Kitobni o'qish: «Феронакозия»

Shrift:

Неразумные [ люди }, пока находятся здесь, постоянно галдят и щебечут, но они не ведают { о чем говорят }.

Лишь после прибытия в божественную летнюю резиденцию, они понимают, что было единственно важным. И поражает их простота этой мысли. Однако поделиться ею они уже не могут. Какой интерес говорить с теми, кто тоже все осознал?

Вот и тоскуют они по Земле.

Св. Фонифатий

Розовая коробка.

Двор-колодец. Редкие высокие окна-бойницы целую вечность пялятся друг на друга. Такие старые, давно ко всему равнодушные. Дворник со смуглым лицом и узкими глазами, одетый в тулуп и меховую ушанку, бросил короткий пустой взгляд на шагнувшую во двор Лизу.

Человек по телефону сказал, чтоб она через ворота под аркой вошла и со двора ему позвонила. Лиза стянула рукавицу и вытащила из кармана куртки телефон. Мороз тут же начал садистки выкручивать ей пальцы. Лиза выбрала из списка номер контакта "Василий К" и, прижав телефон к уху под тесным капюшоном, слушала длинные гудки. Время замерло. К телефону никто не подходил. Нет! Ведь два часа назад человек был на месте.

– Да! – раздался настороженный мужской голос.

Ноздри на бледном веснушчатом лице Лизы затрепетали. Неожиданно пошел мягкий снег. Дворник поднял голову и пытался разглядеть что-то на небе.

– Василий Алексеевич, это снова Лиза Исаева. Я стою возле Вашего дома.

В трубке что-то громко зашуршало.

– Сейчас спущусь и открою.

Лиза осталась посередине двора. Сюда вели две двери, одна совсем обшарпанная и незаметная, в углу, и вторая, побольше и посолиднее. И дорожку к ней дворник расчистил пошире.

"Если выйдет из маленькой, то мы поладим, и я получу, что хочу, – загадала Лиза, – если из большой, то возникнут трудности". Широкая дверь открылась, и из нее вышел седобородый хмурый дед с мусорным ведром. Лиза сделала неуверенный шаг к нему навстречу.

– Лиза! – раздался голос позади.

Она обернулась. В полуоткрытом узеньком проеме стоял мужчина лет шестидесяти или старше. Он придерживал дверцу локтем. Какой-то кособокий. Волосы отросшие и спутанные. Одет в растянутый свитер и линялые пижамные штаны. Он махнул Лизе рукой, и она быстрым решительным шагом, заметно припадая на одну ногу, двинулась в его сторону.

– Добрый день, Василий Алексеевич, – Лиза старалась говорить по-деловому и спокойно, – рада с Вами встретиться.

Василий Алексеевич протянул ей руку. Пожимая мягкую Лизину ладошку, он отвел глаза в сторону, вздохнул и негромко сказал.

– Проходите, тут холодно стоять, – до Лизы долетели протухшие пары вчерашнего алкоголя.

Он запер за гостьей дверцу и предложил:

– Я лучше вперед пойду. Соседи ремонт затеяли, заставили весь коридор.

Лиза шла следом за неухоженным, похоже, крепко пьющим человеком и пыталась вспомнить, когда они виделись в последний раз.

– Вот тут мое царство, – Василий Алексеевич остановился перед входом в одну из комнат. – Проходите, пожалуйста. Не буду уж извиняться за беспорядок. Вы ведь не на жилье мое глядеть пришли.

В комнате пахло сигаретным дымом, кошачьим туалетом и несчастьем. Лиза без колебаний шагнула в нее следом за хозяином. Из-за спинки кресла высунулись белые звериные уши, а следом и встревоженная кошачья морда.

– Маланья не привыкла к гостям, – прокомментировал Василий Алексеевич, – пугливая она у меня. Хотя, может, дольше проживет.

Он крякнул, закашлялся и начал смущенно крутить головой по сторонам:

– Присядьте здесь, пожалуй. Только шерсть может к Вам прилипнуть.

– Это ничего, – ответила Лиза, вдруг отчетливо вспомнив прежнего Василия Алексеевича, подтянутого темноволосого следователя с внимательными карими глазами, – Вы не беспокойтесь.

