Kitobni o'qish: «Вырожденцы»

Глава 1. За забором

– Ты не шибко расстраивайся, если найдём их истерзанные тела, – напарник опустил забрало шлема и перевёл автомат в боевое положение.

– Вирус тебя побери, Лео! – я терпеть не мог его дурацкую привычку просчитывать худший из возможных финалов.

Дети и раньше исчезали из Премора. Невысокие и худенькие, они легко пролезали в небольшой подкоп под ограждением из колючей проволоки. Уходили ночами из тёплых домов и мягких кроваток. Пластмассовыми совочками, палками и своими ручонками рыли землю. Сбивали кожу на пальцах, разрезали камнями ладони и срывали ногти. Не чувствуя боли и усталости, они упорно двигались вперёд. Бежали из города. Спешили на зов из леса. Родители замечали пропажу лишь рано утром, когда ребёнок оказывался уже за забором.

Первое время детей не могли найти. Они словно растворялись в воздухе. Поиски в городе ни к чему не приводили. Никто и вообразить не мог, что искать нужно там, в мире, от которого весь Премор отгородился высоким и колючим забором.

Первой зацепкой стало тельце девочки с выеденным сердцем. Её заметил городской патруль. Малышка лежала недалеко от забора, которым был обнесён по периметру весь город Премор.

Должно быть, тварь обленилась. Набросилась на ребёнка сразу, как девочка выбралась. Или же облезлую дрянь из семейства кошачьих кто-то спугнул.

Первая жертва тех таинственных исчезновений всколыхнула жизнь людей не только в Преморе, но и по всей стране. Заставила людей посмотреть в глаза своему страху. Нужно было укреплять границы поселений, при этом возросла необходимость настраивать ежедневную и стабильную связь между городами. Для передачи опыта и информации, для принятия совместных решений, для организации вылазок за забор, чтобы найти себе подобных – выживших и сохранивших разум после жуткой болезни. Власти выделили немало средств на подготовку снаряжения и бронированных автомобилей для перемещений вне городских стен.

Но недостаточно отгородиться от внешнего мира несколькими рядами колючей проволоки, недостаточно добраться до соседних городов. Рано или поздно беда придёт в дом. Бескрайняя Рефриора, превратившаяся за пару лет болезни в страну заборов и преград, должна была защищать своих граждан от жуткой угрозы, которая таилась на её же просторах.

Авантюристы, сильные духом и самые отчаянные рефрианцы ринулись в бой с неизвестностью. Многие из них нашли лишь смерть за пределами городов, о судьбе других же неизвестно до сих пор. Но были и те, кто по крохам доставлял такие драгоценные для людей знания. В этих знаниях был шанс на выживание, шанс на то, что человеческий разум всегда придумает, как перехитрить чудовище. И людям даже казалось, что у них получилось.

Они смиренно приняли новые правила игры. Они не покидали город, а чудища не забирали их детей. Нападений у нас не было уже лет двадцать. Это больше, чем вся моя жизнь. В детстве мама пугала меня страшными сказками, чтобы я и не думал пытаться ходить за забор.

Но сегодня всё повторилось, как и много лет назад. Ночное исчезновение и подкоп. Только вот пропали сразу трое ребят. Раньше детей выманивали поодиночке. Неужели лесные твари лишь выжидали и копили силу все эти годы?

Шестьдесят лет назад пришедшая в мою страну болезнь губила не только людей. Она превратила обычных зверей в тварей. Волки с телепатическим воздействием на человека, медведи размером с двухэтажный дом и ускоренной регенерацией, рыси-певуньи, предпочитавшие нежные детские сердца. Именно они мурлыканьем погружали малышей в сонный транс. Выводили их из города, чтобы потом на лесной поляне устроить дикий праздник своему избирательному желудку. Все эти чудища из страшных сказок стали нашей обыденностью.

