Kitobni o'qish: «Невероятный сезон»

Розалин Ивз

Shrift:

Rosalyn Eves

An improbable season

Печатается с разрешения литературных агентств Adams Literary и Andrew Nurnberg

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

* * *

«Очаровательная смесь «Гордости и предубеждения» и «Маленьких женщин».
Кейси Уэст

* * *

Моим родителям, Брюсу и Пэтти,
за то, что познакомили меня с чтением…
и Регентству

I
Уехать в Лондон

Талия

На рынок, на рынок девица ушла,
И вот снова дома, причем не одна.
На рынок, на рынок, не быть мне женой,
Стихи мне писать и остаться собой.

Талия Обри
Оксфордшир, конец февраля 1817 года

Грация Элфинстоун пропала.

У человека, не знакомого с ней, это могло бы вызвать тревогу, даже шок. Но Талия Обри, получив задание найти кузину, которую знала с младенчества, не была ни встревожена, ни шокирована. Откровенно говоря, она пребывала в бешенстве. Талия раздраженно поправила шляпку, из-под которой выбивались золотистые кудри, и отправилась в сторону сада, ботинки хрустели по гравию чуть громче, чем прилично для леди.

В обычный день исчезновение Грации не показалось бы столь примечательным. Она часто пропадала, а через несколько часов появлялась в невообразимом виде: грязный подол платья, пятно на носу, – рассказывая о звуке сирены или крике редкой птицы. Но исчезнуть этим утром, когда Талия, ее сестра Каллиопа и Грация должны отправиться в Лондон на открытие сезона, который проходил в одно время с заседаниями парламента и длился с конца зимы до июня, это переходило все границы. Учитывая также, что для Талии дебют был отложен на год из-за болезни мамы прошлой весной.

– Где ты, Грация? – бормотала она себе под нос, сойдя с дороги и пересекая лужайку. Весна в Оксфордшире все еще представлялась сладкой мечтой: кусты стояли почти голые, а немногие оставшиеся листья, побуревшие и намертво прилипшие к ветвям, несли следы вчерашних заморозков. Заморозки можно было считать хорошим знаком: дядя Джон сказал, что дороги будут чистыми, и они доедут быстрее.

Но какой смысл в морозе и чистых дорогах, если Грация не объявится?

Талия обогнула угол дома и посмотрела на живую изгородь, обрамлявшую сад. Она не думала, что кузина именно в это утро из всех возможных стала бы пробираться по лабиринту, но можно ли знать наверняка? Вдруг Грация заметила какое-нибудь насекомое на извилистой дорожке? Хотя, наверное, для жуков в этом году еще слишком рано?

Окна поместья Элфинстоун подмигивали Талии в утреннем свете. Поместье дяди и тети часто становилось ее убежищем, когда переполненный дом отца-священника начинал слишком утомлять, хотя в данный момент необъятность поместья играла против нее, ведь Грация могла спрятаться где угодно.

– Талия!

Она обернулась и увидела, что на нее надвигается Адам Хетербридж.

Хотя Талия и считалась весьма высокой для юной леди, Адам был на несколько дюймов выше, с песочными волосами и голубыми глазами, сиявшими за очками в золотой оправе.

Она улыбнулась.

– Пришел проводить нас?

Адам был всего лишь их соседом, прежде чем стать другом ее брата Фредерика, но прошлой весной, когда Адам окончил Оксфорд, в то время как Фредди все еще усердно учился, кое-что поменялось. Адам хотел посвятить себя церкви, но пока ждал, чтобы получить приход, продолжал обучение у отца Талии. Ежедневные визиты в дом викария превратились в ежевечерние свидания с его дочерью, во время которых они по-дружески спорили об истории, книгах, философии и всем остальном, что вызывало у них интерес.

– Да. Хорошо, что Грация пропала, иначе я бы опоздал!

Талия скорчила гримасу и перекинула через плечо золотистый локон.

– Рада, что ее исчезновение – хоть для кого-то удача. – Она вошла в лабиринт. Адам шел рядом. – Но тебе не стоило беспокоиться. Ты ведь присоединишься к нам через несколько дней.

Он не собирался ехать в Лондон, но его отец настаивал, чтобы сын побывал в свете, прежде чем похоронить себя в сельском приходе. И даже тогда он, вероятно, воспротивился бы, но Талия подслушала, как ее отец сказал Адаму, что ему будет спокойнее, если в Лондоне его дочери окажутся под благотворным влиянием Адама, и это не говоря о том, что их сопровождают дядя с тетей. В конце концов он согласился погостить в Лондоне у кузена, как только закончит работу для отца Талии.

