Kitobni o'qish: «Омут желаний»

1

Пятый день в пути, уже более четырех тысяч километров от Москвы в сторону Каа-Хема – небольшого поселка под Кызылом, где доживали свои годы прародители Василия Фомина. Василий был у дедов всего раз – еще совсем юным мальчиком, в далеком тысяча девятьсот девяносто шестом. Лица их в его памяти уже поистерлись, зато он хорошо помнил, что было у дедов очень солнечно и очень скучно.

Навестить совсем старого дедушку и все еще бодрую, но неумолимо хиреющую бабушку вынудила Фомина нужда.

«Решительные времена – неординарные меры», – шутил по этому поводу он, про себя все же побаиваясь занудных дедовских упреков, сибирского захолустья и неизбежных бытовых неудобств.

Еще полгода назад ни о каких неординарных мерах не было и речи. Бизнес Фомина процветал, от заказов не было отбоя, а сам он, во многом отойдя от управления, вел не обремененную ежедневным трудом жизнь буржуа: много путешествовал, занимался собой, регулярно играл в гольф, осваивал верховую езду и искусство готовки.

Василий никогда не стремился к большому богатству, полагая его лишь средством, необходимым для личной свободы, которую он ценил больше всего прочего. Потому, достигнув некоторого уровня благосостояния, он позволил себе получать удовольствие от жизни, лишь изредка тревожась о том, что занимающие его радости вскоре могут ему надоесть и надо будет искать себе новое занятие по душе.

Все изменилось в феврале, когда началась военная операция на Украине. СВО стала для него культурным и идеологическим шоком: стыд за страну и соотечественников буквально душил его. Что хуже, европейские заказчики начали срывать платежи, расторгать, ссылаясь на форс-мажор, уже начатые контракты, возникли проблемы с лицензированием. Вместе с управляющим Фомин усердно тушил пожар: спешно создавал армянское подразделение, подавал судебные иски, выискивал лазейки в санкционных правилах.

Последней каплей для него стала объявленная в стране мобилизация. Испугавшись призыва, золотые кадры Фомина ринулись за рубеж, а парни попроще ультимативно ушли на удаленку. Испугался и сам Василий. Прежняя жизнь рушилась у него на глазах, свобода, которой он так дорожил, съеживалась и вот-вот могла совсем сгинуть где-нибудь в окопах Донбасса или на берегах Днепра.

Согласившись с собой, что жизнь и свобода дороже капиталов, он твердо решил уехать: сначала в далекий Каа-Хем, где, в отличие от аэропорта, повестку ему точно не вручат, а потом, когда мобилизационный угар иссякнет, а остатки компании будут подготовлены к миграции, – в Европу. Вещи были собраны в один день, без разбору погружены в его люксовый внедорожник, который в тот час и вез Фомина и его спутницу по дорогам Красноярья.

– Наташенька, ты там, случаем, не с Мышкиными болтаешь?

Уже минут десять как девушка очнулась от дремы и, сразу занявшись своим телефоном, активно перебирала длинными пальчиками по его экрану, то и дело улыбаясь незримому собеседнику.

– А-а, – не отрываясь от дисплея, ответила блондинка, – подписчица одна старая.

Наталья Гусева ворвалась в жизнь Василия два года назад. Ворвалась случайно, стремительно, бесцельно и так в ней и осталась. Сногсшибательная красавица, фото которой могли бы украшать обложки глянцевых журналов, неожиданно привязалась к молодому буржуа – за его образ жизни, за чувство стиля, за легкое отношение к деньгам и за уважение к ее персоне, выходящее за рамки банального восхищения внешностью. Чуть позже к ней привязался и Фомин.

Сперва клюнув на идеальное в его представлении тело, впоследствии он нашел, что ценности их с Натальей близки, что ее присутствие в быту практически ему не мешает и что она выгодно отличается от прочих прелестниц, будучи материально от него не зависимой.

