Kitobni o'qish: «Бывшие. Любовь с осложнениями»
Глава 1
Женя.
Смотрю на снимок собственных лёгких. Чёткие контуры узлов и тень, которая в одну секунду перевернула мою жизнь.
Страх и паника выжигают меня изнутри.
– Ну, Алин, и что ты думаешь?
Алина, моя подруга и по совместительству онколог в краевом центре, молчит. Губы её сжаты в суровую и ровную линию. Она смотрит на меня долго, пристально, словно подбирает слова, тщательно взвешивая их в своей голове.
Но в её взгляде нет надежды.
Я читаю в них свой вердикт.
– Жень, ты и сама всё понимаешь, – отворачивается. – Результаты гистологии однозначны. Да и снимки…
Мир будто рушится вокруг меня. Складывается, как карточный домик.
– Это… Это онкология? – Спрашиваю, хотя ответ уже знаю.
– Да.
Желудок сжимается в спазме, совершая экстремальный кульбит.
Всё, чего я так хотела – дом, дети, счастливая жизнь с Богданом – теперь кажется недосягаемым. Оно медленно превращается в мечту, которую мне не суждено воплотить.
Мне всего тридцать три.
Еще пару недель назад я думала, что жизнь только началась.
А теперь…
Теперь она неумолимо движется к логическому завершению.
Что я чувствую?
Не знаю… Ничего. Пустоту.
Тотальную, всепоглощающую пустоту.
Алина обходит стол и обнимает меня своими худыми тёплыми руками. Кладёт подбородок на моё плечо.
– Родная, готовься-ка ты к химии. Чем быстрее начнём, тем лучше. И Богдана своего морально готовь, – тихо-тихо говорит она, покачиваясь вместе со мной из стороны в сторону.
– Богдана?
– Мужчины такое тяжело переживают. Они когда чувствуют себя беспомощными, начинают всякую хтонь вытворять.
Да, он может.
Он заботливый очень, чуткий, эмпатичный.
И хоть он ворчит вечно, что его мягкость мешает ему стать лучшим нейрохирургом, я знаю, что именно это и сделает его в итоге самым замечательным врачом.
– Ладно, я ему… Я скажу. Ты только не распространяйся сама, ладно?
– Не буду.
Я специально не в своей больнице диагностику проходила.
Решила избавить себя от сплетен и перешёптываний. Потому что там обязательно докрутят, переврут и накинут мне за спиной ещё диагнозов сверху.
Я ведь узнала совершенно случайно. Решила сделать полную проверку организма. Была уверена, что со мной всё хорошо.
Проверилась на свою голову…
И я, положа руку на сердце, не знаю, что лучше – знать и жить в этом стрессе, или пребывать до поры до времени в счастливом неведении.
Как врач я, конечно, за первый вариант.
А вот как человек…
Мне по-человечески страшно. До жути. До одури.
– Алин, а шансы?..
– Хорошие шансы, не дрейфь, – улыбается подруга. – Повоюем. Прогноз неплохой, вовремя обнаружили. Но это дело такое, знаешь… Главное – твой настрой. Держи хвост пистолетом.
Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но ничего не выходит. Вместо этого губы нервно вздрагивают и растягиваются в зловещей кривой ухмылке.
– Я поняла… Ладно. Спасибо.
– Давай, родная моя. Я рядом. Запишу тебя на понедельник к нашему пульмонологу. Сходишь к нему, пускай тоже глянет. И постарайся не нервничать сейчас, это лишь усугубит состояние.
Подхватываю своё пальто со спинки стула.
Выхожу из кабинета.
В голове туман и вата.
Я в таком неадеквате, что даже не помню, как добралась до машины.
Сажусь за руль. Холодная оплётка неприятно жжёт подрагивающие пальцы.
Сжимаю их крепче.
Вдыхаю в себя воздух, пытаясь осознать то, что внутри меня сидит теперь какая-то гадость, медленно меня убивая.
Еду домой.
Улицы, ярко освещенные фонарями, кажутся теперь враждебными. Их свет – ядовитым.
Город живёт своей жизнью – машины гудят, люди спешат по делам, толпятся на остановке в ожидании автобуса. Мамы гуляют с малышами. Мир шумит, пульсирует. У всех свои заботы. У всех – будущее.
А у меня теперь… Опухоль.
Как сказать об этом Богдану?
Это наверняка разобьет ему сердце.
