Kitobni o'qish: «Наследие Ночи»

Глава 1. Мёртвая

Впервые я попал в родовое поместье княгини, когда был ещё совсем юн. На дворе стоял 1726 год. Мне было восемнадцать лет. Мой отец, известный помещик, совершенно не собирался устраивать мне лёгкой жизни. Вместо этого он решил провести меня от самого низа, по всем терниям в собственных представлениях, о правильной жизни и становлении в ней человека, как самостоятельной личности. Совершенно не взирая на мой дворянский титул, он договорился со своей по родственной линии двоюродной сестрой и просто, по духу давней подругой, что я буду следить за её корреспонденцией и служить, как это называется дворовым нарасхват. Сегодня это имеет понятие «мальчик на побегушках». Кроме того на мне должен был лежать полный контроль входящей и исходящей корреспонденции.

Кому попало, такую работу не доверяют. Однако я оказался идеальным кандидатом. Выведать все тайны княгини мне было попросту от кого. Особых связей среди посторонних дворов у меня просто не было, а от друзей по частным занятиями меня держали в стороне, чтобы я по словам отца: «не тратил драгоценное время зря». Обучение я прошёл строгое и выверенное, потому мой почтенный папенька не сомневался во мне и сразу отрекомендовался княгине при встрече на одном из балов.

Когда меня только приняли в должность писаря, то я приступил к исполнению обязанностей и несению службы княгине и её угодьям в первый же день. Меня ждали, потому, как только я пришёл, меня сразу отрядили простым износчиком писем. Никогда не забуду первый день, когда я обскакал все соседние деревни и округу нашей провинции, развозя гигантскую кипу писем по всем окрестным домам и должностным лицам. Тот день был воистину крещением, так что когда я слез с коня, то пойти смог только через полчаса. Всё это время окрестные дворовые мальчишки смеялись над моим незавидным положением. Так как пятую точку опоры я натёр чуть не до крови, а ноги мои, не привыкшие к столь долгим конным прогулкам перенапряглись и просто онемели.

Дальше, лучше. Через месяц я достаточно окреп. Писем с каждой неделей становилось всё меньше, а я разобрался с накопившейся канцелярской работой, так что теперь лишь два-три дня в неделю уходило, чтобы развести за полдня и забрать все необходимые письма и бумаги. Несмотря на почти постоянное пребывание и проживание в доме княгини, её саму я видел лишь один раз вечером и мельком. Она вот-вот, прибыла из Петербурга. Но видел её я только условно. Что там можно рассмотреть почти в полной темноте в свете редких огней, лишь тёмный силуэт в платье до земли, да вежливые голоса извозчика и сопровождающего гостя.

Через пару дней после её приезда, ко мне в конторку ранним утром вошёл её слуга, по-видимому, носивший обязанности стряпчего. С его глаз я всегда проникал в её апартаменты, в кабинет и забирал-уносил бумаги, когда её не было. Когда же она была, то я почти никогда с ней не встречался. На этот раз ему видимо было не до меня и он просто на автомате дал мне ключи от её дверей. Сказав, чтобы я забрал со стола приготовленные для меня бумаги и все переписал их.

Впервые я заподозрил неладное. В её апартаментах была прохлада, хотя на улице стояла июньская жара. Я как обычно забрал приготовленное мне, оставил разобранные письма с ответами и удалился в свой кабинет. Стряпчий заглянул ко мне в обед, чтобы забрать ключи. К тому времени я уже переписал половину всех рукописей и так устал, что начинал клевать носом. Пару листов пришлось даже переписать, так как я капнул на них чернилами. Один был простой копией карты, а другой короткими пояснениями на её счёт.

Все тексты были кардинально отличны от тех привычных, с какими мне доселе доводилось иметь дело. Они содержали мало знакомые слова. Многие из них носили метафорический характер. Часть была на латыни, часть на английском и немецком. Часть я просто не знал. Хаотически переписывая текст, я копировал и зарисованные, причём весьма неплохо от руки картинки обозначения.