Ему по-прежнему льстили восхищенные комплименты знакомых и жадные взгляды оборачивающихся на его спутницу прохожих, однако время шло, и та красота, от которой он сам не мог ранее оторвать взгляда, начала ему приедаться. Уже несколько раз он ловил себя на том, что с интересом засматривается на других девушек – как правило, невысоких брюнеток.

– А кстати, что там сегодня с твоими подписчиками?

– Ужасно, дорогой, – Наталья недовольно поморщилась и, опустив телефон, отвернулась к окну. – Минус семьсот идиотиков.

Стагнация базы подписчиков Натальиного блога началась еще раньше, когда в России был запрещен «Инстаграм»¹. На ее страничку по-прежнему можно было зайти с помощью ВПН-сервисов, еще оставался YouTube, однако прирост пользователей остановился, а количество новых просмотров ощутимо снизилось.

Кризис же начался после того, как в одном из своих постов Гусева откровенно высказалась об украинской войне: сказала, что думала, не так чтобы до статьи, но в итоге аудитория ее разделилась. Одна часть горячо ее поддержала, а другая, патриотически настроенная, вылила на нее ушаты грязи и постепенно начала отписываться.

– А-я-яй! Везде политизация, конфронтация… М-да… – закусил губу Фомин, с ходу не найдя хорошего завершения. – Может быть, стоит сменить тебе аудиторию? В свете переезда в Европу-то?

– А где связь, милый? – слегка раздражаясь, скривила губы девушка.

– Ну как где? – довольно усмехнулся Василий, найдя возможность понаставлять спутницу. – Монетизируют же подписчиков как? Через рекламу, через бренды… продвижение товаров. Кому я объясняю, ты ж и сама все знаешь. А кто сейчас, Наташенька, с этой страной работать будет? «Сен-Лоран»? «Вальмонт»? «Гермес»?!

– Чтобы ты знал, милый, – кокетливо закатила она глазки, – это не так уж просто – получить сто тысяч подписчиков заново!

– С твоими-то буферами? – покосился на ее глубокий вырез мужчина. – Придется язык подтянуть немного, чтоб за свою там сойти, а так…

– Ой, дорогой, как у тебя все легко, – довольная, закачала головой Гусева. – Нафотал сиськи, и потекли подписчики, да?

– А что, нет? – отшутился в ответ Василий, протягивая свободную руку в направлении бюста пассажирки.

– Так с «Онлифансом» только, – улыбаясь, она перехватила его запястье и вернула на руль. – А я, знаешь ли, не эромодель, я бьюти-блогер.

Ей нравилось чувствовать себя желанной этим мужчиной – в ее представлении, очень умным, успешным и, что немаловажно, привлекательным. Фомин всегда тщательно следил за своей внешностью: с иголочки одежда, аккуратная бородка, в меру атлетичное тело – с ним вдвоем они смотрелись великолепно.

Не будучи посвященной в детали, Гусева полагала, что трудности, с которыми ее избранник столкнулся в последние месяцы, исключительно временные, и что Василий легко с ними справится, стоит ему как следует поднапрячься.

– Понял тебя. И что думаешь делать, бьюти-блогер?

– Ой, пока и не знаю, – почувствовав дискомфорт в области спины, девушка вытянула руки вперед, потянулась и в итоге сложила их на переднюю панель. – Как же я устала от этой поездки! Я тут подумала, – продолжила она, склонив голову на руки, – а может, все-таки рассосется?

– Нет, милая, не рассосется! – уверенно возразил Фомин.

Он хотел было повторно запустить свою правую руку к девичьей груди, принявшей в том положении хозяйки еще более завлекательные очертания, но вид дымящейся на обочине машины отвлек его и заставил сбросить скорость.

– Я же тебе говорил, западники могли пойти на мировую, пока не референдумы эти, а теперь… Теперь, Наташенька, пока нашего диктатора не свалят, все будет как есть. Или еще хуже. А простой народец-то ведь его поддерживает.

