Kitobni o'qish: «Махабхарата. Взгляд ребёнка»

Shrift:

Любое использование текста и иллюстраций допускается только с письменного согласия Издательского дома «Самокат».

Серия «Картина мира»

The Mahabharatha: a child’s view

For text & illustration: Samhita Arni

* * *

От переводчика

Почти все имена собственные в этом издании приводятся в вариантах, использованных кандидатом филологических наук, индологом Владимиром Ивановичем Кальяновым (1908–2001) в его переводах «Махабхараты» с санскрита.

В словаре, составленном Самхитой Арни и помещенном в конце книги, можно найти понятия, помеченные курсивом при первом упоминании в основном тексте.

Часть 1

Взгляд ребенка, 13 лет спустя

Сейчас, когда я пишу эти слова, книге «Махабхарата. Взгляд ребенка» уже тринадцать лет. Я больше не ребенок – я взрослая, мне двадцать пять. Теперь в этой книге, когда я в нее заглядываю, нет-нет да и промелькнет тот ребенок, каким я была. Иногда от этого меня переполняют печаль и ностальгия. Взрослея, мы многое теряем. По мере того, как люди растут, они чувствуют все чуточку слабее. Ощущения притупляются. У нас развивается ужасная привычка переиначивать мир вокруг себя в соответствии с тем, каким мы хотим его видеть, и пренебрегать тем, от чего нам не по себе. В том, как видят мир дети, в их чутком, неповторимом отклике есть свежесть. К сожалению, многие считают, что лучше всего учить детей не слишком-то выказывать собственные глубинные впечатления и мысли: пусть усваивают (единственно) правильный способ думать, видеть, откликаться на происходящее. В этом, судя по всему, и состоит цель образования: не позволять детям задавать вопросы, а внушать им что-то, обучать зубрежкой. Я считаю, мы, взрослые, многое могли бы почерпнуть из разговоров с детьми, из их глубоко личных неповторимых откликов и воззрений.

Есть немало тех, кто утверждает, будто наши дети растут, отстранившись от эпоса, забывая наше «наследие» и «культуру», будто детей обольщают развлечения понасыщеннее – телевидение и видеоигры. На мой взгляд, беда отчасти в том, что мы не говорим о мифах и сказках в понятиях, доступных современным детям; нам не удается увлечь их эпосом. В «Махабхарате» и «Рамаяне» целые ведра и крови, и потрохов – этого хватит, чтобы угодить воображению любого кровожадного ребенка. Но мы зачастую цензурируем наиболее увлекательные фрагменты эпоса, наводим глянец на битвы «Махабхараты» и сосредоточиваемся на частях, подобных «Бхагавадгите», то есть тех, что привлекают нас, взрослых, а детям они малоинтересны.

Хотела бы поделиться с вами разговором, который состоялся у меня с одним десятилетним мальчиком. У него много общего с другими десятилетними мальчиками, чьи родители непрестанно сетуют на пристрастие их детей к телевидению и видеоиграм и скудные познания в эпической литературе. Как ни странно, глубже понять героев «Махабхараты» позволила моему собеседнику именно отстраненность от эпоса.

Я изложила ему сюжет, с которого начинается мой пересказ, – историю Шантану и Ганги. Но стоило мне добраться до того места, когда Шантану впервые видит Гангу, влюбляется в нее и зовет в жены, мальчик меня перебил. Покачал головой и сказал, что та любовь была ненастоящей. Я попросила его объясниться.

Он хихикнул, а затем сказал:

– Ну, он просто увидел красивенькую девушку, и она ему понравилась. Он ни имени ее не знает, ни откуда она родом. Ничего о ней не знает. Она ему просто нравится. Втюрился, но не любит.

Когда я добралась до согласия Ганги выйти замуж за Шантану, но на определенных условиях, возражений добавилось.

– Толку не будет, – сказал мне мальчик.

Я опешила.