Что меня больше всего поразило, речь шла, о каких-то сложных процессах происходящих в человеческом организме. Если бы я не знал княгиню и её двор, то мог бы подумать, они предназначались университетскому профессору медицинских наук.

Стряпчий несколько раз заходил и торопил меня, на что я отвечал ему, что не могу быстрее, так как текст и так сложный, а попутные рисунки отнимают много времени. Ближе к ночи я закончил и отдал оригинал и весь труд стряпчему. Тот подробно рассмотрел проделанную работу и пересчитал оригинальные листы. Не сказав ни слова и не поблагодарив, он вылетел из моего кабинета мухой. Не закрыв дверь, поспешил прочь по коридору. Он так торопился, что забыл своё пенсне у меня на столе.

– Никодим! – окрикнул я его, но было уже поздно.

Пришлось взять пенсне и последовать за ним. Он плохо видел на оба глаза, потому всегда носил при себе пенсне, иногда почти не снимая его. Потому я видел необходимость передать его ему раньше, чем он доберётся до апартаментов княгини.

Когда я подоспел, дверь была прикрыта, но открыта. Ключи торчали в замке. Учтиво откашлявшись и постучавшись, я отпер одну из дверей и вошёл. Мне показалось, что он из зала мог последовать в её кабинет. Раньше я, конечно, не позволял себе такой вольности бродить в одиночку и заходить без приглашения, но мне показалось, сегодня был случай особенной важности и я не мог оставить Никодима в конфузе.

Войдя в кабинет, я не обнаружил в ней стряпчего. В открытую дверь я увидел покои. На по-царски шикарном, бардовом ложе лежала сама княгиня Виктория Светлицкая. Её бардовое платье занимало почти всю ширину кровати и свешивалось на пол по обеим сторонам. Руки у неё лежали на груди. Чёрные длинные волосы красиво раскинуты по золотистым и голубым подушкам. Я так и застыл, не зная, что сказать, но теперь уже не решаясь сбежать.

Тридцатилетняя княгиня выглядела не более чем на двадцать лет и была настоящей красавицей. Бледность лица её только красила. Однако она лежала так неподвижно, что у меня закрались недобрые подозрения. Дело в том, что прохладный воздух вокруг словно замер и был недвижим. Грудь её не поднималась, так что мне сразу показался странным её час отдыха или внезапный вечерний сон.

В этот момент в открытое окно прилетели звуки. На дальнем конце переднего двора, у ворот стоял стряпчий и отдавал уезжающему гостю те самые бумаги. В этом момент я понял, что если меня заметят в таком неловком положении, то выгонят в этот же момент взашей, не дожидаясь утра, за непроявленное уважение. Обострился момент тем, что когда я решил, перед тем как по-тихому уйти, посмотреть ещё раз, раз представился случай, вернее я сам его себе предоставил, посмотреть мельком на прекрасную хозяйку дома, которой я собственно и служил уже с месяц.

Мы встретились с ней глазами. Глаза её были такие большие и чёрные, что у меня перехватило дух, а сердце стало сильно колоть. В то же время я почти мгновенно влюбился. Находясь, где-то посередине между ужасом и обожанием я так и стоял, не решаясь ничего сказать, извиниться или уйти. Смотрела она на меня недолго. Секунд пять. А затем, улыбнувшись одними глазами, прикрыла их.

Не зная как реагировать, глупо и не к спеху поклонившись, я попятился спиной назад, вышел и сразу отправился к себе. Через пять минут, когда я уже собирался потушить свет и уйти на покой, ко мне зашёл Никодим.

– Ты очень бледен, – сказал он, по-видимому ища глазами своё пенсне и найдя его в протянутой моей руке одел. – Ты, кажется, не здоров Златозар.

– Я очень устал и хотел бы быстрее прилечь.

– Конечно. Ты хорошо поработал, – он протянул мне золотой рубль. – Отчего я воспринял его жест, как действительно очень щедрый, особенно учитывая, что ни разу ранее не слышал от него похвалы.

