Kitobni o'qish: «Россия суверенная. Как заработать вместе со страной»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Представленная читателю книга Сергея Чернышева – о том, как заработать деньги. В этом нет ничего необычного: на прилавках очень много литературы, посвященной этой волнующей теме, – историй успеха, учебников, пособий по правильному питанию и т. п. Необычным обстоятельством, отличающим эту книгу, является то, что рецепты автора рассчитаны не на отдельных частных лиц. Субъект, который должен зарабатывать, называется Россией. А нам с вами предлагается повысить собственную капитализацию в качестве составных частей этого субъекта. То есть – заработать на обогащении собственной страны.

Это довольно тревожная для постсоветского человека постановка вопроса. Что, я снова должен работать на государство – и это только-только вкусив счастье возможности работать на себя и для себя? Однако Сергей Чернышев предлагает поставить вопрос иначе: а что если относиться к своему государству не как к мешающей жить ограничительной системе, а как к особого рода собственности? Вообразить на минутку, что фразы из Конституции РФ об источнике власти и правах гражданина – не риторические фигуры, а действительный документ правообладания, и перевести эту «фантазию» в режим бизнес-планирования. Иначе говоря, воспринять Россию как свое.

Как это возможно? Ключевая тема в книге Чернышева – тема капитала и капитализации. Его трактовка этих тем – максимально гуманистическая: капитализация понимается как некая генеральная осмысленность, описанность и обсчитанность хозяйственной деятельности, а капитал – активный субъект этой деятельности. Иными словами, капитал – это «ты с твоими активами», понимаемые как одно целое. А размер твоей капитализации зависит не столько от числа контролируемых тобой ресурсов, сколько от степени их упорядоченности и организованности, «протяженности цепочек», то есть – качества твоей работы с ними.

При этом автора трудно заподозрить в лучезарном коммерческом оптимизме, столь характерном для бизнес-учебников. Он мыслит жестко, раз за разом ставя перед читателем болезненные альтернативы. Собственность, которой не управляют, рано или поздно отчуждается от собственника – из этого абстрактного положения для нас буквально следует: или мы научимся управлять Россией как своей собственностью, или у нас ее отнимут тем или иным способом (подробное описание способов прилагается). И никакая атомная бомба не спасет. Ее отнимут, как отнимают спички у малолетнего ребенка: нахмурив брови и погрозив пальцем.

Вместе с тем данная книга – не самоучитель по менеджменту, будь то корпоративному или государственному. Ее автор – в первую очередь философ, публицист, сооснователь Русского института и соиздатель сборника «Иное», и только потом – многолетний практик корпоративного консалтинга. И потому это только кажется, что его книга – об экономике. На самом деле она про российскую демократию.

В идущей сегодня дискуссии о понятии «суверенная демократия» неоправданно мало говорится о собственности и ее роли как системообразующего фактора демократических институтов. Сергей Чернышев придерживается другого подхода. «Суверенный» для него – это в первую очередь собственный, принадлежащий по праву. В этом смысле когда мы говорим «суверенная» – мы обозначаем принадлежность, а не качество. Разница здесь – как в отношении к своему автомобилю от отношения к чужому. В чужом автомобиле ты едешь или в качестве водителя – тогда тебе указывают, куда ехать; или в качестве пассажира – тогда платишь за проезд по поминутному тарифу. При этом вряд ли ты хочешь иметь в качестве личного автомобиля дымящий, дребезжащий и ломающийся шедевр доморощенной конструкторской мысли тридцатилетней давности. Скорее всего ты будешь ориентироваться на объективные показатели такие как скорость, комфорт, экономичность, безопасность, соответствие современным стандартам и т. д.

Если конкурентоспособность понимать как экономический синоним суверенитета, это значит, что ценность любых твоих «активов» определяется только одним – в какой степени ты в состоянии их использовать в конкурентной борьбе. Демократия – это основной инструмент нации в мировой конкурентной борьбе, система распределенного управления национальными активами, работа которой – повышение их совокупной капитализации. В этом – безусловный политический подтекст рассуждений Сергея Чернышева о скудости и богатстве.

Осенью 2006 года в Москве прошло несколько экспертных круглых столов по теме «экономика суверенной демократии». Прочитав данную книгу, я понял, что такая формулировка – это постановка проблемы с ног на голову. Речь не о том, какая экономика может быть свойственна нашей демократии, а о том, как демократическая система управляет реальной экономикой современной России, в какой степени она «схватывает» эту экономику. Книга Сергея Чернышева – отличный повод задуматься об этом.