– В каком смысле?

– Ну, – начал он, закатывая глаза, будто смысл очевиден, – понимаете, на этом нельзя строить отношения. Нужно доверие, тогда отношения сложатся. Вряд ли этот брак окажется прочным.

Как вам, вероятно, известно, он был прав. Когда мы дочитали до ухода Ганги от Шантану, мальчик оживленно воскликнул:

– Я же говорил!

История Васу породила еще больше попутных комментариев – объяснений, почему Васу переродились, а Ганге пришлось утопить своих новорожденных детей.

– Не очень-то это справедливо по отношению к Шантану, между прочим, – она его использовала, вот и все, – заметил мальчик.

Пусть мы и добрались до конца истории Шантану и Ганги, мальчика она заинтриговала, и он потребовал продолжения. Но когда мы дочитали до того места, где Шантану впервые видит на берегу реки красавицу-рыбачку…

– Ну вот опять то же самое! Парень этот вообще, что ли, ничего не усвоил? – пожаловался мой проницательный слушатель.

И вновь он оказался прав. Шантану в «Махабхарате» влюбляется направо и налево, стоит ему заблудиться на охоте или повстречать красивую женщину у реки. У его знакомств с Гангой и Сатьявати много явного общего. В обоих случаях Шантану выдвигают условия: отец Сатьявати настаивает на том, чтобы царство унаследовали сыновья Сатьявати, а Бхишма, сын Шантану от Ганги, должен остаться без наследства.

Меня впервые так сильно поразило то, что Вьяса¹ – или кто уж там сочинил «Махабхарату» – сознательно измыслил персонажа с воспроизводимой слабостью. И вместе с тем сделано это красиво, тонко. Благодаря повторению возникает симметрия. Более того, этот эпизод создает предпосылки для противостояния, лежащего в самой сердцевине всей «Махабхараты». Здесь, в истории Шантану, мы видим, как притязания второго сына пересиливают право первого, перевертывают мир с ног на голову и запускают целую цепь событий. Несколькими поколениями позднее возникает похожая загвоздка: кто унаследует царство Хастинапура – сыновья старшего сына Дхритараштры или наследники второго сына, Панду?

Более того, неувязки с наследованием, которые мы видим в этой точке истории, указывают на сходство «Махабхараты» с «Рамаяной», где чары Кайкейи, молодой жены царя Дашартхи, подталкивают его свершить несправедливость, которая нарушает естественный порядок и лишает прав его старшего сына – как это случилось и с Шантану.

Впервые за двадцать с лишним лет я по-новому увидела этот эпос и многое благодаря этому опыту поняла. Возможно, просмотры многочисленных сериалов кое-какую пользу все же принесли: этот мальчик научился улавливать подтексты отношений – то, что показывают действием, а не словами.

Многие из нас, читая и перечитывая эпосы, перестают задаваться вопросами, мы теряем новый, свежий взгляд на эти тексты. Как следствие, упускаем множество деталей и в эпос не включаемся. С тех пор, как написала эту книгу, я стала взрослой и не раз забывала, что такое «взгляд ребенка». Я благодарна этой книге за то, что она позволила мне за годы познакомиться со многими детьми, и они подарили мне новый свежий взгляд – «Махабхарату» глазами ребенка.

Итак, если вы родитель и читаете эту книгу с вашим сыном или дочерью, пусть они сами истолковывают повествование, задавая вопросы. Или останавливайтесь и спрашивайте, что они про все это думают. Возможно, сами что-то поймете.

Самхита Арни
Бангалор
Декабрь 2009 года

Махабхарата Самхиты
Предисловие к первому изданию

«Махабхарату» Самхиты Арни извлекла из дневников дочери, открыток и записок на клочках бумаги ее мама Канчана Арни. Очаровавшись тем, что ребенок переписал древнее сказание своими словами, мы попросили Канчану собрать для нас эти разрозненные истории из «Махабхараты» воедино. В том, что записи и рисунки Самхиты в итоге сложились в единое целое, Канчана сыграла важнейшую роль.

