Kitobni o'qish: «Муранча»
Муранча?!
Объяснительная записка Дмитрия Глуховского
До сих пор местом действия романов «Вселенной Метро 2033» становились главным образом крупные города – Москва, Петербург, Киев.
Но карта «Вселенной» неуклонно расширяется, и на ней появляются отметки о все новых выживших.
Добро пожаловать в постъядерный Ростов-на-Дону!
Когда я впервые услышал об идее написать роман об этом миллионнике, сначала засомневался. Понятно, что всем интересна Москва. Очень многие любят Питер и захотят попутешествовать по постъядерной Северной столице. Но Ростов?
Но когда я узнал подробности сюжета этой книги, сомневаться перестал. Решил: надо дать Руслану Мельникову попробовать. Почему бы и не Ростов, в конце концов? Есть же прекрасный «Метро 2033: Север» Андрея Буторина, где все происходит в невообразимой глуши Кольского полуострова, в тундре и в снегах.
И когда я услышал название «Муранча», я, как и вы, переспросил: «Что?!»
А потом я прочел эту книгу. И у меня не осталось никаких сомнений.
Потому что «Муранча», несмотря на странное свое название, на немного экзотическую локацию, – роман сильный и яркий. Однозначно один из лучших в серии «Вселенная Метро 2033». Непохожий на остальные. Увлекательный, но при этом мрачный и лирический.
Из «Муранчи» вышло бы хорошее кино, или еще лучше – «старый», рисованный мультфильм. Получилось бы жутко, завораживающе.
Думаю, и вам понравится.
А после «остановки» в Ростове-на-Дону нас ждут Самара – в «Безымянке» Сергея Палия, Шотландия и Англия в «Британии» Гранта МакМастера, нас ждут и Урал, и Дальний Восток, и Индия, и Куба, и Якутия…
Вы не представляете, сколько мы тут всего навыдумывали!
Дмитрий Глуховский
От автора
Проектная документация по строительству метро в Ростове-на-Дону разрабатывалась еще в 70–80-х годах прошлого века. Согласно последним планам развития транспортной инфраструктуры города, строительство метрополитена начнется в 2014 году. Пуск первой ветки должен состояться в 2020 году. Но это официальная информация.
По сюжету книги обстоятельства очень скоро изменятся, и метро в Ростове начнут строить ускоренными темпами гораздо раньше намеченного срока. Возможно, это и есть самое большое фантастическое допущение романа.
Ростовского метро пока нет. Но оно непременно будет. Будет убежищем.
Глава 1
Оленька и Сергейка
Пора…
Илья Колдунов, известный соседям как Колдун, окинул взглядом пустое пространство вокруг себя. Гулкое, необъятное и безлюдное. Таким стал «Аэропорт» – некогда оживленная конечная станция красной ветки ростовского метро, отрезанная теперь от остальной подземки.
Сейчас здесь жил только Илья. И с ним здесь были только Оленька и Сергейка. Больше – никого. Но ведь им больше никто и не нужен.
Костерок совсем погас. Со всех сторон навалилась темнота – густая и вязкая, как кровь жабоголовых. Пялиться в такой мрак – все равно что смотреть с закрытыми глазами.
Скупо щелкнув зажигалкой, Илья запалил простенький самодельный светильник: ржавая консервная банка, старое прогорклое масло на дне, скрученный из ваты фитиль. Маленький потрескивающий огонек на кончике фитилька сносно освещал разве что лицо Ильи. Лицо было бледным и исхудавшим. В глазах, угрюмо глядевших из-под густых бровей, отражался язычок пламени.
Илья не тосковал по свету. Теперь уже – нет. В темноте было даже проще. Подумаешь, ничего не видно в темноте. Зато слышно лучше. Он улыбнулся.
– Оленька? Сергейка? Ну, как вы там?
– Хорошо, пап! – Задорный детский голосок донесся из-за выщербленного края платформы, едва-едва различимого в слабом свете.
– Опять уходишь, Илюша? – Оленька, разумеется, была с ребенком. – Скучно нам без тебя.
