Kitobni o'qish: «Мошенничество в сфере кредитования. Вопросы обоснованности состава преступления и уголовно-правового поощрения за позитивное посткриминальное поведение»

Автор:

Мкртчян С. М., кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного права Волгоградского государственного университета.

Рецензенты:

Яни П. С., доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и криминологии Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, почетный работник прокуратуры Российской Федерации;

Князьков А. А., кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовного права и криминологии Ярославского государственного университета имени П. Г. Демидова.

ebooks@prospekt.org

© Мкртчян С. М., 2019

© ООО «Проспект», 2019

Введение

«Концепцией долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года» кредитование признано необходимым условием реализации экономического потенциала отдельных граждан, организаций и страны в целом¹. В свете этого вполне объяснимо стремление государства найти дополнительные средства для защиты кредитных отношений от посягательств недобросовестных лиц. Одним из таких средств, казалось бы, был призван стать Федеральный закон от 29.11.2012 № 207-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации», включивший в УК РФ ст. 159¹, предусматривающую уголовную ответственность за совершение мошенничества в сфере кредитования. Однако этого не произошло.

Согласно данным Центрального банка Российской Федерации на фоне незначительного снижения доли просроченной задолженности в общем объеме кредитов экономике (в 2016 году – 6,7 %, в 2017 году – 6,6 %) наблюдается повышение удельного веса проблемных и безнадежных ссуд в общем объеме ссуд всем категориям заемщиков (с 9,4 % в 2016 году до 10 % в 2017 году)². При этом, по оценкам некоторых экспертов, потери кредитных организаций от кредитного мошенничества только в 2016 году превысили 13,67 млрд руб.³ Указанные сведения наглядно свидетельствуют о том, что действие новой нормы не способно сдержать активность мошенников в соответствующем секторе экономики.

Не оправдались и надежды инициаторов дополнения УК РФ ст. 159¹ на то, что новый состав преступления будет способствовать преодолению правоприменительных ошибок при квалификации мошеннических действий в кредитно-банковской сфере. Напротив, проблем и противоречий стало гораздо больше. Например, судя по результатам проведенного опроса, значительная часть практических работников считает, что появление в УК РФ рассматриваемой статьи не только не облегчило процесса квалификации преступных деяний, но и существенно усложнило уголовно-правовую оценку кредитного мошенничества ввиду обострения вопросов конкуренции норм и совокупности преступлений (33,6 %)⁴. Так, вовсе не упрощает правоприменение то обстоятельство, что далеко не все проявления кредитного мошенничества охватываются ст. 159¹ УК РФ.

Критическое отношение к упомянутому Федеральному закону может быть оправдано также тем, что законодатель, создавая новые конструкции в целях противодействия обману в кредитно-банковской сфере, не закрепляет в то же время адекватных мер реагирования на случаи противоправных деяний со стороны некоторых недобросовестных служащих кредитных организаций, использующих в преступных целях затруднительное материальное или иное стесненное положение граждан. Существующие уголовно-правовые средства не позволяют в должной мере учитывать факт совершения преступления в условиях тяжелой жизненной ситуации и при квалификации мошеннических действий заемщика.

Отсутствие заметных успехов в противодействии мошенническим посягательствам в кредитно-банковском секторе заставляет задуматься над проблемой социально-правовой обусловленности состава мошенничества в сфере кредитования.

На фоне произведенной законодателем дифференциации уголовной ответственности за мошенничество высвечиваются также новые аспекты обоснованности реализации оснований уголовно-правового поощрения в отношении лиц, завладевших путем мошеннических действий кредитными денежными средствами, но совершивших впоследствии позитивные поступки. Это, во-первых, объясняется расширением круга преступных деяний, за которые кредитные мошенники могут быть освобождены от уголовной ответственности согласно ст. 75 и 76 УК РФ, в связи с некоторым изменением границ для отнесения преступления, предусмотренного ст. 159¹ УК РФ, к преступлениям средней тяжести в сравнении с посягательствами, охватываемыми ч. 1–4 ст. 159 УК РФ. Во-вторых, законодательное обособление мошенничества в сфере кредитования требует концентрации внимания на особенностях применения названных статей Общей части Уголовного кодекса Российской Федерации и его ст. 61 и 62 к лицам, совершившим мошеннические действия рассматриваемого вида, а также выяснения, насколько данные особенности учитываются правоприменителем.

