Kitobni o'qish: «Русский город Севастополь. Книга первая»

От автора

Беру на себя смелость показать события Первой героической обороны Севастополя. Об этой славной вехи в истории России написано множество научных трудов, защищено сотни диссертаций. Исследовательские работы начались сразу после Парижского конгресса в 1856 году и продолжаются по сей день. До сих пор ведутся споры: на чьей стороне осталась победа, а кто проиграл в этом конфликте. Существует множество выводов, теорий, предположений…. Одни исследователи склонны утверждать, что победа досталась коалиции европейских держав, другие уверяют – победа коалиции (если можно это назвать победой) ничтожна, и больше от этой войны выгадала Россия. Есть и теоретики, утверждающие, что в данном конфликте остался единственный выгодополучатель – Италия, начинавшая в те годы обретать независимость. На клочке земли, размером не больше тысячи квадратных километров развернули боевые действия пяти крупнейших держав. В войну были вложены астрономические суммы. Тонны чугуна, свинца, золота превратились в пролитую кровь и разрушенные города….

Но не буду углубляться в политические теории. Меня больше заинтересовали судьбы людей. Простых людей, волею обстоятельств, попавшие в жерло этой кровавой схватки. Больше трёхсот тысяч убитых и искалеченных – итог конфликта. Если попадёте в Севастополь, то будете удивлены тем, что отголоски тех сражений до сих пор хранит земля. Кругом можно встретить воинские захоронения, от Альминского поля и до Федюхиных высот. И всё это – люди, судьбы, их погибшие мечты и стремления….

Работая над книгой, мне пришлось изучить множество подлинных документов, мемуаров, журнальных статей и сборников воспоминаний: Тотлебен, Зайчонковский, Погосский, Панаев, Берг, Бакланов, Дубровин, Гюббенет, Фролов и многих, многих других свидетелей той эпохи. Часто воспоминания у разных авторов противоречили друг другу. Тогда приходилось прибегать к трудам мэтров исторической науки, таких, как Тарле, Ченнык, Скорников….. Я подбирал наиболее достоверные факты, сопоставлял их и, только после этого, включал в ткань книги. Я честно пытался вести беседы или переписку с современными, титулованными историками. К сожалению, ничего путного из этого не вышло. Возможно, мне попадались не те люди, но все историки, как мне показалось, слишком увлечены собой. Обычный вывод из беседы с мэтром исторической науки: только он один знает истину, остальные все неучи и дилетанты.

Поэтому хочу обратить внимание читателей, что книга не совсем моя. Я, всего лишь, собрал её, словно лоскутное одеяло, сотканное из воспоминаний участников тех огненных лет, подобрав наиболее правдивые, на мой взгляд, гипотезы, выводы, основанные на исторических фактах.

Данная книга – художественный образ событий. Пытливый историк найдёт на страницах множество несовпадений, неправильных толкований или исторических ляпов. С кем-то в данной книге автор не сойдётся во мнениях. Все же я не научный работник.

Приятного чтения!

Предисловие

Если начнём искать причины Крымской войны, то наткнёмся на множество закономерных экономических факторов, соответствующих мировым тенденциям середины девятнадцатого века. Известный французский историк Фернан Бродель ввёл в историческую науку такое понятие, как Мир-Экономика. По его теории существуют следующие экономические модели: Экономика – замкнутый Мир и Мир – самовоспроизводящаяся экономика. Американский социолог, политолог и философ-неомарксист Иммануил Морис Валлерстайн усовершенствовал понятие этой модели, назвав её Мир-Система. Таких моделей, как Мир-Система может быть несколько. Если обратим взор в эпоху средневековья, то обнаружим: Восточно-Азиатскую Мир-Систему, Мир-Систему Индийского океана, Европейскую Мир-Систему, Русскую Мир-Систему и так далее. К середине 19 века, благодаря развитию транспортных связи, торговли и колониальным завоеванием Мир-Системы объединялись, схлопывались, пожирали друг друга. В конце их осталось всего лишь три: Восточно-Азиатская (Китайская), Русская и Европейская.