Она села на предложенный пуфик и вопросительно подняла глаза на хозяина комнаты:

– Вот, как ты выросла, Лиза, – медленно произнес он. – Чему я удивляюсь, столько же лет прошло!

– Больше двадцати, – ответила Лиза.

– Да, – протянул Василий Иванович, и сам плюхнулся на кресло неопределенного цвета, откуда с шипением спрыгнула Маланья, – я помню тебя десятилетней рыжей девчушкой с веснушками, тонкие ручки и ножки как веточки.

– Как видите, – улыбнулась Лиза, – от прежней тонкости мало, что осталось.

– Теперь ко мне пришла интересная молодая женщина. Столько лет, подумать только! Хочешь выпить? Есть рябиновая, водка, а еще коньяк на особый случай…

– Нет, спасибо, – покачала головой Лиза, – я почти не пью алкоголь. Мешает в работе и вообще. Даже небольшое похмелье плохо переношу.

Василий Алексеевич склонил голову и долго глядел на свои руки. Лиза видела, что они слегка дрожат.

– А я без выпивки не могу. Как тогда начал, так и не остановился. Со службы ушел. Правда, не из-за водки. Там это никому не мешало. А вот больше не мог я смотреть на весь этот ужас. Спать перестал почти. Потеть начал так, что через форму проступало, мерещилось что-то. Старался взять себя в руки. Жена ругалась. Велела, чтоб перестал я все через себя пропускать. Грозилась уйти, а потом вещи собрала.

Василий Алексеевич с некоторым усилием поднялся с кресла и подошел к старому покосившемуся буфету.

– А ведь сегодня день у меня как раз особый, раз ты пришла. Позволь уж мне на ты! Ничего?

Лиза кивнула.

– Не так давно юбилей был у меня, товарищ один зашел, был раньше напарником моим, один и не забывает. А ведь большой ныне человек, генерал! Теперь все изменилось. А он мне коньяк-то и принес. Армянский! – причмокнул Василий Алексеевич и плеснул коричнево-янтарную жидкость из бутылки в тяжелую граненую рюмку.

– Вас трудно было найти, Василий Алексеевич, – промолвила Лиза. – Никто не знал, где Вы можете находиться.

– Квартиру мы с женой разменяли, потом я свою однушку продал и получил эту комнату. Кроме одного товарища никто не заходит. Откуда им про меня знать! Все забыли. А мне так и лучше. Безопаснее.

Василий Алексеевич опрокинул рюмку в рот прямо у шкафа и налил следующую.

– Я надеялась, что Вы нам сможете помочь, – начала Лиза, упершись взглфдом широко открытых светло-голубыми глаза в спину Василию Алексеевичу, одним глотком осушившего и вторую рюмку юбилейного коньяка. – Мне показалось по телефону, что Вы можете о чем-то рассказать, поделиться тем, что помните.

– Конечно, конечно, – быстро заговорил Василий Алексеевич. Он подхватил бутылку вместе с рюмкой и вернулся в кресло напротив Лизы. С усилием сдвинул в сторону лежащие на журнальном столике газеты и прочий хлам. Поставил штоф и рюмку на освободившийся уголок.

– Помню, что дело было под осень, в то самое время, когда воздух особенный и небо синее-синее, – Василий Алексеевич громко сглотнул и пробормотал что-то еще себе под нос.

– Был август, предпоследний день каникул. Погода к вечеру выдалась неожиданно теплая, казалось, что лето начнется заново, – говоря, Лиза смотрела куда-то за плечо своему собеседнику. Там стоял бельевой шкаф. Дверца приоткрыта, с полки свисал белый кошачий хвост. На стену у шкафа была пришпилена репродукция Брейгеля и дешевая иконка с неизвестным Святым.

– Да, но я никак не мог предположить, что из той маленькой толстогубой девчушки вырастет такая симпатичная интеллигентная женщина. Ты говоришь, что переехала отсюда?

– В столицу, – отвечала Лиза, с тревогой глядя на вновь наполняющуюся рюмку. – Вы, наверное, единственный, кто может рассказать правду о случившемся. Я ради этого приехала и еще, чтоб увидеть подруг.

– Подруг, – протянул за ней Василий Алексеевич и вдруг громко икнул. – Хорошо твоя жизнь все же устроилась. Замужем?

