Kitobni o'qish: «Виртуальная реальность»

Почти все истории в этой книге основаны на реальных событиях. Прошедшее время размывает в памяти какие-то детали. И чем дальше время уносит их в прошлое, тем больше кажется что так все это и было, превращая текст в виртуальную реальность.

P.S. Да, и если хотите посмеяться или иногда улыбнуться, то вам сюда. Для надежности все шутки выделены черным цветом.

РУССКАЯ СМЕКАЛКА

-Ну, в общем, правильно. Перспективы есть, только не расслабляйтесь.

Услышав вердикт, мы все-таки расслабились. Зашедший к нам в гости солидный четверокурсник внушал уважение. Аккуратная бородка и слегка обозначившиеся залысины не оставляли сомнений в высокой квалификации живущего в соседней комнате "аксакала".

Мы – это три абитуриента, только что заселившиеся в большую комнату "Тройки"* на пятом этаже. Кроме нашей комнаты в блоке располагался санузел и небольшая комнатка по соседству, из которой неожиданно и появился "аксакал".

–Что, на физфак? – произнес он, выйдя на шум хлопающих чемоданов и шкафов.

–На физфак, – неуверенно ответили мы.

–Ну, это мы посмотрим, – продолжил он заглянув к нам через пару минут с задачкой.

–Вот, кто решит, тот и поступит, – он слегка замялся и улыбнувшись добавил, -а впрочем, не принимайте близко к сердцу, считайте это "пропиской на этой хате".

Мы "прописались", жизнь кажется налаживалась. Погода стояла отличная, теплые солнечные вечера заполняли улицы студгородка шумной молодежью, звенели волейбольные мячи, во тьме бродили пары, изо всех общаг звучала музыка.

Все испортили начавшиеся экзамены. Нет, погода не изменилась, Солнце не забывало появляться вовремя, а теплые вечера продолжали сменять друг друга. Но, как в театре, как будто раздался звонок, и представление началось. Казалось, включился какой-то механизм, невозмутимо накатывавший экзамен за экзаменом. Механизм, который должен был отправить назад примерно семьдесят процентов из нас.

В просторной комнате на пару десятков столов было еще немноголюдно.

–Берите билет", – приветливый голос исходил от пожилого человека за столом у доски. Выбор был, стол почти весь был закрыт бумажками, но я не стал никого задерживать.

–Билет номер....,– и номер билета и сам профессор сразу же ушли в туман и растворились в моей голове. Я стоял рядом со столом, голова активно работала над текстом. Все буквы и слова по отдельности были мне знакомы.

–Проходите, садитесь, – сквозь туман донеслись слова профессора, оторвав меня от расшифровки текста. На автомате я присел за дальнюю не занятую парту и снова взглянул на билет. Текст выглядел уже приветливее, как и ожидалось, там проступило два теоретических вопроса и одна задача. И, о чудо, я учил эти два вопроса. Подробные ответы с иллюстрациями совершенно точно уже были в моей голове. Это радовало. Успокоив дыхание и включив поиск информации я переключился на решение задачи. Задача с конденсатором тоже не выглядела необычной. На всякий случай я начал выписывать все знакомые по этой теме формулы.

–Посторонись, – вдруг произнес кто-то моим голосом. Им оказался внутренний голос. Из головы вдруг полезли ответы на первый вопрос. Пришлось срочно записывать все подряд. Цветные иллюстрации оказались уже лишними, ручка была только черного цвета. К задаче возвратиться снова не удалось. Мозг нашел ответы на второй вопрос, но уже в обратном порядке. Попасть в начальную ячейку памяти ему не удалось, поэтому текст пришлось переписывать заново.

–Послушай, друг, – голос за спиной совпал с легким тычком в спину.

–Есть листочек бумаги? – За партой сзади сидел незнакомый темноволосый парень с длинной прической а-ля Джордж Харрисон.

–Пара листочков всегда найдется, обращайтесь, – попытался я пошутить, передав листки.

–Молодые люди, – раздался голос профессора и свои шутки я отложил в сторону.

