Kitobni o'qish: «Та, которую я люблю»
Пролог
Во дворце заговор…
Лина Воробьёва
Воскресным вечером здание бизнес-центра на Верхней Набережной было погружено во тьму. Ни единого светящегося окошка – только у входа на первом этаже.
Двое разговаривали на подземной парковке. Они стояли каждый возле своей машины, близко друг к другу. Больше никого не было, и свет горел только в будочке охранника на въезде. Ему говорившие виделись невнятными тенями.
– Уже завтра у компании сменится собственник.
– С этим точно ничего нельзя сделать?
– Точно. Против этакой махины не попрёшь. Бесполезно, только потеряешь всё, что есть.
– И что теперь?
– А то, что мы попробуем потихоньку. Вдруг прокатит? Я не представляю, кого поставят главным, но вдруг какого-нибудь пафосного дурака?
– Там дураков не держат, будто не слышал.
– Слышал, но мало ли как оно на самом деле? Так-то эта компания – не самое выгодное приобретение, зачем она умному человеку? Но всё равно сидеть нужно тихо-тихо, как мышь под веником, и не высовываться. И свои дела делать потихоньку.
– А если накроют?
– Да кто накроет-то! Тут у нас ещё полгода разбираться, что и куда! Не очкуй, прорвёмся. Только тихо и аккуратно.
– Лады. Тогда до завтра.
– И тебе не хворать.
Мужчины разошлись по машинам и выехали наружу. Охранник глянул на монитор, убедился, что никого нет, запер ворота, выключил оставшийся свет, положил голову на сложенные руки и захрапел.
1. Вик
Потому что сказка никогда не кончится
Олег Медведев
Вик вернулся домой, как и собирался, в воскресенье вечером. Выходные прошли отлично – съездили с парой друзей до одного славного болотца на Олхинском плато и форсировали его на Виковом внедорожнике. Всё, как положено – в субботу доехали, разведали местность и рельеф, переночевали в зимушке неподалёку, а в воскресенье уже утопили машину, потом вытащили и пересекли-таки болото, а тут и время возвращаться в Иркутск подошло. Можно было заночевать в городе, но отец позвонил и велел быть вечером у него в Листвянке.
В Листвянку так в Листвянку. После того, что он уже проехал, ещё семьдесят километров никакой роли не играют. Да и ужина в городской квартире никакого нет, а у отца тётя Нина голодным не оставит.
Вика ждали – ворота распахнули, едва он завернул на кривую, взбирающуюся в горку улицу. Кто-то из местных мальчишек, кажется, племянник Сашка, сын брата Майка. Точно, он, и какие-то его дружки-соседи с ним – каникулы же начались, вот их домой да спать никто и не гонит. Мальчишки с восхищением смотрели на грязную машину, осторожно трогали, а когда Вик уже поднимался по длинной лестнице к дверям дома, то слышал, как девятилетний Сашка важно рассказывает:
– Это специальная машина дяди Вика, её можно даже в болоте топить, и ей ничего не будет!
Тётя Нина встретила, заохала.
– Ух и грязный же ты! Вот была же охота тащиться в лес, там ни еды нормальной, ни воды, ничего! Так и простыть недолго, и желудок посадить!
– Тёть Ниночка, ты же знаешь – мне ничего не делается, – Вик аккуратно поцеловал тётку. – Отец дома?
– Где ж ему быть! Ты того, быстро в баню и за стол, тебя только ждём!
– Может, я в душ, если быстро?..
– Иди грейся, кому сказала! Мишенька уже там, тебя ждёт.
Ну если Майк уже там, то ему тем более пора. Заодно и узнает, что у отца за пожар.
Баня стояла во дворе на отшибе, к ней вниз от дома вела по склону горки ещё одна лесенка. Вик по детской привычке практически скатился вниз и затормозил ровно перед дверью.
– Явился, бродяга? – спросил Майк изнутри.
– Куда ж я денусь, – пробурчал Вик, закрывая за собой дверь – больше себе под нос, чем кому-то ещё.
Майк младше на год, но они всю жизнь вместе, словно близнецы. И всего им на двоих хватало – друзей, развлечений-приключений, потом, когда выросли, работы в отцовском бизнесе. Только вот у Майка есть семья, да какая – классная жена и трое детей, а у Вика не сложилось. То есть жена-то у него тоже была. Некоторое время. Но не срослось.
Потом они парились, плескали на печку водой с пихтовым маслом, скребли друг другу спины. Майк тоже неплохо провёл выходные – в субботу возил Сашку с друзьями через исток Ангары на старую железную дорогу Кругобайкалку, а сегодня тусил где-то в городе с приятелями-байкерами.