Лиза помотала головой, Василий Алексеевич собирался еще что-то сказать, но закашлялся и прикрыл рот грубой морщинистой рукой.

– Мне наш общий знакомый сказал, что Вы со мной готовы разговаривать. Мне это тоже непросто, – Лиза глубоко вздохнула, – я не все помню, а то, что помню, возможно, не совсем правда.

– Как же, ведь знаменитый профессор постарался, – злобно процедил сквозь зубы Василий Алексеевич, – весь такой чистенький, в высших кругах вращается. В этом городе для него всегда время жатвы. Я в ту осень и понял, что под землей, прямо у нас под ногами живет Зло. Проклятое место. Я, дурак, хотел всего лишь хорошо выполнить свою работу, а угодил в настоящий ад. Теперь боюсь шаг в сторону сделать. Видишь, и здесь ад, и там ад!

Последние слова хозяин произнес, приподнявшись с кресла. Он размахивал руками, словно старый трагик на подмостках. Лиза не сводила с него глаз, пока мощный и громкий приступ икоты не оборвал его на полуслове.

– Василий Алексеевич, погодите пить, – Лиза бросила грозный взгляд на бутылку с предательски быстро перетекающим в утробу пьяницы коньяком, – Вы должны мне рассказать, что обещали! Вы обещали, Василий Алексеевич!

– Сбегай на кухню, водички принеси! – попросил сдавленным голосом Василий Алексеевич в перерыве между иканием.

Лиза вскочила на ноги и быстро вышла за дверь. Она догадывалась, что если долго идти по длинному петляющему коридору, то рано или поздно кухня отыщется. На одной из дверей висела табличка «Кран не работает». То была ванная. И прямо за ней оказалась большая тоскливая кухня, заставленная шкафчиками всех мастей, холодильниками и полками с посудой.

Не раздумывая, Лиза взяла первую попавшуюся чашку. Не обнаружив нигде графина или пластиковой бутылки, наполнила чашку водой из-под крана и двинулась по коридору назад.

Когда она открыла дверь в комнату Василия Алексеевича, то сразу обнаружила его коварство. Пока ее не было, бутылка опустела еще на половину. Теперь медвяная жидкость болталась совсем на донышке.

Глаза Василия Алексеевича совсем осовели, движения сделались неуверенными и порывистыми, но зато икота будто прошла.

– Ваша вода, Василий Алексеевич, – Лиза протянула ему чашку. – Вы, боюсь, ничего не хотите рассказывать.

Василий Алексеевич удивленно поднял голову:

– Хромоножка вернулась! – обрадованно откинулся он на спинку кресла. – У тебя еще шрам должен быть на лбу у волос.

– Вы помните? – Лиза села и взяла старого пьяницу за руку. – Василий Алексеевич, вы больше всех знаете об этом деле. Вы его изучали, собирали улики, вы тот, кто должен был тогда восстановить справедливость. А я всю жизнь прожила, избегая мыслей о нем.

Василий Алексеевич потянулся узловатыми пальцами к коротким Лизиным волосам, приподнял челку слева. Провел рукой по кривому как турецкая сабля светлому шраму.

– Это висяк, милая, – сказал он неожиданно прояснившимся грустным голосом, – им давно никто не занимается. Ты же знаешь какой бардак был в те годы. В управлении работа над старыми преступлениями, конечно, ведется. Но твое дело – это полный тупик. Оставь его. Думай, что он исчез. Я тоже в лучшие дни стараюсь верить, что его наказал Тот, который сверху.

Василий Алексеевич приподнял палец и закатил глаза, будто готовясь броситься в новую опьяняющую волну. Лицо его опять утратило осмысленность и выражало наивное удивление, граничившее со слабоумием.

Лиза оставалась сидеть неподвижно, закусив пухлую нижнюю губу.

– Что ж, – наконец, полушепотом произнесла она, – тогда, наверное, мне пора. Жаль, что Вы вышли из маленькой двери. Примета не сработала. Мы в детстве всегда загадывали, сбудется или нет, повезет или нет. У меня до сих пор эта глупая привычка осталась.

– Хромоножка! – воскликнул Василий Алексеевич с внезапным отчаянным пафосом и схватил ее за руку. – Постой! Не могу тебя так отпустить!