Люди были в отчаянии. И в тот трудный час правительство заявило о создании национальной гвардии. Профессиональная подготовка, новейшее вооружение, постоянное обучение, надёжная экипировка и ежедневные тренировки. Больше практики, меньше теории. Три года учёбы, и страна получит офицера, который сможет противостоять заразе внутри города и за его стенами. Быть щитом людей – почётная судьба, к которой прилагались соответствующее довольствие и уважение. Но не все этого достойны. Лишь лучшие и первые во всём могли надеяться сдать вступительный экзамен и пополнить ряды преморских гвардейцев. Насчёт себя у меня не было никаких сомнений.

Я с детства хотел защищать людей. Знал, что, несмотря на все трудности, надену заветную серую форму. Родители не противились и во всём помогали мне. Отец мог подкинуть дельный совет или полезную книгу, мама окружала заботой и, казалось, сумела выстроить хорошие отношения со всеми в нашем городе. Всё моё детство прошло в спортивных лагерях. Потом в двенадцать лет мне посчастливилось вступить в ряды «юнгвардейцев». Там я получил не только достойную подготовку, но и приобрёл лучшего друга. Хотя его мотивы вступления в наши ряды были менее благородны – казённая форма и трёхразовое питание, организованные Советом города для тех, кто не мог сам себе этого позволить.

Сразу после школы в шестнадцать лет мы с другом поступили в училище и спустя три года окончили его. Я с отличием, Лео пополам с прогулами. Теперь мы оба были в гвардии и впервые за два месяца нашей службы оказались за забором.

Здесь всё, как выяснилось, было больше, чем мне представлялось. Жизнь в городе, поделённом на сектора, с чёткими линиями улиц и прямоугольниками домов, приучало жить в мире, где всё находилось на своём месте. Даже окружность фонтана и треугольник площади подчинялись определённым законам. Тут же торжествовал хаос.

Единственная дорога утопала в зелёных насаждениях. Крупные ползущие стебли заползали на неё по обеим сторонам, сплетаясь между собой. Местами от основного пути уходили извилистые тропки, но они тут же обрывались или скрывались за высокой травой, которая была выше моего роста.

Должно быть, когда-то по этим тропам сокращали путь, или даже прогуливались, не опасаясь свернуть шею. Но сейчас разросшаяся трава могла скрывать кровожадного хищника. И уж если бы он решил поохотиться за нами в ответ, то в зубы к нему мы бы сами не пошли. Пусть для начала соизволит показаться.

Зелёные заросли покачивались под порывом ветра, навевая неприятные воспоминания. Такой же бурьян рос у забора в тот день, когда нашли девочку.

Фотографии и видео с телом несчастного ребёнка попали в учебные материалы. На первом курсе меня бросало от них в дрожь. Казалось, спустя время реакция должна была измениться, но новая пропажа детей после стольких лет затишья содрала корочку с ещё не успевшей затянуться раны.

Я не хотел, чтобы твари убивали наших детей, не хотел, чтобы они вообще кого-либо убивали. И если я смогу уничтожить парочку-другую чудовищ, прежде чем моим родителям на торжественной церемонии вручат почётный знак или сразу орден, то буду счастлив. Я буду убивать чудовищ столько, сколько смогу.

Мы выдвинулись к лесу небольшим отрядом в двадцать человек. Группа медиков и подкрепления осталась в точке, до которой ещё можно было проехать на машине. Дальше мы шли пешком. Ездить по такой «дороге» – только колёса портить. А хорошей техники, пригодной не к городским улицам, а к бездорожью, в Преморе и так дефицит.

Местами асфальт был выворочен, и вверх из его разбитого тела устремился огромный цветущий куст. Серые рытвины сплошь покрыты розовыми лепестками. Я видел, как Лео, идущий чуть впереди меня, замедлил шаг у куста и сорвал бутончик. Такой поступок противоречил всем правилам.