Задача оказалась не слишком сложной – решение уложилось в записанные формулы.

Так, теперь все проверить, добавить комментарии, запастись ответами на допвопросы и отрепетировать.

Зал между тем заполнился до отказа. Две девушки, непонятно каким образом попавшие сюда, только подчеркивали принципиальную разницу между "физиками" и "лириками".

Прошло всего пятнадцать – двадцать минут, когда в зал ввалилась веселая компания относительно молодых людей.

–Кто готов? – неожиданно раздался голос профессора. И веселые молодые люди дружно повернулись к нам.

–О господи! Прошел уже час? – Да, мои часы подтвердили это. Повторить материал я не успел.

–Молодой человек, вы готовы? – на меня смотрел один из весельчаков, подошедший поближе в поисках жертвы. Весельчак выглядел вполне безобидно, можно было соглашаться.

–Я готов, – раздался вдруг голос сзади.

–Ты не против? – Я был не против. Теперь можно было повторить свой билет.

Голос сзади начал уверенно излагать материал. Материал показался мне знакомым, сквозь обрывки фраз начали проступать процессы передачи тепла и теплоемкости – тема моего второго вопроса. Звуки одобрения заставили прислушаться к разговору. Разбираемая задача тоже удивительно походила на мою. У соседа оказался похожий билет. По крайней мере второй вопрос и задача. Чудеса, как тесен мир!

–Ну что ж, хорошо. Давайте на этом и закончим, – раздался голос Весельчака сзади.

–Через пару минут буду у вас, – обнадежил он меня.

–Милости просим, – радостно произнес мой внутренний голос.

–По крайней мере задача у нас решена правильно, – добавил он, обращаясь ко мне.

–Ну, что у вас, показывайте, – добродушно произнес Весельчак, усаживаясь рядом. Я охотно пододвинул свои листочки к нему поближе, демонстрируя готовность рассказать всю теорию не глядя.

–Что это у вас за задача?… И вопросы…? – голос Весельчака как-то изменился, выражение лица потускнело.

–Ну как, вопросы как вопросы, задача тоже обычная, – я вручил ему свой билет.

Пару минут он вглядывался в текст, казалось не веря своим глазам.

–Вот черт, уже ушел…, – неожиданно произнес мой собеседник, соскакивая с места.

В следующие пять минут он вышел из комнаты, снова в нее зашел, о чем-то посовещался с профессором, тщательно исследовал записи в тетради на столе, и, наконец, вернулся ко мне.

–Ну что ж, у вас все правильно написано. – Он позволил себе легкую улыбку.

–Но этот материал как-то неинтересно еще раз обсуждать, правильно? – Я согласился, этот материал действительно начинал надоедать: я успел повторить его раз пять.

–Отлично, – неосторожно добавил он.

–Тогда гляньте пожалуйста на это, – и он вытащил еще один билет.

Эти вопросы я тоже учил, процесс извлечения пошел намного быстрее. Казалось мой мозг уже пробил канал к тому месту где хранился курс физики. Ответы на дополнительные вопросы быстро извлекались откуда надо, пальцы послушно набрасывали решения задач, а внутренний голос уговаривал Весельчака вовремя остановиться: – пожалуй, мы уже ответили за себя и за того парня.

–Пожалуй, на этом можно закончить, – неожиданно согласился Весельчак.

"Того парня" я встретил в своей группе в сентябре.

–Николай, очень рад, – опередил он меня.

–Ну, извини, на твоем втором листочке было много чего написано. Я уж и не думал выкрутиться....

* Тройка – общежитие номер три в студгородке.

ЗНАКОМСТВО С ДЕКАНОМ

Было это на третьем курсе. Возможно у выживших к этому времени студентов вырабатывается иммунитет к учебе и экзаменам, возможно потихоньку сказывается возраст. Но так или иначе я решил окунуться в общественную жизнь. Каким образом я оказался в студсовете, вспомнить сейчас сложно. Скорее всего победил в упорной борьбе с другими достойными кандидатами. Но есть вероятность что кроме меня мало кто захотел туда идти, время было советское. Да, забыл сказать что это был студсовет легендарной "Пятерки", общежития, в которую селили ветеранов физфака.

