Kitobni o'qish: «1918-й год на Востоке России»

Shrift:

Предисловие

Шестнадцатый том серии «Белое движение в России» посвящен начальному этапу Белой борьбы на Востоке России. Хронологически он охватывает время с начала антибольшевистских восстаний до отхода белых армий от Волги к Уфе и вступления в верховное командование ими адмирала Колчака, то есть с мая до ноября 1918 г.

На Востоке белые формирования создавались в разных центрах на огромной территории с совершенно разными условиями и лишь к осени 1918 г. вполне консолидировались. На территории от Волги до Тихого океана отдаленность от столиц и основных центров большевизма делала положение противников советской власти сравнительно более благоприятным. Учитывая, что во всех крупных городах Поволжья, Урала и Сибири имелись офицерские организации, к моменту выступления в мае Чехословацкого корпуса (роль которого на первом этапе борьбы была тем более велика, что до 80 процентов красных войск в Сибири составляли ненавистные чехам бывшие пленные немцы и венгры) необходимые кадры для создания Белой армии имелись. В Чехословацком корпусе служило немало русских офицеров, которые сыграли не последнюю роль в решении чешских руководителей выступить против большевиков.

В Самаре еще с конца 1917 г. существовала подпольная офицерская организация подполковника Н.А. Галкина, которому, когда 8 июня 1918 г. в городе было создано правительство Комитета членов Учредительного собрания (Комуча), было предложено возглавить военное ведомство, а его организация, насчитывавшая 200–250 человек, послужила основой для развертывания так называемой Народной армии. Одной из первых частей была сформированная капитаном В.О. Вырыпаевым 1-я отдельная конно-артиллерийская батарея. С первых дней борьбы искусными и решительными действиями своего отряда прославился подполковник В.О. Каппель, имя которого стало впоследствии легендарным. Добровольцы Каппеля действовали у Самары и к северу от нее; южнее – части полковника Ф.Е. Махина (Особая Хвалынская группа).

Первоначально армия строилась по добровольному принципу, но в середине августа была объявлена мобилизация офицеров, которым к 1 августа не исполнилось 35 лет (а генералов и старших офицеров независимо от возраста). По мере очищения от большевиков территорий в армию переходило немало проживавших там или служивших в красных учреждениях офицеров. В освобождаемых населенных пунктах организовывались роты, затем сводившиеся в батальоны. В конце июня были развернуты восемь пехотных полков (в июле переименованы в стрелковые). Отряд Каппеля в июле развернулся в Отдельную стрелковую бригаду, а остальные части в середине августа сведены в три стрелковые дивизии. К сентябрю были сформированы еще три стрелковые дивизии, а число кавалерийских полков доведено до пяти.

В Сибири, как и в Поволжье, существовали с конца 1917 г. сильные офицерские организации. Общая численность военных организаций на всей территории Сибири к западу от Байкала к маю достигла 7 тысяч человек. Самой сильной была омская П.П. Иванова-Ринова (до 3 тысяч человек), за ней по численности следовали организации в Томске, Иркутске и Новониколаевске.

Одновременно с выступлением чехословаков в ряде городов Сибири офицерские организации свергли большевистскую власть и приступили к формированию частей. Первым таким городом стал Петропавловск. При приближении повстанцев к Омску там 6–7 июня выступила поддержанная союзом группа солдат-фронтовиков во главе с полковником Ивановым-Риновым, который и вступил в должность начальника гарнизона и фактически управлял всей очищенной от большевиков территорией. В ночь с 13 на 14 июня в Иркутске выступила местная офицерская организация во главе с полковником А.В. Эллерц-Усовым, но большинство участников восстания погибло или было расстреляно. Однако организация сохранилась и сыграла важную роль при взятии Иркутска 10 июля. Позже там была сформирована из местных добровольцев 3-я Иркутская дивизия. Офицерские организации выступили также в районе Тары, в Акмолинске, Барнауле, Камне-на-Оби, Семипалатинске, Зайсане, Павлодаре, Усть-Каменогорске, Томске, Тобольске, Чите и других местах.