Друг развернулся в мою сторону, зная, что я заметил его. С трудом можно было разглядеть его лицо через забрало, но я был уверен, что Лео подмигнул мне. Так же, как и всякий раз, когда делал нечто, связанное с пренебрежением техникой безопасности или с поведением не достойным гвардейца. Он и самок вырожденцев считал женщинами, но что я мог с ним поделать. Лео был моим другом, а друзей, если и выбирают, то потом уже не предают, даже если они не правы.

Мы дошли до леса одной длинной цепочкой, шаг в шаг, и только там разделились. Двойками пошли по заранее намеченным на карте квадратам. Берцы утаптывали влажную подушку мха, проваливаясь в него по щиколотку. На каждый шаг земля отзывалась чавкающим стоном. Пыталась ли она нас так предостеречь или ворчала, отвыкнув за столько лет от гостей, я не понимал.

Лес взорвался сотней звуков, скрежетов и стонов. Какофония города была иной. Весёлой, переливчатой. Можно было вычленить каждый звук, разобрать и понять, что он означает. Музыка города человечна и привычна. Шум леса вызывал лишь страх. Он сковывал по рукам и ногам, стремился запутать десятком голосов. Манил, звал только тебя и норовил покалечить. Если бы не шлем и щитки, лес бы уже с удовольствием проткнул нас своими сухими острыми пальцами. Он тянул к нам сморщенные руки столетнего деда, цеплялся за серую форму и кожаные ремни.

Всё вокруг было похоже на один большой парк, только давно пришедший в запустение. В городе сохранилась природа, но она тоже была подвержена порядку. Цветы – на клумбах, деревья одной высоты. А из кустарников выстригали различные фигуры, которые радовали глаз жителей и забавляли детей. Даже трава росла только в положенном месте, а если и пыталась преступно вылезти из-под плитки, то нещадно и в короткий срок уничтожалась городскими службами. Парки в гетто были чуть запущеннее, но даже они не вызывали такого отвращения, как этот лес. Однако страшнее вида высоченных и переломанных деревьев, обилия мха и сухих рыжих ёлок, покрытых белым наростом, были сводящие с ума звуки.

– А-я-я!

Кричала то ли женщина, то ли ребёнок. Кто мог издать такой звук? Или же это мольба о помощи и жуткое отчаяние? Откуда этот крик?

Лес путал, кричал, нагонял ужаса, а теперь неожиданно потерял дар речи. Словно сам закрыл рот крикуна когтистыми лапами как кляпом. Тишина здесь оказалась более зловещей, чем какофония звуков.

– Ян, Ян, – Лео звал меня тихо, не по позывному, а по имени. Кажется, он тоже был в растерянности.

– Тихо, – я приложил палец к губам, пытаясь уловить в звенящей тишине хоть какую-то подсказку.

– А-я-я!

Второй крик заставил меня вздрогнуть, мурашки вмиг покрыли тело. Мне показалось, что я определил направление. Должно быть, север и чуть вправо. Лучше сместиться ближе к северо-востоку.

Я махнул рукой и пошёл на голос мимо Лео. Сомнений не было, что нужна помощь, и звали именно меня. Но напарник схватил мою руку чуть выше локтя.

– И куда?

Его вторжение сбило внутренний компас, я замотал головой, пытаясь вновь уловить направление. Уверенность в северо-востоке стала иллюзией, рассыпалась от прикосновения, а отчаянный отголосок эха уже утихал на западе.

– Им нужна помощь, – я дёрнулся, но Лео руку не выпустил.

– А мне твоя голова. Желательно, на твоих же плечах.

– Время можем потерять.

– Страшнее потерять голову.

Лео, конечно, был прав. Я и сам не раз говорил ему на тренировках: «Квадрат не покидаем, сломя голову не бежим. В бой без необходимости не вступаем». И, кажется, в реальной обстановке он усвоил те правила, на которые так легко плевал во время сдачи нормативов.

– Противник знает здесь каждый кустик, это его дом, и каждая ветка норовит выколоть глаз нам, а не ему, – Лео отпустил меня и шагнул вперёд.

