вам – детям, придется лямку тянуть. Тяжела работа – ничего не скажешь. Но зато голодать не будете: море Белое – оно доброе, а вот Баренца – сурово бывает. Я вас, – Строгов собрал сыновей в охапку, – всему научу, как меня обучали ремеслу.
– Главное, хорошо запоминайте, – необходимо не уставать. Никогда! Мне такой наказ дали родичи, и я вам, их внукам – правнукам, завет передаю: Страху ни перед чем, ни перед кем не иметь. И никогда не от кого не зависеть. Следовательно, помощи не просить и не принимать даже если сами предложат. Вот!! Просто если попросишь у сильного, автоматически попадаешь в положение униженного. А в будущем, станешь надеется не на себя лично, а на чью-то стороннюю помощь. Привычка дети – дело такое …
– Возьмите, батька, – не сдавался несговорчивый Ваня. – Я пригожусь, буду рыбку солить – складывать или еще что-то на берегу. Костер, просушка одежды… Как прошлым летом, помогал Вам.
– Это верно, работа будет. Но понимаешь сын, – проговаривал Илья одновременно понимая, что внутренне уже одобрил этот замечательный порыв. Поэтому, даже незаметно кивнул женке: Мол, видала, какой растет?! Работящий, настоящий наследник будет.
Продолжил: – Одно дело – вдоль берега ходить по морю, а другое – в даль. Мы сегодня далеко пойдем, на месяца два – три где-то. Заготовим рыбы и только тогда вернемся. А без улова, не видать родного берега. Море наше поле, быть помором – значит жить и кормиться морем. Вот и пословица о том же: Была бы рыба, тогда и хлеб буде!
Теперь и старший сын, важно показывая – что он то уже совсем большой, также решил рассказать про весенний тресковый промысел:
– Холодно там и мамки нет. И не видно бывало, куда плывем. А вот летом, в июле – августе, переместимся на восток – к дому ближе. Тогда сможем взять.
– Да, верно, – поддержал отец первенца. – Так заведено: На одной стороне рассудок, на другой Вера. Пока видны приметы, плывем и читаем одну сторону книги жизни; но когда берег исчез и шторм вот-вот разобьет судно – переворачиваем, и с другой стороны обращаемся к Николаю Угоднику. Молимся значит.
Марфа – мать детей и жена теперь только молчала; сдерживалась – не вмешиваясь в мужские разговоры. Часто вздыхая… Это тоже заведено на Севере: хозяйке без хозяина нельзя. Вот и сориться нельзя. Но она всегда подсказывала, когда Илья привычным взглядом просил одобрения. Поскольку помнит Илья: и ей тяжело станет. И хотя отложил уже приличную сумму, на всякий случай – мало ли?! Когда назад обернется? Чтобы не голодала здесь. Ведь не какая-то зубатка – злющая женщина; а самая настоящая – любящая. А вдруг, он вообще не вернётся?!
Вот и старался поддержать русскую женщину. Вспомнил тоже: как побегут они по морю – встанут им в след жены с родными смотреть. Мерзнуть – душой своей согревая…, отправляющихся в опасный путь. Встанут!! И молиться также станут…
– Так у нас надежный карбас: и льды его не берут, поднимают вверх. И под парусом я ходил, – все бурчал и бурчал, не собираясь сдаваться младший.
– Нет. Станешь старше, поймешь меня. Не отчаивайся… А пока, я хочу спросить что ли… Поможешь, своему бате? Я могу на твою помощь рассчитывать? – откладывая с невероятно серьезным видом в сторону ложку, интересовался отец. Удивленный резкому повороту, второй сын трижды вторил:
– Да, да, да. – И сразу затих. Непривычно…
– Ты останешься старшим мужчиной: будешь мамке помогать и защищать, – на ходу придумывал Илья.
– Я заметил…, гнус появился амбарный. Надо бы изжить. Кошку хорошо кормим, вот она и не ловит. Мамке без тебя не справиться. Береги ее, – он протянул ладонь и пожал ладошку сына. И тут же, в этом догонял старший сын – соскочил. Не принято кушать после хозяина.
– Хорошо, – согласился с такой постановкой вопроса Ваня. Однако по-прежнему не желая быстро отпускать любимых, вспомнив, что отец всегда говорит в такой ситуации, быстренько предложил:
– Присядем на дорожку?! Не рассвело – время есть. И собака молчит, значит бригада не идет к дому.
А присев на лавки, тут же: – Бать, а расскажи историю?
– Только коротко, – согласился Илья. Но сам думает: Действительно, что это артельщики не подходят. Ведь условились собираться на восходе солнца.
