Kitobni o'qish: «Желтая жена»

Садека Джонсон

Shrift:

Моим дорогим детям:
Майлзу, Зоре и Лене Джонсонам.

Чтобы понимать, куда ты идешь, нужно знать, откуда мы пришли.

Моему мужу Гленну: ты мое вдохновение.

Можете отвести взгляд, но больше не говорите, что вы ничего не знали.
Уильям Уилберфорс

Sadeqa Johnson

YELLOW WIFE

Издательство выражает благодарность литературному агентству Jenny Meyer Literary Agency, Inc. за содействие в приобретении прав.

Издательство Иностранка^®

Часть первая
Плантация Белл, Чарльз-Сити, Виргиния, 1850 год

Глава 1
Плантация Белл

Мама верила, что ночь полнолуния – самое урожайное время месяца, когда вся природа отмечена печатью Божьей силы. Поэтому каждое полнолуние мама тащила меня в лес собирать травы, коренья, цветы и семена редких растений, из которых потом готовила лечебные мази, настойки и бальзамы. Я не понимала, почему Божью силу нельзя отыскать при свете дня, и брела следом за мамой, кутаясь в толстую шерстяную шаль, но все равно дрожала от холода в морозную мартовскую ночь.

Непроглядный мрак пугал, от страха я делалась неуклюжей и постоянно спотыкалась о торчащие из земли узловатые корни деревьев, цеплялась подолом юбки за колючий кустарник и задевала макушкой за низко висящие ветви. Зато мама двигалась легко и проворно, словно лес сам расступался перед ней, показывая дорогу. Даже впотьмах она безошибочно угадывала, где следует замедлить шаг или остановиться, чтобы сорвать полезное растение, не перепутав его с ядовитым. В нашем распоряжении был лишь тусклый масляный фонарь. Я спросила маму, откуда она знает, где что растет.

«Интуиция освещает мне путь», – ответила мама.

* * *

Мы проскользнули сквозь густой подлесок и миновали ветхие, продуваемые всеми ветрами хижины, в которых жили работающие на плантациях невольники: люди спали на жестких тюфяках, набитых сухой травой и соломой. До моего слуха донесся отрывистый мужской кашель и тихий жалобный плач голодного младенца. Затем мы вышли к реке Джеймс, пересекли широкую поляну, где по воскресным дням проходили церковные службы, и начали подниматься по лесистому холму, двигаясь вдоль кладбища, сплошь усеянного высокими деревянными шестами – память о наших усопших. Чем глубже мы уходили в чащу, тем более неверным становился голубоватый лунный свет, с трудом пробивавшийся сквозь густые кроны. Ухо различало быстрые шорохи и глухое ворчание, которое издавали невидимые ночные животные, и это вселяло беспокойство: я боялась наткнуться на голодных енотов или рыжих лис, наступить на змею. Я попыталась выбросить из головы тревожные мысли. Постепенно крутой склон выровнялся, почва под ногами сделалась более твердой, и тут острая колючка впилась мне в лодыжку. Но прежде чем я успела вскрикнуть от боли, мама остановилась и тронула меня за локоть.

– Вот, это черный орех. Растет в глубине леса. Найти его не так-то просто – нужно знать, где именно следует искать. Помогает почти от всех болезней. Если не уверена, в чем причина недуга, отправляйся на поиски черного ореха.

Мама отдала мне фонарь, вытащила из висящей через плечо холщовой сумки нож и срезала кусок коры. Она поднесла его к носу, понюхала, а затем провела кончиком языка по внутренней стороне древесного лоскута.

– Сок сильно пачкается, от него повсюду остаются пятна. Приготовим отвар для Рейчел – надеюсь, девчушке еще можно помочь, – а оставшуюся кору используем для окраски ткани.

Она снова полезла в сумку и вытащила красную ленточку.

– Держи. Привяжи к ветке, чтобы найти дерево, когда отправишься в лес без меня.