Друг сделал знак рукой, показывая, что намерен слушать. Я не сопротивлялся, мне тоже была нужна пауза. Восстановить дыхание, выгнать из-под одежды самоуверенных мурашей и отогнать дурные мысли. Я сделал глубокий вдох, затем медленно начал выдыхать воздух через нос. Дыхание восстановилось, ушла дрожь, слух стал восприимчивее. Мне казалось, что я слышу шаги другой двойки, которая оказалась от нас, должно быть, в метрах ста.

Мы с Лео стояли молча, не шевелясь и вслушиваясь в нависшую над нами тишину. Но больше никто не кричал.

Только бы мы не опоздали. А куда, собственно, я должен опоздать? Тихий женский голос убаюкивал, звал за собой, обещал сокровища, яркие камешки и леденцы. Зачем мне конфета на палочке? Чужая мысль всплыла в моей голове так неожиданно, и я не успел догадаться, что всё пошло не так. Мысль казалась не чужой, а очень даже здравой.

В женский голос вплёлся мужской и пообещал дивные закаты, ещё более прекрасные рассветы и юных обнажённых дев, купающихся в золотистых лучах, которые окрашивали синюю зеркальную грань прохладной солёной воды.

В мои уши что-то засовывали, и я заворочался. Надо мной склонился Лео, на котором, как и на мне, не было шлема. В руках я всё ещё держал какой-то сучок, и, судя по всему, несколько минут его увлечённо лизал. Во рту было кисло, на губах осталась земля.

– Они же только на детей воздействуют, – я вытер рот ладонью и провёл рукой по штанам. Относительно чистыми пальцами поправил беруши, теперь они держались надёжнее.

Лео развёл руками.

– Нам бы лучше узнать, где мы сами.

– А где мы?

Я встал на ноги, осматриваясь по сторонам. Шлема рядом не было, автомат остался висеть на шее, нож на поясе, рюкзак за спиной. Лицо, скорее всего, расцарапано, оно чесалось и саднило. Но это лучшее, что могло приключиться с нами после бессознательной прогулки по лесу. Могли и шею сломать в этом буреломе.

В том, что мы преодолели немалое расстояние, я был уверен. Дико ныли ступни и мышцы ног, привычные к спорту и марш-броскам. А вот долго ли мы шли, и в какую сторону, я не имел ни малейшего представления. Я отжал кнопку на рации.

– Центр, это Ястреб! Приём. Центр, это Ястреб! Приём!

Динамик невнятно зашуршал. Видимо, сюда сигнал не добивал. Рука сама потянулась к пистолету с сигнальной ракетой. Самостоятельно искать выход на местности, где всё норовило тебя убить и которую ты и так особо не знал, а теперь и вовсе потерялся, – идея преглупейшая. В такой ситуации и помощь просить не зазорно. Кажется, Лео был такого же мнения. Когда он увидел, что я потянулся за сингалкой, то едва заметно кивнул. Но воспользоваться нашим шансом на спасение я не успел.

– Ложись!

Когда твой друг истошно орёт и наставляет на тебя дуло автомата, то ты, не задавая лишних вопросов, делаешь так, как он велит.

Автоматная очередь перебила своим стрекотанием жуткое рычание. Рядом со мной упало нечто тяжёлое. Я подтянул оружие к себе и откатился в сторону. Очень вовремя, потому что мохнатая тварь свалилась ровно в то место, где я только что лежал. Жуткая кошка уже не двигалась, но Лео продолжал расстреливать тушу.

В тот же миг откуда-то сверху влетело второе чудовище. Оно было похоже на рысь, сошедшую с кубиков детского алфавита, с пятнышками и кисточками на ушах, только глаза монстра горели красным, а размером он был с хорошую лошадь из старых энциклопедий.

Я выстрелил, но пули едва коснулись шкуры твари. Это её только рассердило или позабавило, – кто их там разберёт в их оглушающем рыке.