Но, благодаря индустриальной революции, с середины 40-х по середину 60-х с Европейской Мир-Системой произошли глобальные изменения. Частная модель Мир-Система превратилась в глобальную Мировую Систему. Если изолированные Мир-Систем сосуществовать в один и тот же период времени может несколько, то Мировая система должна быть только одна. Для развития Европы с индустриальным центром в Великобритании вскоре стала насущная задача: уничтожить альтернативных Мир-Систем, дабы они не мешали развитию. То есть их надо было поглотить, как периферийные области новой Мировой Системы. Но прежде, чем поглотить, их надо было ослабить и подчинить экономически. Недаром вместе с Крымской войной начинается Вторая Опиумная война. Надо признать, что намеченных целей ни Крымская, ни Вторая Опиумная войны не достигли. Китай так и не стал колонией. Россию не удалось отбросить к границам начала 17 века. Однако и Россия, и Китай перестали быть Мир-Системами: Китай отстоял независимость, но превратился в экономическую полуколонию; Россия влилась в капиталистическую Мировую Систему.

Наступил бурный период с 1848 года по 1867 год. История подкинула грандиозные события: Кризис 48 года; революция в Европе, которая должна была отрицательно сказаться на экономике Англии. Британскую экономику от краха спасли два важных обстоятельства: в мире были открыты два крупных золотоносных месторождения – в Австралии и в Америке (Калифорнии). В самой Америке началось усиленное строительство железных дорог. Колонисты вышли к Тихоокеанскому побережью. Следствием данного события стало то, что интересы Америки перекинулись в сторону Азии. Но так, как французы и англичане прочно ухватили Китай, США нужно было искать плацдарм экономического давления, чтобы урвать свою долю в Азии. В 1854 году командор Мэттью Кэлбрейт Перри открывает для США двери в Японию.

Ещё несколько важных событие того периода: объединение Германии и объединение Италии; гражданская война в США 1861-1865 гг.; в Японии – 1868 году Реставрация Мэйдзи, превратившая отсталую аграрную страну в одну из ведущих экономик Мировой Системы; в Китае с 1850 по 1864 бушует Тайпинское восстание против Манжурской империи Цин и иностранных колонизаторов; первая война Индии за независимость, известная, как Сипайское восстание 1857 -1859 года.

Именно этот насыщенный период с середины 40-х по середину 60-х явился водоразделом между разными цивилизационными периодами.

Крымская война – одно из важнейших событий этого переломного момента истории. Англия ставила чёткую задачу: убрать Россию, как геополитического противника и прекратить существование России, как отдельной Мир-Системы. Если со вторым пунктом Великобритания кое-как справилась, то первый пункт ей оказался не по зубам. Россия достойно ответила Англии в Центральной Азии, где развернулось противостояние, которое впоследствии будут именовать «Большой игрой».

Великобритания действовала без спешки, тщательно подготавливая плацдарм для нападения. В конце 40-х годов британцам удалось сформировать у крупных государств Европы враждебное отношение к России, замешанное на страхе перед русской угрозой и на цивилизационном отличии просвещённой Европы от варварской России.

Австрия и Пруссия наглядно увидели силу и мощь Российского оружия в 1849 году при разгроме Венгерского восстания. Франция в то же время пыталась всеми силами возродить былое могущество, но усиление России на Балканах весьма беспокоило Наполеона Третьего. Ни в коем случае нельзя было допустить русским беспрепятственный выход в Средиземное море.

В 1950 году произошла нелепая ссора между католическими и православными священнослужителями в Палестине. Раздор произошёл из-за Храма Господня. Французский посол в Константинополе потребовал от турецкого султана передать права владения Храма Господня католическому духовенству. Но Российский посланник Титов потребовал то же самое для православных священников.