Я обмотала лентой тонкую ветвь, хотя прекрасно знала, что не собираюсь бродить по этому страшному лесу в одиночку.

На обратном пути мы заглянули в лазарет. В то утро Рейчел, горничную хозяйки, перевели из большого дома в барак для рабов, после того как у девочки началась лихорадка. И хотя жена мастера Джейкоба, миссис Дельфина, прекрасно знала, что во всей округе нет более искусной травницы, чем моя мама, она наотрез отказалась пустить ее в дом к захворавшей служанке. Рейчел выросла на плантации, принадлежащей родителям миссис Дельфины, и прибыла вместе с ней во владения мастера Джейкоба в качестве свадебного подарка, полученного от матери. Поскольку миссис Дельфина с пренебрежением относилась к врачебным талантам моей мамы, она пригласила белого доктора. По словам мамы, это было пустой тратой времени и денег. «Белые доктора ничего не понимают в лечении черной прислуги», – заявила она.

И мама оказалась права: когда выяснилось, что белая медицина бессильна, миссис Дельфине не оставалось ничего другого, как только перевести Рейчел в общий барак. Едва мы приблизились к кровати бедняжки и взглянули на ее осунувшееся лицо с посеревшей кожей, как стало понятно: смерть уже стоит у нее за плечом.

– Вы приготовили горячую воду? – спросила мама сиделку, ухаживающую за больными.

Та молча указала на исходящий паром чайник. Мама извлекла из холщовой сумки кору и листья черного ореха. Затем отщипнула небольшой побег заранее припасенного змеиного корня и хорошенько размяла стебель.

– Заварите и дайте настояться в течение часа, – велела мама сиделке. – Затем заставляйте больную делать глоток всякий раз, когда она придет в себя. Если девочка переживет ближайшую ночь, у нее появится шанс.

Мама достала из своей походной аптечки еще несколько бальзамов и припарок для других пациентов, затем нежно склонилась над Рейчел и коснулась ладонью ее горячего лба, пробормотав:

– Господь Всемогущий, обрати на Рейчел Свой милосердный взор, исцели и помилуй. Да будет воля Твоя.

* * *

Несколько часов спустя, когда мы с мамой лежали на высокой кровати, закутавшись в тяжелое одеяло, нас разбудил удар колокола на плантации.

– О боже, что там еще? – Мама уставилась на меня.

Мы отсчитывали удары – их количество имело особое значение. Сегодня колокол пробил дважды: мастер Джейкоб желает, чтобы обитатели поместья собрались возле большого дома, хозяин намерен выйти на крыльцо и сделать какое-то важное объявление.

Я зарылась глубже в одеяло и пробормотала:

– Надеюсь, речь не о Рейчел.

Лицо у мамы помрачнело.

– Идем, Долорес, нужно поторапливаться. – Она всегда называла меня вторым именем. Полагаю, для мамы это был своего рода способ подчеркнуть, что я – ее дочь и принадлежу только ей.

К утру огонь в очаге потух. На мне были толстые шерстяные носки, но стоило коснуться ступнями ледяного пола, как меня пробрала дрожь. Мама уже завязывала тесемки юбки, одновременно засовывая ноги в кожаные туфли. Даже в спешке она не выходила из дома, не смазав свою темную кожу цвета патоки пальмовым маслом и не заколов должным образом пышные густые волосы. Я порылась в сбитых простынях, но так и не смогла отыскать сползший с головы платок. Мама бросила на меня быстрый взгляд и начала спускаться по лестнице. Позабыв про платок, я устремилась следом.

В холодном предрассветном сумраке я торопливо шагала позади мамы вдоль обрывистого склона холма по тропинке, ведущей к большому дому. Хотя небо на горизонте только-только начало наливаться светом, из кухонной пристройки уже доносился аппетитный запах чеснока и лука, томившихся в горячем масле. Мама опередила меня на несколько шагов, и я, пытаясь нагнать ее, едва не упала, запутавшись в собственных ногах.

