Kitobni o'qish: «Линда»

Глава первая

Весь день шёл холодный проливной дождь. Порывистый ветер пробирал до костей. Солнечные лучи едва пробивались сквозь низкое мрачное небо. Они словно окрашивали город в серый цвет, отбирая яркость красок даже у пёстрых неоновых вывесок. Максим шёл по улице, и настроение у него было под стать погоде. Его обувь, как и он сам, промокли почти насквозь. Обгоняя менее расторопных прохожих, он стремился к синему зданию метро. Как и многие другие, построенные после ядерной войны, оно не отличалось изяществом и напоминало картонную коробку с дверями. Возле входа под козырьком стояли люди из второй касты, столпившиеся в ожидании такси или окончания дождя. Максиму, чтобы попасть внутрь, пришлось проделать обычный унизительный ритуал: слегка поклониться и попросить разрешения пройти у ближайшей к нему пары. Девушка, снисходительно улыбнувшись, отошла в сторону, открыв ему проход к одной из десяти дверей.

Вестибюль метро привычно встретил потоком теплого воздуха со специфическим запахом резины, железа и пыли. Пол был покрыт мокрыми следами от обуви. Робот-уборщик собирал влагу и грязь, стараясь не мешаться под ногами. Максим подошёл к сканеру оплаты, который автоматически считал паспортные данные и снял с пассажирской карты сумму за проезд. Пара секунд – и раздался мелодичный сигнал. Оплата произведена, а значит, путь можно продолжить. На голограммном табло красными буквами высветилось предупреждение о низком балансе. Чтобы пополнить счёт, Максим сразу направился к платежным терминалам. Он не любил обращать на себя внимание, а прилюдное предупреждение в красных тонах словно кричало:

– Посмотрите, бедняк из третьей касты. Скоро он начнёт ходить пешком.

На самом деле, никому из пассажиров не было дела до того, какая сумма у кого осталась на карте, но Максиму казалось обратное.

Возле терминалов стояло несколько десятков человек. Они выбирали что-то из пунктов меню, которые не были видны никому, кроме них самих. Максим вошёл в зону действия свободного терминала, и лазерный луч создал перед ним такое же защищенное голограммное изображение, позволяющее сохранять конфиденциальность данных. Лучи голограммы пересекались на разных уровнях, и цельную картинку можно было увидеть только глазами абонента, на которого настроился компьютер. Со стороны это выглядело как множество светящихся разноцветных полосок, переливающихся в некое подобие радуги.

Максим ввел код своей зарплатной карты и перевёл немного денег на пассажирскую. В его случае «немного» составляло треть всех средств, что остались у него от последней зарплаты. До следующей нужно было ждать и как-то жить ещё две недели, и мысль об этом заставила Максима глубоко вздохнуть. Мельком пробежавшись по своим расходам, он нахмурился, свернул изображение и двинулся дальше в сторону посадочных площадок.

На платформе стояло не меньше сотни человек из разных каст. Линия безопасности за метр до её края выделялась красной неоновой полосой. Один из пассажиров заболтался по телефону, вшитому в ушную гарнитуру, и переступил за линию. Мощная беззвучная вспышка красного света, ударившая снизу, напомнила ему о безопасности. Извиняясь перед другими пассажирами, которым это доставило неудобство, он сделал шаг назад.

В начале и в конце платформы располагались специальные огражденные площадки, напротив которых останавливались вагоны для первой и вип-касты. Чаще всего эти «островки» пустовали, однако на сей раз Максим увидел молодую пару на участке для первой касты: женщину, одетую в шикарное вечернее платье, и мужчину в строгом чёрном смокинге. Они непринуждённо о чём-то болтали, не обращая внимания на толкающуюся в тесноте толпу.

Табло на стене оповестило о скором прибытии поезда, и из тоннеля начал дуть ветер. Женщина из первой касты, на которую обратил внимание Максим, поежилась и прижалась к своему кавалеру. Остальные пассажиры начали топтаться на месте, словно пингвины, в ожидании посадки. Наконец, в глубине тоннеля показались белые огоньки. Небесно-синий поезд обтекаемой формы на магнитной подушке двигался абсолютно бесшумно, лишь тихий гул генераторов был слышен при его приближении. Когда он остановился, двери на электромагнитном приводе раскрылись, и тягучая людская масса заполнила собой вагон. Его интерьер был скучен и неприметен. Холодные на вид и ощупь железные поручни, практичный черный углепластик на полу, четыре потёртых и жёстких сиденья. Тускло светящие энергосберегающие лампочки лишь усугубляли эту тоскливую картину.