Эта ссора побудила Францию теснее вступить в сношение с Великобританией. Хотя, надо сказать, после разгрома Наполеона, Франция и без того была экономически и политически привязана к Англии. Можно проанализировать историю Франции и заметить: как только в Париже возникает идея вести самостоятельную политическую игру, так сразу же Англия организовывает революции, как это произошло 1830 году и 1848 году. Николай Первый заинтересовался конфликтом в Палестине и решил надавить на Османского султана. Сразу же Англия и Франция, объединившись, стали настраивать Турцию против России. Австрия и Пруссия, вместо того, чтобы поддержать Россию, как недавнего союзника, неожиданно для Николая, заняли нейтралитет, больше похожий на откровенное предательство. Впрочем, подлость, лицемерие и предательство – вполне обыденные явления в европейской высокой политике. А далее – разгорелась война, вошедшая в историю, как Крымская война 1853—1856 годов (Kırım Savaşı в Турции), или Восточная война(la Guerre d’Orient во Франции), или Русская война (Russian war в Англии) – война между Российской империи, с одной стороны, и в составе коалиции Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства – с другой.

Петербург

Пролётка остановилась у парадного подъезда обычного для Петербурга, двухэтажного дома, сжатого с двух сторон такими же серыми домами со строгими каменными фасадами. Небольшие ажурные балкончики выходили на Владимирский проспект. Высокие филёнчатые двери с массивными бронзовыми ручками недавно выкрашены. Заботливые хозяева обычно к весне обновляли краску на входных дверях. Три каменные ступени чисто выметены. В высоких окнах отражалось сумрачное северное небо. Из пролётки сошёл молодой офицер, лет тридцати, тяжело опираясь на трость. Левая рука его была подвязана к шее черным платком. В петлице поблескивал орден Святого Станислава. Лучик весеннего солнышка, пробившийся сквозь тучи, сверкну на эполете с цифрой полка.

Дверь парадного входа отворилась с протяжным скрипом. Появился маленький сутулый старичок в заношенном зелёном фраке и в огромных растоптанных башмаках. Седые волосы, оставшиеся на затылке и над висками, всклочены нимбом. Лицо бледное, высохшее, с большим острым носом и выцветшими карими глазами под нависшими белёсыми бровями. Он казался сердитым, но завидев офицера, тут же вспыхнул радостью и удивлением. Распрямился, насколько позволяла его сгорбленная спина.

– Господи! – воскликнул старичок и быстро перекрестился. – Виктор Аркадьевич! Вы ли это?

– Тише, Семён! – строго, но с любовью попросил офицер. – Тише! Кто в доме есть?

– Только брат ваш, Александр Аркадьевич. Недевича, как вчера из Англии воротился. Младшенький, Павел Аркадьевич, ещё в училище. А что же у вас с рукой? Боже! Боже! – испугано запричитал старичок.

– А матушка где? – Офицер кинул быстрый тревожный взгляд на окна дома.

– Они с батюшкой вашим в церковь уехали, на обедню. Скоро будут.

– Хорошо, – произнёс офицер с облегчением. – Кофры мои внеси в дом.

– Это – мы мигом!

Старик, кряхтя и сопя, снял с задка пролётки два больших дорожных кофра из толстой, потёртой местами, кожи и юркнул с ними в дом.

Офицер вошёл в переднюю, остановился перед каменной лестницей, ведущей на второй этаж. Снял фуражку. С блаженством вдохнул запах родного дома. Тот же лепной потолок, те же ложные колонны. Изразцовая печь…. Всё здесь знакомое, родное. А справа, под лестницей покосившаяся дверь в каморку старика Семёна.

– Витька! – Сверху по лестнице к нему кинулся брат Александр. Высокий юноша, двадцати пяти лет с военной выправкой. На круглом бледном лице чёрточкой выделялись тонкие черные усики. Тёмный, военно-морской сюртук с двумя рядами блестящих пуговиц сидел ладно на его сухой фигуре. Александр хотел было обнять брата, но подбежав, в нерешительности остановился. – Господи, зачем тебе трость? Нога? А с рукой что?

– Все хорошо, Сашенька. Помоги мне подняться, – улыбнулся офицер. – Да не смотри ты на меня, как на калеку, – весело потребовал он. – Помоги, иначе я буду час взбираться.

– Тебя изранили? – заботливо спросил брат, поддерживая Виктора за талию. Они осторожно зашагали вверх по ступеням.

– Пустяки, – поморщился Виктор. Но тут же коротко ойкнул. – Осторожнее! Ребра болят. Ты стиснул меня, словно куль с мукой.