Миновав желтую «Шкоду», вокруг которой суетился неудачливый водитель, взгляд Фомина зацепился за голосующую на обочине девушку – видимо, бывшую пассажирку вышедшего из строя такси – невысокого роста, в широких молодежных штанах, с черными до груди волосами.

Решив все за доли секунды, мужчина уверенно выжал педаль тормоза и съехал на обочину. Уже совершив маневр, он поймал на себе изумленный взгляд зеленоглазой Натальи и, сопоставив внешность незнакомки с теми девушками, на которых он не так давно заглядывался, почувствовал себя неловко.

– Вон, давай-ка подберем бедолажку и расспросим ее, – моментально нашелся он и, убедившись, что позади никого нет, начал сдавать в сторону злополучной брюнетки. – Посмотрим, что обычная провинциалка обо всем этом думает.

Наталья наживку проглотила, но все же напряглась. Внимание Фомина к другим женщинам, особенно не лишенным обаяния, в последнее время сильно ее нервировало.

– Куда тебе? – опустив правое стекло, улыбнулся незнакомке Василий.

В улыбке этой Гусева увидела явный перебор дружелюбия, даже нашла в ней оттенки похоти. Ей так это не понравилось, что тут же захотелось нагрубить девчонке.

– Вау! – взгляд брюнетки упал на безупречное лицо Натальи, а затем на глубокий вырез ее роскошного платья. – Мне бы до Абакана, – тут же опомнилась она, поднимая глаза на задавшего вопрос водителя. – Добросите?

– Садись, – смягчилась Гусева, почувствовав бесспорное над той превосходство.

Их попутчица виделась Наталье простенькой, неухоженной девушкой без задней мысли: годами чуть младше ее самой, ногти неаккуратные, неумелый макияж, прыщи на лице, дешевая, словно с вещевого рынка, мешковатая одежда. Единственное, что было в ней, по мнению Натальи, интересного, так это длинные, ровной дугой брови.

– Здрасьте, – как школьница поздоровалась девушка, забираясь на заднее сиденье. – Спасибо, что подобрали!

– Не за что, не за что, – не оборачиваясь, ответила за двоих Гусева и перевела взгляд на своего мужчину.

Тот, вспомнив официальную причину недавней добродетели, дважды кашлянул и развернул зеркало заднего вида, дабы проще было с брюнеткой общаться.

– Давай знакомиться, – уверенно начал он. – Я Василий, а это Наталья – моя девушка. Едем к моим родственникам в Кызыл. А ты?

– А я Света. Еду к подружке, ну и по делам заодно.

Фомину девушка тоже показалась простой и открытой. Но ее голос… что-то в нем прозвучало для него особенное. Что-то позитивное, светлое, почти детское.

– Светочка, скажи нам, пожалуйста, – медленно, подбирая слова, продолжил Фомин, – а как ты относишься к этой войнушке? Поддерживаешь?

– Э-э… – девушка не сразу нашлась с ответом.

– Он про СВО, милочка, – снисходительно пояснила Наталья. – Больная темка, знаешь ли.

– Ну я поняла, что про СВО, – заерзала, теребя ремень безопасности, пассажирка. – Просто неожиданно как-то.

– Не бойся, Светочка, – попытался успокоить Фомин, – мы за ответ не осудим. Да же, Наташ?

– Конечно, любопытствуем просто.

– Ну-у… – все еще мешкала брюнетка. – Не знаю. У меня слишком мало информации, чтобы точно сказать. Хорошо это или плохо, – добавила она после паузы.

– То есть как? – театрально нахмурил брови Фомин. – А как же демилитаризация? Денацификация? Защита жителей Донбасса? Ты против, что ли?! – саркастично выдал он.