Послышался шорох листвы, и вскоре из-за деревьев показалась длинная процессия бедно одетых людей: повинуясь зову хозяйского колокола, живущие на плантациях рабы двигались к центральной усадьбе. Матери шли с младенцами, надежно прикрученными к спине куском ткани; сильные рослые мужчины несли на плечах детей постарше; старики ковыляли, опираясь на самодельные посохи. Когда мы обогнули дом, я нагнала маму и пошла рядом, поглядывая в сторону конюшни в надежде разглядеть Эссекса. Одного его вида было достаточно, чтобы наполнить день радостью до самого вечера. Замедлив шаг, я вытянула шею и стала вглядываться в стекающуюся к дому толпу, но мама крепко сжала мне руку и потянула вперед, ближе к крыльцу, где нам, швеям, было самое место. Тетушка Хоуп, кухарка, стояла возле самых ступеней, рядом с ней – Лавви, экономка. Парротт – дворецкий, кучер и личный камердинер мастера Джейкоба – застыл подле Лавви. Позади них сгрудились женщины и дети. Мужчинам полагалось стоять дальше всех, в глубине двора. Снитч, надсмотрщик, расположился сбоку от собравшихся; через шею у него был перекинут толстый кнут из воловьих жил, а налитые кровью глаза окидывали нас внимательным взглядом.

Я наконец перестала крутить головой и почти в тот же миг почувствовала чье-то горячее дыхание у себя на затылке. Это мог быть только Эссекс, никто больше не осмелился бы на такое безрассудство. Я завела левую руку за спину, и кончики моих пальцев на мгновение соприкоснулись с его пальцами. Прошло несколько дней с тех пор, как мы были рядом и прикасались друг к другу. Ощутив легкий толчок и теплую волну, разлившуюся в глубине живота, я поспешно отдернула руку.

Миссис Дельфина появилась из боковой двери, кутаясь в накинутую на плечи черную шелковую шаль. Прежде чем я успела задаться вопросом, где же мастер Джейкоб, тот вышел через главную дверь, одетый в длиннополый сюртук с воротником-стойкой. Хозяин расправил плечи и выпрямился во весь свой шестифутовый рост. Лучи утреннего солнца освещали лицо мастера Джейкоба, отчего желтоватые искорки вокруг зрачков стали особенно заметны. Владелец плантации стоял крыльце и окидывал нас взглядом сверху вниз. Пока он говорил, я наблюдала за тем, как двигается кадык у него на горле, – привычка, которая помогала мне не смотреть в глаза мастеру Джейкобу, особенно когда рядом находились посторонние.

– Я вынужден с прискорбием сообщить, что наша любимая служанка Рейчел ушла сегодня к своему Создателю. Да покоится ее душа с миром.

Миссис Дельфина покачнулась и прижалась к плечу мужа, словно он был надежной опорой, без которой она лишилась бы сил и рухнула на дощатый пол. Над толпой пронесся печальный вздох, некоторые вслух помянули имя Господа, и лишь мама негромко фыркнула. Никто, кроме меня, не слышал ее саркастического фырканья, означавшего, что хозяйка сглупила, не позволив ей раньше взяться за дело.

– Помяните нас в ваших молитвах, когда вернетесь к работе.

Толпа вновь разразилась общим вздохом, словно обещая хозяину выполнить его просьбу. Затем пришедшие с плантации рабы начали расходиться: они двинулись обратно вниз по склону холма, унося с собой запахи пота, влажной земли и навоза. Мастер Джейкоб поманил к себе двух женщин и велел им заняться телом Рейчел. После перевел взгляд на меня:

– Фиби, теперь, когда Рейчел не стало, ты понадобишься мне в доме.

– Фиби? – Миссис Дельфина скривила губы, словно на язык ей попало что-то кислое. – Я поручила ей заниматься простынями и шить пеленки для детской. В швейной мастерской от нее гораздо больше проку.

