Kitobni o'qish: «Глупая бессмертная птичка»

Глава 1

В неплотно прикрытое окно просочился влажный октябрьский ветерок. Он скользнул под зелёной римской шторой и пробежал по белой стене. Проведя плечами, Агата осторожно, чтобы не повредить тёмный линолеум, пододвинула стул поближе к тепловой пушке. От потока горького горячего воздуха светлые волосы затрепетали, путаясь в замысловатых серёжках, а тишину нарушило шуршание документов, разложенных аккуратными стопками по поверхности большого стола.

Пальцы ощутимо закоченели, и, воровато оглядевшись, Агата сунула их под водолазку. Тёплый свитер остался в гардеробе вместе с пальто, и, чтобы его забрать, нужно было спуститься на первый этаж, а Дмитрий Сергеевич очень просил её подождать в кабинете, пока он оформляет пропуск. Он предупредил, что это может занять около часа, и, прежде чем уйти, поставил перед Агатой большую кружку чая, который очень быстро остыл, и тарелочку с печеньем. Пока что жуткие байки бывших однокурсниц оставались просто байками: научно-исследовательский институт мозга не казался опасным местом, где по углам навалены горы тел со свёрнутыми шеями.

– Кто же за спиной остался, друг? – промурлыкал за спиной надломленный хриплый голос, а глаза закрыли тёплые ладони.

Агата вздрогнула и вывернулась из слабой хватки, выставив руки перед собой в защитном жесте и едва не налетев на обогреватель. Взгляд расширенных зрачков нашёл угрозу, и Агата изумлённо моргнула.

– Guten Tag, Fraulein Smidt. Keine Sorge, Ich werde Sie nicht weh tun¹, – на чистейшем немецком заговорил стоящий перед ней юноша, примирительно подняв раскрытые ладони.

– Wer Sind Sie?² – Агата внимательно оглядела его и опустила руки: парнишка среднего роста с азиатскими чертами лица не выглядел хоть сколько-нибудь грозно. Из-под незастёгнутого белого халата выглядывала футболка с принтом из какого-то аниме, а джинсы с потёртостями на коленях опускались на пёстрые кроссовки. В его движениях прослеживалась подростковая неуклюжесть, и он виновато улыбался, как нашкодивший ребёнок, пойманный с поличным.

– Ich bin Seine Kollege³, – с готовностью отозвался тот, указывая на свой белый халат.

Брови Агаты поползли вверх. На коллегу, аспиранта кафедры нейрохирургии лопоухий парнишка с растрёпанными волосами походил в последнюю очередь, и скорее выглядел как школьник, который пришёл к родителю на работу и ради интереса накинул чей-то халат. Но к нагрудному кармашку была прикреплена карточка с его фотографией и данными: Николай Масочников, младший научный сотрудник.

С трудом проглотив рвущиеся из горла вопросы, Агата подняла уголки губ, изображая улыбку, и заговорила:

– Вы отлично говорите по-немецки, но я хочу больше практики в русском, давайте по-русски говорить?

– Как пожелает фройляйн! – Николай сделал шутливый поклон. Полы халата взметнулись, окутывая комнату горько-солёным запахом антисептика. – Вас ведь зовут Агата? Наш заведующий кафедрой про вас рассказывал! Вы будете писать работу о влиянии травм головного мозга на высшие психические функции? – чёрные глаза под длинной чёлкой горели неприкрытым любопытством. Они поймали голубую радужку и не давали ей шанса сбежать, упрашивали открыть все секреты.

– Да, это я, рада познакомиться! С нетерпением жду работы вместе! – Агата не находила в себе сил противиться гипнотизирующему взгляду, узкие плечи расслабленно опустились, улыбка перестала быть натянутым оскалом. – А вы Никола, верно? Очень красивое имя!

– Благодарю, фройляйн Агата! Я не сильно вас напугал? Прошу прощения, я так ждал нашей встречи, что совсем забыл, что вы новенькая на нашей кафедре, такое чувство, будто я вас лет восемьдесят знаю!