Он сильный, но я знаю, что это его раздавит. Он решит окружить меня неусыпным контролем, начнёт поиски лучших врачей, поднимет связи, поставит всё медицинское сообщество на уши…
Я знаю, что так будет.
Он иначе не умеет.
За те два года, что мы вместе, он уже тысячу раз доказал, что сделает всё ради меня. И я ужасно боюсь, что он погрязнет вместе со мной в этом кошмаре.
Поднимаюсь в квартиру.
Ключ соскальзывает с замочной скважины, глухо царапая металл. Меня крупно трясёт и лихорадит. Щёки горят, а онемевшие губы не шевелятся.
Психуя, стучу по дверному откосу ладонью.
Чёрт!
Дверь открывается.
– Привет, – Богдан в белой рубашке, галстуке и пиджаке. При полном параде.
Красивый, как всегда.
Улыбается так, что у меня колени подкашиваются. А серые глаза, оттенком напоминающие налитое свинцовой тяжестью туч осеннее небо, смотрят на меня с любовью.
– Привет, – почти беззвучно выдавливаю на выдохе.
– Чего скребёшься? Я думал – мышка какая.
– Это всего лишь я…
Он забирает у меня сумку и делает шаг назад.
Вхожу.
Дома пахнет волшебно… Запечённым в духовке мясом, зеленью, свежими овощами.
Замираю на пороге, стараясь сдержать слёзы.
В груди жжёт, и я хватаюсь за дверной косяк, чтобы удержать себя от того, чтобы не разрыдаться прямо здесь.
Улыбаюсь через силу.
– Ты готовишь ужин?
– Праздничный ужин! – С гордостью.
– Что за повод?
Богдан подходит ко мне вплотную, обнимает за талию. Целует нежно в уголок губ.
– Давай, раздевайся, мой руки, – помогает мне снять пальто, убирает в шкаф. – Сейчас расскажу.
Словно запрограммированная, делаю то, что велено.
Сажусь за стол.
Богдан сияет, как рождественская звезда, и наливает мне в бокал пузырящийся напиток.
Моё внутренне состояние никак не коррелирует с атмосферой реальности.
Чувствую себя лишней в собственном доме…
– У меня для тебя неожиданные новости, – закусывает Богдан от нетерпения губу.
– Да, у меня тоже есть новости, – мой голос предательски дрожит.
Отвожу взгляд.
– Правда? Рассказывай.
– Ты первый.
Богдан кивает.
– Помнишь клинику в Цюрихе?
– В которую ты хотел попасть на стажировку?
– Ага, – Богдан отрезает толстый кусок запечённой в специях свинины, кладёт мне в тарелку. Подкладывает салат из овощей. – Они позвонили мне сегодня. Ты представляешь, я прошёл отбор! Они меня ждут!
От его слов всё внутри меня разрывается.
Это его мечта… Он уже год грезит этой стажировкой.
Он всегда хотел быть лучшим, учиться у лучших.
Всё искал способы попасть туда, и вот…
И вот.
– Это здорово… – тру переносицу, стараясь скрыть повлажневшие глаза ладонью.
– Да! – Он смеётся. – Я могу уехать уже на следующей неделе.
– Круто… Поезжай.
– Жень, ты же поедешь со мной? – Хмурится вдруг. – Это на полгода минимум. А если я зарекомендую себя, как хороший специалист, то смогу задержаться там. У них передовые технологии, лучшая аппаратура…
Он мечтательно закатывает глаза.
– Жень, ну чего молчишь? Может, и у тебя будет возможность устроиться в гинекологическое отделение, – Богдан сжимает мою ладонь, лежащую на столе, в своей. Сканирует пристально моё лицо. – Или, ещё лучше, сделаем ребёночка, как и хотели… Сейчас самое подходящее время.
Моё сердце сжимается и исходит кровью.
Сейчас не самое подходящее время… Совсем-совсем не подходящее.
Нет, я не могу ехать. Я буду для него обузой.
Его мечта – стать лучшим нейрохирургом.
А я…
Я – это диагноз, лечение, боль и несколько курсов химии.
Если я поеду, то он не сможет сконцентрироваться на стажировке.
Если не поеду – он тоже не поедет и будет скакать тут вокруг меня. А я потом всю оставшуюся жизнь, может быть и не слишком длинную, буду чувствовать вину за то, что лишила его шанса на будущее.
А ведь он так много работал, так упорно шёл к своей мечте.