– Девочка прекрасно знает работу по дому и сможет заменить Рейчел, – твердо произнес мастер Джейкоб. Он крепко сжал локоть жены, пресекая дальнейшие возражения.

Я молча смотрела себе под ноги. В тех немногих случаях, когда мне приходилось помогать убирать в большом доме, я находила эту работу скучной и ужасно утомительной. Теперь же мне придется неотлучно сидеть при миссис Дельфине, слушая, как она без конца оплакивает свою дорогую Рейчел, – это будет настоящим мучением. Неприятная боль пульсировала в висках, пока я поднималась по ступеням крыльца. Краем глаза я видела, что Эссекс наблюдает за мной с нагловатой усмешкой. Он стоял, привалившись плечом к березе, и жевал травинку. Поймав мой взгляд, Эссекс дважды потер нос тыльной стороной ладони: на нашем тайном языке жест означал «встретимся в конюшне после заката». В ответ я почесала правое ухо: это означало «постараюсь выбраться». Мне пришлось напрячься, открывая массивную дверь, ведущую в нижний холл. Переступив порог, я остановилась. Справа от меня открывался вход в столовую. Я все еще топталась на месте, соображая, как бы незаметно ускользнуть из дома сегодня вечером, не вызывая подозрений и ненужных расспросов, когда внезапно на меня обрушилась тяжелая пощечина. В глазах потемнело. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Когда же в голове прояснилось, я увидела нависшую надо мной миссис Дельфину. Она сверлила меня взглядом и, словно разъяренная фурия, сердито раздувала ноздри.

– Ты здесь для того, чтобы работать, а не шататься из угла в угол, как лунатик. А то оглянуться не успеешь, отправишься прямиком на плантацию!

– Да, миссис. – Я постаралась подавить желание схватиться за горящую щеку: нет, не покажу, как мне больно, ни за что на свете не доставлю ей такого удовольствия.

– Кстати, где твоя косынка? Считаешь себя слишком хорошенькой, чтобы покрывать голову? – Хозяйка дернула меня за волосы. Заколотая шпильками прическа рассыпалась, мягкая волна тугих кудрей упала мне на плечи. Миссис Дельфина сверкнула свирепым взглядом, словно раздумывая, не залепить ли мне вторую пощечину. Я поспешно подобрала волосы, скрутила узлом и заколола на затылке.

Уголки рта хозяйки поползли вниз, на лице появилось привычное хмурое выражение. Миссис Дельфина была скорее миловидной, чем красивой: плотная, широкоплечая, с пронзительными ярко-зелеными глазами, взгляд которых, казалось, прожигал насквозь. В одежде она предпочитала коричневые оттенки, хотя цвет не шел ей: хозяйка выглядела много старше своих двадцати четырех лет. По-моему, в платьях цвета сливы или персика миссис Дельфина смотрелась бы гораздо свежее.

– Лавви, – обратилась она к экономке, – проследи, чтобы девчонка одевалась пристойно. И пусть займется моей спальней.

– Да, миссус¹. – Лавви сделала реверанс. Я заставила себя повторить приседание и тоже подогнула колени.

Черная лестница находилась позади столовой, что позволяло слугам незаметно передвигаться по дому. Ступени были крутыми и узкими, но Лавви летала по ним уверенно и быстро. Комнаты на втором этаже соединялись общим коридором в форме подковы. На верхней площадке парадной лестницы висел портрет сестры мастера Джейкоба. Когда мисс Салли была жива, она занималась со мной чтением, арифметикой и музыкой. Сестра мастера Джейкоба умерла два года назад. Я обожала ее не меньше, чем собственную маму. Остановившись перед портретом, я рассматривала изящные руки молодой женщины с тонкими пальцами, которые спокойно лежали у нее на коленях, и вспоминала, как легко эти пальцы летали по клавишам фортепьяно. Ее кроткие глаза смотрели на меня ласково. Я осторожно коснулась золотой рамы, в которую был оправлен портрет. А затем приложила ладонь к опухшей щеке.