Голос у жены – грустный-грустный. Как всегда. С тех самых пор…
– Надо, милая, – вздохнул Илья.
– А может, останешься?.. Сегодня?.. А?.. – Слабая надежда. Привычный вопрос, который Оленька в последнее время задает ему все чаще.
И – такой же привычный ответ:
– Нет, Оленька, извини. Ты же знаешь… Ты же все понимаешь, умница моя.
Тихий вздох. Она все понимала, она с ним не спорила. Никогда.
– Пап, принесешь еще что-нибудь сверху? – Шустренький Сергейка был уже где-то совсем рядом. Почудилось, что из-за края платформы вот-вот покажется белобрысая макушка.
Хотя нет, не покажется. Росточком не вышел, бандит. Мал еще. Ну, разве что если подпрыгнет хорошенько. Или если мать подсадит.
– Не мешай отцу! У него дела, – с неубедительной строгостью попеняла сынишке Оленька. Ни сердиться по-настоящему, ни тем более ругаться она не умела. Особенно на Сергейку.
– Па-а-ап, принесешь, а?
– Принесу-принесу.
Илья не удержался. Шагнул-таки на голос. А ведь знал: не стоит этого делать.
Поднесенный к краю платформы огонек вырвал из темноты не белобрысый стриженый ежик на голове Сергейки и не длинные русые волосы Оленьки, а светлые доски – гладкие, хорошо оструганные. Четыре штуки. Сбитые в два креста. Под крестами, под разобранными рельсами, выковырнутыми шпалами и разбросанной щебенкой – две могилки.
Одна побольше.
Оленька…
Вторая поменьше.
Сергейка…
Они замолчали. Илья вздохнул. Всегда было так. Когда он подходил сюда со светом и видел кресты, они умолкали. Как будто умерли совсем, как будто на самом деле.
Возле Оленькиной могилки синел огромными бутонами букет. Там, наверху, на поверхности цветы иногда встречались такие… Красивые, как глаза Ольги. Правда, растут они в самых опасных местах. Словно специально заманивают.
«Подвяли, – сокрушенно подумал Илья, – надо заменить».
Вокруг детской могилки лежали игрушки. Солдатики, машинки, забавные плюшевые зверюшки, почти целые книжки с яркими картинками. Разбросано все, словно ими действительно кто-то играется в темноте. Илье очень хотелось думать, что так оно и есть. Когда он приносил сверху сынишке новый подарок, Сергейка всегда радовался…
Так радовался!
Ох, Сергейка-Сергейка… Эх, Оленька-Оленька…
Илья присел на край платформы. Поставил светильник рядом. Сердце заныло, В глазах защипало – совсем не по делу. А звук, выцеженный сквозь зубы, походил на сдавленное рыдание.
Нет, так не пойдет. Нужно отвлечься. Срочно нужно хоть чем-то занять себя, руки, мысли…
Занятие у него было. Важное и неотложное. Надо снарядить магазин.
Вчерашняя вылазка на поверхность и мена с орджоникидзевскими принесла россыпь «семерки» на полрожка. На диаспорных базарах, наверное, можно было бы выторговать больше, но чтобы добраться туда, пришлось бы потратить время, которое Илья предпочитал проводить здесь, с семьей. С Оленькой и Сергейкой.
Он выгреб патроны из кармана. Разложил перед светильником на искрошившемся влажном и грязном бетоне. Из потрепанной разгрузки вынул пустой рожок.
Щелк, щелк, щелк… Первый, второй, третий… Остроголовая смерть, тускло поблескивавшая в слабом свете, ладно ложилась в плоскую изогнутую металлическую коробочку.
Пока Оленька и Сергейка молчали, по темному помещению разносились только эти звуки.
Щелк, щелк, щелк… Они, казалось, наполняли собой весь мир, уже заполненный непроглядным мраком.