– Богдан, я… Нет, я не поеду.
– Почему? – Брови хмуро встречаются над переносицей.
– Богдан, – делаю глубокий вдох. – Мне тоже нужно тебе кое-что сказать.
Его взгляд тревожно замирает на моём лице.
Глава 2
Женя.
Молчу.
Я не знаю, что говорить.
Вот он сидит передо мной – уверенный, счастливый, полный энтузиазма. А я должна разрушить его мир и грёзы.
Он не понимает, почему я молчу. Теряет терпение.
– Что значит «я не поеду»? – Голос его остаётся спокойным, но я чувствую нарастающее напряжение. – Мы же говорили об этом. И планировали ехать вместе, если меня возьмут. Женя, это же шанс! Нельзя его упускать!
Нельзя, да.
И ты его не упустишь.
Опускаю взгляд в тарелку на нетронутый кусок ароматного мяса.
Богдан прекрасно готовит.
Он вообще идеальный…
Сердце колотится так, будто собирается проломить мою грудную клетку и сбежать отсюда.
Прикладываю к нему ладонь, втрамбовывая обратно.
– Богдан, – пытаюсь собрать мысли, но в голове полнейший хаос. – Я не поеду, потому что… Потому что я хочу расстаться.
Мои слова зависают в воздухе над нами лезвием гильотины.
Богдан замирает, но уже через пару секунд выходит из ступора.
– Что за глупости? – Резко, громко. – Жень, ты что себе там придумала?
– Это правда.
Он смеётся коротко, нервно.
Отрицательно качает головой.
– Нет. Я тебе не верю. Это шутка, да? Ты решила пошутить?
– Богдан… Я серьёзно.
– Жень, прекрати. Ты что, сошла с ума?
– Я от тебя ухожу.
– Ты не можешь просто так сказать мне, что всё кончено. Почему? Нет ни единой причины! Ты любишь меня, а я тебя. У нас всё хорошо. Женя!
Нет, он не сдастся и не отстанет.
Но я должна додавить.
Должна сказать то, что точно уязвит его и убедит уйти.
И мне гадко от самой себя за то, что я собираюсь произнести вслух.
Всё моё тело сопротивляется. В горле вмиг пересыхает, язык словно набухает и прилипает к нёбу.
– Я ухожу, потому что я люблю другого мужчину, – несмотря на отвращение от самой себя и жгучего стыда, что разливается сейчас по венам вместе с кровью, я заставляя себя смотреть ему прямо в глаза.
Лицо Богдана меняется.
Его уверенность, спокойствие, сила – всё это рушится.
– Что? – Неверяще шепчет.
– Всё так. Поэтому твоя поездка очень кстати, – зло смахиваю слёзы со щёк. – Прости, что не сказала тебе раньше, я… Я пыталась набраться храбрости.
Его лицо заливает краской от гнева.
Он встаёт из-за стола.
Делает пару шагов к коридору, но останавливается и резко разворачивается ко мне.
– Набраться храбрости? Для чего? Чтобы бросить меня? Чтобы сказать, что ты, не успев расстаться с одним мужиком, втрескалась в другого? – С неприязнью и гримасой неприкрытого омерзения. – Да кто ты после этого такая, Жень?
Его слова препарируют, режут меня на куски, но я не могу ничего ответить.
Я не хочу себя защищать.
Всё внутри кричит о том, что это ложь, что я делаю это ради него.
Но сказать правду – значит обречь его.
Он выходит в коридор.
Иду за ним.
– Богдан, прости. Мне очень жаль.
– Тебе жаль? – Он горько смеётся. – Какое удобное слово! Думаешь, им можно прикрыть что угодно?
Он хватается за пальто, сдёргивая его с плечиков. Его движения резкие, злые, угловатые.
– Что ж, совет вам да любовь, – бросает он через плечо. – Надеюсь, ты будешь счастлива с ним.
– Богдан, – я делаю шаг вперёд. – Пожалуйста, прости меня. Не держи на меня зла.
Он оборачивается. Глаза – чёрные дыры.
– Нет, Жень, так не получится. Я зол. Я чертовски зол. И я… Нет, я не прощу тебе этого. Никогда.
Он открывает дверь, делает шаг за порог.
– Завтра заберу вещи, пока тебя не будет дома. Не хочу тебя больше видеть.
Дверь захлопывается, и в квартире становится оглушительно тихо.