Насколько комфортные условия предоставлялись в вип-вагоне, оставалось лишь догадываться. Для Максима путь туда, естественно, был закрыт. По слухам, там были мягкие сиденья с подлокотниками и индивидуальные мини-бары, но он им не верил. Это был бы вопиющий контраст, который мог вызвать возмущение низших каст. Правда, это возмущение редко выходило за пределы кухонь, как до, так и после ядерной войны.

Максим примостился в углу вагона, оперся спиной о стену и осмотрелся. Рядом с ним стояли двое подростков второй касты, за ними – группа взрослых мужчин третьей касты. На сидениях расположились три женщины второй касты и ребенок. Буквально перед ними стояла беременная девушка третьей касты, и размер её живота указывал на довольно приличный срок. Ещё год назад ей бы уступили сидячее место, но сейчас это стало не принято. Виной тому была правительственная поправка к «Закону о кастах», призванная жёстко контролировать размножение третьесортных. Для добровольцев, согласных принять участие в программе стерилизации, предусматривалась премия в размере годового оклада. В СМИ началась активная пропаганда против живорождения. Такой способ размножения объявлялся рудиментом и дикарским пережитком, а позволить себе «ребёнка из пробирки» представители третьей касты не могли. Всё это привело к тому, что беременные стали считаться в обществе грязными, и многие старались даже не смотреть на них, не говоря уже о том, чтоб прикасаться или помогать.

Когда поезд начал тормозить, беременная девушка чуть не потеряла равновесие, но Максим вовремя придержал её рукой.

– Вы далеко едете? – осведомился он.

– Ещё семь остановок, – ответила девушка, и на её лице появилась вымученная улыбка.

– Становитесь на моё место, тут легче удержаться на ногах.

Девушка, явно не привыкшая к проявлению заботы от сограждан, поблагодарила и последовала совету.

– Да уж, – горько усмехнулся Максим. – Скоро нам вообще запретят появляться в городах. А потом на радиоактивные развалины отправят на радость секте «Чёрного огня». Такое пополнение будет в их рядах. Чёртовы политики.

– Я стараюсь об этом не думать, – призналась попутчица. – Так жить спокойнее.

– А слышали, недавно мэр Среднесибирска сказал, что третьей касте будет запрещено ездить в черте города? – не унимался Максим. – Чтобы уменьшить количество транспорта на дорогах, от пробок избавиться.

– У нас в семье нет машины. Мы по поводу этого не особо переживаем, – из вежливости ответила девушка. Разговоры о политике испортили её настроение окончательно.

– Просто большинство устраивает такой порядок вещей, – присоединился к разговору один из мужчин третьей касты, стоящий позади. – Мы обеспечиваем город едой, водой, электричеством, но наше мнение ни на что не влияет. Права голоса у нас нет, хотя мы составляем по статистике пятнадцать процентов населения.

– Вот-вот, – одобрительно отозвался Максим. Общение с единомышленником распалило его ещё сильнее. – Я бы посмотрел, как офисные работники вылезут из-под своих кондиционеров и поедут на мусорный полигон, вывозить свой собственный мусор.

Остальные пассажиры молчали, хоть и были согласны с каждым словом. Не озвучивать свои мысли на людях во избежание неприятностей считалось нормой. Ходили слухи, что первая каста нанимает информаторов из третьей, чтобы держать на карандаше особо рьяных недовольных. Попадание в штрафной список неизбежно влекло снижение личного социального рейтинга, ведь одним из главных факторов, влияющих на него, был уровень поддержки правительства. Все, причисленные к второй и третьей касте, каждый год проходили тестирование. Те, кто показывал понижение уровня лояльности, ставились на учет в Министерстве внутренних дел, а их социальный рейтинг значительно падал. Страх такого наказания заставлял молчать подавляющее большинство недовольных.

Поезд снова затормозил, но на этот раз беременная девушка даже не пошатнулась. Максим улыбнулся:

– Моя остановка. Удачи! А вы, – он обратился конкретно к девушке, – берегите себя и малыша. Желаю ему родиться второсортным.

– Спасибо, – кивнула девушка с той же блёклой улыбкой.