– Прости, Витя, – испугался Александр.

***

– Всё те же зелёные обои, – грустно улыбнувшись, произнёс Виктор, оглядывая гостиную. – Диван наш старый.

– Да, наш старый диван, – подтвердил брат. – Помнишь, мы из него фрегат в детстве делали. За моря плавали. Ты присаживайся. Я распоряжусь подать чаю.

Внизу хлопнула парадная дверь. Послышались торопливые шаги в подкованных сапогах.

– Витька! Где он? – звонко прозвучал юный голос.

– Там, – ответил старик Семён.

В гостиную ворвался тонкий юноша лет семнадцати, с едва прорезавшимися усиками. Отшвырнул в сторону форменную курсантскую фуражку, на ходу скинул шинель и бросился к Виктору.

– Тихо, тихо, Пашка! – на его пути тут же встал Александр. – Что ты, как зверь алчущий кидаешься? Дай Вите в себя прийти. Он только с дороги.

– Ой! Ты ранен? – отшатнулся юноша. Оглядел Виктора с ног до головы.

– Ничего. Иди сюда, Павлушка, обниму тебя. Ох, и вымахал. Выше меня стал.

Виктор отставил в сторону трость. Братья обнялись. Вдруг Виктор оттолкнул младшего Пашку и поморщился от боли.

– Быстро, сюртук помоги снять! – попросил он. – Сначала руку…. Платок развяжи …. Вот так. Опускай её…, – он стиснул зубы и часто задышал. Александр и Павел осторожно стянули со старшего брата сюртук. На белой блузе с левого бока расплылось темно-красное пятно. – Проклятие! Рана открылась, – посетовал Виктор.

– Что делать? – испугался младший Павел.

– Отправь Семена в аптеку. Пусть бинтов купит, – распорядился Александр.

– Сейчас! – Павел кинулся к выходу.

– Поможешь? – обратился Виктор к Александру. – Крови не боишься? Надо унять её. Не дай Бог, матушка увидит. Не говори ей, что я ранен.

– Как же, не говори? – с сомнением покачал головой Александр. – Ты же хромаешь. И рука….

– Да сними ты свой мундир. Перепачкаешься сейчас, моряк.

Блуза вся пропиталась кровью. Александр стянул её осторожно с брата. Под блузой оказались бинты, туго стягивающие грудь и живот.

– Эх, рубашку не отстирать, – покачал он головой. – Кровищи сколько.

– Надо её спрятать, потом сжечь, – решил Виктор.

Александр очень аккуратно размотал повязки.

– Ох, и заштопали тебя криво-косо, – недовольно сказал он, пытаясь унять кровь, прикладывая к ране сухой край бинта. – Чем это тебя так?

– Штыком. Хорошо, аскер вскользь попал. А бил-то со всей дури.

– Но заштопали же, как паршиво! – все возмущался Александр. – Что за фельдшер? Гнать таких надо в шею!

– Да где же ты в армии сейчас других найдёшь? – горько усмехнулся Виктор. – Коновалы – да и только. Видел бы ты, как руки-ноги отпиливают, словно сучья на деревьях. Как смог ходить, так сразу сбежал от них.

– Постой! – Александр замер. – Ты сбежал из госпиталя?

– Сбежал, – кивнул Виктор. – А ты бы хотел, чтобы я совсем околел? Бывал в наших госпиталях? Смрад, грязь, вши…. Если не от гангрены, то от тифа загнёшься. Кормят дрянью. Нас, офицеров, ещё сносно, а солдаты – так те вечно голодные.

– Голодные солдаты в госпиталях? Да быть такого не может! – ужаснулся Александр. – Почему?

– Ты, как ребёнок, ей-богу! – усмехнулся Виктор. – Потому что порядка нет, и снабженцы воруют.

– Да что ты придумываешь! – возмутился Александр, и вновь принялся протирать рану.

– Эх, Сашка, давненько ты дома не был, – вздохнул Виктор. – Здесь тебе не Англия.

– Я тебе скажу: в Англии не лучше, – сухо ответил Александр. – Моряков ещё уважают, а солдат никто за людей не считает.

– Что, и гвардию? – удивился Виктор.