Агата открыла рот, но с языка не сорвалось ни звука. Русские и немецкие слова исчезли из головы все разом, будто кто-то вспугнул стайку воробьёв. Безуспешно пытаясь собрать хоть одну вразумительную фразу, Агата прокручивала в голове самые яркие воспоминания, будто смотрела влог о собственной жизни, только ускоренный в тысячи раз. Картинки сменяли друг друга с такой чудовищной скоростью, что Агата уже не могла различить детали, мозг успевал выстраивать только общие черты. Аспирантка кафедры нейрохирургии знала, что мозг не имеет своих нервных окончаний и не может чувствовать прикосновения, но знание не спасло от ощущения раскалённого скальпеля, беспорядочно кромсающего хрупкие связи между нейронами. Нос заполнила вонь горящей плоти, а за кончик языка зацепилось мерзкое металлическое послевкусие крови.

Когда Агате стало казаться, что она вот-вот упадёт в обморок от фантомой боли, дверь резко распахнулась и шарахнула о косяк. Чувство жжения пропало мгновенно, не оставив после себя даже ноющего или пульсирующего ощущения.

В проходе появился лысеющий мужчина в белом халате, накинутом на деловой костюм. Зелёные глаза заметили Николая, и заведующий кафедрой замахнулся на него свёрнутыми в трубочку документами, шутливо прикрикнув:

– Масочников, опять ты со своими шуточками! А ну прекращай мою аспирантку пугать!

– Я просто хотел с ней подружиться, Дмитрий Сергеевич! – Николай обезоруживающе улыбнулся и ловко увернулся от отческой оплеухи. – Неужели нельзя?

– Нельзя! Ой, вот тебе, Масочников, точно нельзя! Я тебе ещё не простил генномодифицированную картошку, которую сожрала твоя крыса! – хохотнул заведующий кафедрой, потрясая небольшим пузиком, полученным за лето от пряного шашлыка и горького пива. – А я буду дуться ещё два дня точно! Знаешь, сколько я её выпрашивал, чтобы на дачу посадить?!

– Ну, Дмитрий Сергеевич, вам что, жалко еды для животинки? – Николай картинно закатил глаза, приложив руку ко лбу. – Малыш Акума просто проголодался и немножко надкусил то, что нашёл поблизости! И пострадала-то только одна картофелина, до остальных дело не дошло…

– Ничего себе малыш! Твоя крыса чуть ли не с кошку размером! Жрёт всё, что видит, и открывает любую клетку!

– Он просто умненький, не завидуйте!

– Ещё скажи, что он у тебя генномодифицированный!

– Ну, теперь да, он же съел генномодифицированную картошку! Вы у Федьки спросите, он специалист!

– Ой, не поминай Коновалова к ночи… – Дмитрий Сергеевич замахал руками в притворном ужасе.

Агата переводила взгляд с одного учёного на другого и старательно держала на лице улыбку. Она понимала почти все слова, но общая нить разговора ускользнула от неё почти сразу, и Агата безуспешно пыталась понять, как связаны картошка, крыса и деятельность кафедры нейрохирургии. Она хотела спросить, но стеснялась вмешиваться в разговор.

– Есть у нас такой аспирант, – Николай повернулся к Агате, будто прочитал её мысли, и принялся рассказывать, горячо жестикулируя. – Федька Коновалов, хороший парень, с высшим образованием и амбициозной целью, ищет способ лечить рак мозга на поздних стадиях, при метастазах. Ничего, как говорится, не предвещало, пока однажды вечером он не ворвался в лабораторию к Дмитрию Сергеевичу с воплями, что из-за генных модификаций овощей люди тоже становятся ГМО и это надо срочно прекратить! Он схватил бутылку соляной кислоты и попытался залить образцы, которые Дмитрий Сергеевич вёз на самолёте аж из Хабаровска, чтобы нам показать.

– Ага, и нас вместе с ними! – заведующий кафедрой фыркнул. – Николай смог его утихомирить, хотя сам пострадал, руки по локоть в ожогах были!