Стекаю по стене на пол, сжимаю голову руками.
Грудь будто стянули обручем, и я чувствую, что дышать больше не могу.
Это правильно, шепчет что-то внутри. Ты сделала правильно.
Но мне всё равно очень больно…
Глава 3
Три года спустя.
Женя.
Паркую машину на своём привычном месте на стоянке для сотрудников и на мгновение задерживаюсь в салоне.
Ещё одно утро, ещё одна гонка.
Бросаю мимолётный взгляд в зеркало заднего вида.
Ах, свежа, как майская роза! – Хотелось бы мне сказать, но, увы, это далеко не так.
Под глазами тёмные круги усталости, скулы впалые, волосы тусклые.
Однако, у меня вообще есть волосы! И это настоящее счастье. Потому что ходить в парике – это пытка. Всё чешется, колется и мешается.
И как же прекрасно, что этот этап далеко в прошлом.
Хватаю сумочку с пассажирского, выхожу из машины.
Бегу к клинике.
– Женька! Жень! – Слышу голос Риты.
Оборачиваюсь.
Она чешет за мной от своей машины на каких-то неимоверных каблучищах!
– Привет, Женёк! – Догоняет меня. Тяжело дышит. – Тоже опаздываешь?
– Ага. Уже второй раз подряд. Медведев точно устроит разнос.
– Тогда не тормозим, – улыбается Рита и подталкивает меня в спину в сторону входа.
Мы вместе заходим в клинику, пикаем пропуска, перекидываемся короткими приветствиями с коллегами у стойки ресепшена.
Просторный холл частной клиники полон движения: пациенты уже трутся тут с результатами анализов, медсёстры чирикают на посту.
Аромат свежезаваренного кофе смешивается с запахом дезинфицирующих средств.
Ах, симфония!
– Давай быстрее, – шепчет Рита, поторапливая меня, когда мы забегаем в раздевалку.
Мы молча переодеваемся и мчимся в конференц-зал, где уже вовсю идёт утренняя планёрка.
Все места заняты.
Олег Викторович Медведев, заведующий, бросает на нас тяжёлый взгляд. Коротко косится на часы, но ничего не говорит.
Святой человек!
– Итак, коллеги, – продолжает он, когда мы с Ритой устраиваемся у стены. – На повестке дня две хорошие новости.
– Нифига себе, сегодня прям аншлаг, – кивает Рита на забитый зал
Да, действительно. Сегодня все в полном составе.
– Во-первых, – Медведев важно поправляет галстук, – через неделю к нам наконец-то прибудет новый рентген-аппарат, который мы с вами так долго ждали! Ура, товарищи!
По залу проносится одобрительный гул.
Толпа жиденько и лениво аплодирует.
Да, мы этот аппарат ждали больше года, все возможные очереди отстояли.
– И, во-вторых, – Медведев делает паузу, словно наслаждается моментом триумфа. – Уважаемые коллеги, мы наконец-таки нашли замену Григорьеву и отделение нейрохирургии снова откроет свои двери для пациентов. Хочу представить вам талантливого врача и просто замечательного человека, который прилетел специально ради нас из Цюриха.
Нейрохирург…
Цюрих…
Мой мозг заторможенно пытается срастить два этих факта, тогда как бессознательное вопит от паники!
Я просто перестаю дышать.
В голове звон.
Нет, это не он. Кто-то другой… Тоже нейрохирург и тоже из Цюриха.
Мало их там что ли?
– Коллеги, – голос Медведева доносится откуда-то издалека, словно из-под толщи воды. – Прошу любить и жаловать, Богдан Андреевич Ларионов.
Мир вокруг замирает.
Я не могу двинуться, даже повернуть голову, чтобы убедиться, что это действительно он.
– Ой, хорош… – мурлычет Ритка. – Мать, ты глянь, какого нейрохирурга к нам ветром занесло.
Поднимаю растерянный взгляд.
Богдан.
Высокий, уверенный в себе, с лёгкой полуулыбкой, он неторопливо обводит глазами зал.
Он такой же, как раньше, но…
Нет. Он совсем другой.
Отстранённый. Возмужавший. И нет на его лице теперь ни тени прежней мягкости.
– Уважаемые коллеги, я рад быть здесь, – голос его холодной волной растекается по аудитории. – И я крайне благодарен Олегу Викторовичу за это предложение и возможность поработать в такой замечательной клинике. Надеюсь, мы со всеми найдём общий язык.