От Канчаны мы узнали, что Самхита начала читать «Махабхарату» в четыре года. «Мифология эпоса, истории царей и царевен зачаровали ее. В три годика она просила читать ей вслух и не позволяла остановиться, пока у нее не получалось повторить прочитанное вслух, слово в слово», – говорит Канчана.

Исходно именно мама Самхиты вдохновила ее записать «Махабхарату», потому что шли каникулы и Самхита все свои книжки для чтения освоила слишком быстро: «Мне было интересно, что и сколько она понимает в том, что читает, а еще я хотела, чтобы ей было чем заняться и чтобы она развивала навыки письма. Самхиту моя затея вдохновила, и первые несколько глав “Махабхараты” обрели форму у нее в дневнике. Рисунки, которые она поначалу делала шариковой ручкой, возникли там же. Чуть погодя брат предложил, а она изобразила какую-то сценку на белой бумаге. Когда я увидела тот рисунок, чутье подсказало мне, что он особенный. У Самхиты и прежде возникало много рисунков и картин, кое-что из них – абстракции. Но эти смотрелись иначе: они получались легкими, простыми, но вместе с тем и драматичными».

Постепенно мы собрали все изложение Самхиты – в прозе строгой, сдержанной и сумрачной, в сопровождении изощренных иллюстраций шариковой ручкой и тушью. Если не считать бережного устранения немногих логических и синтаксических ошибок, а также помарок, мы оставили текст таким, каким он был изложен словами Самхиты. Пусть он и казался нам чрезвычайно чарующим, мы обязаны были «проверить» его на подлинность.

Выяснилось, что версия Самхиты, как ей нравится это именовать, – чудесная квинтэссенция многих прочитанных ею текстов. Самхита явно обращалась не к одному источнику, а извлекала события и детали из нескольких доступных ей. «Махабхарата» Питера Брука повлияла на нее очень сильно, по словам ее матери: «Ее любимый эпос “ожил” – со всеми этими костюмами, столь же изысканными, проработанными и прекрасными, как ее рисунки. Фильм стал ее любимой видеокассетой, и она завороженно смотрела его по четыре-пять часов, не отрываясь»².

Очевидно, глубокая и тонкая проработка Бруком персонажей «Махабхараты» тронула Самхиту. Эту версию она предпочитала телевизионной, которая, по ее словам «грубая, в ней не хватает хара́ктерности, она шумная и киношная»³.

Эпическое и мифологическое в своей притягательности свойство текстов Самхиты – одновременно и детское, и глубинное. Например, излагая историю Экалавьи, она пишет о свершенной над ним несправедливости с прямотой, какую осмеливаются выказывать только дети.

Самхита не просто излагает повесть. Она выражает чувства к своим персонажам, судит их поступки, но остается при этом верна эпосу в том виде, в каком он известен многим из нас. Это становится очевидным в том, как она обходится, например, с Юдхиштхирой. Она признает, что он праведен и мудр, но рассказывая историю о великом поединке на костях, отмечает, что Юдхиштхира согласился сыграть повторно: «Любой решил бы, что уж теперь-то Юдхиштхира выучил урок и играть не станет. Но нет, как бы не так. Юдхиштхире не нравилась мысль, что освободила их всех Драупади. Он захотел доказать братьям, что способен выиграть».

Ясно, что, как и многие рассказчики, перекладывавшие «Махабхарату», Самхита добавляет к древнему сказанию свою манеру. И все-таки ее выбор событий и изложение сюжета не условны. Они либо помогают подсветить характеры, либо поясняют мотивации. Например, она включила в свое изложение необычную историю о ненависти Шакуни к его племянникам, и это помогает нам понять, почему этот человек всю жизнь таил в себе злобу к Куру. Эпосы, подобные «Махабхарате», продолжают интересовать равно и детей, и взрослых именно потому, что их рассказчики излагают что-то свое, а не просто повторяют предание.