Мозолистые пальцы Ильи, легко преодолевая сопротивление пружины, привычно задвигали патрон за патроном, патрон за патроном…
Щелк, щелк, щелк… Это в самом деле успокаивало. Медитативная игра со смертью, плотно упакованной в гладких остроконечных металлических цилиндриках, завораживала и расслабляла.
От двух крестов под платформой на стенку в грязных потеках падала тень, похожая на решетку. Оленька с Сергейкой по-прежнему не произносили ни слова. Что ж, иногда полезно просто помолчать вместе.
Сама темнота смотрела сейчас на Илью глазами родных. Илья почти физически ощущал печальный взгляд жены и восхищенный – сына. Сергейка всегда с восторгом наблюдал, как отец возится с оружием. Наблюдал. Когда-то. А что теперь?
Илья вздохнул. Теперь они ушли. Оба. Илья знал это. Но он знал и другое. Они ушли не совсем. Он же слышит их голоса в темноте. Каждый день слышит. Он с ними разговаривает. А они говорят с ним.
Щелк, щелк…
Илья вспоминал, КАК они ушли. Это было тяжело. Но так надо было. Скоро ему предстояло снова подняться наверх. Ему нужно мстить. А в этом деле такие воспоминания оч-чень помогают.
Есть время гнать прошлое прочь и запирать память на тяжелые амбарные замки. А есть время призывать его и пропускать сквозь себя, подпитываясь холодной ненавистью.
Илья вспоминал…
* * *
Взрывчатку переносили осторожно. Заряды закладывали аккуратно. Работали без огня, неэкономно расходуя батарейки фонариков.
– Осторожнее, туды ж вашу через колено! Хотите, чтобы всех по стенам размазало на фиг?! Эй ты, сюда канистру клади, рядом с фугасом! Да не так, идиот, шнуром наружу!
Маленький, юркий и крикливый начальник Аэропорта по кличке Сапер почем зря костерил подчиненных. Его трехпалая правая рука мелькала в воздухе, указывая, что и как делать. Отсутствующие мизинец и безымянный палец были не результатом мутации, а профессиональной травмой: в прошлом Сапер действительно был взрывотехником. По крайней мере, сам он так рассказывал. Да и в минном деле Сапер разбирался лучше других.
Крупную партию взрывчатки – пару противотанковых мин, тротиловые шашки, несколько фугасных снарядов и канистр с самопальным аммоналом – Аэропорт закупил в Диаспоре. На тамошних базарах купить можно все что угодно, а то, чего нельзя, клиенты со временем все равно получали под заказ.
Товар обошелся недешево, но тут уж не до жиру. Дальние своды тупикового туннеля, выходившего сразу за Аэропортом на поверхность – в депо, опасно просели и могли обвалиться в любую минуту, открыв радиации и мутантам доступ на станцию. Разумнее всего было, пока не поздно, самим взорвать опасный проход. Причем, взорвать поглубже и поближе к станции, с таким расчетом, чтобы закупорить его раз и навсегда.
К тому времени, как диаспорские выполнили заказ и доставили взрывчатку, своды возле депо уже начали сыпаться, так что следовало поторапливаться.
Для надежности Сапер решил рвать туннель поочередно в нескольких местах. Первые заряды уже заложили, а оставшуюся взрывчатку на дрезине отогнали подальше – в перегон на соседнюю станцию Поселок Орджоникидзе. Чтобы, не дай бог, не сдетонировало.
– Колдун, принеси еще шнура метра на полтора, а то не хватает, – велел Илье Сапер.
Илья отправился за самодельным бикфордовым шнуром, который диаспорские, не поскупившись, положили в довесок к взрывчатке.
Он вышел из туннеля на станцию. Помахал Оленьке и Сергейке, сидевшим перед костром возле эскалатора.
Вот тут-то все и произошло…
– Жа-а-абы! – донесся из темноты дикий вопль.
Илья вздрогнул. Жабы, или, как еще называли мутантов, выползавших в пасмурную погоду из Дона, «жабоголовые», – это по-настоящему страшно. Если стая этих уродливых, живучих и ненасытных тварей пробралась через прохудившиеся своды депошного туннеля вниз, то Аэропорт обречен.