Раньше портрет висел в гостиной, но когда в доме появилась миссис Дельфина, она перенесла его сюда. Также новая хозяйка велела сложить в коробки одежду мисс Салли, ее любимые шторы, чайный сервиз и другие вещи, некогда принадлежавшие золовке, и отдать в церковь на благотворительность. Когда до мистера Джейкоба дошло, что жена взялась наводить в доме свои порядки, он запретил ей прикасаться к книгам сестры и выносить из гостиной ее фортепьяно. А в одно из воскресений, когда они с миссис Дельфиной пошли в церковь для белых, хозяин приказал четырем рабочим с плантации перенести кровать из спальни покойной сестры к нам в швейную. Теперь мы с мамой спали на постели мисс Салли.

– Фиби! – Лавви пощелкала пальцами, возвращая меня к реальности, и показала на дверь в покои хозяйки.

Внутри висел тяжелый запах мускуса, как будто здесь распрыскали слишком много ароматной воды. Лавви отдернула плотные, расшитые розовыми бутонами шторы и распахнула окно. С улицы ворвалась струя свежего воздуха, дышать стало легче.

– Тут нужно хорошенько прибрать, – сказала экономка. – Комнатой никто не занимался с тех пор, как заболела Рейчел.

Лавви подошла поближе, взяла меня за подбородок и повернула лицом к свету, разглядывая след от пощечины. Маленькие, глубоко посаженные глаза женщины смотрели на меня с нежностью. У самой Лавви были широкие скулы, заостренный подбородок и гладкая кожа темно-кофейного цвета.

– Вот ведь проблема с вами, со светлокожими, – вздохнула экономка, – отпечаток будет виден до вечера. Ладно, постараюсь достать немного льда: приложишь к щеке.

Она аккуратно заправила выбившуюся прядь моих наскоро собранных волос обратно в прическу, а затем накрыла мне голову какой-то блеклой колючей косынкой, от которой кожа на макушке сразу начала чесаться. Лавви отступила и направилась к выходу.

– Если понадоблюсь, буду в спальне у хозяина, – бросила она через плечо и скрылась за дверью.

Прежде чем взяться за дело, я стянула ненавистную косынку и сердито тряхнула головой, чтобы волосы снова рассыпались по плечам. Подойдя к туалетному столику, я рассеянно взяла щетку миссис Дельфины и принялась водить ею по упругим локонам от корней до самых кончиков. Жесткая щетина расчесывала гораздо лучше, чем гребень из проволоки, которым пользовались мы с мамой. Если добавить немного румян, припудриться и переодеться в приличное платье, я вполне могла бы сойти за члена семьи мастера Джейкоба.

Помню, как однажды мисс Салли взяла меня с собой в Уильямсберг за покупками. Я сидела рядом с ней в коляске. Перед отъездом они вместе с мамой долго наряжали меня и возились с прической. Когда они закончили, я взглянула в зеркало и с трудом узнала себя. В первом же магазине, куда мы зашли, обувщик вежливо поздоровался со мной, приняв за красавицу-дочку мисс Салли. Та не стала поправлять его. То же было в магазине одежды и в чайной, где приветливая женщина подавала нам чай и пирожные. Воспоминания заставили меня улыбнуться – я ужасно скучала по моей наставнице.

Скрип отворяющейся двери заставил меня вскочить с пуфика. В спешке я зацепила стоявшую на краю туалетного столика серебряную коробку для шпилек, она упала на пол, и шпильки разлетелись по ковру.

– Ты что, рехнулась? – прошипела Лавви. – А если бы вошла хозяйка?!

– Прости, – пробормотала я.

– Ну, знаешь, Фиби, мне казалось, девушке в семнадцать лет следует быть более рассудительной. Давай-ка заканчивай тут побыстрее. И больше никаких глупостей. Поняла?

Лавви снова скрылась за дверью.