Почему Самхита выбрала «Махабхарату»? Почему не «Рамаяну»? Мы спросили ее об этом, и она воскликнула, что «Махабхарата» ей нравится, «потому что она такая злая». Это заявление нас заинтриговало, поскольку из него вытекали вопросы куда более масштабные и глубокие – о том, что детям нравится и чего они ищут в книгах, которые читают. А еще нам пришлось задаться вопросом, нравится ли детям мир, явленный в черно-белых понятиях, или же они предпочли бы, чтобы им его показывали в оттенках серого. Работа с Самхитой позволила нам понять, что дети, вырастая, занимают бескомпромиссные и жесткие позиции по разным вопросам преимущественно потому, что этому их учит общество. Детям, предоставленным себе, вполне уютно с неопределенностью, а бывает, что она им даже в радость.

То, что ей нравится, Самхита предъявляет решительно. Она убеждена, что в любой истории должны быть и добро, и зло. Ее явно завораживают персонажи, подобные Дурьйодхане, и она, как читателю предстоит обнаружить, очень явно уловила неоднозначные черты, каких полно и у таких персонажей, как Дрона.

«Махабхарата» Самхиты – повесть о мужчинах и женщинах, которым выпадает, а иногда они вынуждены, совершать трудный выбор в жизни и за себя, и за других. Хотя кое-какие персонажи наделены сверхчеловеческими способностями и там упоминаются боги и богини, повествование не религиозно ни в целях своих, ни в значимости. В этом смысле «Махабхарата» Самхиты очень похожа на греческие мифы, где боги и богини ведут себя, как люди.

Ее зачарованность мифом отчетливее всего видна в иллюстрациях. Ее персонажи то прекрасны, то гротескны, а некоторые обитают в мире, где люди и чудовища запросто способны меняться местами и обликами. Видом своим походя на кукол-марионеток с их чрезмерными чертами, они напоминают нам роскошно костюмированных персонажей «тхерукутху»⁴, задействованных в постановках «Махабхараты» в нескольких деревнях Тамилнада и по сей день. Тексты и рисунки Самхиты очень интересно поддерживают друг друга: голос ее сдержан и серьезен, тогда как рисунки игривы и причудливы, они необычайно живые.

В. Гитха
Гита Вулф⁵

Моя версия
Предисловие к первому изданию

Я начала читать «Махабхарату», когда мне было четыре года. Папа тогда работал в правительстве (и до сих пор там работает), и нас перевели в Карачи. Мои родители не повезли с собой много книг, и я поэтому брала книги в библиотеке консульства. В консульской библиотеке были только религиозные книги. Среди них нашлись бесчисленные варианты двух великих эпосов – «Махабхараты» и «Рамаяны». У моих родителей тоже было несколько изложений этих эпосов, и вскоре я погрузилась в детали битвы на Курукшетре и изгнания Рамы. То и дело я слышала, как трубит панчаджанья, или замечала, как плещет на ветру знамя Арджуны, на котором изображена обезьяна⁶.

Когда три года спустя я вернулась в Индию, мне было необычайно скучно: занятия в школе начинались только через два месяца (дело было летом). Кто-то предложил мне пересказать один из двух великих индийских эпосов. Эта затея мне полюбилась, и я выбрала «Махабхарату», поскольку «Рамаяна» обошлась с Ситой слишком жестоко, а мне это не нравилось.