В туннеле кто-то уже кричал не от ужаса, а от боли. Впрочем, крики быстро обрывались.
А взрыв? Там же все уже готово! И Сапер – тоже там! Подорвать заряды – секундное дело. Правда, придется, наверное, подорваться и самому. Но какая разница? Если жабоголовые все равно уже в туннеле?
Увы, взрыва, который мог бы завалить опасный проход и спасти станцию, не было.
Из туннеля вдруг выскочил Сапер. Наткнулся на Илью.
Глаза у начальника станции были похожи на круглые детонаторы, которые Сапер зачем-то держал в руках. И без того выпученные от природы, в тот момент глаза его, казалось, вовсе вылезли из орбит. Лицо – перекошено. Тонкогубый рот – раззявлен. Узкий лоб и приплюснутый нос блестят от пота.
– Жабы в туннеле! – брызжа слюной, истошно проорал Сапер. – Всем к бою-у-у!
И юркнул куда-то в сторону.
Больше из депошного туннеля не выбегал никто. Из людей – никто.
– Гуру-гуру-гуру, – звучало во мраке зловещее гуканье.
Слышалось чавканье. Хлюпанье. Быстрое влажное шлепанье. Все ближе. Ближе…
Илья схватил автомат.
* * *
Щелк, щелк, щелк…
Вдавливая в магазин патроны, Илья представлял под своими пальцами вытаращенные перепуганные глаза Сапера. И вспоминал искаженное страхом лицо начальника станции. Ох, с каким бы удовольствием он всадил бы сейчас в эту мерзкую рожу весь магазин! Ведь если бы Сапер тогда не струсил. Если бы взорвал депошный туннель. Пусть даже вместе с собой…
Но Сапер туннель не взорвал.
* * *
Был скоротечный бой. Нет – бойня. На границе света и тьмы мелькали огромные зобастые жабьи головы и плохо различимые склизкие пупырчатые тела, переваливающиеся через край платформы. Шлепали по бетону и щебенке ластообразные лапы мутантов. Аэропортовские судорожно и вразнобой, больше вслепую, на звук, палили из ружей и автоматов. Кричали женщины, визжали дети. И…
– Гура-гуру-гуру… – Монотонный глухой звук разносился по станции.
Длинные языки тварей выстреливали из темноты, сбивали мечущихся людей с ног, обвивали их, как липкие хлысты, и выдергивали одного за другим. Жабы утаскивали орущих жертв подальше от костров и с жадным урчанием пожирали добычу в темноте.
Атакующие мутанты почти не обращали внимания на свист пуль и визг рикошетов. Густая черная кровь обильно забрызгивала стены и пол, но монстры продолжали охоту. Жабоголовых трудно убить: для этого нужно попасть точно в маленький мозг, укрытый за широкой и крепкой черепной коробкой. К тому же жабы практически не чувствуют боли.
Взрыв все-таки прогремел. В самом начале боя. Только рвануло не в депошном туннеле, откуда лезли жабоголовые. Взорвалась дрезина с взрывчаткой, оставленная на перегоне между Аэропортом и Орджоникидзе.
Взрыв был мощным. Единственный туннель с двойным железнодорожным полотном, связывавший Аэропорт с метро, обвалился. Взрывная волна вынесла на станцию горячий пыльный воздух. Рухнувшие своды засыпали нескольких человек, пытавшихся найти спасение в туннеле. Впрочем, оставшиеся на станции люди тоже были обречены. Пути к отступлению у них больше не было.
Илья, Оленька и Сергейка успели подняться по эскалатору к гермоворотам. Наверное, в тот момент они рискнули бы даже выйти наружу без защитных костюмов, противогазов и респираторов. Да, пожалуй, рискнули бы. Если бы из-за тяжелых створок тоже не доносилось приглушенное «гуру-гуру».