– Да что мне сделается, всё как на собаке заживает, – Николай отмахнулся. – И кислота уже не особо концентрированная была, мы её на опыты таскали и воды подливали, чтоб Дмитрий Сергеевич не заметил. А Коновалову я потом в глаз прописал, на том и порешили, теперь лучшие друзья! Познакомить вас с этим чудом природы, фройляйн?

Агата заулыбалась, закивала. Она ещё чувствовала себя неуверенно на новом месте, хотя складывалось всё как нельзя лучше: она сняла хорошую квартиру-студию всего в четырёх станциях метро от НИИ, заведующий кафедрой нейрохирургии, воодушевлённый приездом иностранной аспирантки, лично вышел её встретить, а теперь ещё и один из коллег оказался таким дружелюбным юношей! Повинуясь внезапному порыву, Агата протянула Николаю руку, которую тот очень осторожно пожал. Он отдёрнул кисть буквально через секунду, но тонкие пальцы странным образом онемели, будто по меньшей мере попали под пресс. Впрочем, Агата благополучно списала эту странность на то, что, постояв возле тепловой пушки, она наконец-то отогрелась.

– Кхем, вижу, вы уже поладили? – Дмитрий Сергеевич, про которого все благополучно забыли, кашлянул, привлекая к себе внимание. – Это хорошо. Тогда, Масочников, поручаю нашу новенькую тебе. Раз у тебя есть время шататься без дела возле моего кабинета, проведёшь ей экскурсию, всё покажешь и расскажешь.

– Да без проблем, – Николай хмыкнул и дёрнул плечом. – Мне реально заняться нечем, у Гали операции сегодня все плановые и скучные, а Давида Темуровича я за последние два дня так задолбал, что он пообещал надеть мне на голову утку, если я в его операционной появлюсь.

– Вот даже не могу определиться: я больше удивлён или напуган тем фактом, что ты вывел из себя моего спокойнейшего заместителя? – заведующий кафедрой выразительно поднял бровь, постукивая по сгибу локтя трубочкой из документов. – Масочников, ты страшный человек.

– Я не страшный, я дотошный, – с характерной интонацией домовёнка из советского мультфильма протянул Николай, но потом всё же пояснил: – Случай небанальный, я дополнительно в материалах покопался, поэтому уверен в своих выводах на тысячу процентов. Но мне пока никто не позволит такую сложную операцию самому выполнить, вот я и пытался донести Давиду Темуровичу свою великую мыслю. Чуть позже зайду к нему на свой страх и риск, но уж больно охота о результатах операции узнать. Да и фройляйн Агата там осмотрится. Ей же можно посещать стационар?

– Да, но пока только в твоём сопровождении, я выпишу временный пропуск, на изготовление постоянного потребуется три или четыре дня, – заведующий кафедрой занял любимое компьютерное кресло с удобной спинкой и принялся заполнять документы.

– Отлично, тогда сегодня мы идём на экскурсию!

Николай едва не прыгал от восторга, пока Дмитрий Сергеевич подписывал нужные бумаги и ставил печати. Он за несколько минут успел посмотреть в окно, поправить все неплотно прикрытые дверцы шкафа, занимавшего всю стену, и сунуть любопытный нос в документы на столе.

– Масочников, успокойся уже, – пожурил его заведующий кафедрой, протягивая несколько листов. – Не позорься перед иностранной аспиранткой, тебе двадцать шесть уже, а ведёшь себя как подросток! Чтоб завтра пришёл в приличной одежде и причёсанный! У нас в конце-концов, есть определённые правила.

– Не ругайте Николу, Дмитрий Сергеевич, – вступилась за коллегу Агата, – он очень добрый и выглядит милый! Он обязательно расскажет мне про правила и покажет чудо природы Коновалов! – Николай прыснул в кулак, но тут же попытался замаскировать смех кашлем, оставив Агату в недоумении: – Я что-то не так сказала?

– Нет-нет, фройляйн!

Аспирант быстро взял себя в руки, хотя подрагивающие губы выдавали его с головой, пригладил чёрные волосы и заправил за уши отросшую чёлку. На правом виске Агата успела заметить довольно длинный тонкий шрам, настолько ровный, будто был оставлен рукой профессионального хирурга. Но расспрашивать нового знакомого об истории происхождения этой отметины Агата посчитала неэтичным.