В Омске образовалось Сибирское правительство, во главе вооруженных сил которого встал А.Н. Гришин-Алмазов. Сибирским временным правительством начала формироваться Сибирская армия, ядром которой стал Степной Сибирский корпус (генерал-майор П.П. Иванов-Ринов). Видную роль сыграл случайно попавший в Сибирь штабс-капитан Н.Н. Казагранди, уже в первый день освобождения Омска приступивший к формированию Первого партизанского офицерского отряда, через день выступившего с ним на фронт. Еще один такой же отряд был создан в Омске полковником И.С. Смолиным. Эти два отряда наряду со Степными полками и составили главные силы Сибирской армии.

В начале июня численность войск Западно-Сибирской (с 27 июня – Сибирской) отдельной армии достигла 4 тысяч человек, что позволило в середине июня образовать Средне-Сибирский (А.Н. Пепеляев) и Степной Сибирский (П.П. Иванов-Ринов) корпуса, которые в августе получили номера 1-й и 2-й. Позже был создан Уральский корпус (генерал-лейтенант М.В. Ханжин). К 18 июня армия насчитывала 6047 человек (в том числе 4332 штыка, 1215 сабель и 500 невооруженных). Вместе с чехами и казаками она сражалась с красными войсками по всей Сибири. На 26 августа, после реорганизации, армия состояла из трех корпусов (Средне-Сибирский, Степной и Уральский) по 2–3 дивизии четырехполкового состава каждый.

Формирование частей и в Поволжье, и в Сибири происходило сходным образом: сначала из офицеров, проживавших в данном городе, формировался офицерский батальон, который потом разворачивался в часть. Даже в начале сентября в качестве солдат сражалось более 4500 офицеров, то есть половина всех имевшихся, и в некоторых частях их было больше, чем солдат. Средне-Сибирский корпус состоял сплошь из добровольцев, в основе – членов подпольных офицерских организаций, и в этом смысле не отличался от «именных» полков Добровольческой армии, на 2 сентября там из 5261 человека с винтовками офицерами были 2929. Степной корпус (где было много казаков) состоял из офицеров примерно на четверть (к 31 июля – 2384 офицера на 7992 добровольца, в том числе 1314 на 4502 на передовой), причем в ряде полков и во всех батареях офицеров было свыше половины. В общей сложности к 31 июля в армии было 6970 офицеров и 28 229 добровольцев¹. После очищения Сибири армия сражалась с большевиками вместе с Народной армией.

На Урале очагом Белой борьбы стали Ижевский и Воткинский заводы, восставшие 8 и 17 августа. Вслед за заводами восстала вся южная часть Вятской губернии. Во главе восставших крестьян Елабужского уезда встал подполковник В.М. Молчанов. При помощи имевшихся в районе заводов 80 офицеров руководители восстания совершили поистине чудеса: мобилизовали до 25 тысяч человек, сформировали из них части и сражались в окружении 100 дней (с 7 августа по 17 ноября 1918 г.). В конце ноября ижевцы и воткинцы соединились с Народной армией и впоследствии были сведены в Ижевскую и Воткинскую дивизию.

Таким образом, летом – осенью 1918 г. в состав белых сил на Востоке входили действующие самостоятельно Народная (Комуча) и Сибирская (Временного Сибирского правительства) армии, формирования восставших казаков, а также разного рода добровольческие отряды. До ноября 1918 г. военные формирования, действующие против большевиков на Востоке, формально подчинялись назначенному Уфимской директорией Верховному главнокомандующему всеми сухопутными и морскими силами России генерал-лейтенанту В.Г. Болдыреву.

В настоящем издании собраны воспоминания о борьбе в рядах белых добровольческих формирований в основном в Поволжье и Сибири. В разное время они были опубликованы в русской эмигрантской печати. Эти воспоминания никогда в России не публиковались.