На эскалаторе им удалось продержаться дольше других. Когда внизу, возле освещенного костром пространства, угадывалось движение блестящего тела какой-нибудь твари, Илья стрелял экономными – в два-три патрона – очередями, стараясь попасть в голову. Удавалось попадать именно туда или нет, понять было трудно, но темные фонтанчики жабьей крови брызгали часто.
В какой-то момент у Ильи даже появилась надежда на спасение. Жабоголовые начали возвращаться в депошный туннель, утаскивая с собой недожранную добычу. Но, видимо, какой-то твари добычи не хватило.
Влажная голова, усеянная уродливыми наростами, возникла в свете угасающего костра под самым эскалатором. А в «калаше», как назло, закончились патроны.
Длинный жабий язык мелькнул в воздухе. Влажный щелчок над плечом и…
В первый момент Илья решил, что целью мутанта является он сам, однако язык твари обвился вокруг шеи Сергейки, высунувшегося из-за спины отца.
Потом – рывок, сдавленные хриплый вскрик. Еще Илья отчетливо слышал, как хрустнули позвонки.
Только что сынишка стоял рядом, а в следующий миг тварь уже выдернула его. Тело мальчика безвольной куклой запрыгало вниз по эскалатору. Неестественно вывернутая светленькая головка, болтающаяся на сломанной шее, как на веревке, билась о ступеньки.
Ольга, оттолкнув Илью, бросилась за сыном.
– Сере-е-ежа! – Казалось, от ее пронзительного крика обрушатся своды станции.
Тварь оставила Сергейку и перехватила на полпути хрупкую женскую фигурку. Захлестнула языком вокруг талии, тоже сдернула с эскалатора. Падая, Оленька ударилась головой об острый край, не прикрытый резиновым поручнем. Сразу обмякла. Затихла.
Илья различил в полутьме, как темное и раздутое пупырчатое тело навалилось на лежавших рядом жену и сына. Проклятая тварь казалась продолжением и порождением мрака, который хотел втянуть и растворить в себе Оленьку и Сергейку. Послышались отвратительные чавкающие звуки.
– Мра-а-азь! – Бесполезный автомат полетел вниз, грохоча по ржавым ступеням эскалатора.
Жаба прервала трапезу. Огромная уродливая бородавчатая голова снова смотрела вверх. На Илью. Зоб ходил ходуном.
– Гуру-гуру-гуру! – утробно гукала жаба. Будто смеялась над ним.
Большие выпученные глаза, отражавшие багровые отблески затухавшего костра, словно спрашивали: сам спустишься или как?
Илья спускался сам. Вынув из поясных ножен армейский штык-нож, он шел по ступенькам вниз.
Три ступеньки, пять, семь…
Язык твари выстрелил снова. Длинное, липкое, влажное и упругое обвило левое плечо и грудь. Дернуло…
Раза три или четыре его сильно ударило об эскалатор. Потом – о бетон. Илье удалось не потерять сознание, не выронить нож и не запаниковать.
Полсекунды, не больше, его волочило по грязному шершавому полу, как на аркане. Этого времени хватило, чтобы собраться…
Илья взмахнул ножом за миг до смертоносного жабьего поцелуя. Отсеченный конец липкого языка упал на пол, извиваясь, словно жирный розовый червяк. Оставшийся обрубок мгновенно втянулся в пасть твари.
Отвратительная морда мутанта была совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Огромные удивленные глаза смотрели на него.
– Гуру, – озадаченно изрекла жаба. Из широкой пасти сочилась черная кровь.
Мерзкое отродье пятилось с изуродованных тел, открывая то, что осталось от Сергейки и Оленьки.
– А-а-а! – Илья бросился вперед.
Нанес удар.
Нож вошел в правый глаз жабоголового. Глаз лопнул, потек, но Илья не выдернул клинка. Наоборот. Навалившись на склизкого монстра, он впихнул кулак еще глубже в глазницу, в череп. Надеясь, очень надеясь достать острием ножа мозг твари.
Он достал.
Тварь издохла.