Алексей Чадаев, член Общественной палаты РФ

Часть I
Узел российских проблем: некапитализированное богатство

Твой день взошел, и для тебя ясна

Вся дерзость юных легковерий;

Испытана тобою глубина

Людских безумств и лицемерий.

…

Зови ж теперь на праздник честный мир!

Спеши, хозяин тороватый!

Проси, сажай гостей своих за пир

Затейливый, замысловатый!

…

Садись один и тризну соверши

По радостям земным твоей души!

Е. А. Боратынский

«Тут один из нас, после некоторого молчания, сказал, что есть предмет, о котором мы столь же желаем, сколько боимся спросить… Счастливый остров, где мы сейчас находимся, известен лишь немногим, хотя самим его жителям известна большая часть света; это видно из того, что здесь знают европейские языки… тогда как европейцы никогда не видали этого острова и не слыхали о нем. Это кажется нам удивительным…»

Ф. Бэкон. «Новая Атлантида»

НОВАЯ АНТАРКТИДА

Всемирный ледник с припасами

Антарктида для абсолютного большинства жителей Земли – далекий и таинственный континент, снежное пятно на глобусе, где часто встречаются русские названия: остров Петра, море Беллинсгаузена, Земля Александра I…

Есть подзабытое русское слово «ледник» – с ударением на первом слоге. Так называлась емкость для хранения продуктов в холоде в эпоху до рождества «Электролюкса». В каждом приличном доме был ледник, зимой в погребе запасался лед, и благодаря этому все лето сохранялись свежие продукты.

Антарктида – глобальный ледник, 14 миллионов квадратных километров ничейной земли, где под многокилометровым панцирем льда до поры хранятся общие запасы человечества. Здесь не ведется не только разработка полезных ископаемых, но даже их поиск, не говоря уже о производстве.

В XX веке континент оказался в перекрестии противоречивых национальных интересов и территориальных притязаний. Эти противоречия удалось лишь временно заморозить. В 1959-м был заключен хрупкий международный договор, по которому Антарктида объявлена достоянием всего человечества. Ныне на ее территории запрещена всякая деятельность хозяйственного характера.

Тем не менее никто не сомневается в том, что недра Антарктиды полны ценнейших ресурсов. Как никто не сомневается и в том, что схватка за этот НЗ – впереди, что наступит черный день, когда на остальных континентах будут исчерпаны запасы сырья, когда станет нечего есть, нечем дышать, нечего пить, закончатся нефть, уголь и газ… А эти времена ждать себя не заставят.

Но правда ли, что этот ледник, этот аварийный стратегический склад человечества – безальтернативный и единственный?

Съем добра с земного пода

Если взять совокупный валовой продукт всех стран мира и поделить на общую площадь всех континентов за вычетом Антарктиды, мы получим интегральный показатель, очень грубо оценивающий среднюю производительность единицы земной суши. Назовем его глобальным удельным валовым продуктом (ГУВП).

Взглянув сквозь призму этого параметра на территорию возлюбленного отечества, мы обнаружим ее воистину удивительные свойства.

Спустя пятнадцать лет после беловежского краха мы все еще занимаем около 13 % земной суши, при этом производя чуть более 2,5 % общемирового валового продукта. Таким образом, производительность единицы российской территории (национальный удельный валовой продукт – НУВП) в пять раз ниже, чем в среднем по земному шару, включая горные субконтиненты Азии и бескрайнюю сельву Америки, африканские тропические болота, ледяную Гренландию и жаркую Сахару.

А если вывести за скобки более или менее развитые европейскую часть России и Урал? По площади оставшаяся территория, назовем ее Сибирская Россия (СР = Западная Сибирь + Восточная Сибирь + Дальний Восток), практически равна Антарктиде. Удельный же съем добра с квадратного километра этой территории уже в 20 раз меньше, чем в среднем по земному шару. Это катастрофа. Эффективность использования потенциала территории Сибирской России составляет менее 5 % от производительности территорий таких стран-середнячков, как Пакистан, Украина и Тунис.