Содержание тома разбито на три раздела. В 1-м разделе публикуются воспоминания участников борьбы на Волге и Каме, во 2-м – материалы о борьбе в Сибири и на Урале, и в 3-м собраны воспоминания об Ижевске-Воткинском восстании и последующих боях ижевцев и воткинцев.

В большинстве случаев все публикации приводятся полностью (некоторые сокращения сделаны только за счет невоенной тематики). Авторские примечания помещены (в скобках) в основной текст. Везде сохранялся стиль оригиналов, исправлялись только очевидные ошибки и опечатки. Возможны разночтения в фамилиях участников событий и географических названиях; их правильное написание – в комментариях.

Раздел 1

П. Петров²
Борьба на Волге³

Перед выступлением чехов

К маю 1918 года, когда началось выступление чехов, советские вооруженные силы в средней России не представляли действительной опоры власти, способной бороться с организованными войсками; это были жалкие отряды без дисциплины и порядка, страшные только для обывателя. Новый план формирований в прифронтовой полосе и в военных округах еще не дал результатов.

Старая Русская армия развалилась еще в 1917 году. Окончательно добил ее после Октябрьского переворота Крыленко, его сотрудники в Ставке и «Положение о демократизации». Армия самодемобилизова-лась с чудовищной быстротой, вопреки всем теоретическим расчетам. «На место постоянной Армии, всегда в основе своей реакционной и проникнутой милитаристическим духом, мы создадим добровольческую армию. Красную, временную, сорганизованную из сознательных товарищей. Армию, по типу совсем близкую к народной милиции, но более совершенную и прочную, более сознательную» – так говорил в январе 1918 года Троцкий, выступая с докладом в Ц.И.К. Совета С. и Р. депутатов.

К моменту перехода в наступление немцев, после перемирия, в начале февраля 1918 года, на фронте оставались штабы, расстроенные хозяйственные части, многочисленные управления, заведения, комитеты от армейского до ротных включительно, комиссары с управлениями и зачатки красных отрядов из добровольцев, которые начали формироваться в начале 1918 года согласно особому положению о формировании, о котором, видимо, и говорил Троцкий.

Остатки армии не оказали немцам никакого сопротивления; почти не оказали сопротивления и красные отряды из сознательных товарищей. В Пскове мне пришлось быть свидетелем поистине комического геройства местного Совета и красных отрядов из рабочих, матросов и пр. Эти отряды не смогли выполнить задач даже по порче железной дороги, когда выяснилось, что немцы из-под Двинска двигаются по железной дороге.

Главный инспектор по формированию красных отрядов в 1-й армии товарищ Сенотрусов (такие в каждой армии назначались армейским комитетом), малоразвитый и полуграмотный большевик, сформировавший за свое инспекторство всего около двух рот, в Пскове с горечью заявил мне про свои войска: «Все сволочи, не хотят драться. Представляете, когда я пригрозил неповинующимся револьвером, то получил в ответ: сам получишь в морду. Придется отступать». Так же работали и везде красные отряды, сорганизованные из сознательных товарищей с выборными командирами и комитетами. Полная несостоятельность их в борьбе против немцев, ослушание, безобразное поведение в городах заставили советскую власть или, вернее, Троцкого признать, что намеченный порядок формирования никуда не годится. Началась проверка записавшихся добровольцев, началось приглашение на командные должности офицеров старой армии и пр.

Наконец, решено было выработать общий план организации новых вооруженных сил на территории России с привлечением для руководства формированиями опытных военных со штабами. Добровольческий принцип формирований еще оставался, но было подробно разработано положение о службе в Красной армии. Старая армия умерла окончательно; оставались различные штабы, ликвидационные комиссии, демобилизационные отделы, которые к этому времени заканчивали демобилизацию или, вернее, кормились остатками и держались вместе по привычке.