«Махабхарату» я предпочитаю «Рамаяне» еще и потому, что Вьяса по сравнению с Валмики⁷ излагает более-менее непредвзято. Валмики – явный поклонник Рамы, он описывает Раму как человека безукоризненного. Эпос Валмики – о безупречном мужчине, безупречной жене, безупречном герое, безупречном отце, безупречной матери и безупречных братьях. Возможно, Валмики хотел, чтобы его книга показала, как вести безупречную жизнь. Но один вопрос остается без ответа: почему Рама изгоняет свою беременную жену Ситу, когда сам Агни⁸ ручается за ее чистоту? С чего Раме прислушиваться к жалким сплетням и тем самым пренебрегать словами бога?

Я решила пересказать «Махабхарату». Уже назавтра я диктовала эпос на свой лад бабушке – в точности как было у Вьясы с Ганешей (почерк у меня был нечитаемый). Даже когда бабушка поправляла мне грамматику, я с этим не соглашалась и заменяла на то, что сказала исходно.

Когда начался учебный год, я оказалась слишком занята и книгу забросила – надо было наверстывать по индийской школьной программе. Постепенно я о той книге забыла. Два года спустя я сочинила сборник рассказов, основанных на историях из жизни моей (другой) бабушки, – ей ко дню рождения. Кто-то из друзей моей мамы, глянув на то, что получилось, сообщил мне имя и адрес некой Гиты Вулф. Мама показала мою работу Гите, и той понравились и иллюстрации, и тексты. Гита спросила, не нарисую ли я иллюстрацию к ее новой книге «Пейзажи» (Гита была издательницей). А еще она расспросила меня о других моих писательских попытках.

Мама откопала старый пыльный дневник, в котором была записана «Махабхарата». После того, как я доделала обложку к «Пейзажам», Гита поручила мне другой проект: завершить мою «Махабхарату». Чтобы облегчить мне задачу, книгу поделили на два тома – часть первую и часть вторую. Первая часть завершалась изгнанием пандав, во второй происходило все остальное. На то, чтобы дописать первую часть, времени у меня ушло много. Я ее доделала лишь через год. А вот на вторую часть, пусть и была она длиннее, мне потребовалось всего три месяца.

Диктуя бабушке эпос, нередко я иллюстрировала текущую главу. Поэтому части первая и вторая обе иллюстрированные. Но вообще сцены из «Махабхараты» я начала отрисовывать задолго до того, как взялась ее записывать.

Мой любимый персонаж – Карна. Страдания, которые ему пришлось претерпеть, его злосчастная жизнь – все это являет его как невинного, незадачливого, праведного героя, приверженного своему долгу и своей дхарме⁹. Он оказывается втянут в неразбериху войны между родичами, и в итоге выясняется, что он-то как раз и есть наследник престола. Но ради своего друга Дурьйодханы он отказывается от всего, что могло бы ему достаться. Второй мой любимый персонаж – жадина Дурьйодхана. Пусть любить принято героев, к злодеям я неравнодушна всегда.

Дурьйодхана мне нравится потому, что его притязания на трон Хастинапуры кажутся мне обоснованными. Разбираясь в линии наследования, мы обнаруживаем, что он старший сын старшего сына Вьясы. Тогда как пандавы настоящими сыновьями Панду не были – они сыновья богов. Вдобавок Дхритараштра старше Панду. Панду был всего лишь регентом – правил вместе с Дхритараштрой, поскольку старший брат его был слепой. На мой взгляд, истинный правитель Хастинапуры – Дурьйодхана.

Но как и любой другой персонаж в «Махабхарате», Дурьйодхана небезупречен. То, как он приказал лишить Драупади одежд, совершенно неправедно. А еще у него были жены, и он должен был знать не только о том, что переживают пандавы, но и что чувствует Драупади. Пренебрегая этим, он сам навлек на себя погибель. Мне также кажется, что и игра в кости нечестная. Но сваливать на Дурьйодхану всю вину тоже неправильно. Ту затею предложил Шакуни, а Юдхиштхира мог от игры отказаться.