– И тебе удачи! – пожелал мужчина.

Максим спрыгнул с подножки вагона и пошёл к эскалатору. Встав на рифлёную ленту, сложившуюся в ступеньки, он погрузился в свои мысли. Мимо него пробежал мужчина с дипломатом, задевая им каждого третьего пассажира. Максим фыркнул. Ему было трудно понять, как можно лишать себя удовольствия на мгновение остановиться и позволить вселенной нести тебя вперёд.

На улице по-прежнему лил дождь, серый, угрюмый и, похоже, бесконечный. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и город погрузился в темноту. Свет давали лишь редкие магазинчики и фонарные столбы с солнечными панелями, напоминавшими крылья. На ближайшей остановке людей было мало. Из обрывков фраз, долетевших до Максима, было понятно, что все ругают погоду. Ему вспомнилось выражение, дошедшее из далекого прошлого:

«Смысл жизни состоит не в том, чтобы переждать ненастье, а в том, чтобы научиться танцевать под дождем».

«Бред какой-то», – Максим поморщился от невзначай промелькнувшей мысли.

Даже ходить по городу во время дождя было для него сомнительным удовольствием, не то, что танцевать.

«Вы бы ещё сказали, что у природы нет плохой погоды», – он усмехнулся, вспомнив другое выражение.

Его лёгкая куртка, едва подсохшая в метро, снова намокла. С капюшона то и дело капала вода. Хотелось поскорее оказаться дома, одеться в сухое и съесть что-нибудь вкусное под что-то согревающее. С последним были проблемы, и Максим зашёл в магазин, расположенный на одном из перекрестков.

На входе он столкнулся со странным мужчиной лет сорока, одетым не по погоде тепло. Его серая зимняя куртка промокла почти насквозь, как и волосы на голове. Незнакомец смотрел в одну точку и то ли разговаривал по гарнитуре, то ли молился, бормоча себе что-то под нос. Максим на всякий случай решил его не беспокоить и вошёл с соседнего входа.

Первым делом он посетил алкогольный отдел, где товар отпускался только третьей касте и в ограниченном количестве второй. Предупреждение об этом висело на самом видном месте. Осмотрев водочные полки и выбрав бутылку по акционной цене, Максим двинулся дальше. На удачу завернул в генно-моделирующий отдел, посмотреть, нет ли каких скидок. Не обнаружив их, он решил пройтись по остальным отделам, по большей части, чтобы удовлетворить любопытство. До закрытия магазина оставалось ещё минут двадцать, так что, время в запасе было. Максим переходил из одного ряда в другой, прицениваясь. Решив, что такого сочетания ещё не пробовал, он взял к водке дешёвую связку бананов и направился к кассам. Очередь была видна издалека. Максим уже приготовился простоять в ней до закрытия, как внезапно прогремел мощный взрыв.

Он тут же рухнул на пол, прикрывая голову. Уши заболели, послышался тонкий противный писк. Взрывная волна опрокинула ближайшие стеллажи и толкнула дальние так, что Максима засыпало пачками чая, печеньем и пакетиками с леденцами. Он судорожно хватал ртом воздух, кашляя, когда в лёгкие попадала бетонная пыль. Сердце колотилось, как у напуганного кролика. Пахло кровью, гарью и водкой – разбилась выроненная им бутылка.

Отдышавшись, Максим с трудом встал на ноги и осмотрелся. Окна в районе касс были разбиты вдребезги. Их осколки тускло поблёскивали на тротуаре и прилегающей дороге под светом фонарей. На уцелевших разрослась паутина трещин и казалось, что они тоже разлетятся от громкого хлопка в ладоши. Лампы освещения в эпицентре взрыва разбились, и в районе касс образовалось затемнённое пятно. Благодаря этому разбросанные взрывом тела и пятна гари были несколько размыты. Раненые расползались в разные стороны, оставляя за собой кровавые следы на гладком полимерном покрытии, некоторые просто лежали и стонали.

Оглушенный и оцепеневший, Максим чувствовал, как слабеют его ноги. Он смотрел на развернувшееся бедствие, надеясь, что это всего лишь сон. В реальность происходящего было невозможно поверить. Подобные катастрофы всегда происходят на экране в выпуске новостей и непременно с кем-то другим. Однако боль в ушах и ушибленном боку говорили об одном – всё это происходит на самом деле.