Ну а если бестактно сопоставить эффективность освоения Сибирской России со странами «восьмерки»? Выяснится, что мы хозяйствуем на родной земле в 340 раз бездарнее Германии, в 480 раз бесхознее Японии, теснящейся на скалистом клочке неуютной земли, регулярно сотрясаемом землетрясениями.

Кто парится, а кто лежит под паром

Сколько продукта можно было бы получить, если бы удалось поднять производительность использования ресурсов территории России даже не до европейского уровня, а хотя бы до среднемирового?

Введем такой параметр, как недополученный валовой продукт (НдВП):

НдВП = (ГУВП – НУВП) х Пл(Н),

где НУВП – национальный удельный валовой продукт, а Пл(Н) – площадь страны.

Элементарные подсчеты показывают: недополученный валовой продукт России составляет почти 5,5 триллиона (то есть тысячи миллиардов) долларов. Это первое место в мире, которое мы по-родственному делим с Антарктидой. Только вот мы паримся, а она лежит под паром.

А если для сравнения нарочно выбрать страны с обширной территорией, выяснится, что российская земля используется в 15 раз менее эффективно, чем американская, в 12 раз хуже индийской и в 8 раз – китайской. По параметру производительности единицы территории Россия в целом соответствует Перу, Алжиру, заледенелой Канаде и пустынной стране-континенту Австралии. При этом в первых двух очагах цивилизации плотность населения соответствует российской, а канадцев и австралийцев на квадратном километре в четыре с половиной раза меньше, чем нас, канючащих о депопуляции.

Вот он – огромный ледник, бездонный резервуар, битком набитый энергетическими, минеральными, биологическими ресурсами. Конечно, в 1959-м, когда заключался международный договор об Антарктиде, никому не пришло в голову обсудить заодно и тему России, поскольку по количеству танков мы тогда превосходили все остальные страны, вместе взятые, раз в пять. Сегодня ситуация иная, и, когда в крутую годину человечество начнет лихорадочно шарить по сусекам, выяснится, что Новая Антарктида расположена куда ближе и удобнее, чем старая.

В отличие от последней здесь местонахождение богатств известно, запасы разведаны. Их не придется выковыривать из-под ледяного панциря толщиной в несколько километров. За ними не нужно плыть на край света. От американской Аляски этот архипелаг сокровищ отделяют три морские мили (пролив между Малым и Большим Диомидом). А Индия и Китай с их совокупным населением чуть ли не в половину земного расположены вообще вплотную к кассе. Да и путь из Европы сюда вдесятеро короче, причем его можно проделать на автомобиле.

Приплыли. Вот она, подлинная Новая Антарктида, уникальный ресурс земного шара, который несравненно доступнее, а значит, и востребован будет быстрее.

Четыре стихии: свои и чужие

Кто виноват, что Новая Антарктида не осваивается?

Чтобы ответить на этот вопрос, поначалу смягчим его и спросим иначе: от каких параметров – природных и общественных – зависят степень и глубина освоения той или иной территории и, следовательно, размер валового продукта, который снимается с единицы ее площади?

Каждая из четырех стихий природы – земля, вода, воздух, огонь – по отношению к человеку выступает либо как чуждая для него, враждебная, разрушительная сила, либо как ресурс, который он может присвоить, превратить в свой – в производительную силу.

Используя эти стихии порознь или соединяя друг с другом, человек превращает их в «машины» (в широком смысле слова), которые в состоянии произвести для него работу. Так, вода с помощью выталкивающей силы носит на себе суда. Океанские течения в сочетании с муссонными ветрами влекли парусные корабли в Новый Свет, проделывая большую часть работы, которую до того брали на себя весла, а после переложили на гребные колеса и винты.

Сила межмолекулярного сцепления и прочность кристаллических структур некоторых веществ, называемых металлами, такова, что позволяет разрушать аналогичные связи в других, более мягких веществах, таких как дерево или грунт. Та же сила межмолекулярного сцепления металла, соединенная с физической работой человеческой мышцы, позволяет использовать их комбинацию для работы штыка или лопаты.

Огонь согревает жилище и работает в плавильных печах, вода вращает турбину, ветер держит самолеты и надувает паруса, земля производит злаки и древесину.

Но та же земля порождает малярию, саранчу, коноплю и ядовитые грибы, вода затопляет жилища и опустошает побережья, огонь сжигает города, а воздух в виде торнадо оказывается разрушительнее ядерного оружия.