– И что короткую?! Под парусом и в отлив, легко бегут карбасы, – как знаток делился информацией Ванька.
– Историю?! – задумался Илья, тиская парней.
– Да, – отвечал он Вани, – Быстро можно, а вот легко – редко бывало. Поэтому только взяв с собой мужество, можно добиться цели. Ведь здешняя природа воспитывает в нас характер непоколебимый и стойкий. А также умение выживать. Так что, слушай сюда сынки:
– Давним-давно, на остров Шпицберген – на промысел шла ладья. Под руководством кормчего… кажись Химкова. Однако когда судно приблизилось к острову, навстречу двинулся лед и крепко зажал между глыбами. И пятерка рыбаков, прихватив с собой запас муки, пороха, мушкет и другое нехитрое снаряжение; отправилась на землю по льду; памятуя о том, что где-то там, когда-то была изба. И поморы действительно нашли заброшенное зимовье, заночевали. Но когда проснулись утром, с удивлением обнаружили: вместо льдов чистую воду. Соответственно ладьи больше нет… Только они были северные – наши; поэтому не могли растеряться. Кормчий подбодрил спутников, и те принялись за работу. Оказавшиеся в беде мужики заново законопатили мхом избу, отремонтировали и подготовили печку. Исследовав окрестности, обнаружили железный крюк. А сделав из подручных материалов горн, быстренько выковали наконечники стрел и пули для мушкета. Затем, соответственно сделали лук и начали охотиться, добывая необходимое пропитание. Еще, параллельно выпаривалась морская соль; благодаря которой заготовили мясо на зиму. Постепенно – ведь не портные; научились разделывать шкуры животных и изготавливать настоящую одежду.
Так, в ежедневных заботах летело время и снова пришла зима; когда спасаясь от неминуемой цинги – вспомнив, как делают северные народы: также пили оленью кровь. Потянулись года и месяцы. И прожили они на острове: целых шесть лет. Наверное, смогли бы больше, но к Шпицбергену подошел корабль, на котором царская комиссия осуществляла опись государственных земель. Каково же было удивление прибывших, когда к ним выбежали заросшие, бородатые – говорившие по-русски братья. Химков договорился с капитаном судна о том, что с острова он заберет не только людей, но и то, что успели заготовить пребывая в вынужденном заключении: 50 пудов оленьего жира, 210 медвежьих и оленьих шкур и более чем 200 шкурок белых и голубых песцов.
– Видите дети, как получилось: голландец Виллем Баренц не смог пережить даже одну зимовку, обладая большими запасами бобов, сала и других продуктов; а помор Химков с сотоварищами, шесть лет прожил на том же самом месте. Да еще, в итоге умудрился заработать.
– Запоминайте и учитесь: предприимчивость, тоже одно из лучших качеств помора.
– А как лучше медведя словить? – Сразу интересовался Ваня.
– Расскажу и покажу в свое время, есть много способов, – поглаживая обоих, объяснял Илья.
– А новое расскажешь? – попросил старший. Ведь не раз слышали северные дети, эту страшную историю со счастливым концом.
– Новое? Так что же новое?! Вот, слышал как артельщики говорили: Что от самого царя люди были. Наши места – берега шибко понравились. Екатеринская гавань – где швартуются корабли… И будто неподалеку, задумали строить Военно-морскую стоянку, железную дорогу и электрическую станцию. Только мы и без них знали, что не замерзает там гладь морская. И шуги – льда никогда нет. Спасибо теплому течению, что ведет рыбку весной и летом с Атлантики. Однако, кто такое “электричество” – никто из рыбаков не знает. Жуть какая-то?… А еще говорили: Что селение будет, с большими двухэтажными домами; портом для купцов и прочими складами. Рабочих для этого навезут, мастеровых и прочих. И как начнется стройка, так и другой люд потянется – на заработки. Просто только у нас в России, не было крепостных…
– Ах да, еще “Телеграф” приведут, – повторял мудрёные для себя и семьи слова, раздумывая над их настоящим значением.
– Вот мы и решили с мужиками: побольше чем обычно заготовить!! Будем своей рыбкой кормить. Так деньгу заработаем. Не помешает. Расстроимся, и еще две комнаты к дедовскому дому добавим. А там глядишь, и дети семьи заведут. Будут с нами жить. Все вместе, сообща – это же такая силища: Русское хозяйство Строговых!
Вероятно от такой – заманчивой и красивой перспективы, что была по душе, хозяин подобрел больше.