Худший персонаж, на мой вкус, – Юдхиштхира, вечно желающий отомстить Драупади за то, что она предпочла Арджуну. Почему Юдхиштхира преследует Драупади? Зачем? Чтобы отплатить ей за то, что выбрала Арджуну? Когда чью-нибудь честность описывают и восхваляют столь возвышенными словами, недостатки такого человека делаются лишь выпуклее. Вместе с тем я Юдхиштхиру виню не за его единственную ложь, а за его необычную страсть к низменной игре в кости. Человеком он был логического ума и должен был прекратить игру, когда дело зашло слишком далеко. Да и вообще он при жертвоприношении раджасуи поклялся в кости не играть. Зачем он выбросил на ветер царство, которое так прилежно и любовно объединял? Вопрос о том, склонен ли был Юдхиштхира к приступам безумия – и случился ли как раз такой приступ при той роковой игре в кости, – остается открытым.

Среди пандав мой любимец – Бхима, сын Вайю. Бхима мне нравится своей невинностью. Он единственный среди пандав, кто был искренен и не скрывал своих чувств. Восхищают в нем его приверженность и детское обожание, какие питал он к своим братьям, к матери и сильнее всего – к Драупади. Но и у Бхимы были свои недостатки: он жестоко убил своих двоюродных Духшасану и Дурьйодхану. Взятый им на себя обет убить всех своих двоюродных братьев, убийство Джарасандхи и слона Ашватхамы, чтобы обвести Дрону вокруг пальца, – лишь малая часть его многочисленных проступков.

Арджуна – персонаж непредсказуемый. Иногда он смирный, а иногда – весь как извергающийся вулкан. Эмоции его очень переменчивы. Из-за его немногословности его можно по ошибке счесть кротким, замкнутым и смиренным. Но он вообще-то горд и высокомерен. Эти эмоции проявляются при их встрече с Экалавьей. Арджуне сопутствуют и везенье, и несчастья, и у него, как и у любого другого персонажа, есть свои недостатки. Смерть его сыновей Иравата и Абхиманью – едва ли не величайшее его несчастье. Слишком многих женщин взял он в жены.

Вот еще что я хочу подчеркнуть: сыновья Мадри, Накулы и Сахадевы в «Махабхарате» – практически никто. Никаких подвигов не совершают и их вообще-то можно было б выкинуть из эпоса. Скорее всего они там есть только для того, чтобы подсветить величие троих старших братьев.

Драупади, общая жена пандав, – персонаж интересный. Ее никто не подавляет, она делает и говорит что хочет. Среди сильно угнетенных женщин прошлого она предстает фигурой исключительной. Рожденная с единственной целью – стать женой Арджуны, она принимает свою судьбу, чего многие в ее касте устыдились бы: выйти замуж за пятерых одновременно и быть им всем женой. Ее любимец – Арджуна, но лишь перед самой своей гибелью осознаёт она, что Арджуна к ней чувств не питал, а сильнее всех ее любил Бхима.

Жизнь у нее складывается неудачно – сперва замуж за пятерых, затем один из мужей ее преследует и она чуть не оказывается обесчещенной. Однако затем она добывает свободу своим мужьям, да вот только они ее проигрывают в кости. Драупади ведет несчастную жизнь в лесу, не в силах отомстить тем, кто ее унизил. Ашватхама сжигает лагерь пандав, и Драупади теряет всех пятерых своих сыновей. Последняя напасть, постигшая эту героиню, – услышать из уст Юдхиштхиры, что единственный ее проступок состоит в том, что она предпочитала Арджуну остальным своим мужьям. Но это вовсе никакой не проступок, считает Драупади, слыша обиду в голосе Юдхиштхиры. Мне тоже кажется, что никакого греха в том, что она предпочла Арджуну, нет.

