Kitobni o'qish: «Короткие рассказы»

Никакой романтики!

Хорошо проснуться летом на даче! Проснуться не от городской симфонии автомобильных гудков и криков детворы с площадки, а от свежего сквозняка в окно, ласкового утреннего солнца. Лежишь в кровати и вставать не хочется. Комнатка маленькая, кругом тряпье, барахло. От подушек медом пахнет – это дед мой пчеловод ими ульи утепляет. За окном куры кудахчут, где-то вдалеке корова мычит.

Полежу еще недолго. Если ухом к стене прислониться – будто скребется чего-то. Мышь, наверное, да и пускай, не жалко. Гляжу удочка в углу пылится. Встаю, подхожу к ней, осматриваю. Всё на месте: леска, крючок, поплавок. Паутину только стряхнуть и хоть сейчас на рыбалку.

Надеваю старенькие, не раз латаные резиновые сапоги и во двор выхожу: червя копать. Набрал с десятка два в консервную банку; прихватил ведро побольше, и в путь.

Дом мой на пригорке стоит. Сверху всю округу видно. Внизу необъятное поле с пшеницей; дальше река, а за ней лес.

Спускаюсь и напрямик через поле к реке выхожу. В траве под ногами кузнечики прыгают, над головой стрекозы жужжат. На том берегу обрывы песчаные. Приглядишься: в них дырочками все усеяно, а оттуда птички крохотные вылетают. Течение в реке сильное, но ничего, клевать лучше будет.

Навстречу рыбак идет. Сразу видно – знаток. Обут в новенькие болотные сапоги; в одной руке спиннинг с катушкой дорогущей; в другой ведро с уловом через край. Почтительно киваю рыбаку, и он мне в ответ. Ну, думаю, тоже наловлю. Чем я хуже?

Вода в реке чистая прозрачная, а рыбы не видать. Наверно притаилась: вон в той заводинке, в тине. Вроде бы плещется там чего-то. Туда иду.

Приминаю траву, червя на крючок, забрасываю. Слежу…

Битый час скучаю, не клюет. Приманка наверно паршивенькая. Привередливая рыба пошла: на червя не берет, зараза. Надо бы стоянку поменять, да только куда идти?

А вот и ребята местные: один коротышка конопатый, другой длинный и тощий как стручок гороховый. Сейчас спрошу у них: где местечко получше.

– Привет, молодежь! – махаю им, – где тут у вас клюет хорошо?

Не отвечают, хохочут.

– Чего смеетесь то?

– Нету тут рыбы, давно уже, – наконец отвечает конопатый.

– Куда ж подевалась?

– Переловили всю, – отвечает стручок.

– Сочиняй больше, – ухмыляюсь, вспоминая рыбака, – всю…

– Раньше много было. А как мужики электроудочками ловить начали, то и пропала скоро, – говорит конопатый.

– Запрещено же? – удивляюсь.

– А кому какое дело? – улыбается стручок.

– Чего ж совсем нету? – с тоской спрашиваю, – река то большая. Ахава вашего видал, наловил еле тащил.

– Рыбу в магазине теперь ищите, – рассмеялся конопатый, – мороженую.

– Так он небось с пруда поселкового, – подметил стручок, – путевку там купите и ловите на здоровье, если умеете, – лукаво прищурился он.

– Ну… это за деньги, – отмахиваюсь, – никакой романтики!

– Тогда вниз по течению топайте, до соседней деревни. Километров шесть пилить, – ехидно предлагает конопатый, – там, говорят, еще чего-то плавает.

Ребята опять в смех и уходят довольные.

Нет уж, думаю, пропал настрой. Пойду лучше обратно. Сяду на лавочку в саду, на сирень полюбуюсь, птиц послушаю…

Сон в руку

Алексей Алексеевич Коромыслов уже лет как двадцать работал сторожем в музее военной истории. Охранял экспонаты, напоминающие о тех днях, когда люди, забыв о человечности, истребляли друг друга как дикие звери. Военная форма, ордена, оружие, письма солдат, погибших на полях сражений – все это бережно хранилось на полках музея. Коромыслов работал на совесть – летом его отправили в долгожданный отпуск. Жену с детьми дома оставил, а сам на дачу укатил.

Кругом поля, леса, речушка неподалеку от деревни. Решил Коромыслов искупаться после обеда. Расстелил одеяльце на берегу, окунулся, разлегся; лицо панамкой прикрыл, чтоб не напекло.

Лежит загорает. Рядом смятая рубашка валяется, а из-под нее пробка от коньячной бутылки выглядывает. Возле нее блюдце с нарезанным лимоном, на дольке оса сидит. Людей никого. Тишина. Ветерок пятки щекочет, на душе прекрасно.

Разморило Коромыслова с коньяка, задремал.

Снится ему сон: бравая кавалерия неприятеля атакует, а сам он впереди всех с шашкой наголо несется. Рубит врага налево и направо, только головы летят. Тут пальба начинается и сражает его шальная пуля.

Вдруг просыпается, а вокруг шум, смех, матерщина отборная. Приподнимается и глазам не верит. Солдаты повсюду в французской униформе – Наполеоновских времен. Среди солдат и сам легендарный император важно прохаживается. Со стороны леса еще отряды подступают и пушки катят.