– Чего у отца вскипело, не в курсе? – спросил Вик, когда они, уже скрипяще-чистые, сидели на крыльце, завернувшись в полотенца, и пытались отдышаться.
– Нет, он не раскололся. Видимо, хочет сказать всем разом.
– Тогда надо идти, – Вик поднялся, собрал в кучу грязную одежду, чтобы по дороге забросить её в прачечную комнату, и подождал, пока Майк уберёт всё за ними внутри.
Потом оба стали неспешно подниматься в гору к дому.
Отец уже сидел за столом, и вместе с Лерочкой, четырёхлетней внучкой, кормил под столом кота Барса – пока тётя Нина не видит, она такого непотребства не терпит. Не то чтобы она могла указывать старшему брату, что делать, но фыркать станет непременно.
Вик усмехнулся про себя – ага, узрели бы сейчас Валентина Ледяного его многочисленные недруги, на месте бы попадали. Сам, лично, возится с внуками и котами – где это видано? Но вот ведь – сидит, подмигивает Лерочке, Лерочка радостно смеётся, кот с урчанием что-то ест, скрывшись под скатертью, только кончик хвоста из-под скатерти виднеется и слегка подрагивает. Мать Лерочки и жена Майка Алиса тоже сидит рядом и улыбается. Сашка успел проводить друзей и помыться, изо всех сил делает вид, что воспитанный, но нет-нет да и заглянет под скатерть, чуть все приборы не перевернул. Младшего в их семейке, двухлетнего Фёдора, не было ни видно, ни слышно – однако, уложили спать и оставили под присмотром няни. Вик поздоровался со всеми, с отцом – за руку, поцеловал Алису и Лерочку и уселся на своё обычное место.
Впрочем, тут вошла тётя Нина. Все сделали вид, что ничего особенного не происходит, подумаешь – хвост из-под стола торчит и подёргивается в такт урчанию. Она скомандовала паре помощниц выгружать на стол картошку, мясо, нарезанный кусками пирог, кувшины с морсом и квасом, блюдо с хлебом, затем отпустила их. Разные закуски уже стояли на столе – малосольный омуль, домашняя буженина (её кусочки и перепали коту), солёные огурчики, маринованные помидоры, и даже солёные грузди ещё с прошлого лета остались. За черемшой съездить в следующие выходные, что ли, подумал Вик. Да и тайга сейчас цветёт – травки всякие собирать самое время, багульник там свинячий, брусничный цвет, можно даже на Аршан мотнуться, там саган-дали, тоже подсобрать бы в запас. Чай с травками все в семье любят.
Но отец прервал эти благостные раздумья самым безжалостным образом.
– Я ж специально дождался, пока вы все соберётесь, чтобы новости рассказать. Так вот, додавил я вчера Генку Недолюбова. И его транспортная компания теперь наша.
– Поздравляю, – разом сказали Майк с Алисой и рассмеялись оба.
– Ну ты даёшь, – восхитился Вик.
Транспортная компания Недолюбова занималась перевозкой разнообразных грузов. И не меньше половины оборота компании делали грузы от Ледяных – преимущественно лес, но компания работала плоховато. Где-то водители опаздывали, где-то документы задерживались, где-то условий транспортировки не соблюдали. И отец решил, что чем создавать с нуля собственное подразделение, проще взять уже готовое и привести в порядок. И предложил Недолюбову продать фактически убыточное имущество.
Недолюбов не горел желанием расставаться с компанией. Быть независимым и иметь в партнёрах холдинг Ледяных – это дорогого стоило. Другое дело, что для сохранения этого статуса нужно было не спать и не тупить, а рвать задницу на работе, как поступали все другие партнёры и сотрудники Валентина Ледяного начиная с его собственных сыновей. А Недолюбов не напрягался. И люди его тоже не напрягались.
– И чем ты его взял? Неужели поднял цену? – спросил Вик.
– Делать мне нечего, только цену поднимать, – проворчал отец. – Грешки за ним водятся кое-какие, так я пригрозил, что о них узнают кому следует. Сам виноват, согласился бы сразу – не дошло бы до такого.
– И когда сделка? – нахмурился Майк.
– Завтра, – улыбнулся отец. – В девять утра, в конторе. Вы мне нужны там, оба. А потом ты, – палец упёрся в Вика, – поедешь к ним в офис и займёшься ими плотно.
– В смысле? – так-то у Вика были на завтра и другие дела, он был одним из топ-менеджеров семейного холдинга и занимался договорами на поставки.
Вообще всякими, но преимущественно международными.