Сравнивая Драупади с Ситой, героиней другого великого эпоса, «Рамаяны», я нахожу между этими женщинами множество различий и сходств. Обе – дочери Земли, обе рождены благодаря жертвоприношениям. Обе отправляются в лес. Обе вынуждены оставить роскошь своих великих царских домов. Обе провели в лесу по четырнадцать лет. Обе оказались втянуты в войны. Но Драупади не отступала от того, что казалось ей правильным, тогда как Сита – женщина кроткая, она послушалась приказа своего мужа, даже когда тот изгнал ее, беременную, из царства! Драупади такого не потерпела бы. Но в конце концов Сита своего добивается и возвращается к матери своей Земле.

Еще один персонаж кажется мне особенно интересным – это Кришна. Кришна представляется мне существом очень сложным. Как пишет автор «Юганты» Иравати Карве¹⁰, вероятно, главная цель Кришны – быть «Васудевой». В те времена Васудевой именовали человека, наделенного властью и почтением, располагавшего большим царством и множеством женщин. На поколение приходился лишь один Васудева. Отец Кришны был Васудевой своего времени, а Кришна, скорее всего, хотел бы последовать по его стопам.

Кое-какие поступки Кришны кажутся очень трудными для понимания. Зачем во время убийства Джаядратхи Кришна скрыл солнце своим диском? Зачем нашептал Арджуне убить Карну, пока тот вытаскивал застрявшую колесницу? Согласно дхарме кшатрии¹¹ или кого угодно в те времена, это все были дурные поступки. И кто же радовался смерти Гхатоткачи, а также вместо того, чтобы оплакивать удел Абхиманью, отчитал Арджуну за то, что тот поклялся отомстить за смерть сына? Это все Кришна. Зато без Кришны «Махабхараты», возможно, и не было б – или, по крайней мере, в известном нам виде.

Думаю, мне удалось довольно непредвзятое изложение, хотя кое-где я, вероятно, отдаю предпочтение кауравам. Рассмотрению идеалов посвящена скорее «Рамаяна», нежели «Махабхарата», на мой взгляд, однако ее мораль такова: никто не совершенен и ничто в конечном счете того не стоило.

«Махабхарату» я впервые читала в изложении Ч. Раджагопалачарьи¹². Кто-то, возможно, задастся вопросом, как мне удалось разобраться в таком сложном варианте изложения в столь юные годы. В то время меня беспокоила постоянная смена имен у одного и того же персонажа. Например, я терялась в догадках, кто такой Джанардана и откуда он взялся в тексте вместо Кришны.

Юному читателю, познакомившемуся с моим вариантом «Махабхараты» и интересующемуся другими переложениями, я бы посоветовала книгу Мееры Оберой¹³, а затем – Р. К. Нараяна¹⁴. Далее – Раджагопалачарьи и, наконец, вариант Камалы Субраманьям¹⁵. Я бы посоветовала детям старше семи лет начинать с Шанты Рамешвар Рао¹⁶, затем читать мой вариант, а оттуда уже браться за текст Мееры Оберой и далее. Самым нетерпеливым читателям лучше всего подойдет собрание комиксов «Махабхарата» издательства «Амар Читра Катха»¹⁷, это вариант наиболее сокращенный.

Ныне я интересуюсь греческой мифологией, правами женщин, проблемами детского труда, чтением, рисованием и политикой. Тяготею к культуре – или, во всяком случае, я так чувствую. Не люблю физкультуру и ненавижу СОРЕВНОВАНИЯ.

Благодарю мою маму, Гиту Вулф, В. Гитху, Ч. Арумугама, Гиту Гопалакришнан и Сарасвати Анантх за помощь с «Махабхаратой».

Самхита Арни
Мадрас,
июль 1996 года

1.Вьяса (также Ведавьяса, Вьясадева, Бадараяна, Кришна-Двайпаяна) – мудрец III тысячелетия до н. э., считается автором или редактором-составителем многих древних памятников индуизма – Вед, Пуран, философской системы веданты, а также эпоса «Махабхарата». – Здесь и далее примечания переводчика.