В Москву Троцким был вызван целый ряд военных, занимавших в армии ранее ответственные должности (генерал Парский, Бонч-Бруевич, Егорьев, Болховитинов, Пневский и пр.). Очень быстро был намечен план организации, выработаны новые положения, штаты; по положению определены нормы довольствия, жалованья, ограничено право выборности.

Для создания армии вся Россия разделена на военные округа и прифронтовые районы. Во главе округов и районов должны стоять военные руководители – специалисты-военные со штабами; при них по два комиссара с комиссариатами.

В прифронтовых районах военные руководители с комиссарами должны сформировать по дивизии из трех бригад (в каждой бригаде три полка, из коих один запасный). В округах даны задания в зависимости от величины округов. Для проведения работы на местах должны быть организованы управления губернских, уездных, волостных военных руководителей и комиссариатов с большими штатами.

Вместо прежних незначительных управлений воинских начальников формировались громоздкие с большими задачами: пропаганда, вербовка, обучение населения.

В общем, по этому плану вся страна должна превратиться в военный лагерь. Принцип формирования оставлен добровольческий, но зато население должно обучаться военному делу почти поголовно под руководством военных руководителей.

Было обращено внимание и на подготовку командного состава: военные училища переименованы в инструкторские школы для подготовки красных офицеров. Однако Троцкий скоро понял, что эти школы хороших инструкторов в достаточном количестве не дадут и что необходимо привлекать прежних офицеров, обезвреживая их комиссарами и комитетами.

Была создана особая военная инспекция с Подвойским во главе и помощниками из специалистов для проверки подготовки частей и отрядов. План широкий; советская власть как бы серьезно начала интересоваться созданием армии, но к маю месяцу, повторяю, советские силы были и немногочисленны, и в самом плачевном состоянии. По новому плану к июню сорганизовался центр в Москве, частью назначены и частью намечены военные руководители в прифронтовые районы (главковерх Каменев – военный руководитель Невельского района) вместе с комиссарами; во всех районах и некоторых округах начались работы с весьма слабыми результатами.

Причин к этому было много:

1. Местные Советы не особенно слушались указаний центра и относились к работам новой организации большею частью отрицательно, как к контрреволюционной, отнимавшей у них власть над отрядами; были случаи противодействия, отказов в отводе помещений и проч.

2. Новая организация не везде понимала свои задачи; военные руководители и штабы смотрели, что будут делать комиссары, а те не знали, как приняться за дело.

3. Принцип оставался добровольческий; в армию пошли безработные, приток которых оказался большим только в некоторых голодных районах. Эти добровольцы шли из-за куска хлеба и воевать не хотели.

4. Офицерство всячески воздерживалось от поступления на службу; заполнялись только штабы и комиссариаты, да и то очень осторожно, с различными оговорками, которые тогда были еще возможны.

Здесь, для ясности обстановки, нужно коснуться тех настроений, мыслей, отношений, которыми жило весной 1918 года русское офицерство, как продолжавшее «прокармливаться» в различных ликвидационных комиссиях, демобилизационных отделах и пр., так и демобилизовавшееся. Следует отчасти коснуться и настроений вернувшихся домой солдат, обывателей, населения.

Для большинства русского офицерства советская власть считалась лишь временным злом, которое должно скоро исчезнуть. В это верили все; с этой верой часть офицерства пробиралась на Дон и на юг – в Добровольческую армию; шла в подполье для работы против большевиков; значительная часть выжидала, стараясь прокормиться различным трудом, и часть продолжала кормиться остатками различных армейских запасов, растягивая всячески демобилизационную и ликвидационную работу при полном содействии в этом большинства армейских и иных комитетов, которые не совсем-то охотно демобилизовались. Когда произойдет избавление от зла и что будет после, кто станет у власти, – об этом думали мало, но вера в кратковременное царство большевиков была у всех.