– Это будет твоё дело на ближайшее время. Станешь там генеральным директором. Посмотришь на людей, вычистишь всех бездельников и дармоедов, наймёшь нормальных, и пусть оно уже наконец-то заработает. Своё срочное передашь Владу или Михаилу, если во Влада не влезет.
Владом звался заместитель Вика, друг и однокурсник по Нархозу, которого отец присмотрел ещё тогда, сто лет назад, когда учились, и зазвал работать. А Михаил, он же Майк, занимался координацией работы добывающих и заготовительных подразделений. Двоюродный брат Артём, сын тёти Нины, с недавних пор работал в службе техподдержки. Старшего внука, девятилетнего Александра, Валентин Фёдорович Ледяной тоже видел в будущем сотрудником корпорации, но тому ещё было учиться и учиться. Вик полагал, что и на младшего внука, двухлетнего Фёдора, у деда есть какие-то планы. Заниматься чем-то вне корпорации в семье можно было только девочкам.
Они отправили детей спать, выпили за успех и за завтрашнюю сделку, потом отец сказал, что тоже уже пойдёт.
– Не засиживайтесь, ладно? И, Виктор, Полиньке позвони, что ты вышел из лесу.
Точно, надо позвонить, а потом уже можно и спать. Вик активировал контакт и услышал в телефоне далёкий голос.
– Мама Полинька, привет. Я дома, со мной всё хорошо. Что со мной может случиться? Погуляли по лесу, ничего особенного. Я тоже тебя люблю.
2. Вероника
Siano grabała, owies wiązała, po tej robocie tydzień leżała
Польская народная песня
Утро понедельника не заладилось у Вероники с самого начала.
Во-первых, выходные прошли под знаком пахоты на даче, и всё тело болело до сих пор. После дождей, случившихся на прошлой неделе, грядки заросли травой, а всякой морковки-капусты из-под неё и видно-то не было. Ясное дело, у мамы давление, сестрица Катерина сессию сдаёт, кому полоть? Правильно – Веронике. А ещё всех привезти, увезти, закупить продуктов на два дня для людей и корм для собаки Мухи.
Во-вторых, после огородных работ с ногтя среднего пальца на правой руке облез гель, а маникюрша Надя уехала в отпуск, и умолять принять перед работой и спасти было решительно некого. Пришлось подпилить ноготь, покрыть бесцветной базой и понадеяться, что никто его сегодня детально рассматривать не будет.
А в-третьих, с утра Веронике предстояло крайне неприятное дело. Транспортная компания «ГН», в которой ей выпало работать финансовым директором, погрязла в долгах. И то, что банкротства до сих пор не произошло, во многом было заслугой именно Вероники Андреевны Ласточкиной. Она убеждала, предлагала варианты, выжимала из клиентов выплаты в срок и держала компанию на плаву.
Сегодня Вероника собиралась отправиться в банк и убедить отложить на неделю платёж – он должен был пройти до ноля часов следующего дня, семнадцатого июня. Прокрутила в голове пару вариантов разговора, проверила в сумке все подготовленные документы – о суммах, что должны поступить вскоре и благодаря которым платёж может быть совершён, но опасалась, что в третий раз номер уже не пройдёт.
Тем не менее Вероника должна была сделать всё возможное.
В банке её ждали в девять. Хорошо, хватило ума выехать не впритык – добираться на другой берег, понедельник, всегда есть шанс встрять. И точно – авария на новом мосту, здравствуй, пробка. И дальше только молиться.
Телефон истошно заверещал. Так звонили только коллеги. Точно, Маргарита Романовна, зам. Что ещё случилось?
– Доброе утро, Маргарита Романовна!
– Кому доброе, а кому как. Вам Женька не звонила? – Женька, то есть Евгения Васильевна, глуповатая девица почти тридцати лет, исполняла обязанности секретаря генерального директора, Недолюбова.
– Нет пока, слава богу.
– А вот и не слава. Говорят, шеф компанию просрал.
– Что? – ну нельзя же так, с утра в понедельник!
– Что слышите. С потрохами продал Ледяному.
– От кого информация?
– Да от Женьки, холеры такой! Якобы он ей утром позвонил и сообщил. А у неё же язык во рту не держится, ей же надо всем показать, что она всё знает. Вы-то сейчас в банк, так?
– Куда ж ещё!
– Ну да, платёж сам собой не рассосётся.
Телефон запикал – ещё один звонок.
– Простите, Маргарита Романовна, мне, однако, звонит сам шеф. Перезвоню потом, – Вероника разорвала соединение:
– Здравствуйте, Геннадий Васильевич, – это уже шефу.
– Андреевна, ты где? – вопросил шеф.