Такое исследование представляется немаловажным, если учесть востребованность института уголовно-правового поощрения при юридической оценке преступного поведения, квалифицируемого по ст. 159–159⁶ УК РФ. Актуально, в частности, установить, способны ли служить основанием для уголовно-правового поощрения (а если способны, то какого именно) частичная выплата основной части долга или процентов, дача виновным признательных показаний в условиях, когда он задержан на месте совершения преступления при попытке получения кредита, а равно определить, приемлемо ли освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием и примирением с потерпевшим к гражданам, неоднократно получавшим кредиты путем мошеннического обмана. В-третьих, в глубоком исследовании нуждаются также положения ст. 76² УК РФ, включенной в российское уголовное законодательство Федеральным законом от 03.07.2016 № 323-ФЗ. Предусмотренное указанной статьей основание освобождения от уголовной ответственности, судя по изученным материалам, применяется практическими работниками к лицам, совершившим мошенничество в сфере кредитования, однако далеко не всегда обоснованно. Например, большинство правоприменителей (по данным нашего опроса – 58,9 % респондентов) полагает достаточной для назначения взамен уголовной ответственности судебного штрафа констатацию факта возмещения ущерба кредитной организации. Подобная ошибочная, как представляется, практика в своей основе имеет как отсутствие в законе четкого описания основания для применения ст. 76² УК РФ, так и игнорирование компетентными органами специфики проявления соответствующих обстоятельств при реализации данного основания в отношении лица, совершившего мошенничество в сфере кредитования.

Следует вместе с тем отметить, что научные основы для освещения заявленной тематики начали складываться задолго до внесения в уголовное законодательство всех рассматриваемых изменений. Вопросы уголовной ответственности за мошеннические действия нашли отражение в трудах как отечественных (А. Г. Безверхова, Г. Н. Борзенкова, А. И. Бойцова, В. А. Владимирова, Б. В. Волженкина, А. М. Дьячкова, О. Г. Карповича, С. М. Кочои, Т. О. Кошаевой, Г. А. Кригера, Н. А. Лопашенко, В. С. Минской, А. А. Пинаева, Л. Э. Сунчалиевой, Н. С. Таганцева, И. Я. Фойницкого и др.), так и зарубежных ученых (U. Hellmann, K. Beckemper и др.). Диссертационные исследования А. В. Бондаря, Д. Ю. Лившица, Ю. А. Мерзогитовой, У. В. Пашинцевой, А. И. Розенцвайг, Л. В. Семиной, П. Л. Сердюка, В. П. Трухина, О. В. Шадриной, В. В. Эльзессера и некоторых других авторов имели предметом непосредственного изучения уголовно-правовые аспекты мошенничества в финансово-кредитной сфере.

Диссертации В. Ф. Лапшина, Д. О. Тепловой, М. Ю. Шаляпиной, А. В. Швеца, А. А. Юшина и некоторые другие работы монографического характера были выполнены уже после включения в УК РФ ст. 159¹. Однако в данных работах затрагивались в основном вопросы толкования данной нормы, квалификационные проблемы, особенности личности виновных в кредитном мошенничестве, а также некоторые вопросы, связанные с проблемой обоснованности внесения в 2012 году изменений в УК РФ. Аспекты конструирования предусмотренного названной статьей состава преступления активно анализируются на уровне отдельных статей (С. С. Витвицкая, Л. Д. Гаухман, Н. А. Егорова, А. Ю. Епихин, Н. Г. Иванов, Т. В. Кленова, И. А. Клепицкий, Н. А. Колоколов, Ю. С. Летников, С. Л. Нудель, А. Ю. Полянский, С. В. Савин, В. В. Семенчук, С. В. Смолин, А. Н. Тарбагаев, В. И. Тюнин, М. Н. Урда, А. В. Швец, С. В. Шевелева, А. В. Шеслер, П. С. Яни и др.) либо в рамках трудов, посвященных построению юридических конструкций (А. В. Иванчин и др.).