– Нет. Гвардейцы в почёте. А из линейных полков солдаты по статусу чуть выше каторжников.

Влетел Павел. В руках бумажный пакет.

– Сам к аптекарю сбегал. Семён – он что-нибудь не то купит. А я и корпии отличной выбрал. Бинт широкий. Аптекарь ещё порошок какой-то дал. Говорит, предотвращает гниение плоти. Я у него ждановской воды спросил, а он сказал – это лучше.

Александр взял у Павла тёмную склянку, высыпал на ладонь несколько белых кристаллов.

– Сульфат цинка, – с умным видом произнёс он. – Надо его растворить в тёплой воде.

Послышался цокот подков по булыжнику. Павел бросился к окну.

– Родители! – в ужасе воскликнул он.

– Брось, ты, этот порошок, – закричал Виктор на Александра. – Перевяжи скорее рану. Павел, рубаха чистая есть?

– Сейчас! – Павел помчался в другую комнату и вскоре вернулся с чистой блузой.

Не прошло и минуты, как Виктор был перебинтован. На него натянули чистую блузу. В плечах узковата, но другую искать было некогда. Надели сюртук…. С лестницы послышались шаги и голоса. Говорили мужской твёрдый бас. Ему отвечал женский тонкий, но уверенный голос. Наконец все пуговицы застёгнуты. Окровавленную рубаху Павел ногой закинул под диван, туда же засунул трость….

Когда полный, седой генерал в парадном мундире и дородная пожилая дама вошли в гостиную, Виктор уже стоял, вытянувшись в струнку, а с двух сторон его незаметно подпирали младшие братья. Дама ахнула и, не в силах устоять на ногах, села на диван, тут же заплакала.

– Витя? – воскликнул генерал. – Виктор! Спаси и сохрани! – перекрестился он. – Да когда же ты….? Почему я ничего не знал о твоём приезде? Ну, иди же скорее, поцелуй меня и матушку.

Собрав волю в кулак, стараясь не хромать, Виктор твёрдым шагом подошёл к матери. Дама порывисто вскочила, обняла сына.

– Не плачьте, матушка. Я живой, – утешал он её.

– Господи, – оторвалась она от его плеча. – Я молилась, молилась о тебе. День и ночь молилась, о моём Витенке. Как же я рада.

– Анастасия, голубушка, он никуда уже не денется, – мягко сказал ей генерал. – Поди, переоденься, да прикажи накрыть на стол. Виктор с дороги, голодный, небось? Никто не спорит, что материнская любовь согревает, но не накормит. Всё, всё, никуда он уже не исчезнет. Будет здесь тебя дожидаться.

– Хорошо, хорошо, – закивала дама, вытирая кружевным платком слезы, обильно текущие из глаз. – Немедля распоряжусь.

Матушка вышла.

– Рад видеть тебя, сын, – со вздохом сказал генерал. – Уже штабс-капитан. Надо же! Ты как себя чувствуешь? – забеспокоился он, заметив, что Виктор побледнел.

– Прекрасно, отец, – с улыбкой ответил тот, закатывая глаза.

Братья еле успели его подхватить и отнесли в спальню Павла.

***

Как только за окном спустились сумерки, а ужин с вечерним чаем подходил к концу, Анастасия Дмитриевна отправилась в свои покои. После неожиданного приезда старшего сына у неё от волнения резало в груди. Доктор, старый немец в пенсне, с вечно сердитым лицом, примчался тут же. Выписал ей остро пахнущую микстуру и потребовал, чтобы фрау Анастасию Дмитриевну не волновали. Отдохнуть ей надо, иначе сердечко не выдержит.

Павел вынужден был отправляться в казармы. Он без того еле вымолил увольнение, чтобы повидать брата. А завтра ещё экзамен по фортификации – самый важный. Павел оканчивал Императорское инженерное училище.

В гостиной остался отец, старший Виктор и средний брат Александр.

– Матушка уснула, теперь можешь рассказывать, – сказал отец, раскуривая небольшую пеньковую трубку. – Где тебя ранили?

– Возле Четати, – ответил Виктор нехотя.