Сам Николай, если и обратил внимание на излишне долгий, пропитанный любопытством взгляд, то вида не подал, галантно открыл даме дверь и протянул руку:

– Идёмте, осмотримся, Агата.

Они вышли в коридор и, как только дверь захлопнулась, стены кабинета заведующего кафедрой затряслись от его хохота. Николай закрыл рот ладонью, его плечи крупно вздрагивали, и через пару минут он уже тоже хохотал, скрючившись возле стены. Агата переводила растерянный взгляд с Николая на дверь и обратно. Наконец, она не выдержала и взмолилась:

– Никола, скажите, что ist не так? – от волнения иностранный акцент стал особенно заметен, Агата забыла самую простую фразу.

– Всё в порядке, фройляйн! – Николай кое-как сделал вдох, утирая выступившие слёзы. – Просто вы даже не представляете, насколько правы! Коновалов у нас действительно то ещё чудо природы!

– Но вы же сам его так назвал… я ошиблась и неправильно употребила слово? – Агата беспомощно заламывала руки.

– Нет же, всё в порядке, фройляйн! – засуетился вокруг неё Николай. – Не обижайтесь, пожалуйста! Вообще поменьше обращайте внимания на мои шутки, это у нас местный юмор, а у меня ещё и плохо получается! И я не над вами смеялся, правда! Давайте найдём Коновалова, вы сразу поймёте!

– Хорошо, Никола.

Агата немного успокоилась. Она старалась гнать от себя тщеславные мысли, но вид суетящегося Николая приподнял ей настроение. Мужчина, который не оправдывал безразличие равноправием, который ненавязчиво помогал там, где она могла сама справиться, казался настоящим принцем из сказки. И хотя «принц» выглядел как нескладный подросток, Агата уже мысленно сравнила его с бывшими однокурсниками, и сравнение оказалось не в пользу последних.

Они направились по длинному коридору вглубь крыла, мимо дверей с табличками. Агата вспомнила страшилки и завертела головой, выискивая маньяка. Но маньяк никак не находился. На свежевыкрашенных белых стенах не было трещин, которые могли маскировать тайные ходы, тёмный линолеум оказался крепко прибит плинтусами по периметру, а за дешёвыми дверями из прессованных опилок скрывались только скучные кабинеты со стопками бумаг на огромных столах или рядами стульев перед интерактивной доской.

– Никола, а знаете, какие истории рассказывают про вашу кафедру? – Агата решила попытать счастья и узнать всё из «первых рук». – Я, признаться, чуть им не поверила! У вас были случаи, когда находили людей со свёрнутый шеями?

– Да, было такое, – спокойно кивнул Николай, будто подтвердил ребёнку давно всем известный факт. Они подошли к большой двухстворчатой двери, и Николай потянул ручку, открывая вход на лестницу. – А что?

– Правда? Вы меня не разыгрываете? – огромные голубые глаза распахнулись ещё шире, светлые ресницы почти коснулись бровей. – У вас на кафедре был маньяк?!

– Чего?! – теперь уже Николай от шока сбился с шага и едва не запнулся о собственные шнурки. – Какой ещё маньяк?!

– Тот, который убил десять студентов вашей кафедры. Я когда сказала, что буду поступать сюда, подруги были в ужасе, рассказывали страшные истории про маньяк в маске, который ночами ищет засидевшихся студент.

– Мне нравится такая версия, давайте на ней остановимся, – важно произнёс Николай, поправив рукав великоватого халата.

– Никола, вы разжигаете моё любопытство! Я вижу, как вы смеётесь надо мной! Говорите, пожалуйста!

– Разве не лучше сохранить красивую легенду, фройляйн? Вдруг правда вам не понравится? Как же я буду смотреть вам в глаза после такого! – аспирант картинно прижал руку ко лбу и закатил глаза.

– Никола! Говорить! Bitte!⁴

– Хорошо-хорошо, не буду томить. У нас действительно был случай, когда утром уборщица обнаружила тело аспиранта со свёрнутой шеей. Но! Было это лишь однажды, и никакой тайны полиция не обнаружила: он выпил, стал спускаться с лестницы и потерял равновесие. И всё, понимаете, фройляйн? Вы могли верить в маньяка, а теперь будете знать, что опаснее всего обычная лестница!