Василий Алексеевич схватил чашку воды, поставленную Лизой на журнальный столик, и жадно выпил ее до дна.

– Ущипни мои мочки! – попросил он Лизу, показывая на них пальцами. – Это поможет!

Лиза, чуть помедлив и поморщившись, стиснула обе мочки его больших мясистых ушей между пальцами.

– Сильнее! – молил Василий Алексеевич. – Моя жена ногтями прямо жала!

Услышав эти слова, Лиза скривила губы и со всей силы вонзилась коготками без маникюра в податливую мякоть.

Василий Алексеевич взревел, как подстреленный кабан. Где-то в глубине квартиры раздался звон упавших ложек.

– Отлично, хромоножка! Ты – просто молодец! Минут пять буду трезв как Святой Фонифатий. Жена мне его оставила, чтоб был я под присмотром, – Василий Алексеевич ткнул пальцем в иконку на стене. – Из тебя тоже отличная жена получится, верь мне!

Пьяница слегка семенящим шагом подошел к полированному буфету, снял висящий на шее ключ, вставил его в скважину и дернул на себя откидную дверцу. Две полки внутри были заполнены папками и конвертами. Лизе бросилась в глаза царящая там аккуратность.

Василий Алексеевич, подумав, вытащил с самого низа пухлую розовую коробку, заглянул в нее, зачем-то понюхал, посмотрел на Лизу со странным выражением лица. После чего отвернулся, запихал коробку под мышку, еще больше скособочился, поправил свободной рукой сползающие бесформенные брюки. Постояв, словно в глубоком раздумьи, он потянулся к «Рябиновой настойке» на верхней полке буфета и раскачивающейся рукой налил себе полстакана.

Лиза с нарастающим раздражением следила за его действиями. Ей хотелось вымыть руки и уйти прочь из этого дома, признав свое поражение. На несколько мгновений в комнате повисла космическая тишина, разбавленная лищь булькающими звуками, с которыми «Рябиновая настойка» уносилась предназначенным ей путем. Насытившись, пьяница громко срыгнул, открыл дверцу шкафа и положил коробку на место.

Со вздохом Лиза встала, обменялась мрачными взглядами со Святым Фонифатием и направилась к выходу. У двери она обернулась:

– Это не мое дело, Василий Алексеевич, но Вы так долго не проживете. А я к Вам сорвалась, меня начальство отпускать не хотело.

Бывший следователь смотрел на уходящую гостю полубезумным взглядом и улыбался одной стороной рта.

– Долго? – переспросил он. – Это сколько? Ты мне скажи, я тебе верю. Фонифатий ничего не говорит, собака.

Тонкие брови Лизы сложились домиком.

– Все-таки живите долго! – сказала она и вышла в коридор.

Оказавшись во дворе, Лиза обнаружила, что снег успел почти завалить тропинки. Начинало темнеть. Старательный дворник степенно расхаживал с лопатой, отмеряя точное число шагов. Лиза прошла мимо него через ворота на широкий проспект, где начинали вспыхивать вечерние фонари.

За воротами Лиза притормозила, вспоминая, с какой стороны она сюда пришла. Поколебавшись, она повернула налево.

– Подоздите! Подоздите! Дэвушка!

Лиза обернулась и увидела запыхавшегося дворника в ушанке.

– Это Вам Василий Алексеевич передал, – сказал дворник, протягивая Лизе розовую коробку.

Лиза кивнула и полезла в карман куртки, надеясь отыскать там какую-нибудь мелочь.

– Нэ нада! – замахал руками дворник и побежал обратно на двор, где продолжали сыпаться с неба пушистые снежные хлопья.

Лиза подошла к ближайшему фонарю и стянула рукавички. На коробке была изображена бегущая девочка и надпись «Палочка-выручалочка», бисквитное печенье. Лиза на секунду зажмурилась и открыла коробку. Блокнот, несколько свернутых листов бумаги, что-то болтается внизу, а сверху небольшая записка. Она вытащила записку и начала читать в свете фонаря:

"Сегодня позвонила Лиза Исаева. Та самая, о которой я часто вспоминаю"…

На бумагу приземлилась крупная снежинка, и на месте имени Лизы появилась похожая на ядерный взрыв клякса.