Применимы к рассматриваемым в настоящей монографии проблемам работы, посвященные дифференциации уголовной ответственности, освобождению от нее, а также смягчению наказания (П. В. Алюшкина, Е. В. Благова, А. В. Васильевского, Д. С. Дядькина, А. В. Ендольцевой, И. Э. Звечаровского, С. Г. Келиной, Т. В. Кленовой, А. А. Князькова, М. Б. Костровой, Л. Л. Кругликова, В. А. Леонтьевского, Т. А. Лесниевски-Костаревой, Л. В. Лобановой, Л. Н. Лянго, А. А. Мясникова, Р. А. Ниценко, С. В. Петриковой, Р. А. Сабитова, В. В. Сверчкова, С. П. Серкова, Н. Ю. Скрипченко, О. Л. Строгановой, Ф. Р. Сундурова, К. И. Сутягина, М. В. Талан, И. А. Тарханова и др.).

Вместе с тем специального комплексного исследования проблем обоснованности состава мошенничества в сфере кредитования и применения мер уголовно-правового поощрения за позитивное посткриминальное поведение лиц, совершивших названное преступление, до сих пор не осуществлялось. Указанным объясняется выбор темы настоящего исследования.

Автор надеется на то, что результаты научного поиска, отраженные в монографии, послужат стимулом для других исследований проблем организации уголовно-правовой охраны собственности от различных действий мошеннического характера, окажутся полезными российскому законодателю при коррекции средств реализации уголовной политики борьбы с мошенничеством в кредитно-банковском секторе, а также будут востребованы правоприменителем в процессе реализации средств уголовно-правового поощрения лиц, совершивших мошеннические действия в сфере кредитования, с учетом их положительных посткриминальных поступков.

Автор выражает искреннюю благодарность за поддержку в процессе осуществления данного научного исследования своему научному руководителю, доктору юридических наук, профессору, Заслуженному работнику высшей школы Российской Федерации Любови Валентиновне Лобановой, коллективу кафедры уголовного права федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Волгоградский государственный университет», сотрудникам прокуратуры Волгоградской области, оказавшим неоценимую помощь в поиске материалов судебной и иной правоприменительной практики, статистических и аналитических данных о зарегистрированных на территории региона преступлениях и результатах рассмотрения дел в судах Волгоградской области, а также рецензентам настоящей монографии – доктору юридических наук, профессору Павлу Сергеевичу Яни и кандидату юридических наук Александру Александровичу Князькову.

Глава 1
Мошенничество в сфере кредитования: проблемы социально-правовой обусловленности конструирования специальных составов преступления

§ 1.1. Уголовно-правовая оценка мошенничества в сфере кредитования по отечественному законодательству: исторический аспект⁵

Многие ученые, посвящавшие свои научные труды исследованию признаков тех или иных преступлений, уделяли пристальное внимание истории развития уголовно-правовых средств борьбы с ними. Это закономерно и вполне применимо к теме настоящего исследования. «Как впоследствии отражается причина, – писал И. Я. Фойницкий, – так в конструкции мошенничества данной эпохи и данного народа отражается культурный их рост. Но независимо от такого общеисторического значения мошенничества, полнота юридического анализа преступления необходимо предполагает исследование его как цельного жизненного явления, во всей его полноте и под влиянием различных условий; а не зная прежней участи и физиономии мошенничества, мы рискуем принять случайное за существенное, произвольное за необходимое для него; мало того, оно может вам представиться как результат законодательного произвола или отвлеченной теории, и во всяком случае игнорируя историю мы ознакомимся лишь с одной, моментальной стороной понятия»⁶. Соответственно, объективно оценить значимость ст. 159¹ УК РФ для противодействия мошенническим действиям в сфере кредитования невозможно, если не выяснить, были ли для этого необходимые историко-правовые предпосылки и насколько вписывается указанная статья в общую канву эволюции положений уголовного законодательства, устанавливающих ответственность за мошенничество.