Можно сказать, что производительная, порождающая сила единицы территории зависит, во-первых, от природных качеств самой территории и, во-вторых, от того социального способа, каким люди присваивают здесь силы природы и превращают их в свои.

В поисках широты плодородия

Бытует заблуждение, что единица северной территории значительно менее плодородна и производительна, чем единица территории южной, просто в силу того, что там теплее. На деле все не так просто.

Во-первых, производительная сила Земли – в смысле производимой ею биомассы – не слишком зависит от широты. Леса гораздо лучше растут в тайге и предгорьях, чем в пустынях, степях и саванне. Киты идут за планктоном в северные воды, которые вообще куда богаче рыбой.

Во-вторых, многие природные факторы на юге гораздо разрушительнее для людских производств и поселений. Такие беды, как торнадо и цунами, пресловутый Эль-Ниньо, в северных широтах встречаются куда реже. Да и для жизни хрупкого человеческого существа Амазония и Сахара враждебнее, чем Таймыр. В целом, за исключением отдельных оазисов, подавляющая часть континентов, как на севере, так и на юге, большую часть года малопригодна для жизни.

В-третьих, зона тропических лесов и болот круглый год непроходима для транспорта, в то время как на Севере существуют такие возможности, как зимники, или движение по руслам замерзших рек.

Холод так же необходим для современной цивилизации, как тепло. Затраты электроэнергии на промышленные и бытовые кондиционеры и холодильники являются одной из главных статей в структуре энергопотребления. По этой причине веерные отключения случаются жарким летом не реже, чем холодной зимой.

Лед, к примеру, можно рассматривать как машину по производству холода, необходимого для множества процессов, обеспечивающих жизнедеятельность человека. Лед в процессе таяния поддерживает вокруг себя нулевую температуру. Холод можно даже перевозить в виде больших кусков льда. Ледники, собственно, так и работали: лед заготавливали по зиме, резали на ровные блоки, укутывали соломой, а потом все лето эксплуатировали аккумулированный холод, созданный природой.

Если на Западе для заготовки свежемороженой рыбы требуется могучий рефрижератор, у нас можно просто выкидывать выловленное из полыньи на берег – и при температуре минус 20 все тут же замерзнет не хуже, чем в фирменном холодильнике.

Кроме того, лед айсбергов и ледников – это колоссальные запасы чистой пресной воды, поскольку они образовались в тот период, когда экологической проблемы на Земле не было.

Так что природа в российских бедах невиновна. Казалось бы, нет ничего ужаснее природных условий Японии – одни скалы, дороги проложить невозможно, почти нет почвы, на которой можно что-то выращивать, безбожно трясет: там сплошные вулканы и разломы земной коры. Но наши Курильские острова по природным условиям практически не отличаются от Японии. Тем не менее в Японии производительность территории в 24 раза выше среднемирового уровня, а у нас – в 20 раз ниже.

Можно утверждать, что совокупная производительная сила единицы территории (включая возобновляемые энергоресурсы, полезные ископаемые и биопродуктивность) слабо зависит от географической широты. Участок суши характеризуется примерно одной и той же емкостью полезных для человека ресурсов. Просто разные широта и долгота дают различное сочетание неодинаково производительных, но равно необходимых человеку сил и факторов. Интегрально же в сумме выходит примерно одинаковая величина. Чем больше по площади и разнообразнее по составу территория, тем ближе ее потенциал к среднеземному.

Это обстоятельство в наиболее очевидном виде выражает формула Эйнштейна E = mc² – из любой единицы массы, независимо от того, лед это, песок, вода или плазма, в пределе человек может извлечь одно и то же количество энергии, равное произведению массы на квадрат скорости света.

Но в этой формуле содержится и более важная идея: энергия – это «антропная» величина, то есть социальная, а не физическая. Энергия – мера работы, которую та или иная природная система в состоянии совершить либо для человека как сила производительная, либо против человека как разрушительная сила (в виде взрыва, например).

Недостижимая эффективность паровоза

Выходит, производительная сила территории определяется почти исключительно социальным фактором, а именно – общественным способом присвоения природных сил. Человек как биосоциальное существо, как популяция, обитающая по всему земному шару, присваивает силы природы:

– посредством определенных форм производства;

– пребывая в определенных формах общения отдельных особей и частей человечества между собой;

– с помощью определенных форм со-знания (то есть совместного знания), благодаря которому осознает, описывает, моделирует и изменяет затем природу.

