Kitobni o'qish: «Пока на землю валит снег»
Косой густой пушистый снег валил на усталый город. Серый панельные дома погружались в эту долгую зимнюю ночь. То в этом окне, то в соседнем, то в том, что в другой части многоквартирного дома, то в окне посереди того дома, что рядом стоит, жители украшали окна разноцветными огоньками-гирляндами. Красные – синие – желтые – зеленые. Как же приятно моргали эти цвета. Цвета милые с самого детства, когда отец с матерью, еще молодые, наряжали этими самыми или похожими гирляндами елку, стенку, окна, печку…
Школа уже несколько дней, как закрыта. Все ученики сдали хвосты и весело убежали на новогодние каникулы. Большое центральное крыльцо, входная группа, панельное с маршевой широкой лестницей, с длинными периллами, а сзади с панорамными окнами, всё завалило воздушными сугробами рыхлого снега. Перед входной группой простиралась достаточно просторная площадь, на которой старшики прощались с самыми чудесными годами своей прекрасной жизни, а малыши впервые ступали с нее на порог школы и их ожидали впереди десять незабываемых на всю жизнь лет. Но сейчас же весь асфальт был завален ровным, как по нивелиру, уровнем снега, который с каждой новой секундою всё повышался и повышался. По дальним краям этого прямоугольника стояли два одиноких фонаря – единственные источники материального света в данном контексте пространства-времени. Тишина стояла практически стерильная – только тихое падение нежных снежинок с плачущих небес, да медленное стальное поскрипывание фонарей на зимнем штиле немного разрывало полуночное молчание некогда шумной, оживленной, наполненной детским веселым радостным смехом городской улицы.
Он; в черной адиковской короткой куртке, зауженных спортачах, тонких классических кедах на босу ногу – а была зима – , да легкой педорке с пумпоном; сутулясь от легкого холода, практически на цыпочках продиагоналил площадь, легко взбежал на высокое крыльцо и остановился, облокотившись на перила и уставился в эту бесконечную зимнюю ночную метель.
Он не рассчитывал на одиночество, а явно кого-то или чего-то ждал.
Так же тихо, как и пришел пацан, как будто ниоткуда материализовался мужик средних лет, ну как будто не совсем, но немного старше того, что появился первым, а может так показалось из-за странной облезлой дубленки и кислой меховой шапки, завязанной веревочками сверху, да протертыми от тяжелой работы новомодными , когда-то, светлыми джинсами, да совершенно на это время неуместными ботинками, гробами, что ли или как их давно называли. Второй все-таки был наверно того же возраста, что и первый, но только больше работал, больше постарел, больше износился, наверно.
Вновь прибывший улыбнулся и, подойдя к первому, так же облокотился на перила и уставился вдаль, пытаясь вглядеться в этот забытый город или разглядеть в нем что-то, что-то знакомое только ему. В руках он держал старый потертый не то красный, не то коричневый, не то оранжевый чемодан.
– Я помню, когда я увидел это место впервые, – с какой-то немного грустью сказал тот, что был в меховой шапке, – тогда и асфальт вроде был другой, тогда и краска на фасадах была не та, что сейчас, да и свет был другой, ламповый, не то что сейчас, кругом одни светодиоды, но чувства мои все те же, как и тогда.
Он передал тому, что на спорте, наверно, на спорте, свой задрипанный чемодан и, нежно, положил руку ему на плечо:
– Что у на осталось то, кроме этого?
Спортивный отвел от него взгляд, держась за чемодан, отвел взгляд на заметаемую пушистым снегом площадку перед школой, а когда обернулся, то второго уже и след простыл, а он так и остался стоять посреди крыльца, заметаемого снаружи нескончаемым снегом.
***
Спортивный спокойно поднимался по этажам старой советской панельки.
Пятый этаж для простых смертных.
Пацан зашел в совершенно простую классическую квартиру: прихожая, как везде, прямо кухонька маленькая, направо так называемая зала, слева туалет и ванна отдельно.
Он скинул белые летние кроссы (а была зима), повесил легкую куртеичку на старую вешалку и прошел в гостиную.
Он здесь так и не успел ничего еще поменять.
Сколько лет прошло.
На этой квартире он не был наверно лет пять. Или десять.
И дом не особо надежный, и квартирка тесная маленькая. А сколько воспоминаний? Сколько всего случилось в жизни здесь в первый раз? А потом вот ты уже и взрослый.
Спортивный посидел немного в старом советском рыжем матерчатом кресле на деревянных ножках, подошел к окну, отодвинул старую закрахмаленную тюль, посмотрел на заснеженный двор, затем ушел в прихожую.
Здесь он долго копался в узенькой темной кладовой, затем достал потертую рваную длинную картонную коробку и оттащил ее в зал. Уже теперь небрежно разорвал ее и оттуда вывалились старые пластиковые еловые ветки. Аккуратно собрал каркас, вставил все зеленые веточки на свои места, как он считал, и повесил немногочисленные оставшиеся шишки.
***
Мужик в меховой шапке уже купил подарок своей жене и сыну-балбесу в новомодном супермаркете на центральной городской улице.
Просторная широкая, не сказать, чтоб уж прям проспект, но и три машины свободно разъедутся, улица. Да и машин то не много, в основном техника, да городские старые рейсовые, да и те стали ходить то так-то сяк, то никак. Да, время такое пришло, что приходится теперь жить каждому так, как он может. С войны у людей не было такого чувства неопределенности в завтрашнем дне и многие уже сломались. Но многие и продолжали вертеться – крутиться. Но теперь, совсем немного оставалось до Нового года и на это время многие думки и заботы уходили на второй план, ведь хотя бы на это время и так по-традиции сложилось, люди забывали (понарошку) обо всем нехорошем, что было в жизни и говорили, что в следующем году уж точно будет лучше.
По ту и другую сторону улицы, а точнее уж, городской дороги, стояли многоэтажки с магазинами в первых этажах. Но стояли так, что неба не закрывали. На улице была прекрасная погода. Легкий мороз, свежий воздух, мелкие на зимнем ветру снежинки превращаются в паргелий на ясном небе, голые березки еще в инее.