Во всяком случае следует иметь в виду, что появление новой нормы не должно вызывать отрицательной реакции, если таковое является восстановлением необоснованно прерванной преемственности либо возвращением к проверенному временем законоположению, рассчитанному на те же условия, в которых принята и рассматриваемая норма. Но можно ли это сказать о ст. 159¹ УК РФ? Вряд ли. Напротив, вся история отечественного уголовного законодательства свидетельствует о том, что в нем никогда не было положений, указывающих на то, что совершаемое в соответствующей сфере мошенничество признавалось законом менее опасной разновидностью хищения данной формы, чем все остальные, хотя с давних пор область заемных отношений позиционировалась как самостоятельная сфера, защищаемая с помощью правовых средств, в том числе и от хищений. А с определенных пор таковой стала и сфера кредитования. Для подтверждения сказанного следует обратиться к памятникам древнерусского права и более поздним нормативным актам российского государства.

Первым положением, привлекшим внимание в процессе настоящего исследования, является статья позднейших списков Пространной редакции Русской Правды «О человеце». Согласно названной статье получивший деньги путем обмана и пытавшийся скрыться в другой земле человек не может пользоваться доверием так же, как и вор («Аже человек полгав куны у людей, а побежить в чужу землю, веры ему не иняти, аки и татю»⁷). Думается, это самое раннее упоминание о получении займа путем обмана, которое при этом приравнивается к хищению. В. О. Ключевский, комментируя приведенное положение, отмечал: «Это преступление приравнивается по презумпции к татьбе, а не к торговой несостоятельности, несчастной или какой-либо иной, наказуемой несходно с татьбой»⁸. И уподобление рассматриваемого в данной статье деяния татьбе, и указание законодателя на стремление виновного скрыться от кредитора в чужой земле (свидетельствующее об изначальном нежелании возвращать долг), и способ обмана («полгав куны»⁹) позволяют провести параллель между статьей «О человеце» и ст. 159¹ УК РФ. Иное следует сказать о ст. 15 Краткой редакции Русской Правды. В названной статье иногда усматривают прообраз состава мошенничества, подчеркивая наличие в деянии, регламентируемом ею, умысла виновного на хищение и корыстную цель, исходя из фразы «<…> а он ся начнеть запирати»¹⁰. Однако на самом деле в ст. 15 Краткой редакции Русской Правды, как и затем в ст. 47 Пространной редакции рассматриваемого памятника отечественного права¹¹, устанавливалась ответственность (материальная в совокупности со штрафом в пользу князя) вовсе не за хищение, а за длительную неуплату долга. «Если окажется, что должник злонамеренно не отдавал <…> деньги, как следовало по условию, – толкует соответствующее положение Ю. П. Титов, – то с него взыскивается 3 гривны штрафа»¹². Древнерусский законодатель, следовательно, отнюдь не приравнивает здесь злостного неплательщика к вору, мошеннику, татю, как это он делает в статье «О человеце». Скорее в Краткой редакции Русской Правды можно видеть прототип ст. 177 УК РФ, но никак не ст. 159¹. В Пространной редакции Русской Правды имелись и другие нормы, запрещающие обманные действия в сфере заемных отношений (ст. 54, 55, 116¹³), но все они также не могут считаться аналогом или подобием изучаемой в рамках данного исследования статьи действующего Уголовного кодекса РФ. Что же касается проанализированной статьи «О человеце», то в ней не было никакого намека на смягчение наказания для виновного. Об этом недвусмысленно говорит приравнивание последнего к татю.

Ознакомление с судебниками¹⁴ также не опровергает озвученное выше утверждение, что ст. 159¹ УК РФ не уходит своими корнями в древнерусскую историю. Вместе с тем следует заметить, что в Судебнике 1550 года впервые используется термин «мошенник». Однако что бы ни понималось под мошенничеством в указанных документах – мелкая карманная кража или кража, сопровождаемая обманом, или хищение путем обмана¹⁵, – законодатель не выделял применительно к этому посягательству какой-либо особой его разновидности, совершаемой в сфере заемных отношений и влекущей менее обременительные правовые последствия.