В этот самый момент его глаза встречаются с моими.
И тут же в них мелькает то, чего я боялась увидеть больше всего.
Неприязнь.
Отвращение.
Почти брезгливость.
Как в тот самый вечер, когда я собственными руками убила нашу любовь.
Земля уходит из-под ног.
Моё сердце замирает на секунду, а потом срывается в такой безудержный галоп, что мне кажется, его нестройное биение слышат все вокруг.
Богдан не отводит взгляда, словно бросает мне вызов.
Я же опускаю низко голову и пытаюсь сделать вид, что ничего не произошло.
Но внутри я уже рушусь…
Глава 4
Женя.
После окончания летучки я по стеночке двигаюсь к выходу из аудитории, мечтая слиться с интерьером или мимикрировать под тумбочку.
Я всё ещё чувствую на себе прожигающий взгляд Ларионова, но, к моему счастью, он сейчас слишком занят – его окружает толпа коллег, мечтающая познакомиться поближе с новым нейрохирургом из самого Цюриха!
Знаю я наших девчонок, они такой лакомый кусочек ни за что не пропустят.
Тфу на них!
Ты ревнуешь что ли, Женечка?
А Женечка ревнует, да.
Нет, понятное дело, он не держал три года целибат и женщин у него, должно быть, хоть отбавляй. Но одно дело, когда всё оно где-то там… И совсем другое – когда у меня на глазах.
В голове всё ещё мутно, а сердце стучит так громко, что кажется, оно вот-вот выскочит наружу.
Богдан.
Здесь.
В этой клинике.
В пяти метрах от меня.
И новость о его переводе шокирует меня до глубины души.
Нет, я предполагала, что он рано или поздно вернётся в Россию. Но я думала, что первым делом он отправится покорять Москву и крутые столичные клиники. Наша Красноярская больница хоть и частная, хорошая, с новым оборудованием и стильным ремонтом, но всё же простовата по меркам Богдана.
Ну, или нет…
Мимо проходят коллеги, переговариваясь о новеньком нейрохирурге. Кто-то смеётся, кто-то шепчет восторженное «из Цюриха, представляешь?!».
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
Не помогает.
Реальность расползается по швам.
Тащусь вперёд, ничего не соображая.
– Женька! – Догоняет меня Рита. Её лицо светится, глаза горят нездоровым энтузиазмом. – А ты чего даже ничего не сказала?
– По поводу?
– Ну… Новенький! – Она едва не подпрыгивает на месте. – Это что за тестостероновая гора?! Разве нейрохирургам можно быть такими симпатишными? Может, пойти ему свой нервный тик показать? Пусть проконсультирует…
Резко хватаю её за локоть и толкаю дверь сестринской. Вваливаемся туда.
Оглядываюсь, чтобы убедиться, что здесь никого нет.
– Ой, Жень! – Рита обиженно вырывает из моей хватки руку. – Ты чего?
– Чего-чего… Помнишь, я тебе про бывшего своего рассказывала?
Рита хмурится.
– А! Ну, помню. И что?
– Мой бывший… – Взмахиваю в воздухе ладонью, подгоняя Риткин мозг соображать шустрей. – Нейрохирург… Из Цюриха…
Терпеливо жду, пока подгрузится процессор…
– Подожди… – Распахиваются шокировано её и без того огромные глаза. – Так этот Ларионов и есть твой бывший?
– Да!
– Вот блин, – с чувством хлопает себя по лбу. – Титова, ну ты и дура! Такого мужика упустить! Это ж сколько мозгов надо иметь, м?
– Дура, да.
А чего отрицать?
Самая настоящая.
Рита шумно выдыхает и, скрестив руки на груди, смотрит на меня в упор.
– Ладно, тогда демонстрацию нервного тика придётся отложить. Но я одного не понимаю: почему ты всё ещё стоишь здесь? Иди к нему! Иди и скажи, почему ты тогда с ним так поступила!
Кусаю нервно губы до боли.
– Рит, ты правда думаешь, что он станет слушать?
– Ну… Мы можем взять галоперидол в психиатрии, и тогда у него не останется выбора.
– Сумасшедшая ты, Ритка, – не могу сдержать улыбки.
Дверь осторожно открывается.
В проёме показывает голова Расула.
– О, девчонки, – тёмные брови взлетают в приветствии. – А чего вы здесь шепчетесь? Небось, новенького обсуждаете?