"Я стал слишком ненадежным человеком, Лиза! И я трушу, когда пытаюсь быть прежним. Не знаю, отдавать ли тебе то немногое, что я сохранил у себя. Решение о дальнейшей судьбе вещественных доказательств принимал следователь, который вел уголовное дело, следователем когда-то был и я. Но мне они уже вряд ли пригодятся. Я, по всем признакам, приехал на конечную техническую станцию. Материалы дела, мои записи, здесь все то, что не давало мне покоя и погубило меня. Все. Я знал, что нам доведется снова встретиться. Здравствуй и прощай, рыжая испуганная девчонка! Напрасно ты решила копаться в прошлом! Оно ведь кишит чудовищами. Однако, я тебе не советчик!"

Лиза убрала записку обратно в коробку, положила ее в сумочку и настороженно покрутила головой по сторонам. Проходившая мимо женщина бросила на нее неодобрительный ледяной взгляд.

За пару минут снег успел запорошить Лизины плечи и грудь, сумел даже проникнуть за толстый шарф и обернуться водой на округлой шее. Лиза взглянула на часы и быстро двинулась в сторону метро. То и дело она ощупывала сумку рукой, словно пыталась убедиться, что старая советская коробка из-под печенья по-прежнему там. От холода в легких нарастала щекотка. Лиза сжала зубы, ей казалось, что вместе с коробкой она получила рискованное задание и несет в сумке непредсказуемый опасный атом, сулящий разрушения и боль.

История одного похождения.

Выйдя из лифта, иза острожно повернула ключ в замке и проскользнула в полутемную прихожую родительской квартиры. Из-за кухонной двери слышались высокие голоса японской оперы. Мать Лизы экспериментировала с восточными рецептами. До носа молодой женщины донеслись невероятные смеси экзотических ароматов. Лиза на цыпочках пробралась мимо кухни в свою прежнюю комнату. Стараясь не помять розовую коробку, она переложила ее и некоторые необходимые вещи из сумочки в походный рюкзак и, также осторожно ступая, пошла по коридору назад.

Она остановилась перед кабинетом отца, медленно и почти бесшумно повернула дверную ручку и вошла внутрь. Петр Владимирович Исаев, сгорбившись, сидел за письменным столом. Яркий свет настольной лампы падал на его руки и раскрытую книгу.

– Папа, – тихо позвала его Лиза.

– Вернулась, доченька, – радостно обернулся Петр Владимирович, – скоро ужин.

– Сегодня я поеду к Катерине, – покачала головой Лиза.

– Зачем же на ночь глядя? – огорченно прошептал отец.

– Я успеваю на ближайший автобус, но нужно идти прямо сейчас. Ты маме после скажешь, иначе я точно опоздаю.

Петр Владимирович со вздохом кивнул и встал, чтобы проводить дочь до двери. Оба, как старые заговорщики, простились взглядами, не проронив больше ни звука. Дверь за Лизой тихо закрылась, раздался мягкий щелчок замка.

Уже сидя в пригородном автобусе рядом с дремлющей длинноногой красоткой Верой, Лиза вытащила из рюкзака розовую коробку Кривенко и начала перебирать ее содержимое. После встречи со следователем ее сердце не покидала тревога, и во рту она ощущала странный горьковатый вкус, словно проглотила яд, действующий медленно и неотвратимо. Лиза начала было снова перечитывать обращенную к ней тревожную записку Василия Алексеевича, как тут почувствовала, что в ее кармане завибрировал телефон. Она получила новое письмо от Зои, от той, что «без царя в голове», по выражению Лизиной тетки Катерины. И тут же за письмом прилетело и сообщение от все той же вечной нарушительницы спокойствия.

Лиза подозрительно нахмурилась, у нее возникло опасение, что Зоя не сможет присоединиться к их компании сегодня вечером.

– Неужели Зойка нас кинула? – проснулась Вера и, со стоном потянувшись, заглянула Лизе через плечо. Девушке с ее баскетбольным ростом автобусное кресло было явно маловато. Богачка, жена торговца бриллиантами, которая легко согласилась потрястись вместе с подругой в общественном транспорте. Уже за одно это ее можно было обожать. На Веру, в отличие от Зои, Лиза всегда могла положиться.