– Ну вы же вот и сами несерьезно! – звонко рассмеялась в ответ Светлана. – Это же только часть целей, у многих они отклик находят. А есть еще непубличные цели, есть издержки, альтернативы… Сложно все. А вы не поддерживаете?

Василия порадовало, что симпатичная ему особа не является стандартным «продуктом пропаганды», даже слегка удивило. И все же он не мог понять, почему та колеблется, занимает какую-то неуверенную позицию.

«Наверняка боится, – решил про себя он. – Сволочи, запугали народ!»

– Да, милая, мы не поддерживаем, – первой откликнулась Гусева, наконец решив обернуться к собеседнице. – Ведь люди же умирают! Экономика рушится, страна в изгоя какого-то превращается. Везде цензура, вранье и злоба. Что ж тут хорошего может быть?

– Ну-у… – не спешила соглашаться попутчица. – Ну вот допустим, ваш ребенок подрался. И драку первым начал.

– Наш ребенок? – рефлекторно переспросил Василий, вдруг ощутив, что внутренне совсем не противится фантазии о наличии у него детей, даже наоборот, как будто желает ее.

До сего момента они с Натальей были приверженцами идеологии «чайлдфри», полагая детей очевидной помехой для их счастливой жизни. Это ощущение так удивило Фомина, что он на несколько секунд совершенно выпал из разговора.

– Ну да, ваш ребенок, – бодро продолжала Светлана. – Вот вы же его не будете сразу наказывать, так? Вы ж сразу разберетесь: что да как, почему полез в драку, кто обидчики. Так ведь?

– К чему ты, милая? – вынуждена была отвечать за двоих Наталья. – Любой нормальный родитель так сделает.

– Это я к тому, что с войной так же. А вы упростили все… слишком, – девушка осеклась, видимо, осознав, что могла обидеть своих собеседников. – Как с демилитаризацией и денацификацией, только наоборот, – спешно добавила она и, чуть подняв уголки губ, затихла.

Повисло молчание.

Гусева, разозлившись, дважды нервно выдохнула. Руки ее непроизвольно сцепились на поясе, губы сжались. Ей очень хотелось прямо здесь высадить дерзкую и глупую девчонку, наказать ее за… Она толком не могла сказать, за что, и, все еще явственно ощущая обиду, перевела полный негодования взгляд на Василия.

– Вась, что скажешь? – так и не дождавшись его реакции, пришлось спросить ей.

– По поводу? – опомнился мужчина, пропустивший последние фразы мимо ушей.

– Наша милая Света утверждает, что мы с тобой нифигашеньки не разобрались и делаем, как их там?.. Да, поверхностные выводы.

Наталье удалось взять себя в руки и произнести все это относительно беззлобно, почти шутливо.

– О-о-о! Это заявка! – Фомин догадывался, о каких выводах шла речь, однако не был в том уверен на все сто. – Не сочти за грубость, Светочка, так, может быть, ты нам тогда расскажешь? А то вдруг мы и правда чего-то не понимаем?

– Да-да, было бы интересненько, – поймав на лице водителя ехидную улыбку, поддержала его затею Гусева.

– Ну-у… – опустила очи пассажирка, вероятно, почувствовав всю неловкость ситуации, – могу попробовать.

2

– Светка, вставай, – теребила женщина плечо дочери, спрятавшейся под двумя подушками и трижды до этого проигнорировавшей сигнал будильника. – Опоздаешь же!

– М-м… – недовольно мычала девушка, не в силах продрать глаза.

– Давай, давай.

Мать еще раз потеребила плечо, а после, видимо, не дождавшись нужной реакции, подошла к окну и безжалостно распахнула шторы.

– Хорошо-о, – отозвалась засоня, прикрывая глаза ладонями.

Светлана Тернова в свои двадцать шесть лет все еще жила вместе с родителями. У нее была работа, были средства к существованию и способность справляться с бытовыми заботами, у нее даже была собственная квартира, оставленная ей ныне покойной бабушкой. Однако прожив в ней всего полгода, Тернова уступила свою однушку младшему брату, который обзавелся подружкой и жаждал самостоятельной взрослой жизни.