На первый взгляд может показаться, что несколько напоминает ст. 159¹ ст. 206 Соборного уложения 1649 года. «А будет кто у кого, – предупреждает законодатель, – возьмет денег взаймы или чего ни будь для торговли, и тот долг истеряет своим безумием, пропьет или проворует каким ни будь обычаем, а сыщется про то допряма, а окупитися ему будет нечем, и его отдать исцу головою до искупу же»¹⁶. Однако при внимательном изучении названного кодифицированного законодательного акта становится понятно, что его ст. 206 имеет абсолютно иную природу, чем упомянутая выше статья УК РФ. Не следует, думается, толковать глагол «проворует» в том значении, которое сегодня придается глаголу «похитить», ибо во времена создания Соборного уложения понятие «воровство» имело более широкое значение, чем сейчас. По мнению И. Я. Фойницкого, в рассматриваемом нормативном документе означенное слово употреблялось в различных смыслах, охватывая собою, в том числе, и преступления вообще, и даже непреступные деяния¹⁷. Немаловажно для понимания природы деяния, предусмотренного ст. 206 Соборного уложения 1649 года, определение месторасположения данной статьи. Таковая содержится не в гл. XXI «О разбойных и татиных делах», объединяющей корыстные преступления против собственности, а в гл. X «О суде». Кроме того, судя по санкции, которая устанавливалась в ст. 206, назначение данной статьи заключалось не в установлении наказания для виновного, а в обеспечении возвратности долга и тем самым решения восстановительных задач правосудия. Может быть, этим и объясняется месторасположение данной статьи.

Определенный интерес для развития темы данного исследования имеет ст. 23 гл. XX Соборного уложения, предусматривающая уголовную ответственность в виде битья кнутом за составление кабал «воровски заочно подставою»¹⁸. При совершении предусмотренного данной статьей преступления виновные умышленно заменяли имя похолопляемого именем человека, похолопление которого подпадало под запрет¹⁹, тем самым потерпевший незаконно, без его согласия оказывался в кабале. Описываемое преступное деяние не рассматривалось законодателем как мошенническое действие. Оно было помещено в главу, носившую наименование «О холопех», и имело своей сутью нарушение правил закрепощения крестьян. Однако следует заметить, что похожие схемы используют современные мошенники при оформлении кредитов. Речь идет о случаях, когда ответственные лица кредитных учреждений или руководители предприятий, торговых организаций заключают кредитные договоры от имени клиентов или работников без их ведома. Интересно, что подобное поведение, имеющее место в кредитной сфере, хотя и является мошенничеством, но не содержит признаков преступления, описанного в ст. 159¹ УК РФ.

В нормативных документах петровской эпохи также не обнаруживается каких-либо положений, которые можно было бы признать аналогами или прототипами ст. 159¹ УК РФ. Можно с уверенностью заявить, что подобные законоположения в этот период не могли появиться в принципе, так как до середины XVIII столетия в России отсутствовала устойчивая система кредитных учреждений²⁰. Таких норм не обнаруживается и в Уставе вексельном 1729 года – документе, созданном в целях активизации экономических отношений, в том числе и заемных. Вместе с тем Устав вексельный содержит несколько статей, устанавливающих ответственность за обманные действия с векселями. Одна из них способна служить прообразом лишь законоположения о подделке документов (ст. 35²¹), в другой – описывается частный случай деяния, ныне подпадающего под ст. 159 УК РФ (ст. 34²²).

Нельзя не упомянуть и об Именном указе «О суде и наказаниях за воровство разных родов и заведении рабочих домов во всех губерниях», подписанном Екатериной II 3 апреля 1781 года. Названный нормативный акт интересен по двум причинам. Во-первых, в нем формулируется законодательное определение мошенничества, рассматриваемого в качестве разновидности хищения, и дается дефиниция обмана, выступающего конструктивным признаком мошеннических действий²³. Во-вторых, никаких упоминаний о мошенничестве, совершаемом в кредитной сфере, в нем не было. То же самое можно сказать об Уставе благочиния или полицейском 1782 года. Однако применительно к названному нормативному акту важно также отметить наличие в нем статьи, развивающей положения об ответственности за несостоятельность. Согласно п. 3 ст. 273 учинение неоплатного долга рассматривалось во всех случаях как преступное деяние и наказывалось так же строго, как особо квалифицированная разновидность мошенничества²⁴.