Советская власть, на первых шагах своих формирований, держалась принципа добровольчества, офицеров служить насильно не заставляла; наоборот, скорее довольно подозрительно относилась к желающим служить незнакомым военным. В первые добровольческие формирования никто из сколько-нибудь приличных военных не шел.

Когда в Москве под председательством Троцкого при участии видных военных, еще недавно занимавших в армии высокие командные и штабные посты, началась разработка плана создания вооруженной силы, офицерский мир заволновался, обсуждая со всех сторон, как отнестись к этому. Было над чем задуматься и от чего заволноваться; действительно:

1. Старая Русская армия прикончена, и основа ее – командный состав – разбросан, загнан.

2. Пока формировались какие-то «красные отряды» различных наименований различными инспекторами из товарищей и комитетами, можно было смотреть на это иронически, как на несерьезное дело; теперь же начиналась новая работа по созданию Красной армии, по плану, выработанному для всей территории России при участии бывших командиров корпусов, командующих армиями, их начальников штабов и прочих видных специалистов военного дела. План есть, принцип формирования добровольческий, но если добровольчество не даст достаточного количества? Надо ожидать мобилизации и призыва офицерства.

3. На юге действует Добровольческая армия и борьбу возглавляют Алексеев⁴, Корнилов⁵, Деникин⁶ – лица с большим авторитетом для всех офицеров.

4. Кто же прав: та ли группа, что начала сотрудничать с советской властью, или же другая – борющаяся?

Нужно иметь при этом все время в виду, что хозяйничанье большевиков считалось временным, что Германский фронт, несмотря на Брестский мир, существовал или считался в мыслях офицеров подлежащим восстановлению.

И вот офицерство разделилось. Одни в ненависти своей к большевикам считали всякую работу с ними предательством по отношению к прежней Русской армии и формируемой Добровольческой армии, другие считали возможным принять участие в работе с условием, что новые части создаются только для выполнения задач на внешнем фронте; третьи считали возможным работу без всяких условий, полагая, что нужно создать хорошие части, прекратить хаос, забрать в руки военный аппарат, с тем чтобы использовать его по обстановке; наконец, четвертые просто искали работы. Только небольшая часть шла в Красную армию охотно, и то большею частью в различные комиссариаты.

Никто еще не отдавал себе отчета, что советская власть потребует службы от всех военных без всяких рассуждений и условий, а это случилось скоро.

Насколько советская власть тогда чувствовала себя шатко, не крепко, видно из того, что штаб Поволжского фронта перед приездом в Самару заявил Троцкому письменно, что начнет работать в округе при условии, если не будет привлекаться к работе на внутреннем фронте; по приезде в Самару военный руководитель издал свой первый приказ, скрепленный подписями двух комиссаров при нем, о том, что отряды Красной армии в округе, предназначенные для борьбы на внутреннем фронте, ему не подчиняются и части округа будут формироваться только для борьбы с внешними врагами.

После разработки плана новых формирований, в мае месяце, на съезде в Москве военных комиссаров и военных руководителей прифронтовых районов, когда выяснились причины жалкого состояния новой армии и намечались пути для переформирования ее, один из военных руководителей, старый опытный командир корпуса в Германскую войну, просил точно указать задачи своих формирований, заявляя, что он не может работать, если не будет точно знать, для чего части формируются.

И вот здесь, впервые кажется, было заявлено Троцким во всеуслышание, что советская власть заставит всех исполнять те задачи, которые она считает нужным поставить, без всяких оговорок и исключений. То же самое в Самаре заявил и Подвойский, сделав выговор окружному комиссару, защищавшему заявление начальника штаба округа о том, что офицеры штаба вправе отказываться от работы на разных внутренних фронтах.