– А, ладно, – махнул Илья и спросил Марфу:
– Может и впрямь взять мальца? Лишних рук не бывает. И скорее возмужает под ветерком? Что здесь – на берегу сидеть с бабами?!
– Да?! И тонут ежегодно под этим ветром тоже, – покраснев, вставила жена с укоризной. Ведь когда дело касалось детей и семьи, она влезала в любые мужские разговоры. Одним словом не боялась за своих ничего и никого. Она тоже была поморской!
– Ха – ха, – рассмеялся Илья, обнимая за талию. – У меня еще никто не тонул, всех обучаю. Недаром же, бригадиром столько лет в сообществе. Да и меня – в свое время, батя брал таким же, – он еще раз взглянул на младшенького:
– Ну что, не передумал? Хорошо, надолго наелся помощник?
– Наелся! – предчувствуя важное впереди, Иван быстренько соскочил с деревянной лавки.
– Ладно. Посмотрим, какой ты рыбачек будешь?
– Быстро тогда – одеваться! – приказал Илья, решив взять мальца, такого к слову предприимчивого; однако жена решилась настоять – загородила грудью:
– Не пущу. Пожалей Ильюша младшенького, ну пускай еще подрастет.
– Да?! И я тоже того,… так же говорю. Нам одеваться, а вам оставаться, – отвечал он, начиная бороться уже внутри себя. Вот чтобы больше не расстраивать половинку, решил перевести спорный разговор:
– Что за Телеграф? И освещение как днем – “Электрическое”? И тут, старший Вова ревностно захихикал:
– Ха – ха. Молодой рыбачек, чок – чок. Останешься дома, чок. Смотри, не замерзни тут чуток, чок – чок. – Хи-хи.
Ваня понял: годы. Поэтому потирая на правой щеке родинку, ответил, уже не своим детским, а грубым и взрослым голосом:
– Не замерзну никогда! Ха-ха-ха…
– Эй, просыпайся; завязывай юморить, подводник, – свесившись вниз и покачивая приятеля за плечо, будил своего друга – напарника, веселый старшина Чижик. Только сонный – заговоривший так парень, в ответ тер глаза от непонимания: только вот видел избушку, семью рыбака и отвечал за ребенка в ней; как вдруг: каюта, и разбудивший товарищ.
– Я тоже спать хочу, а ты мешаешь, – объяснял со своей – верхнего яруса сдвоенной кровати Денис Чижик.
Так, окончательно проснувшийся Лев Ильин раскрыл глаза. А от этого переместился: во времени и на расстояние. Оказываясь не в конце девятнадцатого века, на Кольском полуострове в старинной доме; а в своей, близкой и родной каюте младшего личного состава. Он также был старшиной подводником, на абсолютно-новенькой, российской подводной лодке.
– Ой, извини братишка. Я наверное, разговаривал?! Просто, такой сон приснился. Супер! Ты представляешь? Про наших северных рыбаков, – трудовых людей, с такими сильными – мозолистыми руками, – по-тихому объяснял свою ошибку – некстати заговоривший во сне.
Он привстал с кровати и осмотрелся. В каюте по-прежнему: прикроватные шторки двухъярусных кроватей, были задвинуты и легкое посвистывание ребят свидетельствовало, что в основном все спали. Ну, кроме друга и напарника по теперешней службе в Шестом отсеке: шатена Дениса. Чижик сам выбрал себе верхнюю койку. И хотя на нее надо было еще попасть – залезть; лично себя считал большим выгодоприобретателем. Доказывая:
– Мне сверху видно все. А меня с нижних кроватей – никто не видит. Можно уединиться.
Вот и сейчас, посмеявшись над своим простаком – напарником, Денис снова поучал:
– Так не про то сны надо видеть, дружище. Ночью приятней мечтать: прикоснуться к прекрасному. А то женщин не видим.
– Да? А разве человек выбирает сны? – не понимал продвинутого друга Лев.
– Человек выбирает все. Поэтому и жизнь, зависит только от него, – объяснял свою позицию напарник, которой теперь строго придерживался.
– Я вот, к примеру; про машины и дома с красивыми женщинами полюбил сны, – признался Чижик.
– Так это, у тебя же была барышня? – напоминал Лев другу. – Не помирились до сих пор? Сам же хвастался, что влюбилась…
Только владелец верхнего места промолчал, а Лев добавил:
– Ничего ты не понимаешь, – и повернувшись на бок заснул. Успевая подумать: Собака здоровенная… будка большая. Ну а собака – это лучший друг человека! Большое, громко-лающее мохнатое счастье. Которое вдобавок, никогда не предаст.