Можно было бы предположить, что в связи с бурным развитием кредитно-банковской сферы во второй половине XIX века специальная норма, подобная по своему содержанию ст. 159¹ действующего УК РФ, должна была появиться в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Однако обращение к названному уголовно-правовому акту показывает, что совершенствование положений об ответственности за мошенничество здесь осуществляется в ином направлении. В частности, в Уложении впервые дается более простая, емкая законодательная дефиниция общего состава мошенничества (ст. 1665)²⁵. Не меняет дела и наличие в Уложении ст. 1688, предусматривающей ответственность за обман для побуждения к заключению невыгодной сделки путем умышленного сообщения заведомо ложных известий об определенных обстоятельствах²⁶, которая в соответствии со ст. 1676 могла рассматриваться в качестве специальной нормы по отношению к ст. 1665²⁷. Ведь в данном случае речь шла об обмане в рамках любых обязательственных отношений, а вовсе не только в рамках обязательств заемных и тем более кредитных. Более общий характер, чем ст. 159¹ УК РФ, носила и ст. 174 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (далее – Устав), устанавливающая ответственность за выманивание денег или вещей путем сообщения ложных известий, под видом выгодных предприятий или иным мошенническим образом (п. 3)²⁸. С учетом общего характера названных норм представляется, что мошеннические действия, образующие ныне объективную сторону мошенничества в сфере кредитования (ст. 159¹ УК РФ), подлежали квалификации именно по ст. 1688 Уложения или при совершении соответствующего хищения на сумму менее трехсот рублей – по ст. 174 Устава.

Таким образом, ни в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в редакции от 1885 года), ни в Уставе 1864 года о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, не наблюдается стремления законодателя уменьшить объем ответственности за деяния, подобные описываемым ныне в ст. 159¹ УК РФ. И это несмотря на то, что линия на дифференциацию уголовной ответственности за хищение вообще и мошенничество в частности прослеживается вполне явно. К примеру, согласно ст. 1671 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных наказание за мошенничество повышалось на одну степень при наличии одного из следующих признаков: 1) повторное осуждение за кражу или мошенничество; 2) сговор; 3) особые приготовления с целью совершения мошенничества; 4) особое доверие к виновному благодаря его званию, должности или особым отношениям с потерпевшим; 5) обман малолетнего, престарелого, глухонемого или слепого; 6) совершение обмана путем суеверных обрядов; 7) когда виновный выдавал себя за чьего-либо поверенного или служителя или присвоил себе ложное имя²⁹. А Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, содержал и привилегированные составы. Так, согласно ст. 176 наказание за выманивание денег или вещей (п. 2 ст. 174) могло быть уменьшено на половину, если: 1) виновный добровольно возвратил украденное хозяину, 2) деяние совершено по крайности и неимению никаких средств к пропитанию и работе и 3) если цена похищенного не превышала 50 копеек (ст. 171)³⁰.

Что же касается внимания законодателя к охране кредитных отношений, то оно проявилось в конструировании в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных самостоятельной главы – гл. XII «О нарушении постановлений о кредите». Некое сходство со ст. 159¹ УК РФ в данной главе имеет ст. 1511, устанавливающая уголовную ответственность за подлог при займе из государственных или общественных и частных кредитных установлений³¹. Однако у этой нормы по отношению к ст. 159¹ гораздо больше специфических черт, чем сходных характеристик. Во-первых, сам законодатель не относит данное преступление ни к мошенничеству, ни вообще к преступлениям против собственности, размещая упомянутую главу в разделе VIII «О преступлениях и проступках против общественного благоустройства и благочиния». Во-вторых, в структуру данного состава преступления не включены такие обязательные для мошенничества признаки, как причинение имущественного ущерба собственнику (владельцу), обращение имущества в свою пользу или пользу третьих лиц и корыстная цель. В-третьих, в соответствии со ст. 1151 подлог при займе влек более суровое наказание (лишение всех прав состояния и ссылку в Сибирь на поселение), чем мошенничество. И если проводить аналогию ст. 1151 Уложения с какой-либо действующей статьей УК РФ, то для этой цели следует выбрать ст. 327.