Обвиняюще указав на выложенные кафелем ступени, Николай насупился. Агата моргнула. Пугающие картинки, которые рисовало воображение, покрывались сеточкой трещин и пылью осыпались под ноги. А вместе с фантазиями исчезало и таинственное очарование нового места учёбы: скользкие лестницы были в любом учебном заведении, хоть в России, хоть в Германии, хоть в Японии, а вот маньяк обитал только в этом.

– А я говорил, что порой лучше не знать правды, – Николай развёл руками. – Но, чтобы загладить вину за разрушенные иллюзии, я вам покажу кое-что интересное! Нужно подняться на пятый этаж в лабораторию, может и наше чудо-Коновалов там же окажется.

После рассказа Николая выложенная грязно-жёлтой плиткой лестница стала как минимум вдвое круче и на порядок более скользкой. Агата вцепилась в шаткие перила из стальных прутьев и, глубоко вдохнув, будто собиралась прыгнуть в воду, поставила ногу на ступеньку. Как ни странно, та внезапно не исчезла, не раскрошилась, и Агата даже не провалилась вниз. Второй шаг дался проще, но в отличие от кроссовок Николая, её изящные туфли на небольшом каблучке всё-таки немного скользили по гладкому кафелю.

Чтобы скрасить медленный подъём, Николай завёл рассказ об истории научно-исследовательского института мозга и его кафедрах. Он без запинки перечислил всех заведующих, их звания и основные награды. Агата слушала и могла только дивиться, как в его голове держится такой объём знаний. Большинство знакомых ей учёных и, признаться, она сама хорошо знали только свою сферу и неплохо – парочку смежных, а вот в остальных предметах их знания оставались посредственными, если не сказать ужасными. Или же вовсе отсутствовали как класс. Агата, например, историю не знала совершенно. Тройку в диплом нарисовали исключительно из жалости, потому что имена, даты и события в её голове не задерживались. Зато профессор анатомии считала её своей лучшей ученицей и всегда ставила Агату в пример остальным студентам.

На прямой вопрос, как ему удаётся помнить столько всего, Николай только хмыкнул:

– А я как Ёжик из «Смешариков»! Знаете, как там было: «У меня память такая, странная. Что раз услышу потом не забуду». Ну, вот и у меня мозг не совсем обычный.

– Никола, неужели вы тоже до сих пор смотрите детские мультики? Подруги в моей Faterland часто подшучивали над моей любовью к анимированным историям!

Агата не сдержала счастливую улыбку, будто спустя годы наконец-то нашла родственную душу. Николай в шутку напыжился и предостерегающе погрозил иностранной аспирантке пальцем, важно вздёрнув нос.

– Но-но! «Смешарики» – это не просто детский мультик! Мудрость, которую передают нам круглые герои… А, впрочем, я всё смотрю. Кроме, пожалуй…

– Любовных драм! – хором произнесли Агата и Николай, скривив одинаково-презрительные лица.

Они переглянулись и захохотали так, что Николай, лишённый опоры в виде перил, едва не повторил трюк с полётом с лестницы. Агата успела ухватить его за воротник майки, и присмиревшие аспиранты продолжили свой путь гораздо аккуратнее.

Лаборатории, отданные кафедре нейрохирургии, располагались в левом крыле на последнем, пятом этаже. Николай объяснил, что ими можно пользоваться без ограничений, нужно только договориться с другими аспирантами, если планируешь что-то масштабное и хочешь надолго занять одно из помещений полностью. Если же не хватало какого-то оборудования, можно было пойти в лабораторию другой кафедры, но те требовали записываться заранее, предоставлять кучу отчётов и делиться результатами исследований. Агата любила систематизировать знания и писать отчёты, поэтому не видела проблемы, но вот ждать несколько дней, а то и недель своей очереди её дух исследователя ненавидел, поэтому она обрадовалась, когда Николай предложил в случае необходимости обращаться к нему:

– У меня есть приятели на всех кафедрах, так что ненадолго могут пустить к себе без записи. Мы этим не злоупотребляем, чтобы заведующие не пресекли, но иногда выручаем друг друга.