К Максиму начал возвращаться слух, стали слышны крики и вой сигнализации. Взяв себя в руки, он бросился к раненным, хоть и не знал, чем им помочь – уроки оказания первой помощи были безвозвратно забыты. Первое, что пришло ему в голову – это бинты и антисептик. Максим остановился у тёмного пятна и побежал обратно вдоль рухнувших полок, пытаясь найти что-то из этого. Поиски не увенчались успехом. Спустя несколько минут он вернулся к раненым с бутылкой водки и тампонами, решив, что на безрыбье сгодятся и они. Неожиданно ему наперерез выскочили люди в чёрной форме с автоматами наизготовку, зашедшие в здание цепочкой через разбитое окно. Несколько лазерных прицельных лучей сошлись на Максиме, будто он был мишенью в тире.

– Стой! Руки вверх! – приказал ему автоматчик.

Решив, что это террористы из «Чёрного огня», он бросил на пол тампоны с бутылкой водки и побежал за ближайший устоявший стеллаж. После того, как повторный приказ остановиться был проигнорирован, по нему открыли огонь. Треск очереди ударил по ушам. Пули сбивали продукты с полок, и те сыпались Максиму то на голову, то под ноги. Оказавшись в конце ряда, он побежал вдоль стены в надежде выбить треснувшее стекло или найти уже разбитое. Выстрелы прекратились, но Максим не думал останавливаться. Наткнувшись на дверь технического выхода, он с облегчением дернул ручку. Однако то, что оказалось за дверью, его не порадовало.

– Далеко собрался? – с ухмылкой произнес широкоплечий мужчина в чёрной форме, прежде чем ударить Максима прикладом по голове.

Глава

вторая

Пока разум пребывал в вязкой уютной тьме, он ничего не чувствовал. Не было ни страха, ни паники, ни боли. Будь возможность оценить это состояние трезво, находясь в сознании, Максим бы предпочёл оставить всё как есть. Приходить в себя на фоне произошедшего было бы не самой хорошей идеей. Однако реальность не оставила ему выбора, и в его мир пришла боль.

Очнувшись, Максим обнаружил себя лежащим на полу грузовика со связанными за спиной руками. Голова раскалывалась, нестерпимо хотелось пить, но просить воды он бы не стал. Сидящие вокруг него люди в форме выглядели не слишком дружелюбно. Один из них, вероятно, старший, уперся коленом в его грудь. Из лёгких разом выдавило большую часть воздуха, заставляя мелко закашлять. Где-то в глубине сознания всё ещё теплилась мысль, что происходящее – кошмарный сон, и он вот-вот проснётся в своей постели, а не на холодном трясущемся полу. Но пол, как и колено на груди, оставались на месте. Кошмар продолжался.

– Кто тебя послал? «Чёрный огонь»? – прорычал в лицо грубый мужской голос.

– Я думал, вы из «Чёрного огня», – прохрипел Максим.

– Издеваешься? По-твоему, офицер спецназа похож на сектанта?

Мужчины в форме засмеялись.

– Откуда мне знать, как они выглядят? Их никто не видел, – отрывисто говорил Максим между попытками вдохнуть.

Действительно, секта была настолько скрытной, что массовый зритель видел только их главарей. Они сами присылали в СМИ видеоролики, в которых брали ответственность за очередной теракт и выдвигали требования. Их выполнение, по заверениям говорящих в кадре, должно было остановить насилие, но правительство отказывалось вести любые переговоры с террористами.

– Не придуривайся. Ты по их приказу бомбу принёс? – в голосе офицера лязгнула сталь.

– Я не знал ни о какой бомбе, – пробормотал Максим и отрицательно затряс головой.

– В таком случае, почему у тебя ни одной царапины? – резонно заметил полицейский. – Ну, не считая той, что тебе наш боец оставил, – он ухмыльнулся. – Странно получается, не находишь? Самое закрытие магазина, толпа людей торопится закупиться. Один ты гуляешь в пустом зале и оказываешься вне зоны поражения.

– Это просто совпадение. Я задержался. Не знал, что купить на закуску.

– А я смотрю, от тебя водкой на всю машину воняет. Ну и что у нас в этом сезоне к водочке берут? – осведомился офицер.

– Ну, это… Бананы, – Максим сам понимал, как это прозвучит со стороны.