– Слышал, жаркое было дело, – многозначительно кивнул отец.

– Было, – коротко согласился Виктор.

– Как же все происходило? В газетах писали о невиданном героизме наших солдат.

– О героизме? Да, солдат наш воистину – герой, – мрачно произнёс Виктор.

– Что тебя тревожит? – насторожился генерал.

– Понимаете, отец, – как-то неуверенно начал Виктор. – Я хотел стать офицером, подражая вам, подражая нашему деду. Когда был мальчишкой, с замиранием сердца слушал ваши рассказы о героических битвах с Наполеоном, о покорении Парижа, о разгроме турецких армий, сражениях за Кавказ…. Мне казалось все так романтично. Нет большего счастья, чем воевать за царя и Отечество, за Веру Христову. Погибнуть в бою, зная, что жизнь твоя – героический миг в истории.… Но то, что я увидел в Дунайской компании, совсем не вяжется с вашими рассказами. Война – сплошная грязь, кровь и полное безумие.

– Неужели ты думаешь, что я тебе врал? – обиделся отец. Сердито принялся выбивать трубку в тяжёлую бронзовую пепельницу в виде античного кратера. – Да, на войне всякое бывает: и грязь, и кровь, и боль, и смерть….. А как иначе?

– Нет, я не думаю, что вы скрывали от меня правду. Больше того – уверен: в боях с Наполеонам полки российские покрыли себя славой. Но у меня возникают мысли, будто армия наша безнадёжно застряла в тех временах – в эпохе триумфального освобождения Европы.

– Почему? Растолкуй! Я ничего не понимаю, – недовольно потребовал отец.

– Я вам сейчас объясню. Взять, хотя бы, нынешних солдат Оттоманской империи. У аскеров отличные французские ружья с капсульными замками. Они атакуют по-новому. Их основной приём – огневой бой. Стрелки у них отменные. А мы все по старинке: сплочённым строем, напором, в штыковую….

– Но что в этом плохого? Веками так воевали и побеждали.

– Плохого в том, что мы гордо со штыками наперевес, стройными колоннами, как на параде шагаем в бой. А они нас картечью косят и со штуцеров расстреливают….

– Однако в газетах пишут о победах, – не понимал отец.

– Но какой ценой, – возразил Виктор. – Ещё полгода таких побед, и за Россию воевать некому будет.

– Так что было под Четатью? – помолчав, мрачно спросил отец.

– До Четати ещё был бой под Ольтеницей.

– Ах, Ольтеница, – кивнул отец. – Наслышан.

– Мы в июне вошли в Валахию и до октября стояли на Дунае в полном бездействии: по одному берегу мы, по другому – османы. Перестреливались иногда. В конце октября Омер-паша из Туртукая переправился на наш берег и занял карантин. А мы все бездействовали. Смотрели, как турки строят укрепление, но трогать их не смели. Почему такое происходило, генералы ответить не могли. Командиры кивали на князя Горчакова, Горчаков кивал на фельдмаршала Паскевича, князь Варшавский кивал на Петербург.

– Я слышал, велись сложные переговоры, – вспомнил генерал. – Европа такой громкий вой подняла, такой шум, когда царь приказал ввести армию в Валахию и Молдавию. Политика – дело тонкое, знаешь ли. Тут ничего не поделаешь. Дипломаты спорят, а солдаты умирают. Ну, так, что дальше было?

– Вскоре был дан приказ занять позиции для атаки. Все выдохнули с облегчением: наконец-то намечается настоящее дело. Позиция, надо признаться, отвратительная. Нас от карантина отделяло ровное поле. Нет, чтобы двинуть колонны до рассвета, тихо, в тумане. Подошли бы и выбили турок одним натиском. Так нет же, двинулись в полдень, под бой барабанов. Устроили перед турками парад. А они расстреливали нас, словно на полигоне. Наводчики у турок отличные, французами обучены. Наша артиллерия не поспевала. Поступил приказ взять ретраншемент. Но смысла в этом – никакого. Тут же попали бы под артиллерию с другого берега. И все же мы потеснили турок. Они побежали. Орудия бросили. Вдруг в самый разгар боя, когда победа уже была в наших руках, поступает новый приказ к немедленному отступлению. Почему? Зачем? Ничего не понятно! Зря положили больше тысячи солдат. Откатились на прежние позиции. Турки сами ничего не поняли. Стояли на том берегу и глазели с удивлением. Только к вечеру обратно заняли карантин.