Агата понятливо кивнула. В её прошлом институте подобное было строжайше запрещено: либо приходишь в оговоренное время и только на два часа, либо не приходишь вообще. Даже опоздание дольше чем на десять минут могло стать поводом для отмены записи. Получить больше свободы было… необычно. Агата знала, что для её исследования лаборатория вряд ли понадобится, но само знание приятно угнездилось тёплым комком где-то под рёбрами. Иностранную аспирантку не бросят одну: «Нужно только попросить, и мне помогут,» – хорошее ощущение.

– Вот этой лабораторией мы пользуемся чаще всего, – тем временем они подошли к большой раздвижной двери с герметичными резиновыми прокладками по краям. Николай заглянул в небольшое окошечко и взялся за ручку: – Вон и Коновалов, кстати, сейчас познакомитесь.

Протекторы скрипнули друг о друга, и створка отъехала в сторону.

Мерзкий запах ударил в нос, на секунду перебив все прочие органы чувств. Агате даже показалось, что уши заложило, а кожа перестала ощущать холод, который преследовал её с того момента, как она на два шага отступила от тепловой пушки. Больше всего «аромат» напоминал прокисший борщ, щедро разбавленный бензином.

Николай зажал нос двумя пальцами и рявкнул:

– Федька, чтоб тебя! Что за вонючку ты на этот раз намешал?! Дышать невозможно!

– У меня получится… Должно получиться. В этот раз точно! – длинные тонкие руки дрожали, стискивая пробирку с вязкой жёлто-оранжевой субстанцией.

– Если ты решил убить весь корпус своей «химической атакой», то у тебя почти получилось!

Николай подошёл к щитку на стене, щёлкнул тумблером и вывернул его на максимум. Зажужжала мощная вытяжка, заглатывая пропитанный вонью воздух. Затрепетали полы халатов, голова с растрёпанными рыжими волосами повернулась к неожиданным вторженцам.

– Ты не понимаешь, я на пороге величайшего открытия! – Коновалов выронил свой эксперимент, который с глухим стуком упал на блокнот и залил исписанные мелким неаккуратным почерком листы. Он подлетел к Николаю, хватая его за грудки, и принялся трясти как тряпичную куклу. – Моё открытие спасёт мир! Спасёт её!

– Шёл бы ты со своим открытием… к химикам! Я вообще так до сих пор и не понял, почему ты не у них, а на кафедре нейрохирургии. – Николай перехватил чужие запястья и осторожно, но уверенно отстранил коллегу от себя.

– Так надо, так должно быть… – Коновалов друг безвольно ссутулился, опустил плечи и, покачиваясь, побрёл обратно к столу.

– Ну, ты и кадр, Федька! – Николай догнал его и похлопал между лопатками. – Ты хоть обратил внимание, что я не один пришёл?

– А?

Растерянные карие глаза на узком лице моргнули и сфокусировались на Агате. Она замерла, вжавшись плечом в косяк, и не решалась сделать шаг в лабораторию. По рассказам Николая новенькая аспирантка уже поняла, что Коновалов – довольно своеобразная личность, но полагала, что он безобидный, просто очень увлечённый. Однако безумный взгляд, с которым тот кинулся на Николая, напугал Агату. Она представила, что тощие руки с длинными пальцами могли стиснуть воротник её водолазки, совсем близко к горлу, чтобы не дать вздохнуть…

Сотни крошечных ледяных игл вонзились в спину, плечи свело судорогой, и Агата бессознательно обхватила себя руками, силясь сдержать мелкую дрожь.

– Мгновение, фройляйн! Мой прокол, не подумал! – Николай по-своему истолковал её действия и метнулся к неприметной двери в дальнем конце помещения. Через несколько секунд вынырнул обратно, на ходу расправляя чёрную толстовку с кислотно-зелёными узорами на рукавах, и протянул её Агате. – Вот, наденьте. Тут без отопления и так не особо тепло, а когда вытяжка работает, то вообще дубак.