В этот раз громогласный хохот сотряс всю машину.

– Они дешёвые были, а у меня денег мало, – попытался оправдаться Максим, но его голос потонул в многоголосом смехе.

– Вам в вашей секте кто легенды пишет? Стендап-комик? – с улыбкой спросил офицер.

Стендап, довольно популярный до ядерной войны, сейчас считался низкопробным юмором, которым занимаются старики для того, чтобы смешить других стариков.

– Ладно! – офицер убрал колено с груди и поднялся, отчего дышать Максиму стало не в пример легче. – Скоро ты нам всё расскажешь.

Грузовик остановился, задние двери распахнулись, и Максим увидел затемнённое пространство, похожее на подземный паркинг. Его взяли под руки и повели к металлическим дверям, на которых была напечатана круглая эмблема полицейского департамента. Он судорожно озирался, пытаясь рассмотреть лица мужчин, которые чуть ли не волоком тянули его вперёд.

Тревога нарастала с каждой секундой. Максиму отчего-то казалось, что он никогда отсюда не выйдет и не увидит больше солнечный свет. Чувство беспомощности парализовало мозг и тело. Должно быть, именно так себя чувствует скот, отправленный на убой, в последние минуты жизни.

Полицейские провели Максима через стальные двери. За ними располагался короткий коридор, ведущий к лифту. Он уже был на месте, возможно, вызванный кем-то заранее. Стража с несчастным узником зашли внутрь, и кабина поехала… вниз.

Максиму сразу вспомнились детские страшилки про утилизацию людей в подземных бункерах посредством их сжигания в печах. Чтобы хоть немного внести ясность в происходящее, он спросил у конвоира:

– Почему мы едем вниз?

– Камеры для допросов людей из третьей касты внизу, – сухо пояснил офицер.

Максим сглотнул:

– А чем они отличаются от камер для второй касты?

– Те повыше расположены, и там есть окна, – посмотрев на него, хмыкнул полицейский.

– Я солнце последний раз видел даже не сегодня, – заметил Максим.

– Ничего страшного. Мы сюда не загорать приехали.

Лифт остановился. Заскрипели, открываясь, двери, и они двинулись по коридору. Третья дверь слева была самой массивной, к ней и подвели Максима. Посредине небольшой комнаты, что скрывалась за дверью, стоял обшарпанный стол, кресло, несколько стульев, в углу притулилась кушетка.

«На случай, если забьют до потери сознания», – подумал Максим, и от этой догадки мурашки забегали по спине.

Ему освободили руки, но лишь для того, чтобы привязать их к подлокотникам кресла, в котором он должен был сидеть во время допроса. Пятна крови на обивке отсутствовали, что говорило либо о гуманности офицеров, либо об их тяге к чистоте. В комнату вошёл полицейский в штатском. Смуглый, поджарый и седоватый, с тяжёлым взглядом и тонкими губами, он произвёл на Максима неприятное впечатление.

– Меня зовут Филипп, – коротко представился полицейский. – Я проведу с тобой допрос по факту теракта в магазине, который произошёл полчаса назад. Ты должен сказать мне всё, что знаешь. И главное, какова твоя роль в этом?

Один из полицейских, сопровождавших Максима, выдвинул предположение:

– Я думаю, это он пронес взрывчатку. Он – единственный, кто не пострадал при взрыве.

– Нет! – Максиму впервые удалось повысить голос, почти закричать. – Я уже говорил, я не знал ни о какой бомбе!

В этот момент в дверь просунулся молодой парень в форме и обратился к Филиппу:

– Капитан, здесь журналисты, – сообщил коллега. – Они требуют, чтобы допрос проходил в их присутствии.

– Пропусти их, – распорядился Филипп. – Но скажи, чтобы рассчитывали только на пять минут. Я не смогу работать при журналистах. Вся информация, получаемая при допросе – это тайна следствия.

Минуту спустя в помещение, словно жужжащий пчелиный рой, влетела толпа представителей СМИ. У каждого журналиста имелась портативная камера с подсветкой, сбоку которой находился небольшой микрофон с логотипом компании на ветрячке. На Максима посыпались вопросы подобно тому, как недавно на него валились товары с магазинных полок:

– Кто вы? Как вас зовут?

– Зачем вы совершили теракт?

– Сколько вам за это заплатили?

– Вы верите в бога?