Несовершенство каждой из этих форм порождает свои издержки и приводит к тому, что из всей совокупности сил природы присваивается только небольшая их часть, причем эксплуатируется лишь ничтожная доля их потенциальной мощности. Большая часть энергии остается невостребованной или растрачивается впустую.

Несовершенство форм производства ведет к производственным издержкам. Так, человек, за редким исключением, не умеет извлечь из вещества ядерную энергию и довольствуется примитивной химической, да и то не из всех веществ, а из дров или угля. А та в свою очередь присваивается, скажем в паровозе, с КПД, равным 7 %.

Несовершенство форм общения выражается в таком всемирно-историческом факторе, как бардак: люди большую часть времени не работают, а бестолково мечутся, наступая друг другу на ноги; на одного с сошкой приходятся семеро с ложкой и семижды семеро с калькулятором.

Наконец, несовершенство форм сознания выражается, например, в таком феномене, как идеология. Идеи, овладевая массами, гораздо чаще превращают эти массы в разрушительную, чем в производительную силу. Люди тратят время на митинги, организуют крестовые походы, бьются друг с другом насмерть по поводу трактовки той или иной строки Священного Писания, бесконечно пишут и читают неумные статьи в никчемных газетах – вместо того чтобы работать.

О национальной странности великороссов

Какие именно социальные причины приводят к тому, что Новая Антарктида не осваивается, а производительность земель у сибиряков ниже, чем у австралийских аборигенов?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, стоит для начала пренебречь различиями в производственных технологиях, используемых у нас и за рубежом. Так, турбины, изготовленные «Силовыми машинами», отличаются от аналогичных агрегатов Siemens или General Electric непринципиально. И высоковольтные линии электропередачи устроены примерно одинаково. Причину наших огромных потерь следует искать на другом этаже – в издержках сферы общения между людьми, компаниями, корпорациями, государством и обществом в процессе производства.

Почему, к примеру, в Сибирской России почти не строятся новые ГЭС? Гигантские северные реки Лена, Енисей, десятки их мощных притоков текут круглый год, текут и подо льдом, тая в себе колоссальные запасы невостребованной энергии.

Говорят, в стране для такого строительства нет инвестиций. Этот аргумент для вменяемого человека смехотворен, потому что избыточными деньгами современный мир набит битком. Вот же они, валяются под ногами, пойдите и возьмите – хотя бы в инвестиционном банке. Выясняется, что мы этого не можем. То ли не знаем, где банк, то ли по-английски не говорим, то ли говорим, но такое, что люди в банке, вместо того чтобы дать нам кредит, срочно вызывают охрану.

Кто-то наивно сошлется на то, что в Сибирской России слишком мало населения. Но для строительства ГЭС местное население в лучшем случае бесполезно. Электростанции возводят профессионалы-строители, они могут работать вахтовым способом. На мировом рынке труда этих строителей и простых чернорабочих – избыток, и совсем несложно привлечь их на наш Север, сколь бы крайним он ни был.

Отсутствие жителей, напротив, редкая удача для гидростроителей, потому что одна из основных статей затрат при возведении станций – переселение людей из зон затопления. А у нас в Сибири тысячи километров речных берегов пустуют, там никто не живет, лишь кочуют горстки охотников. Молочные реки с кисельными берегами – пустяк по сравнению с этими могучими потоками чистой энергии в открытом доступе. Где еще на земном шаре найдется такое место?

В отличие от ледового континента у Сибирской России есть номинальный хозяин. По крайней мере сегодня он волен делать с ней все, что заблагорассудится. Это означает, что антарктическая неосвоенность наших просторов вызвана только одним – трансакционными издержками хозяйственной системы, нашей немыслимой, вопиющей неспособностью и нежеланием осваивать колоссальные ресурсы, что валяются буквально под ногами.

Мы сами, и только мы, виноваты в том, что богатства Новой Антарктиды пропадают зря. Мало того, мы навлекаем на себя беду, вводя ближних и дальних соседей в искушение. Ведь наша вызывающая бесхозяйственность существует в открытом информационном мире, в условиях перенаселения окружающих территорий, жители которых гораздо эффективнее эксплуатируют природные ресурсы.