– Благодарю Никодим, – сказал я.

– Ты случайно сегодня ничего странного не заметил? – как-то рассеянно спросил он, повернувшись спиной. – Запах по дому какой-нибудь? Звуки.

– Разве что очень жарко, – ушёл я от темы. – Когда сидишь здесь весь день, время пролетает быстро и незаметно.

– Ну-да. Доброй ночи.

– Доброй.

Всю ночь и последующую я очень плохо спал. Это как-то было связано с глазами княгини. Но это было не совсем похоже на влюблённость, так как я уже имел неосторожность иметь симпатии к играющим глазками юным сударыням, при своём родном поместье. Это было другое. Так и не уснув за вторую ночь, я просто лежал в своей кровати, дожидаясь рассвета. Как вдруг по коридору промчалась одна из фрейлин с негромким, но задушевным криком.

– Мёртвая!

Я ещё подумал, ну что за глупость. Такие полные сил, красоты и жизни, молодые княгини не умирают просто так на третьем десятке лет от роду. Пусть и не состоящие в замужестве и не имеющие по странным причинам детей. Но всё равно это не показатель и вообще. Фрейлин могла сойти с ума. Пусть не за одно утро, а по простым жизненным обстоятельствам, скучной жизни в глуши, пусть и в роскошном особняке.

– Ты что кричишь?

– Княгиня мертва!

Фрейлин крикнула ещё несколько раз, уносясь дальше по коридору, но наверно её остановил один из дворовых и стал успокаивать.

Днём я мельком видел неспокойную. На ней не было лица. По распоряжению Никодима, в этот же день её увезли обратно домой в провинцию. Больше я о ней ничего не слышал. Впрочем, мне было и не интересно. Меня больше заволновала оставленная и смятая копия рукописи, на которую я давеча, случайно от усталости капнул чернилами. Чернила почти не затронули общие зарисовки и текст, так что я решил изучить их внимательно. Дело ещё не в том, что я не мог запомнить, что там было, а в том, что когда весь день напролёт с максимально возможной скоростью делаешь копии, общий смысл ускользает. Так сказать уходит на подсознание.

Именно этот общий смысл меня и стал изрядно пугать. На листах я внимательно изучил текст. Если убрать из него лишнюю воду, участки, где чернила безвозвратно испортили до неузнаваемости слова и те отрезки предложений и фраз на неизвестном мне языке, то выходила примерно следующая цельная картина.

Речь шла о некоей «пробуждённой» ото смерти, некто «не названной» принцессы и тёмной богини, которой принадлежит сама обратная сторона яви и луны. По легенде её должен будет пробудить волк. В затмение полнолуния кровавой луны, он придёт из леса и позовёт её своим воем. Тогда она поднимется, так как спала слишком долго. А с ней поднимется вся её тьма тьмущая и сонмище теней. Она пойдёт за ней. Пойдут за ней и все кто её боится. Глаза её мертвы. Душа её черна. Сама тьма ей не будет противостоять, потому что она будет с ней. Ибо не так черна та тьма, как она сама одна. Но есть один могучий рыцарь светлый. Вот он может противостоять ей. Но возможен иной исход.

Дальше текст заканчивался, а я даже пожалел что испортил так мало страниц. Что это, сказка? Но в целом, я их переписал и общий смысл «произведения» стал доходить до меня только сейчас. Если сначала я посчитал его за какие-то иностранные сказки с приложенными к ним многочисленными трудами по медицине, оккультизму, эзотерике, мистике и прочих тайных учений, то теперь они виделись единой системой, имеющий свой шифр. К тому же добрая одна шестая, была на незнакомых языках и мне стало понятно, что главный смысл и ключи ко всей массе текста были именно в них.