– Какие требования предъявит «Чёрный огонь» на этот раз?

– Вы поддерживаете утилизацию массовых убийц?

– Почему вы не скрылись с места преступления?

– Кто из лидеров «Чёрного огня» отдал вам приказ?

Максим окончательно растерялся. На большинство вопросов у него попросту не было ответов. Он тупо переводил взгляд с камеры на камеру, жмурился от слепящего света и молчал. Журналисты не унимались и продолжали кричать наперебой. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этот шум, не пропускать в своё сознание творящийся вокруг абсурд. Но даже такое простое действие Максим не мог сделать – руки были обездвижены зажимами.

Пытку Максима, как ни странно, прекратил Филипп:

– Всё, господа, ваше время истекло! – он поднял ладонь в выпроваживающем жесте. – Уверен, вы собрали достаточно материала, чтобы сделать отличный репортаж. А теперь выходите, мне нужно работать с нашим общительным подозреваемым.

Журналисты шутку не поняли. Они начали требовать извинений и дополнительного времени, а некоторые даже пригрозили судом за препятствование работы СМИ. Филипп, слышавший подобное неоднократно, снисходительно улыбался в ответ. Его улыбка исчезла, когда он остался наедине с Максимом и полицейским из конвоя.

– Проклятые журналюги. Терпеть их не могу. Они самозабвенно кричат о правде и свободе слова, но интересуют их лишь громкие заголовки и деньги. Ни один не спросил тебя о том, каково видеть разорванные твоей бомбой тела? Не хотел ли ты посмотреть в лица детей, оставшихся без родителей? Жертвы их не интересуют. Их интересуешь ты – человек, создавший инфоповод. Такие, как ты, дают им работу. Такие, как ты, их восхищают. А все эти мертвецы лишь повод написать о тебе. Они им не интересны. Им интересно лишь их количество. Каждый новый человек, погибший в реанимации после взрыва, продлит жизнь этой новости, пока она не будет высосана до дна.

– У меня был выбор, идти в магазин или нет, – заговорил Максим, когда наступила тишина. – Я же мог пойти сразу домой, доесть эти чёртовы консервы и лечь спать. Но нет, захотелось чего-то другого. Теперь сижу здесь, как идиот, и пытаюсь доказать, что не убивал людей. Посмотрите на меня. Посмотрите на мою квартиру. Такой человек, как я, не способен на убийство. Просто смелости не хватит.

Чуть-чуть помедлив, Филипп кивнул:

– Согласен, на матёрого террориста ты не похож. Поник, вон, как прыщавый мальчишка после первого девичьего отказа. Но говоришь ты правду или просто хорошо играешь свою роль, мы сегодня проверим. У нас впереди занимательная ночь.

– В чём же её занимательность? – осмелился уточнить Максим, снова ощутив мерзкий зуд между лопаток.

Проигнорировав его реплику, Филипп продолжил:

– Когда ты зашёл в магазин, не заметил ли ты там чего-либо подозрительного?

– Нет, – уверенно мотнул головой Максим.

– Может, каких-то людей, которые вели себя странно, или странные предметы? Может быть, что-то странное было на улице? Машины, голограммы. Что угодно.

– Нет, я не видел ничего странного, совсем! – голос Максима сделался хриплым. В горле окончательно пересохло. – Я просто хотел купить что-нибудь выпить и поесть.

– Ну да, водочку с бананами. Оригинально, – усмехнулся Филипп.

– Именно так. Смешно, но это правда. А сейчас я хочу простой воды, – прохрипел Максим.

– Я бы отказал тебе, знаешь, в воспитательных целях, но из тебя же тогда слова не вытянешь, – вздохнул Филипп. – Ладно, обеспечим.

Конвоир тут же взял рацию, дал команду, и спустя полминуты в дверях появился молодой парень, который предупреждал о журналистах. В его руке была полулитровая бутылка воды.

– Я принёс, – сказал юноша и поставил её на обшарпанный стол.

Он уже собрался уходить, когда его остановил Филипп, сказав:

– Это вода для подозреваемого. У него связаны руки. Считаешь, я должен его поить?

Конвоир коротко хохотнул.

– Простите, я не подумал, – замялся молодой человек.

– Тот, кто не думает, отсюда быстро вылетает, сынок, – сказал Филипп, приподняв брови. – А теперь напои нашего подозреваемого. Он сегодня убил больше двадцати человек и очень утомился.