Я и так потеряла уйму времени, пора было приниматься за дело. Собрав волосы под косынку, я решила, что самое разумное – начать с камина, а затем двигаться дальше. Вычистив сажу, я взяла специальную палку и принялась выбивать перину. Я изо всех сил молотила по матрасу и встряхивала подушки, чтобы убедиться, что в складках не осталось песка и мелких насекомых. Теперь умывальный стол: миссис Дельфина держала на нем таз и большой фарфоровый кувшин, из которого обливалась водой в промежутках между еженедельным купанием в ванне. Я протерла кувшин и повесила свежие полотенца на перекладину возле умывальника. Самым неприятным занятием было опорожнение ночного горшка. Следующая задача – привести в порядок наряды миссис Дельфины. Хотя гости у нас в усадьбе бывали нечасто, хозяйка переодевалась по три-четыре раза в день. Груда одежды, ношеной и чистой, валялась на стуле. Я вешала в гардероб вечернее платье миссис Дельфины, когда дверь скрипнула и на пороге снова появилась Лавви. Она протянула мне носовой платок с завернутым в него куском льда.

– Когда закончишь, приходи на кухню, – сказала экономка. – Поможешь тетушке Хоуп, а потом нужно будет подать обед.

* * *

За длинным обеденным столом могло бы поместиться человек двенадцать. Мастер Джейкоб сидел с одного торца, миссис Дельфина – с другого, напротив мужа. Расстояние между ними получалось настолько большим, что при разговоре супругам приходилось повышать голос. Обедая у нас в швейной, мы с мамой всегда усаживались рядом, так что иногда касались локтями друг друга.

Я положила каждому из супругов на тарелку тушеную баранину, подала нарезанный тонкими ломтиками кукурузный хлеб и отступила в сторону, стараясь находиться вне поля зрения хозяев. Стоя возле стены так, чтобы не прислоняться к ней, я сложила руки в белых перчатках на животе и сделала вид, что не слышу их разговора. Мама всегда говорила: лучший способ поддерживать мир с белыми людьми – быть рядом в готовности выполнить приказ, оставаясь при этом невидимкой.

Хозяин ел с удовольствием, в отличие от жены, которая рассеянно возила ложкой по тарелке.

– Дельфина, ты должна поесть. Тебе нужно поддерживать силы.

– Зачем? Какой в этом смысл теперь, когда я потеряла всех, кто был мне дорог.

– Ты носишь нашего ребенка. Доктор Уилкс заверил, что на этот раз все будет в порядке. – Хозяин поднял бокал и сделал глоток вина. – Да благословит нас Господь.

Миссис Дельфина медленно поднесла ложку ко рту.

– Через неделю я собираюсь в Чарльстон, – сказал мастер Джейкоб.

Ложка замерла на полпути, затем со звоном упала обратно в тарелку.

– Ты же был в Ричмонде месяц назад. Неужели непременно нужно ехать опять? И снова оставлять меня одну, в моем-то положении!

– Торговля набирает обороты. Покупателей интересует пшеница именно с нашей плантации – твердых сортов, так они говорят. И я надеюсь заключить несколько выгодных сделок.

– Но я еще не оправилась после потери моей Рейчел. Кто заменит ее в доме? Кто присмотрит за хозяйством? – сердито комкая уголок скатерти, запричитала миссис Дельфина.

– Фиби прекрасно справится с работой по дому. Остальным займется Снитч. Он разбирается в делах не хуже меня.

– Фиби тупая как пробка, – прошипела хозяйка, не обращая внимания на мое присутствие.

– Полагаю, нам следует дать ей шанс. Салли многому научила эту девушку.

– Твоя сестра вконец испортила девчонку. И дала повод думать, будто та представляет собой нечто большее, чем просто рабыня. Хоть раз ты мог бы встать на мою сторону? – Миссис Дельфина обиженно насупилась.

– Я всегда на твоей стороне, – возразил мастер Джейкоб.

Миссис Дельфина развернула крахмальную салфетку и сердито промокнула губы.