На станции осталось еще с полдесятка мертвых жаб, подстреленных аэропортовцами. Остальные, насытившиеся и довольные, отступали тем же путем, откуда пришли, волоча за собой добычу про запас.
Илью это не устраивало. Жабы должны сдохнуть все. Или убить его.
Схватив чей-то автомат с полным магазином (какой-то бедолага так и не успел сделать ни одного выстрела), Илья шагнул в депошный туннель вслед за тварями. В непроглядном мраке висело усиленное эхом «гуру-гуру-гуру». Снова что-то шлепало, чавкало и урчало. Но на этот раз – удаляясь от станции.
– Куда?! – крикнул Илья в чернильную тьму. – Наза-а-ад!
– Да… да… да… – тут же откликнулось эхо. – Ад… ад… ад…
Гуканье стало громче. Быстрое шлепанье приближалось опять. Жабоголовые возвращались.
Илья нажал на спусковой крючок калаша. Длинная-длинная очередь, выпущенная наугад в замкнутом пространстве туннеля, заглушила все прочие звуки. В уши словно кто-то вложил вату.
А потом…
Потом грянул взрыв. Яркая вспышка полыхнула далеко впереди. В лицо ударила пропитанная гарью воздушная волна. Илью выпихнуло из туннеля на станцию. Глухота стала полной. Голова гудела. В ушах звенело.
Видимо, какая-то шальная пуля угодила в заряды Сапера. Илья не рассчитывал на такую удачу, он даже не думал об этом, но получилось как получилось. Своды рухнули. Разом обвалился весь туннель, оказавшийся гораздо менее надежным, чем предполагал Сапер. Во второй раз жабы из темноты так и не вышли.
Надсадно кашляя и ничего, абсолютно ничего, кроме неумолкающего колокола, в голове не слыша, Илья поднялся на ноги. Его сильно шатало и мутило. Мысли путались.
Но еще нужно было сделать одну вещь. Последнюю. Самую.
Прислонив горячий пламегаситель автомата к подбородку, Илья до боли зажмурил глаза. Ну, все! Прощай, Оля. Прощай Сергей. Или, может быть, здравствуйте?
В голове что-то оборвалось. Палец нажал на курок.
Сухой щелчок. Осечка…
– Не делай этого, Илюша, – тихо попросила жена.
– Оленька?! – Его словно ледяной водой окатило.
Илья открыл глаза. Темно. Слишком темно…
– Не нужно этого делать. – А голос ласковый такой, спокойный, чуточку печальный. И так легко пробивается сквозь гудение в голове и вату в ушах.
– Разве тебе не в кого больше стрелять?
«Не в кого? Разве не в кого?» – тупо повторил он про себя, осмысливая Оленькины слова. И ведь что интересно: она говорила не там, где лежало ее тело… То, что осталось от ее тела. Нет, сейчас Оленька была где-то совсем рядом.
Где?
Вокруг – кромешный мрак, но казалось, протяни руку и…
Илья руку протянул. Пошарил вокруг. Никого. Только холодный шершавый бетон нависающей над ним платформы.
– Пап, не надо, пожалуйста, – заканючил невидимый Сергейка. – Не стреляй, ладно? В себя – не надо.
«В себя не надо»… Илья улыбнулся. Что ж, в себя он не станет. Теперь – нет. Зачем теперь-то, когда ясно, что Оленька и Сергейка не умерли.
Во всяком случае, не умерли до конца.
* * *
Щелк, щелк… Патрон за патроном. Патрон за патроном… Илья отвлекся от воспоминаний. Болели пальцы. На подушечке большого, впихивающего «семерки» в магазин, намечалась новая мозоль. Странно. У него ведь не было столько патронов.
Илья невесело усмехнулся, поняв, в чем дело. Желая продлить успокаивающую медитацию, он просто вытаскивал уже вложенные патроны и снаряжал магазин заново. И даже не замечал этого, действуя на полном автомате.
Интересно, сколько времени он провел за этим занятием?
Судя по ноющим пальцам – немало.