– Сейчас узнаем, – ответила Лиза со вздохом и открыла сообщение Зои.

«Я приеду, но немного позже на такси. Со мной приключилось просто Нечто. Я все прямо сейчас записываю по свежим воспоминаниям, чтоб после сделать из этого короткую историю или даже повесть. Отправила тебе, почитай! А Вере скажи, чтоб не злилась!»

– Так, так, – многозначительно протянула Вера, – и что же она выкинула такое, отчего я должна выйти из себя? И как она все успевает?

Письмо Зои.

«Моим будущим Читателям, ну, и вам, девочки! Расскажу, как было. Вчера вечером я, как и планировала, пошла на лекцию моего любимого писателя о современном триллере. Я сейчас пробуюсь в этом жанре, и мне было важно его послушать.

И, представьте себе, свободных мест, чтоб присесть, уже не было. Я встала у стенки, но тут рядом со мной поднялся высокий хорошо одетый мужчина и знаком предложил мне сесть. Что я и сделала. Этому джентельмену быстро удалось добыть стул и для себя. И мы сидели рядом, очень близко друг к другу. У него оказалась замечательная внешность. Особенно глаза, по-настоящему синие, необычно яркие. И черные ресницы, и густые русые волосы. Он весь излучал престиж и силу. И признаюсь, я все время ощущала его присутствие и не могла сосредоточиться. И вы уже догадываетесь, что после мы вместе вышли на улицу, где я увидела новейший сверкающий мерседес с водителем.

Я заранее приготовила несколько вежливых слов благодарности для прощания. Он же спросил, не буду ли я против, если он немного пройдется вместе со мной, ведь поздним вечером кавалер никогда не помешает. Я взяла его под локоть, и мы двинулись по улице. Сначала мы шли молча. На меня напала робость, всегда так случается, когда мне кто-то начинает слишком сильно нравиться. В тишине я обратила внимание на топающие шаги позади нас. Он заметил, как я несколько раз беспокойно оглянулась.

– Не о чем волноваться, – спокойно сказал он и ласково погладил мою руку.

И в этот момент мне стало ясно, что между нами что-то произойдет, что это судьбоносная встреча. Сначала мы зашли в первый подвернувшийся бар, там, наконец, представились друг другу.

– Тебе интересно узнать мое имя?– спросила я.

– Я не против, если для тебя это важно.

И тут я почему-то выпалила имя Алена. Ты же помнишь, что я выбрала творческий псевдоним Алена Лавву.

– А меня можешь звать Шпильмахер, – сказал он и внезапно рассмеялся, – или Добрый попутчик. Думаю, и это вполне подойдет.

Принесли заказанное вино. Мы выпили, справедливее сказать, пила я, а он лишь сделал пару глотков. Его близость меня сильно растревожила, казалось, что у меня совсем немного времени, чтобы пробудить в нем взаимную симпатию. Я рассказала, что я – начинающая писательница, моя фамилия – Лавву, я живу большей частью в Израиле, что завтра встречаюсь с лучшими подругами, и что нас троих разбросала судьба по всему миру.

– Сегодня это не редкость и даже не проблема, – заметил незнакомец, вновь наполняя мой бокал, – Я тоже много времени провожу за границей.

– А что ты делал на лекции? – спросила я его. Мне очень хотелось услышать, что он – творческий человек, даже знаменитый писатель, хранящий свое настоящее имя в секрете.– Он ответил, что просто заботится о своем образовании, у него много интересов, но главная причина в том, что он борется со скукой всеми доступными способами.

– А кроме остального, – сказал он, не переставая гипнотизировать меня синим мерцающим взглядом, – как раз в таких местах можно встретить девушку с редким именем, готовую к приключениям. Сколько тебе лет?

– 27, – отвечала я, сбросив враз несколько годков, – А тебе?

– Я точно старше, – коротко ответил он, и мне послышалось в его голосе нетерпение. – Ну, как, хочешь еще выпить для смелости?

Клянусь вам, в помещении в эту секунду сделалось заметно меньше воздуха. Пишу сейчас об этом и снова возникают все те же ощущения, будто мне трудно дышать, и голова немного кружится, как в горах на большой высоте.