И в продолжившимся сне снова оказался на том самом остросюжетном Кольском полуострове, о Екатеринской гавани которого рассказывалось в семье потомственного рыбака Строгова; не подозревавшего тогда, что это намоленное богом место, в будущем превратиться в легендарный город воинской славы, город русских подводников Полярный!
2
Она была красной, значит прекрасной и самой красивой с рождения. Постоянна в движении, безупречно стремление; в общем – та еще мечта… И самое главное, что барышня этим нисколько не заморачивалась. Напротив, обойдя честно один “потаенный контур“, по привычке бежала дальше – паря над равномерно расположившимися черными “арабами”. Которые, кстати, также были жутко симпатичные; и на абсолютно свободном – чисто белом фоне, гарантированно держались заметной, не требующей излишней внимательности группой. Таким образом, подтверждалось: Нет лишним движениям!
Можно издали можно насладиться: как открывая и перекрывая мгновением слово “Командирские“, она – красна девица; перемахнув через алую, расположенную на севере звездочку, размеренно неслась дальше – к корме подлодки. Но также только затем, чтобы снова – прикрыв и открывая силуэт субмарины рваться в будущее, к своей мечте – главной цели момента: пятиконечному символу. Жизненный круг продолжался…
– Двадцать Четырнадцать, – воспроизвел Дмитрий Владимирович, попутно фиксируя самостоятельность губ ужаться, а носовые проходы напротив – под действием выдоха, увеличиваться. Это засуетились в памяти фрагменты прошлого, и подобно распространенному газосодержащему напитку “Шампанское”; что поступая мелкими глотками – порциями в организм, группируется до образования критической массы и только потом наносит разящий удар; также принялись окружать и структурироваться, подготавливая западню гипоталамусу командира. Поэтому, “Батя” подводного корабля и погружался в давнишние, и временами не очень приятные воспоминания. Но благородный нос уже подавал новую порцию воздуха. И… Выдохнув сильно – скопировав аварийную продувку балластных цистерн, командир справился с этим нередким – за последний то год приставанием ностальгии. Он как-бы отталкиваясь от того, снова внушал:
– Будем жить, и станем счастливы!
От самоуверенности – засевшие острые иголочки в сердце: нюансы прошлого Дмитрия Владимировича Смелова, с каждым разом покидали владельца быстрее, и также дальше. Ну а как следствие, намного дольше. Однако затем, часы показали: Двадцать Пятнадцать. Это означало, что прошло ровно пятнадцать минут, как подводная дизель-электрическая лодка “Ростов-на-Дону” погрузилась на необходимую глубину для своего скрытного движения на Базу.
– Самое время, – решил командир, полюбовавшись еще секунду.
Вообще-то, они были давно, но Дмитрий Владимирович по-прежнему засматривался на расположенный к югу от центра циферблата – силуэт черной подводной лодки, а выше ее – симметрично-правильную звезду.
– Просто в “Командирские” часы нельзя не влюбиться, – так объяснял себе эту выработанную привычку.
Поправляя пилотку левой, в то время как правая – в любимых часах рука держала трубку внутренней громкой связи, командир – находясь на “Центральном” посту высокотехнологичной российской подлодки; стоя в аккурат между вахтенным офицером с одной стороны и своим старшим помощником Горбаленко с другой, обратился к команде:
– Уважаемые подводники! “Ростовчане”, моряки России. Запомните хорошо эту дату: Девятое, десятого, пятнадцатого. Будете потом внукам и правнукам рассказывать. Детям то, само собой разумеется. Так вот. Именно сегодня наша подлодка празднует совершеннолетие, – он посмотрел на белокурого командира БЧ 4-7 капитан – лейтенанта Громова, что параллельно приоткрыл рот. И обменявшись взглядом темных глаз на его небесно-синие, пояснил:
– Да, можно так сказать… Ведь нами успешно пройдены все глубоководные испытания и произведены контрольные стрельбы из новейшего оружия. Засим, и совершеннолетние мы. Поздравляю!! А потому, сумеем эффективно защитить Родину: вступая при необходимости в серьезные деловые отношения с представителями запада. По-партнерски их любя, но защищая себя соответствующими такому случаю резинотехническими изделиями.
Вот тут, незамедлительно повеселевший старпом неслабо шепнул:
– Точно, деловые – половые, товарищ командир.
Однако разогнавшийся темперамент свой, под взглядом Смелова все же притормозил. Ну что ж?! Можно только добавить, что командир сам любил пошутить и поэтому в глубине души засмеялся. Хотя внешне, остался невозмутимым. И как ни в чем не бывало, продолжал:
– Экипажу так держать, но не расслабляться! Вот придем в Полярный, тогда отпразднуем: за столом и с поросенком.