* * *
Уже позже Илья узнал, что кроме него со станции спасся только один человек. Сапер. Как оказалось, начальник Аэропорта, хорошо представлявший, чем чревато нашествие жабоголовых. Выскочив из депошного туннеля и отдав команду «к бою», сам сразу же сквозанул в другой туннель – на Орджоникидзе.
Сапер уцелел лишь потому, что за его спиной на перегоне между Аэропортом и Орджоникидзе весьма кстати рванула дрезина со взрывчаткой. А ведь взрывчатка сама собой не взрывается.
Прикрывая свой отход и спасая свою шкуру, Сапер попросту замуровал остальных наедине с жабами.
Впрочем, он ненадолго пережил людей, которых оставил умирать.
Соседи, у которых надеялся поселиться бывший начальник Аэропорта, Сапера не приняли. Более того, на Орджоникидзе – станции буйной, известной своими вольными нравами, шумными притонами и скорым на расправу народом, – возмущенная общественность свершила самосуд.
Саперу выдали старый противогаз с фильтром, выработавшим свой ресурс, и пистолет с единственным патроном. Затем выставили на поверхность. Хочешь – сразу стреляйся сам. Хочешь – отстреливайся от мутантов, чтобы потом все равно подохнуть.
Какой вариант выбрал Сапер, так и осталось тайной. Но сталкеры с Орджоникидзе вскоре нашли окровавленные ошметки его защитного костюма, растерзанный противогаз со смятым фильтром, пистолет и стреляную гильзу.
Люди в Аэропорт больше не пришли. Никто попросту не верил, что можно выжить на самой окраинной станции, отрезанной от остального метро. А вот Илья жил.
Его не понимали, его сторонились и чурались, его откровенно побаивались. И даже в его старое прозвище Колдун вкладывали теперь новый смысл. Но Илье было плевать.
С ним были Оленька и Сергейка. И за них нужно было мстить. Месть стала смыслом его жизни. Месть помогала жить и поддерживала в трудные минуты.
«Разве тебе не в кого больше стрелять?» – спросила его в тот страшный день Оленька.
Было в кого, еще как было! Посчитаться с Сапером Илья уже не мог, но объектов для мести с избытком хватало и без него. На поверхности – сколько угодно. Те же жабоголовые. Да и не только они.
Жабы являлись лишь частью того зла, которое загнало людей под землю, которое заставило зачать и родить Сергейку в вечном мраке, которое лишило сына нормального детства и которое в итоге отняло у Ильи семью.
Иногда его просто распирало от желания вывернуть наизнанку весь этот паскудный мир. Поэтому он и выходил каждый день на поверхность. Поэтому главной целью его вылазок было не собирательство, как у остальных сталкеров, а охота, отстрел и уничтожение. Это создавало хоть какую-то иллюзию полезности его существования.
Раньше мутантов, хозяйничающих наверху, Илья ненавидел и боялся, как все. Теперь страх ушел. Теперь осталась одна только ненависть.
Теперь пусть они боятся его.
* * *
– Ну, все, дорогие мои, я пошел…
Бросив прощальный взгляд на кресты, Илья отступил от края платформы. Освещая путь масляным светильником, он направился к эскалатору.
Как только кресты и могилки растворились во мраке, Сергейка и Оленька заговорили снова.
– Пап, принеси, что-нибудь. Не забудь, ладно?
– Обязательно, Сергейка.
Илья обошел грибные плантации в старых заплесневелых ящиках. Их было немного: ему одному много не требовалось, а Оленька и Сергейка вовсе обходились без пищи.
– Илюша, возвращайся поскорее, пожалуйста. Я так волнуюсь, когда ты уходишь.
– Я ненадолго, милая. – Он улыбнулся.
Надел противогаз и перчатки. Набросил на голову и затянул капюшон сталкерского плаща.
– Совсем-совсем ненадолго. – Голос из-под тугой резины зазвучал глухо, как чужой. – Быстро обернусь. Я только туда и обратно.
Илья еще не знал, как сильно он ошибается.