Так вот, едва я открыла рот, чтобы я спросить своего Доброго попутчика, к чему мне понадобится смелость, как он вместо ответа внезапно поднялся и подал мне куртку.

Я послушно последовала за ним, мы сели на заднее сиденье мерседеса. Чернобородый охранник, похожий на кавказца, расположился рядом с водителем. Мы тут же… Когда-нибудь позже в моей повести я постараюсь подобрать подходящие слова к тому, что случилось в этот момент между нами. Сейчас же могу только написать – случилось то, что случилось. Как же колотилось мое сердце!

Место следующего акта – дом. Я постараюсь быть краткой, чтобы двум подругам не пришлось ждать меня слишком долго. Черная борода вместе с нами. Он держался так, будто меня вообще не существовало, однако пару раз я почувствовала короткий вороватый взгляд его темных глаз, и мне он был определенно неприятен.

Потом мы оказались в старой большой квартире. Если честно, она совсем не подходила моему незнакомцу. В ней ощущалась какая-то сиротская затхлость. А он – шикарный красавчик с мерседесом. Квартира была темная, мрачная и странно пустая.

Он провел меня через длинный коридор в спальню. Мы снова занялись… Да, да, снова билось сердце, очень и очень сильно. Ночь греховной страсти, так бы я ее назвала. И все было блестяще. И действительно идеально, как в незатейливом любовном романе, где движения и взгляды безупречны, как давно разученный танец.

Когда все закончилось, он вышел, и я услышала, как где-то зажурчала вода. А я не знала, что мне делать теперь, одеться или ждать его такой, как он меня оставил. Я присела на кровати, чувствуя, что меня начинает мутить от похмелья. Очевидно было, что приключение подошло к своей финальной части. Мне оставалось только собраться с духом, снова вытащить из памяти те вежливые слова, которые я приготовила, чтоб отблагодарить своего попутчика Шпильмахера за помощь с местом на лекции, послать ему воздушный поцелуй и проститься. Однако именно тут в развитии сюжета произошел необычный поворот… Что ж, я поставлю здесь многоточие. Удалось мне тебя заинтриговать, Лиза? А Вера, наверное, уже нацепила осуждающее выражение лица. Не так ли? Скоро увидимся, мои дорогие!»

Дочитав Зоино послание, Лиза и Вера повернулись друг у другу. Лиза со вздохом покачала головой, а Вера возвела глаза к небу и небрежно пожала плечами.

– Что тут сказать, – начала Вера, – это ее жизнь. Но как же она неосторожна! И потом всегда может себя оправдать тем, что собирает сюжеты для своих будущих книг. Ты хоть один ее рассказ читала? Ничего не доводит до конца! Как же она могла с первым встречным?! И пишет об этом так бесстыдно!

Лицо Веры сделалось строгим, глаза сияли словно у вдохновленной длительным постом и голодом проповедницы.

– Остынь, Вера, – вздохнула Лиза и ласково коснулась плеча подруги, – мы же с детства все мечтали стать писательницами. Помнишь нашу книгу сказок?

– Можно ли это забыть?! – смягчилась и погрустнела Вера, – Только я никогда не умела находить правильные слова. Признайся же, что тебе скучно читать мои письма! Всегда одно и то же. Да и о чем мне писать?! Бесконечное солнце, встречи с коллегами мужа, поездки, покупки, женские клубы, пляжи, яхты. Никаких неожиданностей.

– Они похожи на яркие картины, Вера! Я их обожаю. Пиши мне чаще! Пиши просто обо всем!

Автобус в этот момент, не сбавляя скорость, сделал резкий поворот. Водитель будто впал в исступленную ярость и гнал по темной дороге, позабыв о пассажирах, о безопасности и любых правилах. Вера и Лиза, раскачивались и сталкивались плечами. По счастью следующей остановкой уже была «Черная Варака». Лизе пришлось прокричать водителю, чтоб тот не забыл притормозить. Подруги сошли на темной, но хорошо знакомой им с детства станции и зашагали по обочине запорошенной снегом дороги в сторону дома Лизиной тетки, Катерины.

Однажды зимним вечером в бане.

Сообщение: Опаздываю. Такси сломалось. Ждала другое. Доплачиваю за скорость.