Светлана же вернулась в родной и просторный отчий дом. Здесь было тихо, свежо, никто ее ни к чему не принуждал и по мелочам не беспокоил; обо всем на свете можно было поговорить с мамой, о важном и сложном – с отцом. Но как бы ни было хорошо у родителей, девушка очень хотела жить отдельно, но только не одна, а когда в ее жизни появится мужчина – ее половинка.

Желающих занять это место хватало – Тернова была недурна собой, имела спокойный нрав и незамутненный ум, но никто из многочисленных ухажеров так и не добился ее благосклонности.

– Разве я многого хочу? – жалобилась она как-то маме. – Чтоб сверстник, чтоб не урод и чтоб умный был. Ну, разве много?

Оказалось, что много.

Свете было всего тринадцать, когда во время уборки она обнаружила на отцовском столе книгу. Пробежала по открытой странице глазами и, к своему удивлению, обнаружила, что это не что-то жутко сложное и непонятное, что обычно читал ее родитель, а обыкновенный роман, как будто приключенческий. Заинтригованная, девочка втайне от родителей начала чтение: сначала увлеклась сюжетом, потом влюбилась в героев и в итоге оказалась полностью этим романом очарована.

У нее, однако, остались вопросы, и впоследствии она пришла с ними к папе. С того дня отец – светлая голова и незаурядный мыслитель – начал по крупицам передавать любопытной дочери свою философию. Сначала они до мелочей разобрали уже полюбившуюся Свете книгу, каждый ее эпизод и диалог: какие мотивы были у героев, чем они руководствовались, что стало следствием их решений. За ней были другие истории, другие беседы, эксперименты и уроки, позволяющие дочери понять, как устроено мышление, люди и отношения между ними.

В результате у девушки сформировалось ясное мировоззрение и устойчивая психика, подростковые проблемы и кризисы обошли ее стороной, но с другой стороны, все ее сверстники стали казаться ей непроходимыми тупицами.

Поэтому в то утро Светлана вновь проснулась в родительском доме – не несчастная, но все еще одинокая.

Поднятая ярким солнцем и мамиными заботами, словно зомби девушка проследовала в уборную. В отпуске режим ее дня совершенно сбился, а сон потерял былую легкость, подсунув в последнюю ночь мешанину из недавно прочитанного, невнятных эротических фантазий и неудачных полетов в неизвестной городской застройке.

Увидев свое помятое лицо в зеркале, Тернова обнаружила на нем два откуда ни возьмись появившихся прыщика. Недовольно фыркнув, она попыталась их изничтожить, но так и не преуспев со вторым, решила не маяться с консилером и тональным кремом и просто смазала его салициловой кислотой.

Десятью минутами позже она уже сидела в просторной гостиной, неспешно прихлебывала только сваренный для нее кофе. Мама по традиции присела рядом, умилительно на свое дитя засмотрелась.

– Тебе нужна половая жизнь, Светка, – она заметила, как дочь рефлекторно чешет один из утренних прыщиков. – Не только из-за угрей, а в целом для женского здоровья.

– Вот снова ты за свое, – усмехнулась дочь. Это был не первый подобный разговор. – Раз так беспокоишься, купи мне игрушек соответствующих.

– Тебе не резиновый фаллос нужен, а мужчина, – усмехнулась в ответ матушка.

– Согласна, мама, – ширя улыбку, вздохнула Светлана. – Но ведь мне нужен мужчина… мой мужчина… а не только его член.

– Острячка! – оценила шутку родительница.

– Ты ж знаешь, мам, мне свой Талик нужен. Моя половинка.