2.Телеверсия девятичасового спектакля «Махабхарата», поставленного британским режиссером Питером Бруком (1925–2022) во Франции в 1985 году. В 1989 году на основе спектакля сняли шестичасовой минисериал.

3.Имеется в виду телесериал «Махабхарата» на хинди, из 94 серий, на канале «Дурдаршан» в 1988–1990 гг., продюсер Балдев Радж Чопра (1914–2008), режиссер Рави Чопра (1946–2014).

4.Тхерукутху (также кутху) – древнее народное искусство представления традиционных эпических текстов в виде драматического танцевально-песенного спектакля на тамильском языке. За основу обычно берут «Рамаяну», «Махаяну» и тамильские классические эпосы.

5.В. Гитха (р. 1957) – индийская феминистка, активистка и публицистка на темы кастовых, гендерных, образовательных и гражданских прав, с 1998 года – редактор индийского издательства «Тара Букс». Гита Вулф (р. 1956) – индийская писательница, издательница и куратор, одна из основательниц «Тара Букс».

6.Панчаджанья – морская раковина, священный атрибут в индуизме и буддизме с богатой и сложной символикой и задачами; в нее трубят разные персонажи и в «Махабхарате», и в «Рамаяне». На флаге Арджуны изображен Хануман – обезьяноподобное божество, очень популярное в индуизме.

7.Валмики (или Вальмики) – легендарный поэт, почитаемый как автор «Рамаяны», хотя этот эпос, судя по всему, составлялся постепенно и многими авторами, в широком диапазоне с VIII в. до н. э. и вплоть до III в. н. э.

8.Агни – в индуизме бог огня, хранитель юго-восточного направления, в классической космологии древнеиндийских верований – одна из пяти стихий наряду с небом, водой, воздухом и землей.

9.Дхарма – одно из важнейших понятий в индийской философии и во всех индийских религиях, его трудно объяснить на других языках. Буквально слово «дхарма» переводится с санскрита как «то, что удерживает или поддерживает» и в зависимости от контекста может означать «нравственные устои», «духовный (или религиозный) долг», «универсальный закон бытия» и так далее.

10.Иравати Карве (1905–1970) – одна из ведущих индийских социологов-антропологов, просветительница и писательница. «Юганта. Конец эпохи» (1967) – книга Карве, посвященная критическому анализу «Махабхараты».

11.Кшатрии – одна из четырех варн (то есть сословий) древнеиндийского общества. Вот какие сословия были в древнеиндийском обществе: брамины – самая старшая варна, в нее входили жрецы, ученые, духовные искатели; кшатрии – вторая варна, состоящая из влиятельных воинов; вайшьи – земледельцы, ремесленники, торговцы; шудры – слуги, наемные рабочие.

12.Чакраварти Раджагопалачарья (1878–1972) – индийский государственный деятель, генерал-губернатор Индии с 1948 по 1950 год. Один из лидеров Индийского национального конгресса.

13.Меера Оберой (также Уберой, 1952–2012) – индийская детская писательница и художница, автор многих переложений классических индийских эпосов, мифов и легенд для детей; речь о ее книге «Махабхарата» (1996).

14.Разипурам Кришнасвами Иер Нараянасвами (Р. К. Нараян, 1906–2001) – индийский публицист и романист, один из ведущих писателей ранней индийской литературы на английском; речь о его книге «Махабхарата» (1978).

15.Шримати Камала Субраманьям (1916–1983) – индийская писательница, посвятившая свое творчество переложению классических индийских текстов на английский; речь о ее книге «Махабхарата» (1965).

16.Шанта Рамешвар Рао (1924–2015) – индийская писательница, автор и оригинальных текстов, и переложений индийских эпосов; речь о ее книге «Махабхарата» (1985).

17.«Амар Читра Катха» (осн. 1967) – индийское издательство, расположенное в Мумбаи и публикующее переложения индийских эпосов, мифов и легенд в виде комиксов.