– Спасибо, Никола, – Агата на автомате взяла предложенную вещь. Сознание неодобрительно напомнило о том, что невежливо забирать одежду у тех, кого только сегодня встретила, и надо было отказаться, но заледеневшие пальцы уже крепко вцепились в толстый флис.

Просторная толстовка по-матерински тепло обняла продрогшую аспирантку, даря ощущение уюта и защищённости. Даже Коновалов перестал казаться жутким подобием Слендермена, только сейчас Агата заметила, какой у него несчастный и потерянный вид.

Высокий молодой человек выглядел донельзя измождённым: худой, бледный до синевы, с тёмными кругами под впалыми глазами – он как будто не ел и не спал несколько дней подряд. Его взгляд сфокусировался на Агате, но вот мозг, похоже, не понимал, кто перед ним и что нужно делать.

– Федька, – зашипел Николай, – челюсть с пола подбери и поздоровайся! – его острый локоть ткнулся Коновалову в бок.

– А-а, э… – Коновалов выдавил из себя несколько невразумительных звуков, кашлянул, прочищая горло, и заученно затараторил: – Здравствуйте, я Коновалов Фёдор, можете звать меня просто Федя, очень рад знакомству!

Он вытянулся в струнку, расправив плечи и высоко вздёрнув напряжённый подбородок. Агата почувствовала себя очень неловко и сделала подобие реверанса, пролепетав:

– Я Агата Штольц, мне тоже очень приятно познакомиться с вас!

– Ну вы, товарищи, даёте, – беззлобно проворчал Николай, с силой проведя рукой по лицу. – Федь, чего пооригинальнее придумать не мог? Ты сколько уже свою очередную гениальную бурду смешиваешь?

– Это быстрый рецепт, всего тридцать один час потребовался!

Агата раскрыла рот, во все глаза глядя на Коновалова. Она, конечно, знала, что учёные порой теряются во времени, проводя свои исследования, но сама никогда сутками не засиживалась. А вот для местных аспирантов это казалось чем-то обыденным, потому что Николай только сочувственно похлопал коллегу по плечу и пробормотал что-то вроде: «Ну, не четверо суток, уже хорошо. Может, в следующий раз получится рабочая формула».

Когда Коновалов отправился спасать остатки своих записей от растекшегося эксперимента, Николай поманил Агату за собой вглубь лаборатории. Они обошли длинный стол, густо заставленный разномастным оборудованием, среди которого особенно выделялся новейший электронный микроскоп, загадочно посверкивающий белыми боками. Агата проводила прекрасный агрегат голодным взглядом, уже представляя, как будет рассматривать повреждённые клетки из удалённых на операциях участков мозга. В светлой голове даже промелькнула шальная мысль попросить включить это чудо техники и изучить под ним что угодно, хоть собственный волос, но Николай широким шагом направлялся в самый дальний угол лаборатории, и Агате пришлось поспешить за ним.

От приточно-вытяжной вентиляции потянуло прогорклым сквозняком, который забрался даже под толстовку. Недовольно вздыхали и ворчали мощные моторы, едва различимо взволнованно стрекотали вентиляторы, будто хотели предупредить о чём-то. Но завораживающую мелодию прервал грохот выехавшего из соседнего двора мусоровоза, Агата вздрогнула и в два шага оказалась возле Николая.

– Знакомьтесь, это Акума! – тот отступил в сторону и с гордостью указал на большую клетку возле окна.

Толстые стальные прутья крепко фиксировались на тёмном поддоне, засыпанном свежими, ещё пахнущими смолой опилками, в углу примостился маленький пластиковый домик, а возле миски с кормом сидела крупная белая крыса. Она перестала жевать и неторопливо повернула голову к людям, прищурив пугающие красные глаза. Они скользнули по Николаю и остановились на Агате. По спине аспирантки пробежал липкий холодок: она могла поклясться, что алые бусинки смотрели не просто осмысленно, они оценивали нового человека, выясняли его место в общей иерархии.