Пятиэтажное здание Пятерки состоит из двух корпусов стиля "а-ля хрущевка", слегка сдвинутых параллельно друг относительно друга. К первому этажу поближе к улице примыкает достаточно просторный холл, в котором по субботам иногда возникают танцы. Никто не может заранее сказать когда они возникнут, и эта тайна так и остается нераскрытой. Парадная сторона Пятерки обращена на улицу Пирогова, обратную же сторону сплошной стеной обступают ели и сосны, сохранившиеся со времен покорения Сибири. Таким образом, если для половины жителей поддерживается обычный режим день-ночь, то для второй половины существует только один – полярная ночь. Для полноты ощущений стены коридоров и комнат внутри общаги выкрашены в сочный темно-зеленый цвет в стиле Айвазовского. Понятно, что лампы в комнатах на "обратной стороне Луны" почти всегда горят. Но такое расточительство компенсируется их отсутствием в коридорах и на лестницах. Вот в таких непростых условиях формируется цвет физфака.

Мне поручили третий этаж. Примерный круг обязанностей – регулярные проверки чистоты помещений и комнат, инженерные сети и работа с населением. В переводе это означает – чтобы комнаты не заносило мусором, туалеты не заливало, пьяные на дороге не валялись. Ну как-то так. Слава богу, общий душ находится в подвале, там ответственность размывается на всех.

Первый рейс с инспекцией: пробираюсь на третий этаж. Так, это точно он? Для верности поднимаюсь на два этажа выше – да, дальше крыша. Снова спускаюсь и иду в конец коридора. Главное здесь – система, никакой хаотичности: направление обхода – по возрастающим номерам, время обхода – 20-00 по средам, пусть привыкают. Середина недели – самое то. Понедельник – день тяжелый, народ нервный, не выспавшийся, в пятницу ты со своей проверкой явно лишний, не говоря уже про субботу. Так что среда. С богом!

В коридоре первого блока темно, лампа не включается, зато не видно мусора. Это плюс. Надо купить фонарь. Расположение дверей я помню твердо – слева туалет, прямо – маленькая комната, справа – большая. Или наоборот? Начинаю по часовой, включаю свет. Да, туалет – да, здесь никого, да, есть темы для разговора. Тем хватает. Настраиваюсь на серьезную беседу. Потребуется серьезное выражение лица, но я его не вижу. Надо отработать дома. За дверью в маленькую комнату не видно полоски света – никого нет. Зато за второй бьется жизнь.

–Можно? – В большой комнате за накрытым столом сидит человек пять, наш курс. Бутерброды и чай в самом разгаре, похоже моя тема не будет принята.

–Мужики, спасибо, не приглашайте, я при исполнении… Но как закончится пир, в помещении напротив у вас много работы, – деликатно выхожу из положения.

–В следующую среду я снова у вас.

В блоке напротив маленькая комната жива.

–Добрый день, к вам можно? – Дверь открывает высокий парень. Черт, это же Боб, президент "Кванта", легенда капустников и факультета. Я неловко переминаюсь за дверью, представляюсь и собираюсь откланяться.

–Заходите, проверяйте, никаких проблем, – Боб с улыбкой широким жестом приглашает к себе. В комнатке президента чисто и относительно комфортно.

–Спасибо, как-нибудь в следующую среду, – неуклюже отшучиваюсь я.