– Верно. Но я обещал Фредерику проводить вас вместо него.

– Фредди попросил тебя? – Это совершенно не походило на ее брата, который не помнил ничего из того, что не касалось его самого. Талия сомневалась, что он прислал другу хоть строчку из Оксфорда.

Адам молчал, убирая с их пути ветку.

– Не совсем. Но уверен, он хотел бы этого.

– Хочешь сказать, что ты бы поступил так, будь у тебя братья или сестры. Потому что ты – принц среди мужчин.

– Это ставит меня довольно высоко, – скромно ответил он. – Скажем, скорее… маркиз.

Поскольку маркиз все же занимал более высокое положение в обществе, чем дочь викария и будущий священник, Талия рассмеялась и повела Адама в центр лабиринта. Она бывала здесь так часто, что могла бы пройти с закрытыми глазами и не пораниться. Она снова позвала Грацию, когда они добрались до центра, хотя не очень надеялась на ответ.

– А что вы сделаете первым делом, когда приедете в Лондон, мисс Обри? – спросил Адам.

– О, теперь я мисс Обри? Минуту назад я была Талией.

– Я лишь даю тебе возможность привыкнуть к более подобающему обращению, – ответил он. – Но могу называть тебя Тудли, если хочешь.

При упоминании своего детского прозвища Талия скорчила гримасу и завернула за угол.

– Только посмей.

– Ты уходишь от ответа на мой вопрос.

– Нет. – Она на мгновение задумалась. – Полагаю, сначала мы пообедаем, потом отдохнем. А потом я найду книжную лавку Хэтчардса, если только тетя Гармония не заставит меня ходить по магазинам.

– Рад, что у тебя расставлены приоритеты, – отметил Адам. – Я всегда скептически относился к мероприятиям, связанным с новой одеждой.

Талия рассмеялась.

– Не говори этого Калли. Она самозабвенно мечтает о новом гардеробе.

Они вышли из лабиринта. Так и не найдя Грацию.

– Кто-нибудь искал в теплице? – спросил Адам, указывая на стеклянную конструкцию, стоящую в отдалении.

– Дядю Джона послали туда, – сказала Талия, направляясь через газон к лесистому участку. – Хотя, зная Грацию, она наверняка на полпути в лес, и, когда мы ее найдем, она будет вся в грязи, и придется ждать, когда она переоденется. Мама послала детей с тетей Гармонией искать в доме, иначе мы, без сомнения, искали бы потом и их.

– Как думаешь, что заинтересовало Грацию на этот раз? – спросил Адам.

– Бог знает. Возможно, услышала трель и решила узнать, что там за птица. Или садовник нашел лисий помет, на который ей захотелось взглянуть.

Хотя, будь это так, разве садовник не сказал бы, что видел ее?

– И Грация дебютирует с тобой? Что, черт возьми, она будет делать в Лондоне?

Талия пожала плечами.

– Танцевать с кавалерами, быстро забывать их имена и жалеть, что не проводит это время на лекции в Королевской академии наук. – Тетя Гармония хотела, чтобы дочь дебютировала прошлой весной, когда им с Талией было по семнадцать, но Грация отказалась без кузин, и теперь они должны выйти в общество вместе. «Выходить в общество» значило, что молодая девушка достигла брачного возраста, и ей дозволено посещать балы и светские мероприятия.

Талия гадала, сожалеет ли Грация об опрометчивом обещании дебютировать вместе с кузинами. Возможно, она пряталась. Но ее родители могли позволить себе устраивать дочери дебют каждый год, так что едва ли станет большой проблемой, если она пропустит этот сезон. Или следующий, если на то пошло.

С Талией и Калли было иначе, их стесненные обстоятельства означали, что им необходимо позаботиться о своем будущем. Мама надеялась, что обе они найдут себе мужей, но…

– А ты? – спросил Адам.

– Что ж, не буду жалеть, что не попала на научную лекцию, – заметила Талия, и Адам рассмеялся. Ей нравился его смех, то, как загорелся его взгляд и появились морщинки под глазами. – Я люблю танцевать, слава богу хоть за это. Но не собираюсь ехать в Лондон, чтобы найти себе мужа. Я хочу погрузиться в интеллектуальный мир, побывать в салонах, услышать самые яркие современные идеи, впитать это все. Это даже лучше, чем библиотека. И там я найду издателя для своих стихов, тогда мне не понадобится мужчина, чтобы содержать меня.