Зверь прыгнул. Такая скотина одним ударом могла меня свалить. Я отскочил в сторону, выбросив вперёд руки, державшие автомат, в надежде повредить её тушу приставленным штык-ножом.

Лео повезло меньше. Лапы твари толкнули его вперёд, и он, не удержавшись на ногах, повалился на землю. Я вложил все силы, чтобы затормозить чудовище. Рысь насадилась прямо на нож и потащила меня вперёд. А я лишь глубже всаживал оружие в тело, упираясь всем весом и цепляясь носками берцев за землю. Она протащила нож через всё своё тело, но твари было мало. Чудище оскалилась, с жуткой пасти капала слюна, а я уже был лишён оружия. Её морда подбиралась ближе к моей голове, гораздо ближе, чем мне хотелось. Автомат по рукоять утопал в её туше.

Я вытянул пистолет с сигнальной ракетой, вставил прямо в её глотку и выстрелил. На меня брызнула тёплая, пахучая кровь. Я зажмурился на долю секунды и тут же открыл глаза. С чудовищем было покончено. Не теряя времени, я отполз от туши, похоронившей под собой мой автомат, и едва не похоронившей меня.

– Ещё могут быть? – я вытащил платок и флягу с водой, чтобы умыть лицо.

– Не кличь, – Лео поднялся на ноги, ощупывая себя и проверяя, ничего ли он не потерял или не повредил при падении.

Друг постучал по рации, но переговорная коробка молчала. Я попробовал свою, но у меня остался висеть лишь чехол. Должно быть, потерял рацию в схватке. Я огляделся в поисках пропажи и тут же нашёл её впечатанной в какую-то грязь с вывернутой антенной.

Лео снял с пояса пистолет и выпустил в воздух сигнальную ракету. Огонёк надежды пролетел сквозь вершины деревьев в самое небо. В стремительно наступавших сумерках сноп искр известил о нашем местонахождении тех, кто мог прийти на помощь. Только бы они увидели этот сигнал.

– Может, дети где-то рядом?

Твари вполне могли завлечь нас в самое логово.

– Я и шага не сделаю, пока не придёт помощь, – Лео снял с плеч рюкзак. – Эти зубки, не по нашим зубкам.

Друг вытащил из недр военного ранца мультитул и, зажав его в руке, направился к мёртвым тушам. Присел перед рысью на колени и выдрал один коготь с её лапы. Положив тот в карман, тут же вырвал второй.

– Зачем?

– Надо.

Лео удостаивал меня столь короткими ответами в те моменты, когда не хотел, или не считал нужным, говорить. Расспрашивать не выйдет. Захочет, сам расскажет, зачем ему сдалась эта жуть. Отсутствие расспросов подействовало быстрее, чем я ожидал. Когда Лео уже перешёл к удалению зубов из пасти, он снова заговорил:

– Ожерелье сделаю на шею. Такое…, – друг показал руками нечто невразумительное.

– Помоги лучше.

Я подошёл к мёртвой рыси. Вдвоём мы перевернули тушу, и я смог вытащить свой автомат.

– Смотри, кажись, самка была беременная. Он там живой? – юный натуралист Лев, при помощи того же мультитула, продолжил вскрытие, доделывая работу моего штык-ножа.

– Интересно, их только двое? – я медленно подошёл к раскидистому дереву с вывернутыми корнями. Хорошее место, чтобы устроить логово.

– Осторожнее там, – Лео даже не смотрел в мою сторону. Я специально обернулся, чтобы проверить, но друг был увлечён жуткими острыми клыками.

Ошибки не было. Под корнями дерева зияла чёрная дыра. Залезать в неё было страшно. Кто мог знать, сколько там таких тварей? Но там же могли быть и пропавшие дети. Риск в ситуации, когда на кону чья-то жизнь и дорога каждая секунда, оправдан. Я посветил в яму фонариком, отошёл, выставив вперёд автомат, но ни рычания, ни нападения, не последовало. Зато я услышал едва уловимый, тихий детский плач. И уже не раздумывая полез внутрь.