Клуб "Квант" в нашем Академгородке знают все. Каждый год где-то в начале марта члены клуба уходят в глухое подполье – обычно это холл в пристройке. Народ с интересом вглядывается в светящиеся по вечерам окна, но вход в пристройку строго ограничен – юмор вещь специфическая и действует, как правило, один раз. Учебный процесс заброшен как минимум на пару недель, но любые административные процессы замораживаются по умолчанию. Напряженность снаружи и внутри растет по экспоненте и к началу апреля достигает пика. Команда внутри холла иступленно репетирует до последнего. Снаружи клуб штурмуют со всех сторон в поисках билетов. Действующим студентам физфака гарантирован один билет, счастливцы! Бывшие включают все свои многочисленные связи, остальным прослойкам Академгородка выделены квоты. И вот, день Капустника…! Но об этом, наверное, потом – сейчас я не могу надолго оставить свой этаж.

Следующий блок выбивается из стандарта – в коридоре горит яркая лампа, чистота туалета и отсутствие мусора напрягает.

–Можно? – Дверь в большую комнату открывает девушка с нашего курса. За столом в центре комнаты сидит симпатичная девушка. Новенькая, со второго курса. Ага, какой это номер блока? К сожалению у них все идеально чисто. Просто не о чем поговорить. Надо продумать темы на этот случай.

Весь обход сегодня занимает примерно час. В темноте ставлю оценки, надеюсь что ничего не перепутал, поскольку номеров на дверях не видно. В трети комнат никого нет, но это ничего, главное система. В среднем, в каждой комнате кто-то живет, в среднем, я должен увидеть каждого и каждую.

Статистический подход со временем начинает срабатывать. В дело потихоньку вступает таблица с оценками за чистоту на первом этаже. Таблица размещена за толстым не бронированным стеклом под присмотром вахтера: высокий уровень культуры студентов физфака ничего не гарантирует. Я подозреваю, что на нее иногда смотрят, иногда косо, но на некоторых она действует. К тому же таблицу изучают представители деканата.

Кстати, сегодня намечается проверка, обещан визит самого декана. Декан, крупный, представительный мужчина и шутки с ним плохи. Нужно готовиться! Андрюха, староста второго этажа, уже побежал предупреждать своих. Спешу к подопечным. Последние штрихи: заправить кровати, мусор и бутылки – в шкафы, в крайнем случае запираем двери и мигрируем. На большой скорости сбегаю вниз по лестнице – где делегация? Снизу в темноте не спеша поднимается Андрюха.

–Андрюха, ну что пришли? – на автомате ободряюще хлопаю Андрюху по животу – мол не дрейфь. Хлопнутый живот оказывается неожиданно большим. На лету оборачиваюсь и вижу проступающее сквозь темноту и слабый свет из окна изумленное лицо декана. Две дородные женщины на ступеньках ниже замерли.

Решив не тормозить, пролетаю вниз. Андрюха так Андрюха, пусть вставляют лампочки.

Сегодня у нас нештатная лекция, декан, съездив в Массачусетский Технологический Институт, рассказывает о заморских чудесах. Например, группа студентов на семинаре первый час упорно штудирует выданные предварительно методички, на второй час в класс врывается преподаватель и бросается на студентов, сидящих вокруг него за столом формой буквы П. К концу занятий все, и преподаватель, в мыле. И это последний писк. Впрочем, писков довольно много, все интересно, наверное что-то будем пробовать.

Лекция заканчивается, я как прежде спускаюсь вниз, но при полном освещении.

–Молодой человек…, – это меня.

–Ну как у вас дела? Как этаж? Есть проблемы?…

Проблемы с лампочками на лестницах мы временно решили. Ну и вообще, нормальный оказался декан. Как-то так.

ЭКЗАМЕН ПО МАТАНАЛИЗУ

-… Кирпичников?

–Я.

Из-за последней парты встал рослый широкоплечий парень с длинной шевелюрой и уверенной ухмылкой на лице. Это был наш последний семинар по матанализу. Вся группа, сдав надлежащие задания и отмучившись на защитах, получила зачет. И теперь, развернувшись назад, расслабленно наблюдала за разворачивающимися событиями.

–Так вот вы какой, Кирпичников. И зачем вы пришли?

В голосе нашей семинаристки, почтенной дамы средних лет, послышались металлические нотки, дающие понять, что ожидать амнистии не стоит, и наглому молодому человеку, прогулявшему все занятия семестра, ничего в этой жизни уже не светит.