– Странно. Генерала Данненберга за такое дело надо отдать под суд! – возмущённо высказался отец.

– За него вступился командующий, князь Горчаков, – пожал плечами Виктор. – Якобы генерал Данненберг приказал отступать, дабы не увеличить потери. Но если он боялся сильного урона, зачем вообще надо было устраивать наступление посреди дня, под барабаны? Да и в этот раз мы могли бы захватить турецкие пушки и, хотя бы, обстрелять суда, переправлявшие вражеские войска. Но Данненберг подарил туркам незаслуженную победу, а нас опозорил.

– Не хочешь ли ты сказать, что генерал оказался предателем?

– Нет, – отрицательно покачал головой Виктор и горестно добавил: – Он просто – бездарен, как и большинство наших генералов.

– Я с тобой не согласен! – недовольно воскликнул отец. – Большинство генералов из тех, кто маршировал по улицам Парижа, кто спас Европу от корсиканского чудовища. Как же они его смогли победить, если, как ты утверждаешь, были бездарными? Нет, я с тобой никогда не соглашусь!

– Возможно, вы прав, отец. Но где они, герои Бородино и Кульмы? Куда пропали?

– Сам же сказал, что война нынче другая, – пожал плечами отец. – Возможно, ещё не успели подготовить новые кадры. Не научились воевать по-новому…. Не знаю. Мне трудно спорить с тобой. Я в боях толком-то не бывал. Все больше фортификацией занимался. Но ты так и не рассказал, где тебя ранило?

– Князь Горчаков слишком растянул армию. От него поступали странные приказы, вроде: убивать, но не позволять убивать себя, или стрелять в неприятеля, но не подвергаться его огню. Генерал Фишбах занимался нелепыми манёврами, которые не имели никакого смысла. Просто изображал какую-то деятельность. Изматывал батальоны маршами. Постоянно поднимал всех по тревоге. Срочно строили укрепления, где они совершенно не были нужны…. Наконец его убрали. Место занял столь же бездарный генерал Анреп.

– Ох, не говори так, – погрозил пальцем сыну генерал. – Я хорошо знал Иосифа Романовича. Достойнейший человек. Золотым оружием кого попало не награждают. А он его получил из рук самого императора. И получил заслужено.

– Но послушайте, отец, что было дальше. Омер-паша решил преподнести нам подарок на Рождество: напал на отряд генерала Бумгартена. У того всего в распоряжении один батальон при двух орудиях. Я был в Одесском полку под командой генерала Бельгарда. Мы услышали канонаду. Генерал Бельгард поставил полк в ружье. Мы не знали, откуда может прийти угроза, поэтому Бельгард решил быть готовым к схватке. Примчался казак и доложил, что отряд Бумгартена окружён и вскоре будет уничтожен. Генерал Бельгард тут же повёл Одесский полк на выручку, не ожидая ни чьих приказов. Мы ударили в тыл туркам и выбили с позиций. Заняли их окопы. Нас нещадно громила артиллерия. Во время взятия окопов я получил удар штыком в ребра, а после досталось картечью. Одна пуля в плечо, другая в бедро. Хорошо, что турки стреляли картечью ближнего боя. Меня только контузило, а иначе…, – он не договорил.

– Погоди, а генерал Анреп послал вам помощь?

– Послал, – горько усмехнулся Виктор, – когда турки уже отошли в полном порядке. Видите ли, какое дело: генерал решил устроить рождественскую службу. В десяти верстах от него гибнет полк, а этому католику вздумалось справлять православное рождество.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами отец. – Иосиф Романович опытный полководец…. Как же он смог так поступить?

– Я не знаю, как мы дальше будем воевать с такими командирами? Да черт с ним, с Горчаковым, с Анрепом. Армию обворовывают.

– Обворовывают? Это – тяжкое обвинение! – предупредил отец.