Расул заходит, прикрывая за собой дверь.
Он высоченный, под два метра. Даже выше Богдана, наверное.
Плечи широкие, массивные. Глаза такие тёмные, что сливаются со зрачками.
Он выглядит устрашающе, но ровно до тех пор, пока не откроет рот. Как и подобает хорошему кардиохирургу, с сердцем у Расула полный порядок – оно огромное и доброе.
Наверное, поэтому мы так быстро сдружились втроём, и теперь не разлей вода.
– Нет, конечно. Нам этот новенький вообще не интересен, – отрицательно мотаю я головой.
– Расул, ты в курсе, что это и есть Женькин бывший? – Сдаёт меня с потрохами Ритка.
Моргаю ей многозначительно.
Спасибо, блин… Заклюют же теперь меня вдвоём.
– Да ладно?! – Расул в изумлении кладёт ладонь на лоб. – Офигеть! Хочу подробностей!
Я закатываю глаза и плюхаюсь на диванчик.
– Спасибо, Рита. Теперь я знаю, кому нельзя доверять секреты.
– Какие от меня могут быть секреты, а? Я же маг дел сердечных!
– Ты кардиохирург. Это несколько иное.
– Да, я кардиохирург, и каждый день воочию наблюдаю бьющиеся человеческие сердца, – Расул лезет в шкаф на стене, достаёт пакет с печеньем. Философски взмахивает им в воздухе. – Ну, или не совсем бьющиеся. Там уж как повезет. Печеньки будете?
Ритка тянется пальцами в пакетик.
– Да уж, Титова, попала ты, – Расул откусывая печенье, небрежно стряхивает с груди крошки. – Хуже, чем работать со своей второй половинкой, может быть только работать с бывшей второй половинкой. Он же наверняка станет тебя терроризировать!
– Или полностью игнорировать, – добавляет Рита.
Расул тычет в её сторону крекером, мол, как же ты права.
– Точно! А это ещё хуже. Нет оружия страшнее полного игнора.
С раздражением закрываю лицо ладонями, пытаясь справиться с нарастающим ощущением тотальной беспомощности.
Мой тщательно выстроенный маленький мирок вдруг сдвинулся и накренился. Я больше не чувствую себя в безопасности.
После того, как я вошла в ремиссию, мне пришлось буквально учиться жить заново. Искать внутри себя опору, выстраивать надёжный фундамент.
Болезнь подкосила меня во всех смыслах, а тяжёлый разрыв с Богданом оптимизма не добавлял.
Стыдно признаться, но иногда я даже ловила себя на мысли, что не хочу без него…
Не хочу.
Но упорно вставала, расправляла плечи и снова и снова шла в свои страхи.
А теперь… Теперь снова смута и хаос.
Он так близко, на расстоянии вытянутой руки, но никогда не позволит мне к себе прикоснуться.
– Господи, вы только хуже делаете! Вы же друзья и должны меня поддерживать!
– Так мы поддержим. Конечно. Но это не отменяет того факта, что ты попала. Может, тебе перевестись по-быстренькому, м? Куда-нибудь, скажем, в Якутию?
Расул хмыкает, довольный своей шуткой, но его взгляд тут же смягчается.
– Ну что ты, Женька, не реви! Прости, глупость сморозил!
Машинально провожу рукой по лицу и с удивлением осознаю, что по щеке действительно медленно скатывается слеза.
Одна единственная, глупая, предательская слезинка.
Расул заваливается на диван рядом со мной.
– Ну всё, всё, Женёк, – вздыхает и, отложив печеньки, сгребает меня в свои неуклюжие объятия. Осторожно гладит меня по волосам, и я почти верю, что всё будет хорошо. – Тебе нельзя нервничать, забыла? Мы же врачи. Кому, как ни нам, знать о влиянии психосоматики, а?
Дверь сестринской с шумом открывается.
Мы втроём вздрагиваем, словно застуканные на чём-то противозаконном.
– Вот, Богдан Андреевич, комната отдыха для персонала. Такие есть на каждом этаже… – Олег Викторович широким жестом обводит комнату.
Руки Расула напряжённо сжимаются на моих плечах.
Ритка зависает с полным ртом крекеров, перестаёт жевать.
В дверях стоит Богдан.
Его неласковый взгляд скользит медленно по моему лицу, опускается ниже к плечам и сканирует нашу с Расулом недвусмысленную позу.
Чёрт…