–Сдать зачет, я принес задачи, – оптимистично заявил Толян, приподнимая стопку мелко исписанных листов. Толян был известным в узких кругах специалистом по электронике, большую часть времени проводившем в общаге за паяльником, и не любившем выходить в свет.

Выражение лица нашей классной дамы было близко к выражению "доцента" из "Джентльменов удачи". Но и Толян, преодолевший два с половиной курса, тоже не в первый раз объявлялся на зачете.

Надо сказать, что наш университет был неправильным, или, выражаясь помягче, нестандартным ВУЗом. У нас было, страшно сказать, свободное посещение. Например, на лекцию к известному вольнодумцу Паше Белинскому могло заявиться не больше десяти человек, в основном старост групп. А влететь за это могло самому Паше, читавшему матанализ в оригинальном стиле, частенько вспоминая то, что он забыл сказать перед этим, так что лекция зачастую двигалась по спирали.

Отцы университета с нами тоже не сюсюкали и отыгрывались в сессию. В результате до выпуска, как правило, добиралось чуть больше половины первоначального состава.

В отличие от лекций, посещение семинаров считалось обязательным, более того, в течение семестра нужно было решить и сдать приличное количество домашних задач. Но "дух свободы" сказывался и здесь: мы могли себе позволить пропустить разумное количество занятий. Этот "дух свободы", как правило, помогал и таким ребятам как Толян. По крайней мере завязать разговор.

–Ну что-ж, все свободны. А вы – Кирпичников…

Свобода! Мы были не против. Весна, улица, солнце, девушки!

Другие зачеты? Нет, не сейчас!

А Толян? Что Толян, мы сделали все что могли – отдали ему листочки с решениями.

Толяна мы увидели в столовой на следующий день.

–Порядок, – кивнул он в ответ на вопросительные знаки наших физиономий.

Черт его знает как он это делал! Он умел разбираться в чужом почерке, текстах учебников, и, похоже, после этого, в самом предмете.

А между тем сессия неумолимо приближалась. К третьему курсу каждый из нас выработал свой метод подготовки. Кто-то уходил в читальный зал и проводил дни напролет в шелестящей тишине, где сотни спин как в молитве склонялись над текстами манускриптов. Было что-то загадочное в самой атмосфере зала.

–Смотри на эти умные лица, – говорил он тебе. -Вот как надо учиться, балбес.

Но там были и девушки, много девушек.

Лично я предпочитал забираться в пустующие классы учебного корпуса с книжками наперевес. Здесь можно было не стесняясь комментировать емкие курсы Ландау, отсылающие читателей довольно далеко к самостоятельному выводу "несложных" формул. Можно было критиковать бестолковых авторов за сухость формулировок и неумение изложить материал. Можно было лечь на скамью закинув ногу за ногу. А можно было просто сидеть и смотреть в потолок. В конце концов можно было блестяще выступить на любую тему перед любой аудиторией не рискуя своей репутацией.

Но большинство готовилось в общаге. Зачем куда-то ходить?

Честно отработав световой день захожу в комнату к соседям. Женя, мой одногруппник, сидит за столом при свете настольной лампы низко склонившись над клочком бумаги с чернильной перьевой ручкой в руке.

–Что за чудеса! Покажи. – Я долго и с удовольствием разглядываю компактный листочек в линейку, на котором уютно разместилась целая глава Фихтенгольца. Из футляра для очков выглядывают листочки с тем же аккуратным почерком. Я понимаю, что сейчас главное – не капнуть слезу восторга: Женя потратил не один день на переиздание третьего тома. После экзамена подарочный набор ручной работы будет в большой цене.

На кровати в глубине комнаты сидит Леня. Он сидит в позе лотоса в эпицентре разбросанных книг, конспектов и исписанных листков. Как настоящий кореец, Леня глубоко погружен в процесс и может пребывать в таком состоянии бесконечно долго, не отвлекаясь на шум, музыку и даже на "скачки".