Да-да, вопросы о Никах, Ничках и даже Верониченьках они закрыли давно, когда он к ней поначалу подкатывал, а она ему недвусмысленно отказала. Невысокий плешивый Недолюбов с крючковатым носом, кустистыми бровями и водянистыми зеленоватыми глазами никак не совпадал с её идеальным образом мужчины, даже если бы не был шефом. Так и выродилась эта самая Андреевна.
– В пробке, – сообщила Вероника. – А так еду в банк, у нас, если вы не забыли, платёж должен пройти завтра в ноль-ноль часов, на который есть едва ли треть суммы.
– Мать-мать-мать, – донеслось из трубки.
То есть ни хрена вы, Геннадий Васильевич, не помните. Потому что у вас есть Андреевна, которая помнит. Удобненько.
– Понимаю вас, но решить вопрос сегодня всё равно нужно.
– Да, но тут такое дело, – начал блеять шеф. – Понимаешь, Андреевна, в субботу Ледяной, гад такой, совсем в клещи взял и поставил невыразимые условия. В общем, продаю я ему всё. Глядишь, он и порядок наведёт какой-никакой, и деньжат найдёт. Но если ты в банк, то как мы без тебя договор подпишем?
– Маргариту Романовну берите. Она с правом подписи. Если я за себя сейчас в банк кого-нибудь другого пришлю, дело не выгорит.
– Да понял я, понял, – вздохнул шеф. – Ладно, удачи тебе там, пусть всё получится.
Далее Вероника звонила Маргарите Романовне и сообщала ей новость из первых, так сказать, рук, и просила съездить вместо неё на подписание договора. А потом пробка, наконец-то, закончилась, и можно было уже ехать и думать.
Валентин Ледяной и его холдинг с невыразительным названием «Продлес» не сходили с языков сотрудников «ГН» уже полгода. Ледяной был крупным клиентом компании – так сложилось ещё с девяностых, какая-то там была не то дружба у них с Недолюбовым, не то какое общее прошлое, деталей Вероника не знала. Но Ледяного не устраивало, как компания в последние годы работала. К слову, Веронику этот пункт не радовал тоже, но единственный разговор на эту тему с Недолюбовым расставил всё по местам – он начальник, он знает лучше. Не нравится – вон бог, а вон порог.
Веронике не нравилось, но искать новую работу не хотелось ещё больше. У мамы пенсия не ахти, сестрица Катерина учится на платном, и бюджет ей не светит от слова «совсем», поэтому кто будет всех кормить? Правильно, Вероника.
Нет, конечно, есть ещё квартира, которую купили на причитавшуюся маме часть дедова наследства. Крошечная полукомнатная малосемейка на Советской, напротив танка. Она сдаётся, и деньги мама складывает не то на счёт, не то ещё куда, Вероника давно решила, что всем будет проще, если маму об этих деньгах не спрашивать. А лишний раз купить продуктов несложно, деньги-то есть. Вот когда не было – там другое дело, а сейчас всё проще. Но чтобы было это «проще», нужна хорошая работа.
Мама, Любовь Ивановна, была замужем дважды. Отец Вероники, Андрей Петрович, царство ему небесное, был алкоголик. Тихий, спокойный, но запойный. Поэтому деятельная Любовь Ивановна терпела-терпела, да и выгнала его к хренам. Отец Катерины Василий Михайлович сначала, как только в доме появился, глядел соколом, но когда Любовь Ивановна забеременела и вышла за него замуж, то скоро оказалось, что он ничуть не лучше её первого мужа. И даже хуже, потому что тот был тихий и интеллигентный, а этот буйный. Как только ему в рот попадали несчастные пятьдесят граммов, он тут же полностью слетал с катушек – орал, матерился, бил посуду, ломал мебель, да и Любови Ивановне тоже доставалось.
К настоящему моменту и отец, и отчим тихо лежали на Смоленском кладбище, в нескольких сотнях метров друг от друга. Мама ходила и к одному, и к другому, ухаживала за могилами, высаживала весной цветы и делала всё прочее, что положено.
Катерина выросла девицей балованной и ни в чём отказа не знающей. Чего это стоило маме, представляла только Вероника. Сейчас сестрица в третий раз пыталась получить высшее образование – теперь из области психологии. Журналистика и экономика уже отпали в полуфинале – не потянула. Она не хотела ходить на занятия и что-то там изучать, и тем более она не хотела работать. Она хотела тусить с друзьями и путешествовать. Кто ж этого не хочет, только, извините, на какие шиши?