Проход был довольно широкий, хотя и петлял в две стороны. В одном из коридорчиков свет фонарика скользнул по детской фигурке. Девочка лет шести, из пропавших. Она, видимо, шла на ощупь по этой норе, пыталась выбраться, но сейчас, испугавшись, села на корточки, прижалась к земляной стене прохода и тихо плакала.

– Всё хорошо, – я сел к ней и протянул руку. – Скоро увидишь маму и папу. Они тебя ищут.

– Там, там, – она подавила всхлип и указала рукой в непроглядную тьму прохода.

– Кто-то страшный?

Девочка покачала головой и шмыгнула носом.

– Ещё дети?

Она кивнула, и её губки вновь со всхлипом разжались.

– Давай мы с тобой выйдем сейчас, а я за ними вернусь.

Девочка снова кивнула. Я взял её осторожно на руки. Она не сопротивлялась, только учащённо зашмыгала носом, когда уткнулась мне в плечо. Я вынес малышку из пещеры.

Лео, перепачканный кровью и какой-то слизью,встретил нас уже у входа в логово. Его тёмные волосы, налипшие на лоб, придавали его облику что-то от зверя. Девочка, увидев его, вцепилась в мою руку и не хотела отпускать.

– Иди ко мне. Не бойся, – Лео поманил к себе.

Малышка с трудом разжала пальчики, села на пень от поваленного дерева, но к Лео так и не подошла. Друг сплюнул и вынул из нагрудного кармана серой формы смятый розовый цветочек.

– Знаешь, что это такое?

Кажется, любопытство девочки было сильнее страха. Она вытерла глаза рукой, размазав грязь и слёзы по лицу, и посмотрела на Лео.

Я же вернулся в пещеру. Земляная нора ввела к лежбищу, усеянному человеческими, преимущественно детскими, костями и черепами. На груде всего этого свет фонаря выхватил ещё два тела. Одно – девочка, лет трёх, в трусиках и маечке, вся перепачканная землёй. Малютка мирно сопела, обхватив чью-то берцовую кость как мамину руку. А вот второй малыш был уже мёртв.

Я поднял девочку на руки, стараясь не разбудить. Нужно было вынести её отсюда как можно быстрее. Второму я ничем не мог помочь. Разодранная грудная клетка и отсутствующее сердце не оставляли сомнений. Паренька уже не спасти, но, даже понимая это, я с трудом смог заставить себя уйти.

Малышу было четыре года, не больше. Светлые волосы, распахнутые зелёные глаза, как у дорогой куклы. Моему брату тоже было четыре. У него тоже светлые волосы, как и у меня. И зелёные глаза, как у этого мальчика.

Моего брата убили твари. Только те монстры пострашнее, чем лесные чудища. Этими монстрами были люди. Но я ставил между ними и животными знак равенства. Они были хуже. Животное убивает, чтобы выжить и прокормить потомство. Они же могли убивать ради забавы или убивать, потому что не могли не убить.

От зверя можно избавиться. Защититься хоть как-то забором. От них же любое спасение ненадёжно. Их ведь тоже оградили, но не изгнали. Зараза по-прежнему была внутри города. Власти Премора то ли боялись их, то ли хотели сотрудничать. Лет пять назад они даже делали жалкую попытку дать животным образование, включить в жизнь городского сообщества. И что это дало? Только новые смерти.

По мне, убийц давно пора было выгнать из города, чтобы за пределами Премора звери жили среди зверей. Я ненавидел их всех, я не простил им жизни брата. Я не простил им теракты и смерти людей в моём городе. Но они и не просили прощения. Разве можно было ожидать от животных чего-то человеческого? Вот мы и называли их словом, отражавшим самую их суть, – вырожденцы.