Последний развёрнутый и меньше всего пострадавший от моей торопливой неуклюжести лист, являл собой схематическую зарисовку. Я осмотрел его внимательно, но ничего кроме красивых завитков и геральдических знаков по полям не представилось мне интересным. Тогда я просто проложил их между чистыми листами бумаги и убрал в свой стол на ключ. Очередной бессонной ночью же меня осенило. Карта напоминала схему всего родового поместья княгини. Теперь я ждал удачного выходного, чтобы обойти его целиком и подтвердить свои догадки.

Глава 2. Карта

Я намеренно в два дня освободился от дел назначенных мне на три дня вперёд, чтобы высвободить день на изучение территории родового поместья графини. Освободиться вышло только в обед, но времени у меня было предостаточно. Никодим не стал бы искать, так как сам по поручениям отправился в соседнюю провинцию, а своих дел у меня не осталось. Так что, набросив на плечи свой летний сюртук и положив в карман сложенную вчетверо карту-схему с чернильным пятном, я отправился в сад, позади поместья.

Минуя садовых и дворовых служек, из цветочного сада я попал в разбитый огород, и под тенями слив, вишен и груш выбрался на мостик через речку. Кажется, я остался не замеченным, но даже если я буду уличён кем-то из местных и всё это дойдёт до Никодима, то всегда смогу отделаться простой отговоркой. Напрямую мне никто не запрещает прогуливаться по территории поместья, другое дело, что у меня на это обычно после всех разъездов не хватает времени. Так что я легко мог объяснить эту прогулку закончившейся работой и головной болью.

За рекой была старая роща. По карте она плавно переходила лес, но думаю, там она должна была быть отделена высоким каменным забором, чтобы дикие животные не проникали на территорию и не создавали в связи с этим проблем для местной животины и людей конечно. Основная центральная тропа через рощу, вывела меня на старинное кладбище. Я прогулялся по нему целиком, от начала и до конца, любуясь невероятной красоты склепами и выполненными из камня статуями. В целом кладбище было выдержано в общем стиле самого поместья, но просматривались отдельные извания и гораздо более древние, ни на что не похожие и явно причудливые, особенно если учесть, что они изображали ни святых, ни людей и уж точно не известных мне животных.

За кладбищем было небольшое озеро, окружённое со всех сторон лесом. Именно его залили чернила на моей схеме, так что я даже немного расстроился, представляя, что на его месте может быть нечто очень интересное и мои поиски увенчаются если не открытием, то просто любопытной находкой. Солнце клонилось за лес, пора было возвращаться.

Пока я стоял у озера, с кладбища донёсся глухой металлический звук, так что я сразу покрылся мурашками и счёл это подходящим знаком, чтобы вернуться до темноты. На обратном пути меня привлёк обросший мхом и вьюном, а от того не самый выразительный и пожалуй даже скрытый склеп. В отличие от других его стены покрывали красивые гравюры и в целом резьба по камню могла сойти за настоящее произведение искусства, точно это не просто усыпальница, а нечто гораздо и гораздо большее.

Небольшая окованная дверь в него была слегка приоткрыта. Натоптанной тропы к нему не было, но это было и не удивительно. Когда-то могли приходить навещать сюда усопших, а со временем это делать прекратили и склеп остался неприкрыт. Из нездорового любопытства и ведомый каким-то наитием, я решил заглянуть именно в него. Пусть моя экскурсия будет полной.

Только сейчас, оказавшись почти в полной темноте, я дал глазам привыкнуть и осмотрел пространство с каменными гробами, украшенными окантовками и узорами из металла. Подумать только, кем могли быть эти люди, раз после смерти им оказали почести подобного толка, а не сделали скромную могилу с камнем или плитой сверху. Склеп словно оказался глубже и соответственно чем дальше, тем темнее, так что я не решился изучить его весь, а когда повернул на выход, волосы у меня стали вставать дыбом.

Под приоткрытой дверью, в которую я вошёл, были свежие оцарапанные следы по камню. Видимо со временем, а судя по датам, это в районе четырёх ста семидесяти лет назад, она слегка перекосилась. Теперь чтобы открыть её, требовалось сначала приподнять, а это не менее двухста – трёх ста килограмм чистого веса или протащить волоком, оставляя эти мощные и глубокие царапины в камне. Их сразу я не заметил, так как входил в темноту со света.