Кстати, так называются еженедельные танцульки по субботам, которые спонтанно запускаются энтузиастами активного отдыха в холлах между крыльями "Восьмерки" (это наша общага, если что). Дикие "скачки" возникли здесь до нас и будут существовать после. Их регулярно пытаются запретить, организовать или направить в более культурное русло. Но это "Восьмерка", здесь девять этажей и восемь удобных холлов между двумя крыльями здания, на любом из которых может неожиданно выстрелить ударный рок. Низкие ритмичные звуки уверенно пробивают стены здания. В грохочущий зал поначалу неуверенно диффундируют первокурсники, жмущиеся к стенкам. Видавшие виды старожилы не торопятся. Но вот, наконец, критическая масса начинает движение в такт грохочущим ритмам. Заслышав там-тамы, внутрь постепенно просачивается публика из соседних общаг.

Леня небрежно заполняет стандартные листы формулами. У него противоположная концепция – неаккуратный почерк, исправления и разброс материала на листе должны отражать творческий процесс во время экзамена. Серый экзаменационный пиджак, исправно работающий со второго курса, ждет в шкафу окончания первого этапа. Подготовленный пакет будет разложен по темам, пронумерован и разложен по отсекам пиджака. Ленин пиджак, как концертный фрак музыканта, важный элемент экзамена. Пиджак придает вес и солидность, и в конце концов служит талисманом, даже когда не используется по назначению.

За столом в углу за стаканом чая сидит Славка. На его столе аккуратно сложены все три толстенных тома Фихтенгольца. Два дня до экзамена – времени еще достаточно.

На экзамен по матанализу мы приходим пораньше. Профессор один, команда помощников – экзекуторов подтянется примерно через час и этим нужно пользоваться. Леня в выходном сером костюме выгодно отличается от небрежно одетой студенческой братии. Внимательный взгляд мог бы отметить непропорциональную полноту, но профессору не до этого. Женя в очках и с изящным футляром тоже вне подозрений. Но вот билеты у нас на руках, и мы занимаем галерку. Славка проходит первый и на его могучей спине под пиджаком отчетливо проступает третий том. Я оперативно загораживаю вид на конспиратора и все проходит гладко.

Через пять-десять минут зал заполняется до отказа, шелест и бормотание затихает, и начинается работа. Профессор, закончив выдавать билеты, с видимым удовольствием разворачивает газету и отгораживается от нас событиями в мире.

Мы не против, за три семестра мы успели друг другу слегка наскучить и надеемся сегодня перейти в разряд просто знакомых. Уже завтра, проходя мимо, мы сможем позволить себе нейтральное выражение лица, легкий кивок:

–Профессор…

–Да, да, добрый день, – кивок в ответ, задумчивый взгляд. Где-то он нас видел…?

Громкий звук падения чего-то твердого и тяжелого заставляет весь зал пригнуться. Ритмичное шкрябание раздается слева от меня. Повернув голову, я вижу Славку, сидящего за последней партой в невменяемом состоянии. На полу под ним лежит толстый том Фихтенгольца. Правая нога Славки судорожно толкает его назад. Но припертая к стене книга, не поддается.

Впечатление упавшей бомбы бросило почти все наши тела вниз, к земле, к партам. Слева от меня на полу запорхали небрежно заполненные листочки. Леня лежит немного впереди меня и отчаянно смотрит на выпавшие из пиджака листы.

Газета в руках профессора дрогнула, но потом выпрямилась в уверенных руках. Профессор был не новичком в таких вопросах. Выждав нужную паузу профессор медленно опускает газету.

–Что у вас ребята?

Славка, наконец, в отчаянии затихает. Леня тоже замирает, прижавшись к парте.

–Футляр, профессор, – Женя поднимает вверх футляр от очков.

–C ключами.

Женя рискует, ключи должны быть амбарными.

–Осторожнее там, – профессор неопределенно качает портретом Корвалана и возвращает газету на место.

Мы справились с экзекуторами. Никто не пострадал, даже Фихтенгольц.