– А как вы думали?! – отключая связь, командир обращался к находящимся тут же офицерам боевых частей.
– Такой праздник случается раз за жизнь лодки – нашей защитницы, – он погладил ладонью впереди стоящие приборы.
Ну и естественно, подводники поддержали командира: Из разных углов – боевых постов “Центрального” блестели пары благодарных глаз – так души ребят радовались выполнению поставленной задачи. К примеру: служившие сейчас по отсекам – прослушав объявление, даже пританцовывали от появившегося лучшего, чем просто хорошее настроение; плюс – многие замурлыкали любимые мотивы.
Действительно, крайние месяцы службы – во время которых проходила государственные испытания подводная лодка “Ростов”; были очень, если не пре очень напряженными. Так что теперешняя похвала стала лечебным бальзамом на их слегка натруженные, но по-прежнему горячие молодые сердца. И парни выдыхали с благодарностью… Однако старпом поблагодарил “Батю” по-особенному: дружеским рукопожатием правой и одновременно-скрытно – то есть как можно незаметнее пытаясь переложить подарок в… левую. Хотя в первую секунду, Смелов, уловив это неожиданное вручение, невольно закрывал руку. Но, поняв в чем дело – решил не сопротивляться.
Облегченный от своей загадки – пол литровой черной кружки имени команды, подрумяненный Горбаленко стал просто похлопывать ладонью о другую – ее тыльную сторону: Мол, товарищ командир. Совсем не причем – команда решила. А я что?! Ведь коллектив пожелал…
Конечно, если внимательней рассмотреть это “по-особенному”. Кружка эта, была самая обычная: стеклянная небьющаяся; но, с напутствующей надписью: “Один за всех и все за командира П.Л. “Ростов” Смелова!”
Для справки: старпом подлодки “Ростов-на-Дону” имел чин капитана третьего ранга; был всего на два года младше командира: капитана второго ранга Смелова, и очень уважал – как впрочем и вся команда своего шефа: За профессионализм и фанатичное служение профессии российского подводника. Еще команда знала: Дмитрий Владимирович только второй год командир субмарины; до этого, несколько лет старпомил на первой Черноморской Варшавянки – легендарной красавице; своей первой любви – П.Л. “Алроса”. Вот после ее, – как было записано в личном деле Смелова: “Самолично принимал “Ростов” со стапелей от судостроителей Санкт-Петербурга и участвовал в завершающей достройке”.
Поэтому знал Дмитрий, как говорится: на все сто процентов, материальную и техническую часть нового подводного корабля. Параллельно, Смелов подбирал будущую команду, беседуя с кандидатами которых рекомендовал штаб подводного флота.
– Экипаж у меня сложился многообещающим, также из самых лучших ребят – подводников, – полушутя тогда хвастался Смелов друзьям из предыдущего места службы. Подразумевая себе, что единственным главным критерием попадания в команду, был положительный ответ на очень простой вопрос:
– Можешь сделать хуже себе, ради подлодки, братьев – подводников и Родины России, или пока нет?
Ну, разумеется, профессиональное обладание и приличный стаж в своей подлодочной профессии – это само собой. Как и подтверждённое наличие положительных, чисто человеческих качеств у будущих офицеров и матросов “Ростова” – где Смелов теперь был командиром. Ведь их он ценил не меньше, а где-то даже больше всего остального. Вот таким путем нашел Дмитрий Владимирович, которому уже исполнилось тридцать, себе порядочного старпома: белоруса Алексея Васильевича – двадцати восьмилетнего подводника Балтийского флота, дизельную лодку которого списывали по сроку эксплуатации, а экипажи направлялись на аналогичные места.
Так вот, спустя год с небольшим совместной службы: сначала на строящейся субмарине “Бугель-237”, а затем и проходя испытания на Балтике; командир видел, как учили они со старпомом новую подлодку жить, погружаться-всплывать и безопасно ходить по морю. За это время Дмитрий Владимирович сдружился с новой командой так, что казалось теперь знал всегда, своих пятьдесят двух братьев личного состава. Ну а с помощником – как поговаривали в штабе: вообще и образно стали походить друг на друга. Хотя заметим: Смелов темненький – загорелый, а старпом светлый; да и глаза: черно-карие командирские, контрастировали со старпомовскими – летне-зелеными. Но в остальном, все оставалось равным: рост, вес, походка, сила духа и беззаветное служение делу.