Не имея лишних мыслей, я выскочил из склепа. К тому времени, солнце уже приблизилось к полному закату. Последний алый луч осветил ангелов и изваяния, чтобы скрыться до утра. А я заспешил обратно. Рощу я проходил, чуть не срываясь на бег. Если бы не темнота, то наверно я шёл бы ещё быстрее. Как вдруг по пути, я услышал плач. Я тут же остановился. Плач повторился.

– Кто здесь? – спросил я и плач перешёл в надрывный рёв. – Да кто же вы?

– Я сын конюха, – отозвался голосом мальчишки плач. – Валерьян. Я заблудился.

– Фух, – признаться сейчас мне была приятна компания любого рода. – Ну чего ты тогда стоишь под елями. Выходи скорее сюда.

– А вы не расскажите это моему отцу? – почти переставая реветь, вышел наконец мальчик, лет семи.

– Конечно, нет. Если он только сам об этом тебя или меня не спросит, – малец вновь зарыдал. – Ну, хорошо. Я не расскажу. Пошли уже быстрее.

– Он не спросит. Вы дядя Златозар меня не выдавайте. Отец не узнает. Он в отъезде.

– Ладно. Валерьян, откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я слышу о вас. Молодые сударыни всё время шепчутся обо всех. В том числе и о вас.

– Хм, вот как. А что скажет твоя мать?

– Она умерла, когда мне был год. С тех пор меня воспитывают её сестра и её дочь. Они мне как родные стали.

– А они что ничего не скажут?

– Нет, если я им не скажу. Вы только меня не выдавайте, что я ходил в рощу.

– Да не выдам. Считай что мы друзья. А чего ты сюда ходил-то? Тем более один, да под вечер?

– Я решил за вами проследить, а потом потерял из виду.

– Это ещё зачем?

– Мне было скучно. Все мальчишки куда-то подевались, вот я и решил поиграть.

– Хэх. Больше так не делай Валерьян.

– Я больше не буду.

– Никому не рассказывай, что я туда ходил.

– Ладно. А зачем вы туда ходили?

– Я ходил прогуляться к озеру.

– К озеру? – мысленно я стал клясть себя за то, что рассказал ему.

– Ну-да. Там за кладбищем озеро или пруд.

– За кладбищем! – сделал большие даже в темноте глаза Валерьян.

– Ну-да, – намеренно простодушно и скучно ответил я. – Надо же где-то лежать мёртвым.

– Согласен дядя.

– Не надо дяди. Зови меня просто Златозар. Мы же друзья.

– Да.

К саду мы подошли в совершенной тьме и среди множества звёзд на небе. Валерьян пошёл к себе, а я вернулся к аллеям передней стороны поместья и при свете ламп неспеша зашёл внутрь, будто вернувшись после неспешной вечерней прогулки. Сверху, донёсся лёгкий девичий смех, я посмотрел, но никого не обнаружил. Ну и хорошо. Впечатлений на сегодня мне и так хватало.

День прошёл спокойно, а в следующий за ним до меня дошла новость, что пропал сын конюха. Ночью он не вернулся, а с утра начали его поиски. Сидя у себя, я так и слышал, как выкрикивают тут и там в помещении и на улице его имя. Меня начала мучить совесть, что я рассказал ему о том озере за кладбищем. Но стоило сложить дважды два, чтобы понять, куда он мог пропасть на следующий день, как я сказал ему о новых местах на территории поместья.

Вместо обеда я покинул конторку и отправился на его поиски. Можно было конечно сказать дворовым, чтобы они отрядили поиски именно туда. Но тогда ко мне возникли бы многие вопросы, а я хотел избежать их. К тому же меня тривиально мучила совесть. Так что я решил самостоятельно заняться этим вопросом, а потом серьёзно и наедине поговорить с его отцом и тётей, чтобы не вышло скандала.