Когда началась работа в округах и районах по выполнению заданий Москвы, то управления военных руководителей, хоть и не всех, начали заполняться желающими; но формирование частей почти не двигалось за незначительностью притока добровольцев. В общем, чувствовалось, что без принуждения прежних офицеров к службе и без мобилизации населения задания по формированиям не могут быть выполнены. На первое советская власть скоро решилась, начав регистрации, а на второе еще не решилась – толчок был дан первыми успехами чехов и белых на Волге.

Таким образом, перед выступлением чехов для офицеров всех родов войск, и в особенности для так называемых специалистов, стояли для разрешения вопросы:

1. Гражданская война разгорается.

2. Власть заставит вас делать всякую работу, пошлет на какой угодно фронт.

3. Пока вы не призваны, но это может быть в любую минуту; остаться посторонним зрителем происходящего не удастся.

4. Раз вас призовут, можете ли вы быть активным работником на пользу советской власти, можете ли поддерживать идеологию Гражданской войны? Если не можете, то что делать? Обстановка припирала к стене; нужно было решаться. Симпатии были, конечно, определенными, но как уйти и куда уйти от воздействия советской власти? Где тот центр, который может сплотить всех и выдержать удары большевиков? Одна Добровольческая армия, но сведения о ней были скудными.

Весной 1918 года, когда пришла весть о смерти Корнилова, многие считали движение на юге окончательно задушенным. Считали, что эта борющаяся группа обречена. Правильной же, серьезной ориентировки у нас не было.

Появились слухи о выступлении чехов, но из-за большевистской шумихи большинство не понимало характера его. Однако это выступление на Волге помогло многим принять решение.

С подходом чехов к Самаре там готовилась к активному выступлению вместе с чехами небольшая офицерская организация; группа эта была очень немногочисленна и слаба во всех смыслах. Остальное офицерство выжидало. Настроение населения в городах вообще, а в Самаре в частности, к приходу чехов складывалось не в пользу большевиков; всякими безобразиями, бесчинством, поборами они насолили всем, не говоря уже о зажиточных классах.

Но все же ожидать большого наплыва добровольцев для борьбы с большевиками было нельзя, так как часть жителей выжидала, а рабочая среда оставалась как бы нейтральной. Сельское население, особенно состоятельная часть, ждало прихода чехов в надежде получить помощь против деревенской голытьбы, игравшей в это время большую роль в деревне, но само выступало осторожно: оно могло дать людей при уверенности в успехе борьбы. Впоследствии, когда выступление было сделано, часто можно было слышать от депутаций: «Добровольцами идти страшно, пусть лучше мобилизация, тогда все пойдут». Но и здесь вера в прочность нового порядка была основой: пока все шло хорошо на фронте, замечалось сочувствие и было содействие. Начинались неуспехи – начиналось уклонение.

Вернувшиеся из армии солдаты жили еще настроениями разложившегося, взбаламученного фронта; только отдельные лица, испытавшие на своих хозяйствах бесчинства хулиганствующих, начинали иногда противиться и даже бороться. Значительной части сельского населения советская власть принесла как будто еще только выгоды, не требуя ничего: вернулись домой солдаты, отняли землю у помещиков, разграбили инвентарь, нет ни податей, ни насильственного набора и проч. Такова была в общих чертах обстановка в советской России, а на Волге в частности, перед созданием Поволжского фронта против большевиков с приходом чехов из-под Пензы.

Истинный характер выступления чехов был неясен не только для многих русских, но для некоторых и чешских групп: кто видел только желание пробиться на восток, кто видел борьбу против советской власти для создания фронта против немцев. В Самаре перед приходом чехов кто-то из членов инспекции Подвойского предупреждал, что это не просто продвижение на восток и что возможно выступление местных организаций вместе с чехами с целью переворота. Большинство не верило в переворот, тем более что совершенно не представляло, кто же из русских может взять в руки власть. Никаких политических групп не было видно, ни одна группа не могла рассчитывать на поддержку населением – все еще было не готово. Могли выступить только мелкие активные группы без серьезной поддержки широких слоев населения.