– Сами посудите: ружья старые, ещё с кремневыми замками; порох негодный. Амуницию не ко времени подвозят…. Хорошо, что осень выдалась тёплая, да урожай в Валахии собрали богатый. Протянули зиму. В инженерной части воровство – невероятных размеров. Занимаем позиции, начинаем строить укрепления. Как только все окончено, поступает приказ отходить. Построены были земляные редуты, а по документам, чуть ли не каменные форты.

– То, что ты говоришь – ужасно! Но разве такое возможно? У меня в голове не умещается. Как же так? – пыхтел гневно отец.

– Вы бы видели, какой кошмар творится в госпиталях. Фельдшеров мало. Больные солдаты умирают от пустяковых ран. Голодают. Баланда из горсти крупы с сухарями – вся еда. Белья чистого не хватает, лекарств толком нет, бинтов, корпии…. За что нам такое наказание?

– Не понимаю, но как же царь? Неужели он не знает о тех безобразиях, что творятся в армии?

– За царя не могу ничего сказать. Но в Дунайскую армию я не вернусь. Буду просить направления на Кавказ, – твёрдо объявил Виктор.

– Кавказ? – ужаснулся отец.

– Уж лучше на Кавказ. Там честная война, а на Дунае свои же

генералы предают.

– Ну, зачем ты так, Виктор! – в отчаянии воскликнул отец. – Я тоже генерал, хоть и в отставке. Вот, брошу преподавать и подамся в армию. К черту эту кафедру, раз ты такое рассказываешь. В инженерном училище без меня обойдутся.

– Но, отец, посмотрите, во что превратилась военная академия. Вы утверждали, что преподают в ней на высоком уровне. Когда я четыре года назад поступал на курсы, помню, перед нами выступил с речью генерал Сухозанет. Меня тогда поразили его слова.

– И что же он такого сказал?

– Речь его сводилась к тому, что наука в военном деле не более чем пуговица на мундире. Мундир без пуговицы нельзя надеть, но пуговица не составляет всего мундира. Как же так можно обходиться без науки? А в кабинете у великого князя Михаила Павловича стоял шкаф с книгами, дверцы которого были заколочены гвоздями, дабы всем было понятно, что главное в армии не знания, а слепое подчинение.

– Тут дело не только в научном подходе к войне, – подал голос Александр. Он все время разговора сидел молча и внимательно слушал. – Чтобы нынче выиграть сражение одной смелости и отваги недостаточно. Должно быть, в армии современное техническое оснащение и современное вооружение. За три года моей стажировки во флоте Её Величества, я увидел множество изобретений, способных полностью перевернуть способы ведения войны. В Великобритании нынче эти изобретения стали обыденными, а у нас – в диковинку.

– Ты говоришь о паровых двигателях? – спросил отец.

– Именно. На парусные фрегаты ставят машины с приводом к винту, – и уже совсем другая тактика боя. Марсовых матросов понадобится меньше для управления парусами. Если попал в невыгодное направление ветра, маневрируешь машиной. В итоге: любой мощный фрегат с опытным капитаном и обученной командой, попав в штиль, будет легко потоплен небольшим пароходом под управлением какого-нибудь мичмана.

– Ну, это ты загнул, – не поверил отец.

– Ланкастерские орудия с клиновидным снарядом – слышали о таких? – продолжал разгорячённо Александр. – Снаряд в состоянии проломить корабельный борт любой толщины, да ещё взорваться внутри. Пароходы имеют меньший такелаж. Благодаря этому на палубу ставят большие пушки с поворотным орудийным лафетом. Не нужно ждать сближение с вражеским кораблём. Поворачивай орудие в любую сторону, ставь угол, какой надо, и стреляй. Но самое интересное – бронированные плавучие батареи на паровом ходу – мониторы. Смотрел я испытание такого монитора. Осадка низкая. Попасть в корабль трудно. Над водой торчит только бронированная батарейная башня. Можно подвести монитор вплотную к форту и бомбить его безнаказанно. При этом его броневые листы не смогут повредить ядра казематных орудий. И поджечь корабль невозможно. Стреляй по нему калёными ядрами, а что толку – он железный.