Парень взял бутылку в руки, подошёл к привязанному, открыл крышку и замер в нерешительности.

– Поверь, мне тоже неловко, – хрипло усмехнулся Максим.

– Давай-давай. Я ж тебя не кровь с мозгами отмывать прошу. Да шучу. Я сам отмою, если что. Аккуратно, он же захлебнётся. Приподнимай бутылку медленно. Вот так. Ты посмотри, какой водохлёб. Почти всю бутылку выдул. Давай, ещё чуть-чуть. Теперь всю. Вот и молодец, – комментировал Филипп.

– Спасибо, – сказал Максим юноше и вздохнул с облегчением.

– Не стоит благодарности, это его работа, – фыркнул Филипп. – Ты только бутылку не выбрасывай, – обратился он к молодому коллеге. – Если подозреваемому понадобится по малой нужде, мы тебя снова позовём.

Парень скривился, представив, как выполняет это малоприятное задание, и вышел из допросной.

– Что ж, – после секундной паузы Филипп хлопнул себя ладонями по коленям. – Напомню, мы в комнате для допросов третьей касты. Здесь разрешается использовать все наработки следственного дела.

– Что это значит? – Максим задышал чаще. – Бить будете?

– О, нет, – многообещающе заверил Филипп.

Он отошёл в сторону, начал разминать руки и делать небольшие наклоны вправо-влево, как боксёр на тренировке, после чего скомандовал:

– Доставай!

Конвоир подошёл к Максиму сзади, извлек из сумочки на спинке кресла малогабаритный пистолет и протянул его Филиппу.

– Классная штука! – сказал тот и покачал оружие в руке, как бы оценивая его на вес. – Я пару раз испытывал, хорошо себя показала. Вредная, малость, но ты молодой, переживешь.

Филипп обошёл стол и приблизился к своей жертве. Максим заёрзал на месте. Он чувствовал себя глупым и беспомощным, словно лягушка, которая ползёт прямо в пасть змее. Что собирается делать офицер? Как далеко ему позволено зайти? Выстрел в голову подозреваемому ему ничем не поможет. Мертвецы, как правило, немногословны. Проделать пару непредусмотренных физиологией отверстий подальше от крупных артерий помогает развязать язык. Но что делать, если язык и так развязан? Максим крепко зажмурился, ожидая самого худшего.

Филипп, чувствуя страх подозреваемого, мерзко ухмыльнулся. Он приставил пистолет к его руке и нажал на спусковой крючок. Максим стиснул зубы, часто дыша, но выстрела всё не происходило. Тем временем на затворе пистолета загорелась красная светодиодная лента. Из дула выскочила короткая тонкая игла, попав точно в вену. Укол по ощущению можно было сравнить с укусом комара. По мере того, как в организм поступал препарат, красная лента на затворе постепенно окрашивалась в зелёный. По завершении инъекции раздался короткий мелодичный сигнал.

Максим открыл глаза и изумленно посмотрел на место укола. Не считая крошечной красной точки на коже, его рука осталась невредимой.

– И это всё? – не веря своему счастью, спросил Максим.

– Ты что, правда думал, что я в тебя стрелять буду? – усмехнулся Филипп.

– Ну, предполагал, – замялся Максим.

– Какие вы все, гражданские, смешные, – Филипп закатил глаза. – Выстрел даже из мелкокалиберного пистолета в таком тесном помещении бьёт по ушам, как ботинок 45-го размера. Если бы я хотел проделать в тебе дырочку, я бы дверь открыл, надел наушники и мясницкий фартук с защитной маской. Случайные брызги крови моему костюму ни к чему. Не буду говорить, сколько он стоит. Завидовать будешь. И, чёрт возьми, когда я говорил про вредность, я не имел ввиду пулю. Называть огнестрельное ранение вредным всё равно что называть взрыв вспышкой.

– У страха глаза велики, – смущённо ответил Максим, стараясь сгладить впечатление от своей трусости.

– Тоже изучаешь древние тезисы? Или как их называли тогда – поговорки. Не суть. В общем, причинение физического вреда подозреваемым это метод такой же древний, как и поговорки. Это, – Филипп ещё раз продемонстрировал пистолет. – Это Т-14, применяется только для третьей касты или по разрешению спецсуда. Минут через пять ты заметишь его действие. Тебе понравится.