Вера и Лиза переглянулись. Усмехнувшись, Лиза поднялась из-за стола со словами:

– Это наша Зоя! У нее всегда что-то случается.

От самовара на широком столе шел легкий дымок. Парадные, синего кобальта с золотом чашки тетки Катерины отражались в его круглом сверкающем брюшке.

– Лиза! – раздался голос тетки из глубины дома. – Баня же стынет! Бегом в баню!

Облачившись в безразмерные длинные куртки, натянув на голову капюшоны, Вера и Лиза вышли в нетопленые сени, и старые половицы заскулили под их ногами.

– Бери те валенки!– скомандовала Лиза и запрыгнула в меховые унты. – Как же холодно сегодня!

На резном крыльце Катиного дома подруги невольно остановились, очарованные красотой заметенной снегом деревни. Уютно пахло дымом из труб. Колючий мороз тут же принялся щипать их за носы и щеки. Сквозь небрежно накиданные вчерашним ветром сугробы спускалась вниз аккуратно расчищенная дорожка. Она вела к маленькой ламбушке и стоящей на ее берегу ладно скроенной баньке. Звездное небо, словно рваная ведьмина шапка, накрывало деревню со всех сторон.

По хрустящему снегу Вера и Лиза дошли до бани. На мостках перед ней они снова задержались, глядя на заледеневшую воду. Черная квадратная прорубь вырисовывалась в нескольких метрах от них. Прямо над ней расположилась латунно-желтая луна.

– Будем нырять? – поежившись, спросила подругу Лиза.

– Не уверена,– ответила Вера, подходя к краю проруби, – кажется бездонной. Но до чего же здесь красиво! Я так люблю зиму! Раньше терпеть ее не могла, а переехала в Африку и теперь ненавижу жару.

– Как здесь сейчас спокойно, – тихо произнесла Лиза. – Кажется, весь мир черно-бело-тихий, и больше ничего нет. Все замерло, не движется, не шевелится. Ничто не приходит в этот мир, и ничто не умирает. И надо говорить негромко и лучше мало, чтобы ничего не нарушить.

– А если больше ничего нет, то нет и моей Африки? Нет мистера Шварца, нет дома с бассейном, шофера, домработниц, драгоценных приисков, бриллиантов в шкатулке, – протянула Вера, – Нет меня… Все-таки я не согласна! Теперь моя жизнь там.

– Потому что ты – эгоистка! – засмеялась Лиза, – Ведь тогда не было бы и разных ужасов, жестокости, кровавых войн, голода, злодейских убийств. Только эта деревня и всегда морозная ночь.

– И мы ждали бы Зою вечно! Пойдем в баню! Я замерзла.

Тяжелая дверь проскрежетала по полу предбанника. Холод смешался с банным жаром, запахом березовых веников и крапивного настоя. Оказавшись внутри, девушки поспешно захлопнули дверь. Нельзя было упустить ни капли готового улизнуть прочь легкокрылого тепла.

Здесь, на старой треснувшей бочке, Катерина заботливо оставила темную бутыль с домашним квасом. Вера приоткрыла крышку и причмокнула:

– Лиза! Как пахнет!

– Моя тетя знает толк во вкусных маленьких радостях, – отвечала Лиза, расстегиваясь и вытаскивая из глубоких карманов куртки три стаканчика. Обе они начали раздеваться, стараясь поскорее избавиться от шарфов, сапог, свитеров, футболок, шерстяных носков и нижнего белья.

Оказавшись голышом одновременно, они рассмеялись и вместе схватились за ручку двери, ведущей в баню.

Жар от печи встретил их мощным ударом. Лиза издала судорожный всхлип.

– Ох, знает тетка Катерина толк и в крупных радостях, – довольно простонала Вера, взбираясь на широкий полог.

Лиза легла рядом с ней и закинула ноги повыше на стенку.

– А ты, похоже, совсем не выходишь на улицу, – заметила Вера, – такая вся белая.

Смуглое Верино тело в свете неяркой лампочки казалось нереально совершенным. Она поставила длинные стройные ноги с узкими ступнями рядом с ногами подруги. Лизины широкие белые бедра быстро начали покрываться мелкими капельками пота.