– По пути загляну на ферму к твоим родителям, – с невозмутимым видом продолжил мастер Джейкоб. – Хочешь передать им что-нибудь? Ну, помимо наших хороших новостей.

Хозяйка нахмурилась.

– Послушай, Джейкоб, я не выдержу, если снова останусь тут в одиночестве! Предупреждаю, эти черные нарочно пытаются свести меня с ума.

– О, дорогая, в твоем положении не следует так волноваться, – произнес хозяин елейным тоном. – Тебе нужно больше отдыхать.

– Что мне действительно нужно, так это чтобы рядом был тот, с кем я могу поговорить. Одиночество меня просто убивает. Я уж и не помню, когда в последний раз видела белую женщину.

– Твои родители навещали нас прошлой зимой.

– А кажется, что прошла целая вечность, – вздохнула миссис Дельфина. – Я умоляю, позволь и мне…

– О нет, дорогая, а как же наш дом? – перебил жену мастер Джейкоб. – Без тебя тут все развалится.

– Значит, туда ему и дорога, – прошипела миссис Дельфина. Однако, заметив недовольную гримасу на лице мужа, мгновенно осеклась и поспешила поднести ложку ко рту.

Хозяин вздохнул и жестом приказал мне положить ему еще баранины.

– Кто поедет с тобой? – после небольшой паузы спросила хозяйка.

– Парротт и Рут.

– Рут?! – Миссис Дельфина буквально выкрикнула имя моей мамы. – Нет, эта негритянка должна остаться! У нас уйма работы, а рук и так не хватает. Нужно прибрать дом к весне. Я уж не говорю о посадках в саду.

– Дорогая, твоя бесконечная суета действует на нервы. Ладно, пришлю кого-нибудь с плантации. Уверен, с тридцатью девятью домашними рабами ты как-нибудь управишься.

– Тридцать девять рабов, с которыми я должна управляться в одиночку?!

– Можешь во всем положиться на Снитча. Он прекрасный надсмотрщик и сумеет держать слуг в узде. Кроме того, меня не будет всего две-три недели.

– В прошлый раз ты говорил то же самое, а в результате исчез на три месяца.

Я заметила, как ходят желваки на скулах хозяина: судя по всему, терпение его было на исходе. Похоже, миссис Дельфина тоже поняла, что перегнула палку. Она опустила глаза и потянулась за стаканом с лимонадом.

– Пожалуйста, передай Лавви, чтобы она начинала готовить мой багаж к отъезду, – попросил мастер Джейкоб.

Миссис Дельфина сердито поджала губы и отпихнула от себя тарелку с недоеденной бараниной.

– Фиби, – позвал хозяин, и я шагнула вперед.

Мастер Джейкоб заметил мою распухшую щеку и нахмурился.

– Я буду в гостиной, подай туда чай и сливовый пудинг.

– Да, сэр.

– Да, мастер! – взревела миссис Дельфина. – Я же говорю: девчонка совершенно не обучена.

– Да, мастер, – повторила я и, подхватив тарелки, поспешила выйти из столовой, пока хозяйка не устроила новую истерику.

Кухня располагалась в задней части дома – каменная пристройка, в которую вела массивная деревянная дверь; из печной трубы постоянно валил дым. Кухарка, тетушка Хоуп, склонилась над плитой, помешивая деревянной ложкой в большом чугунке. Судя по плавающему в воздухе аромату корицы и мускатного ореха, она готовила пюре из батата. Меня обдало жаром, едва я переступила порог.

– Им что-нибудь нужно? – бросила тетушка Хоуп, перемещаясь от плиты к длинному рабочему столу в центре кухни, на котором стояла миска со стручковой фасолью. Пот градом катил по шее кухарки, собирался в ручейки и исчезал за вырезом блузы, плотно обтягивающей пышную грудь. Обмахиваясь краем фартука в этом невыносимом пекле, я передала просьбу хозяина.