Наряду с тем, что ни в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в редакции от 1885 года), ни в Уставе 1864 года о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, не обнаружилось статьи, способной служить прототипом для изучаемой в рамках настоящего исследования статьи действующего УК РФ, следует заметить, что дореволюционный законодатель, в отличие от современного, пытался защитить самих заемщиков от недобросовестных кредиторов. Так, в ст. 1803 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (в редакции 1914 года), устанавливалась ответственность за занятие в виде промысла предоставлением денежных ссуд сельским обывателям на чрезвычайно обременительных условиях³². Представляется, что приведенная статья могла бы быть взята на вооружение отечественным законодателем в целях создания нормативных конструкций, призванных защитить наиболее уязвимую часть лиц, обращающихся за займом в кредитные и иные учреждения, от злоупотреблений их доверием со стороны сотрудников данных организаций.

Мало отличается от вышеизложенного и итог изучения Уголовного уложения 1903 года. Названный нормативный акт позволяет выделить четыре вида мошенничества: 1) похищение путем обмана чужого движимого имущества с целью присвоения (п. 1 ст. 591); похищение тем же способом и с той же целью путем обмера, обвеса или иного обмана в количестве или качестве предметов при купле-продаже или иной возмездной сделке (п. 2 ст. 591); побуждение обманом с целью доставить себе или другому имущественную выгоду к уступке права по имуществу или к вступлению в невыгодную сделку (п. 3 ст. 591); 2) сбыт предмета под видом запрещенного к обращению или добытого преступным путем (ст. 592); 3) незаконные продажа или залог чужого движимого или вымышленного имущества, а также имущества, на котором лежат запрещение или обязательство (ст. 593); 4) страховое мошенничество (ст. 594)³³. Ни один из них не содержит признаков, в связи с которыми в действующем УК РФ обособлено мошенничество в сфере кредитования³⁴. При этом так же, как и в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, в Уложении 1903 года проявлена линия законодателя на дифференциацию уголовной ответственности, причем не только посредством конструирования квалифицированных составов (ст. 595–597)³⁵, но и составов привилегированных (абз. 3 ст. 591)³⁶.

Выдвинутый выше тезис не опровергает и анализ уголовного законодательства советского периода. И в периоды монополии государства на осуществление кредитных операций, и во время некоторого оживления частного капитала в уголовных кодексах отсутствовали положения об уголовной ответственности за кредитное мошенничество. Уголовно-правовая оценка соответствующих действий осуществлялась с помощью норм общего характера: ст. 187 и 188 УК РСФСР 1922 года³⁷, ч. 2 ст. 169 УК РСФСР 1926 года³⁸, ст. 93³⁹ и позднее ст. 147⁴⁰ УК РСФСР 1960 года.

Принятию УК РФ 1996 года предшествовали серьезные изменения во всех сферах жизни общества и государства, в особенности в области социально-экономических отношений. Был осуществлен переход к рыночной экономике, что послужило толчком к развитию кредитно-банковской системы: процесс создания независимых от государства коммерческих банков начался с 1989 года, а уже в начале 90-х годов в стране насчитывалось более двух тысяч банков⁴¹. Резкое реформирование хозяйственной системы государства не могло не отразиться на системе преступности: ввиду непривычности рыночных механизмов хозяйствования для экономики страны в данный период наблюдается увеличение экономической преступности. А в связи с оживлением и возрождением кредитно-банковской системы преступники активизировались и в этой области. Уголовное законодательство довольно оперативно отреагировало на подобные изменения, и в проект будущего УК РФ 1996 года (в главу о преступлениях в сфере экономической деятельности) была включена статья о получении кредита путем обмана⁴², получившая в уже принятом УК наименование «незаконное получение кредита». Тем не менее и в этот переломный момент не было речи ни о каком обособлении в специальный состав мошенничества в сфере кредитования.

Изложенное в настоящем параграфе позволяет сформулировать следующие выводы.

1. С давних времен на Руси область заемных отношений позиционировалась как самостоятельная сфера, защищаемая с помощью правовых средств, в том числе и от хищений. По мере формирования кредитных отношений таковой становится и сфера кредитования. Однако до включения в действующий УК РФ ст. 159¹ в российском уголовном законодательстве не было положений, указывавших на то, что мошенничество, совершаемое в данных сферах, признавалось законодателем менее опасной разновидностью хищения в форме мошенничества, чем мошеннические действия, осуществляемые в иных областях.