Талик был главным героем того самого романа, с которого начались ее занятия с отцом и который так глубоко запал в душу Терновой-младшей. Две частички одного целого – Талик и его возлюбленная Шенне – по-прежнему были ее идеалом, сохранившимся сквозь годы, несмотря на взросление и окрепшее рационально-критическое мышление.

Светлана отнюдь не была наивной мечтательницей и долгие годы пыталась свою половинку сыскать. Пробовала встречаться с одноклассниками, однокурсниками, потом с коллегами. Знакомилась с молодыми людьми на студенческих конференциях, в командировках, не избегала случайных знакомств на улице и сходила на несколько свиданий через «Тиндер». У нее даже были заготовлены вопросы для экспресс-тестирования, вроде «какие у тебя жизненные принципы?» или «есть ли у тебя мечта?».

Но все тщетно. Дольше других – целых три свидания – она продержалась с невзрачным одногруппником, который поначалу казался ей скромным и вдумчивым, а на поверку вышел таким же самовлюбленным самцом, как и остальные.

К тому дню Светлана еще не отчаялась, но активные попытки отыскать своего суженого уже оставила.

– Горе от ума, Светка, – покачала головой Тернова-старшая.

К слову сказать, отец семейства тоже впоследствии раскаивался, что передал дочери «свою мудрость» слишком рано, тем самым скорее навредив, чем подсобив той. Однако делал он это редко и не сказать чтобы искренне, вероятно, полагая, что если и ошибся, то лишь в чем-то малом и незначительном.

– Присмотрелась бы уже к тем, кто постарше, – не в первый раз точила водой камень матушка.

– Ну, мам, я ведь уже говорила: у мужчин и так продолжительность жизни меньше, – приводила все те же возражения дочь, не желая менять свои застарелые фантазии об идеальном союзе. – Я не хочу к старости одна остаться.

На самом деле она не была такой упрямицей и пробовала «прицениться» к мужчинам лет на пять старше, быстро обнаружив, однако, что те не шибко мудрее сверстников, но при этом куда более косны и авторитарны.

– Тебе не о старости, а о молодости думать надо, – стояла на своем Тернова-старшая. – Разберут ведь всех, пока капризничать будешь.

– Не сыпь соль на рану, мам, – потеряла настроение Светлана. – Но в лотерею я играть не хочу.

– Знаю, Светик, знаю.

Мама встала, зашла ей за спину и поцеловала в темечко. Затем вынула у себя с затылка гребенку и медленно начала расчесывать дочери ее густые волосы.

– Ты че это там?

– Ничего, – о чем-то задумалась мама, – просто привожу твои лохмы в порядок.

Она не успела закончить, как дочери позвонили – прибыло еще со вчера заказанное такси. Несколько раньше положенного, но на разговоры времени более не осталось.

– Как доедешь, напиши! – на дорожку обняла девушку мать, как та объявила о своей готовности.

– Мам, даже не думай! – дав себя потискать, дружелюбно возмутилась Светлана. – Сколько мне уже? Я, считай, взрослая тетка уже! Завтра с утра тебе позвоню, как документы отдам.

– Ладно, не заводись. Аккуратненько там!

– Я же не за рулем.

– Тем более.

Основной целью поездки Светланы была встреча с Катей Мухиной – ее однокурсницей, одной из немногих, кого она могла назвать своей подругой, после учебы вернувшейся в родной Саяногорск. Просто поболтать, поглазеть на ГЭС, а при удачной погоде побродить по ближайшим горам – вот и был весь ее план. По пути еще надо было заехать в Абакан – закинуть какие-то документы маминой знакомой. Благодаря этому заданию Светлана отправилась в путешествие не на автобусе или поезде, а на такси, оплатить половину стоимости которого вызвалась мама – в качестве компенсации за неудобства.

Погода с утра стояла чудесная: бабье лето, солнечно; ветер уже прохладный, но воздух еще согревает. В предвкушении славного путешествия Тернова плюхнулась на заднее сиденье «Шкоды»… и тут же поморщилась. Пахло табаком.