– А ты, поди, с утра так и ходишь с пустым желудком? – спросила тетушка Хоуп. Она выудила из проволочной корзины ломоть хлеба и протянула мне, и я с жадностью впилась в него зубами. За хлебом последовало вареное яйцо, которое я проглотила в два счета, наблюдая, как кухарка готовит чай для хозяина.

Миссис Дельфина не удостоила меня взглядом, когда, снова появившись в столовой с чайным подносом, я прошла мимо нее в гостиную. Помещения разделяла легкая раздвижная дверь. Гостиная всегда была моей самой любимой комнатой в доме. Здесь, рядом с мисс Салли, я провела немало счастливых часов: устроившись в укромном уголке возле камина, перелистывала учебник арифметики, или рассматривала географические карты в большом атласе, или играла для мисс Салли на фортепьяно. Инструмент был сделан из красного дерева и украшен изящной резной панелью и ножками в виде звериных лап с острыми когтями. В детстве я сочиняла разные смешные истории про эти когтистые лапы, а мисс Салли хохотала. Мне нравилось видеть ее счастливой.

Мисс Салли так и не вышла замуж, поскольку была очень больна. Никто не удосужился объяснить мне, что у нее за болезнь, все только и повторяли: «женские проблемы». Ни моя мама, ни белый доктор не могли помочь ей. Ближе к концу бедняжка настолько ослабела, что мастеру Джейкобу приходилось на руках носить сестру в гостиную, где он усаживал ее в кресло и подпирал подушками. А я играла для нее на фортепьяно. Когда у мисс Салли не осталось сил даже на то, чтобы аплодировать, она шептала, едва шевеля губами: «Браво».

Сейчас мастер Джейкоб сидел в гостиной, погрузившись в свое любимое кресло с высоким подголовником, курил трубку и читал газету. Я поставила поднос на столик рядом с ним.

– Что-нибудь еще, сэр? То есть, я хотела сказать, мастер.

Мастер Джейкоб поманил меня и велел наклониться поближе. Затем взял мое лицо в свои большие теплые ладони и слегка повернул направо, рассматривая след от пощечины.

– Сильно болит? – спросил он.

Я покачала головой.

– Скажи Хоуп, чтобы дала тебе немного баранины. Панацея от всех болезней. Я ведь знаю, как ты любишь жаркое.

Я улыбнулась, насколько могла, учитывая ноющую щеку.

– Сыграй мне какую-нибудь приятную мелодию, – попросил хозяин.

– Сыграть? – ахнула я. Миссис Дельфина запретила прикасаться к инструменту, за исключением тех случаев, когда требовалось развлечь гостей. Но гости уже давным-давно не появлялись в нашем доме.

– Сыграй то, что нравилось Салли, – сказал мастер Джейкоб. – В этом месяце ее день рождения.

– Ее любимый романс – «Прекрасный мечтатель»².

Хозяин кивнул и взял с подноса чашку. Я подошла к инструменту, опустилась на мягкий плюшевый пуф и с колотящимся сердцем положила руки на клавиши. Поначалу я то и дело спотыкалась, но, исполнив несколько фраз, почувствовала себя увереннее. Мелодия полилась легко и свободно. Меня охватило необычайное спокойствие. Я тонула в музыке, взмывая все выше и выше, пока не начало казаться, что у меня хватит сил перевернуть мир. Когда мелодия окончилась, я встала и сделала легкий реверанс. Хозяин захлопал в ладоши и произнес одними губами: «Браво».

Я просияла: похвала мастера Джейкоба наполнила меня радостью. Однако радость мгновенно улетучилась, стоило мне поднять взгляд: через приоткрытую дверь я заметила сердито взметнувшийся подол юбки миссис Дельфины – хозяйка развернулась и быстро исчезла в глубине дома.

1.Госпожа (простореч.). – Здесь и далее примеч. пер.

2.Beautiful dreamer (англ.) – романс Стивена Фостера (1826–1864), американского композитора, поэта и певца.