– Правда же, он очаровашка? – Николай просунул в клетку палец и погладил розовый нос, который быстро-быстро задвигался, уловив знакомый запах. – Я его после первого года ординатуры купил и перед выпуском провёл ему удачную операцию по удалению части мозга. Дмитрий Сергеевич нас на научной конференции присмотрел и к себе под крыло позвал. А от такого предложения не отказываются, я месяц перед вступительными экзаменами вообще из дома не вылезал, зато подготовился на все «отлично»!

– А что за операция? – Агата с трудом перевела взгляд от крысы на Николая. – Меня, признаться, немного пугает осмысленность в глазах вашего питомца, – она поёжилась.

– О, вы уже попали под его чары? – Николай захихикал, но, заметив недовольство на лице коллеги, стал серьёзнее и объяснил: – Не стоит бояться, это просто животное. Да, я ставил на нём эксперименты, но минимальные. У нас в стационаре был случай, когда двум девушкам после аварии пришлось удалить по небольшой части мозга. Размер примерно один был, а вот пострадавшие участки – разные. Так вот одна от нас убежала на своих двоих, полностью восстановив высшие психические функции, отделалась частичной амнезией, а вот второй не повезло: увезли на коляске и уровень психического развития деградировал до ребёнка лет трёх-четырёх. Я хотел повторить удачную операцию и удалил тот же участок мозга у крысы. Конечно, тут совсем другой метод анализа когнитивных функций, но по всему выходит, что мой Акума не стал понимать меньше. Напротив, он очень сообразителен. Ну, для крысы, конечно. Интегралы и логарифмы мы с ним не пробовали решать.

Агата открыла было рот, чтобы продолжить расспросы, но ей помешали. Выругался Коновалов, возмущённо взвизгнул какой-то из приборов, раздался хлопок и звон стекла. Снова пахнуло прокисшим супом, но на этот раз почему-то с примесью валерьянки.

– Прошу прощения, фройляйн, я на минуту! – выпалил Николай и бросился к Коновалову: – Федька, ты живой там?!

Агата приподнялась на носки, пытаясь разглядеть, что произошло, но тихий щелчок за спиной заставил её вздрогнуть и обернуться. Дверца клетки, секунду назад запертая на щеколду, беззвучно открылась. Поднявшись на задние лапы, крыса перевесилась через толстые прутья и неторопливо выбралась на волю. Оказавшись на столе, она отряхнулась от крошек наполнителя и вразвалку направилась к оставленному неподалёку пакету с печеньем. Одним глазом наблюдая за Агатой, крыса поднялась на задние лапы, ловкие передние бесшумно распутали узелок и схватили палочку из песочного теста.

Акума не стал жадничать: отложив одно печенье, он аккуратно завязал пакет обратно, поправил полиэтиленовый узелок и понёс свою добычу в клетку. Перекинув вкусность в поддон, он залез следом, прикрыл дверцу и запер её на щеколду. Алые глаза смотрели на человеческую девушку с нескрываемой насмешкой, а крепкие зубы легко крошили хрупкое песочное тесто.

Как заворожённая Агата наблюдала за действиями крысы. Она отдавала себе отчёт в том, что видит, но вредное сознание всё настойчивее твердило: этого не может быть, это обман зрения! Животное, каким бы умным оно не было, не сможет додуматься так мастерски замести следы! «Ты просто надышалась вредными испарениями, вот и мерещится… всякое, – успокаивала себя саму Агата. – Крыса не могла завязать пакет и запереть свою клетку, чтобы замести следы! Она бы просто открыла дверцу и разорвала пакет со вкусностями!»

Покончив с печеньем, Акума демонстративно отряхнул передние лапы друг о друга, ухмыльнулся – Агата была готова поклясться, что именно ухмыльнулся! – и свернулся клубочком возле поилки, становясь похожим на самую обычную крысу.

– Ну что, пойдёмте дальше, Агата? – Николай возник за плечом неслышно, будто внезапно освоил навык полёта. – Коновалов снова увлёкся и выпал из реальности, это надолго. Я ему только печенье поближе пододвину, а то опять голодать будет, знаю, проходили. Так хоть шанс будет, что задумается и погрызёт.