Сама Вероника с отличием окончила Нархоз и ни дня в жизни не сидела без работы. В итоге к тридцати двум годам доработалась до руководящей должности и очень приличной по иркутским меркам зарплаты. Но дома она должности не называла и сумму зарплаты не озвучивала, потому что копила на первый взнос за квартиру. Хоть студия в дальнем конце Ново-Ленино, но чтоб своя. И жить уже отдельно. И не слушать маму о том, что она, Вероника, живёт неправильно. И Катерину тоже не слушать, а то и она взяла моду рассуждать – зачем, мол, учиться, если потом жить так, как сестра – тридцать с гаком, а ни ребёнка, ни котёнка, не говоря уже о мужике!
В общем, терять работу было нельзя. Нужно было крутиться, потому что пока «ГН» на плаву, она тоже на плаву. А что будет теперь, когда меняется собственник, никто не знает.
Вероника нашла где припарковаться, чтобы не очень далеко от банка, взяла сумку с документами и отправилась внутрь.
3. Вик
И что там будет ещё – предположить не могу
Олег Медведев
В понедельник утром стартовали из Листвянки ни свет ни заря – мало ли какая пробка на Байкальском тракте, а в офисе нужно быть вовремя. Отец настоял на том, чтобы всё путём, с водителями и с охраной – а то, говорит, с тебя станется на твоём болотном тарантасе к людям припереться. И это при том что у самого внедорожники водились всю жизнь, и он очень хорошо понимал, каково это – ехать по улицам и на всех сверху поглядывать. Но сказал, как отрезал – сели и поехали.
Что-то водили в семье все, даже старшее поколение – тётя Нина и Полинька. Но почтенные дамы предпочитали, чтобы их возили. Из молодёжи, как Вик до сих пор воспринимал себя и остальных, плохо водила разве что сестрёнка Линочка, ну так она вообще с техникой не очень дружит, у неё другие сильные стороны. Все остальные охотно садились за руль чего бы то ни было. Отец, конечно, в последние годы предпочитал, чтобы везли – но это для него был вопрос статуса. И свои машины он дозволял водить только своим водителям и ещё сестрёнке Элочке по большой к ней любви, а больше никому. Сестрёнка Элочка машину водит, как последняя стерва; было время, из аварий не вылезала, но потом наловчилась и стала крута невероятно. Всё равно хорошо, что не в Иркутске живёт, здесь бы её день-деньской на дороге материли. Надо позвонить, кстати, и ей, и сестрёнке Линочке, рассказать новости, только у них ещё ночь глубокая, надо подождать.
Болотный-то тарантас пришлось вручать водителю Володе, чтобы отогнал в мойку, привёл после тайги в порядок, а потом уже, вечером, вернул хозяину.
Так потихоньку, в размышлениях, и доехали до офиса. Старинный особнячок в центре, между улицами Марата и Степана Разина, раньше был партийным имуществом, а в девяностые отец как-то смог его отжать. И обжить. Два этажа, подвал, гараж, парковка.
Все сотрудники на местах – ещё бы, главный приехал. Да и про сделку, видимо, какие-то слухи просочились. Все, кто хоть чего-то стоил, уже по дороге до кабинета подошли к отцу и вежливо выразили поздравления.
Не успел Вик прийти к себе, как появился Влад. Владислав Вершинин, однокурсник, коллега и добрый приятель.
– Ну хоть ты расскажи, сколько правды в слухах, – усмехнулся он.
– А это смотря в каких, – Вик кивнул ему на кресло.
– Про то, что мы купили Недолюбова.
– Это, знаешь ли, уже не слухи. И более того, я с момента подписания договора пойду туда генеральным, а ты сядешь на моё место здесь.
– Валентин Фёдорович решил?
– Ну а кто же? Конечно. Радуйся.
– Это ты радуйся – пойдёшь на вольные хлеба.
– По слухам, те вольные хлеба ещё сто лет в порядок приводить, они там засрались по уши, все в долгах как в шелках.
– Может, там есть кто приличный, ты сразу-то сплеча не руби, – усмехнулся Влад. – Так-то они тонут давно, но ещё пока не потонули.
– Думаю, разгляжу. А ты садись и слушай, я должен сдать тебе дела. Сам пойдёшь сегодня к корейцам и будешь с ними беседовать.
Корейцы хотели лес Ледяных для какого-то дела здесь, в Иркутске, но кочевряжились, как будто им гнилушку из приснопамятного болота предлагали, а не приличную древесину, и процесс обсуждения условий договора тянулся уже второй месяц. Вик рассматривал его как божеское наказание и стоически терпел. Теперь терпеть и уговаривать будет Влад. Хоть что-то хорошее!
И тут зазвонил телефон. Отец звал в конференц-зал и Виктора, и Владислава.