Я пока не знал, что им скажу, но если у меня не выйдет вразумить Валерьяна самостоятельно, то придётся делать это через них, с некоторым срывом покрова тайны, что я там прогуливался и застал его в тот момент, с неосторожностью проболтаться, где я был в действительности. Моё положение, как штатного писаки ещё в недостаточной мере укрепилось в княжеском доме, чтобы я мог позволить себе добавить к моему статусу, истории с сомнительной репутацией.

Накинув на плечи лёгкий сюртук, я как обычно покинул поместье, по возможности тайно. Впрочем, я уже придумал что скажу, если меня спросят, куда это я ходил. Справедливости ради будет отмечено мною в том случае, что хотел поучаствовать вместо перерыва в поиске пропавшего ребёнка. Чем не легенда, не вызывающая подозрений, к тому же в действительности, всё так оно и есть.

Едва я прошёл мост через речушку, огибающую по кругу всю территорию поместья, как тут же почти в полубеге пустился через дубовую рощу. К кладбищу я попал уже минут через десять, изрядно запыхавшись. Валерьяна нигде не было. Я обошёл его, всё поглядывая по обеим сторонам, но мальчишки не было видно. Врядли ли он прятался от меня.

Я несколько раз окрикнул его. Громче с каждым разом. Но не получил никакого ответа. Лишь одинокий ворон, откликнулся мне сверху гортанно и хрипло своим лесным одиноким равнодушием.

Я выбежал к озеру. Левее кладбища я заметил старинные мостки. Больше любопытство повело меня к ним, чем здравый смысл. Хотя возможно это детское мальчишеское любопытство двигало и сыном конюха. Двое из них были с прогнившими пиками брёвен, торчащими из воды вверх, а третьи оказались весьма сносными, с почти свежими, но сильно посеревшими досками, уложенными внастил. Я выбежал на мостки и внимательно осмотрел водную гладь, переживая, что сейчас увижу плавающего Валерьяна. Сердце моё сжалось, но к счастью, я его не заметил.

Я решил обогнуть озеро по кругу. Как только я сошёл с мостка, то в высокой траве на берегу обнаружил старую деревянную лодку. Она была не перевёрнута, словно ей ещё пользовались. В ней мирно дремал мальчик. Увидев, что он жив и здоров, у меня мгновенно отлегло от сердца.

– Валерьян! Вот ты где, – он начинал просыпаться, будто я пришёл будить его, учить ежедневные утренние занятия основ грамоты для всех детей. – Валерьян! Ты меня до чёртиков напугал. Ну вот зачем ты сюда пошёл?

– Я не знаю, – сонно повёл он плечами.

– Пошли скорее назад.

– Ты же выдашь меня? – сказал по пути через кладбище мальчик.

Я хотел прочитать ему небольшую мораль, как это делал мне отец. Не столько от нравоучений, сколько для проформы, как вдруг мы услышали скрежет и скрип металла по камню. В этот момент моё сердце вновь сильно сжалось, а кровь похолодела. Я готов был поклясться, это был знакомый мне склеп. По уму надо было проверить, насколько сдвинулась та его массивная дверь, но я был благоразумней, чем мой мальчишеский нездоровый интерес.

В то время как Валерьян, просто сонно зевнул, я сжался, как кот при виде крупной собаки без поводка.

– Бежим! Тебя ищет весь двор. Если не поторопимся, то чувствую, нам влетит обоим. Я не виню тебя. В том, что ты пошёл сюда и моя вина.

– Прости, Златозар. Мы ещё друзья? – неловко спросил он.

– Конечно друзья. Потому мы больше не должны подводить друг друга. Особенно если мы о чём-то с тобой впредь договоримся. Мы будем хранить тайны друг друга. Только бежим отсюда быстрее.

Валериан и так всю жизнь рос без матери, выдавать его с голой, чтобы он получил от всех нагоняй, мне совершенно не хотелось. Лучше оказывать ему поддержку, подобно брату и давать нормальные советы, чтобы он больше не встревал в подобные передряги.