– Красивый места тут! – вместо приветствия выдал водитель, по всей видимости, мигрант из Средней Азии. – Дорогой здесь жизнь? – продолжал он «беседу», отъезжая от дома Терновых.

Доброе настроение девушки вмиг сменилось раздражением, грозящим перерасти в злость.

«Че это я? – тут же поймала себя на всплеске эмоций Светлана. – Буду шесть часов злиться и пыхтеть? Ну уж…»

– И вам доброе утро! – натянула она улыбку. – Вы же не против немного салон проветрить? Кто-то курил, провоняло.

– Сейчас сделаю, секунда, – засуетился водитель, вслепую ища нужные кнопки. – В приложение только не надо, да? Про запах, хорошо?

– Договорились!

Девушка достала футляр с беспроводными наушниками и, вынув один из них, вставила в левое ухо.

– Мне тут послушать надо, ниче же?

Минут через тридцать стало комфортно: запах табака почти выветрился, симфонический металл, рекомендованный ей давеча братом, оказался вполне ничего, водитель успокоился и ничем более девушке не мешал. Вопреки первому впечатлению, вел он машину здорово: быстро, ровно, без дерганий и резких маневров.

Тернова напряглась лишь однажды: когда на пути через перевал им вылетела на подъеме лоб в лоб встречка. Водитель едва успел среагировать, частично уйдя на обочину и затем скорректировав возникший занос. Сквозь наушники она могла слышать череду ругательств, после которой мужчина попросил остановиться для вынужденного перекура.

Вскоре ругань повторилась. На этот раз девушка глазела в сторону и не сразу поняла, в чем сталось дело. Сдвинувшись к центру, Светлана увидела, что из-под капота машины валит густой белый дым, – что-то сломалось. Последовавший за этим удар в сердцах по клаксону подтверждал, что поломка, видимо, была серьезной.

– Че там, все плохо? – уже на улице спросила она у качающего возле капота головой водителя.

– Ловите попуток, приехали, – сплюнул на землю мужчина, теперь уже без спроса доставая сигарету. – Извините, что так… – не договорил он и спрятался в салоне.

Терновой ничего не оставалось, как последовать его совету. Пройдя около сотни метров по ходу движения и услышав за спиной приближающийся гул, она обернулась и, убедившись, что это легковушка, махнула рукой. К ее удивлению, первая же машина остановилась – белый внедорожник «БМВ» с московскими номерами.

Попутчики показались ей чудными: лощеный водитель в белоснежной рубахе и его эффектная пассажирка с силиконовой грудью, похожая на актрису или певицу. Такая компания не сулила Терновой приятной поездки, зато в плане безопасности была почти идеальной.

Не любительница досужих разговоров, девушка была готова к тому, что минут тридцать, а то и час придется светским беседам посвятить. Когда речь зашла о войне, она поначалу сомневалась, стоит ли в этот спор ввязываться: позиция попутчиков была ясна, а их имидж и тон общения намекали, что другая точка зрения для них вряд ли приемлема. И все же Светлана согласилась.

Тема украинского конфликта была ей знакома хорошо. Совсем недавно, будучи застигнутой началом войны врасплох, она затеяла большое исследование и сделала для себя немало занятных выводов. Всю аналитическую работу в этот раз Светлана проделала сама, лишь изредка прося помощи у отца, не питавшего к политике никакой приязни. И вот теперь, вместо разговора ни о чем, ей представлялась возможность проверить – сможет ли ее логика пошатнуть позицию этих убежденных в ином людей, и как вообще они будут на нее реагировать.

– Так вот… конфликт этот международный, – не слишком уверенно начала Тернова, – то есть участниками здесь будут страны. Тогда для начала надо ответить: «Кто за эти страны принимает решения?». Без персоналий пока, просто для общего понимания.

– Светочка, ну ясное дело, кто, – невольно выступил ей помощником Василий, – президентишки разные, премьерчики. Советники им что-то нашепчут. Министришки…

– Ну да, где-то так, – кивнула Тернова, – такие решения принимают первые лица. Тогда следующее: как становятся первыми лицами?

Фомин было открыл рот, чтобы дать очевидный ответ, но Наталья, недовольная таким «пособничеством», опередила его:

– Ты нам скажи, милая.

– Хорошо, – едва удержалась от усмешки Светлана. – Это зависит от политического устройства в стране. Обычно их выбирают. Реже назначают, ну или по наследству…

– И к чему это все? – фыркнула Наталья. – Чего сказать-то нам хочешь?

– Не, ну вы че? – шутливо возмутилась девушка. – У меня длинное объяснение. Вопрос же непростой!

Василий сдвинул на лбу морщины, улыбнулся. Ему импонировала их пассажирка – не только внешностью, но и своей невозмутимостью, способностью рассуждать о сложных вещах. В Наталье он последнего так и не обнаружил, но легко прощал ей это, полагая, что умных людей крайне мало, а умных женщин – и того меньше.

– Ты говори, говори, Светочка, мы слушаем.

– Ну вот, в тех странах, что нам интересны, первые лица избираются. А что тогда нужно для избрания? – задала она вопрос и тут же продолжила: – Во-первых, известность. Во-вторых, близкие избирателю обещания. И в-третьих, – девушка загнула средний палец, – нужны ресурсы: ну там, политтехнологи, СМИ, юристы, те, кто подписи собирает… реклама опять же, поддержка знаменитостей… других политиков.

– Это и ежу понятно, – нашел рассуждение тривиальным Фомин. – Куда ж ты без бабла прорвешься?

– Допустим, что известность можно получить вне политики, – развивала свою мысль Тернова. – Ну, через ринг боксерский или через кино, например.

– Ты про Кличко и Зеленского? – Василий рассмеялся, а его спутница наоборот вновь нахмурилась.

– Ну да, и про Рейгана тоже. – На миг девушке показалось, что водитель не такой уж сноб и зазнайка, как ей сперва представлялось. – С обещаниями, то есть с политической нишей – тут уже сложнее. Не один же ты такой умный, будут и другие, кто… ну, кто народные чаяния понять сможет. А тогда конкуренция за избирателя и снова ресурсы.

– И-и? – вновь вполне дружелюбно протянул Фомин.

– И тогда надо ответить: «А кто эти ресурсы может дать?». – Манера задавать вопросы вовсе не была уловкой, вовлекающей оппонента в диалог, так Терновой было проще самой удержать нить рассуждения. – Первое…

– Политические партии, – словно решив, что перед ним простейший детский кроссворд, уверенно перебил Василий.

– Ну-у… не совсем, – улыбнулась ему в зеркало девушка. – У партий же нет своих доходов, а на партийные взносы сильно не разгуляешься. Если грубо, то есть всего три категории таких субъектов: действующая власть, крупный бизнес и иностранные государства.

– Наташенька, что скажешь, – наконец заметив недовольство своей женщины, решил успокоить ее Василий, – логично пока у Светы выходит? Двойку пока не будем ставить? – ухмыльнулся он.

– Не будем, – сменила гнев на милость блондинка, – пока.

– Для удобства назовем их всех акционерами, – будучи по образованию финансистом, Светлана часто использовала определения и аналогии из области экономики.

– А его избиратели – миноритарии, выходит? – Фомин хохотнул. Ему всегда нравилось высмеивать власть и политику.

– Ну да, в лучшем случае, – с дежурной улыбкой согласилась Светлана, хотя находила это скорее грустным. – Интереснее, почему политики, ну… когда они приходят ко власти, почему они не забывают о своих акционерах. Ведь знаете, наверное, как на Востоке говорят: «Что стоит услуга, которая уже оказана?»