– Смотри, как бы тебе не стать синим чулком, – поддразнил Адам. – У твоей семьи и друзей есть репутация, которую нужно поддерживать.

– Если «синий чулок» будет худшим, что обо мне скажут, мама вздохнет с облегчением. И непохоже, чтобы подобная репутация навредила тебе, – сказала Талия.

Адам тоже считался книжником, хотя в его случае склонность к учености считалась не недостатком, а достоинством.

Когда они приблизились к лесу, окружавшему владения дяди Джона, Талия заметила что-то голубое.

– Вот и она, – объявила Талия, подталкивая Адама вперед.

Мгновение спустя из леса вышла Грация с распущенными волосами, одетая в старое синее платье, которое берегла для полевых экскурсий. Поскольку кузина была пышной девушкой, а платью насчитывалось уже несколько лет, ткань натягивалась на лифе, и подол был настолько коротким, что Талия видела старые сапоги и добрых несколько дюймов шерстяных чулок.

Грация заметила их.

– Привет! – Она помахала рукой. – Что привело вас сюда? Разве не прекрасное утро? На пруду оказалась утка-мандаринка, она так беззаботно плавала.

Талия сделала глубокий вдох. Кузина не пряталась: она просто забыла, что сегодня за день.

Грация подошла ближе и заметила темно-синее дорожное платье Талии. Ее веснушчатые щеки порозовели от стыда.

– О, нет. Лондон. Мама прислала горничную напомнить мне, а я всего лишь хотела улизнуть на несколько минут, мне показалось, что я услышала крик удода, но это, конечно, был не он, а потом я увидела утку и забыла обо всем.

Ее розовые щеки побледнели.

– Мама очень сердится?

Талия задумалась.

– Я бы сказала, она смирилась. – Поскольку у тети Гармонии, леди Элфинстоун, не было других детей, которые могли бы воплотить в жизнь материнские амбиции, Грация была единственной, хотя и слабой возможностью осуществить ее светские мечтания. Ее планы не очень омрачало нежелание дочери разделять их, хотя это часто и мешало.

– О, все хуже и хуже! Я бы предпочла гнев смирению.

Грация подобрала юбки и побежала через газон, ее волнистые каштановые волосы рассыпались по плечам. Талия и Адам не спеша последовали за ней.

Родители Талии ждали их во дворе вместе с Калли, которая едва не подпрыгивала от энтузиазма, ее темные кудри трепетали вокруг лица. Двое младших детей Обри носились вокруг экипажей, а Антея, в свои четырнадцать лет слишком юная для выхода в свет, стояла рядом с матерью, надувшись.

– Слава богу, Грация нашлась, – вздохнула мама. – Талия, ты готова ехать в Лондон?

– Да, мама, – ответила та, проверяя, надежно ли закреплены на экипаже ее с Калли сундуки.

– Я принес тебе кое-что, – сказал отец, протягивая элегантную книгу в кожаном переплете. Страницы внутри были пустыми. – Надеюсь, ты заполнишь их стихами и будешь держать меня в курсе своих успехов.

– Обязательно посещай церковь и слушайся тетю. Она знает всех достойных джентльменов, – наставляла мама. Она рассеянно поцеловала дочь в щеку, прежде чем умчаться спасать младшего сына от копыт лошади, и бросила через плечо: – И пиши нам каждую неделю!

Отец привлек Талию к себе и крепко обнял.

– Я рассчитываю, что ты поможешь тете с дядей. Ты – мое разумное дитя, и верю, что ты присмотришь за Каллиопой в мое отсутствие и убережешь ее от неприятностей.

– Конечно, папа. – Талия проглотила едкий ответ: «Мне казалось, благотворное влияние – это задача Адама». Даже отцу она не сказала бы, что надеется хотя бы в Лондоне наконец побыть безрассудной и безответственной.

– Давай, Талия! – позвала Калли, в последний раз обняв Антею, которая уже начала шмыгать носом. – Тетя Гармония предоставила нам свою карету. Она говорит, мы не захотим слышать храп дяди, но думаю, это потому, что она хочет путешествовать с дядей Джоном.

Адам помог Калли сесть в экипаж, потом протянул руку Талии. Когда она приняла помощь, Адам удивил ее, коснувшись губами ее щеки.

– Счастливого пути, Тудли, и не забывай меня.

Ее кожу покалывало там, где он оставил легкий поцелуй, Талия постаралась не обращать внимания на жар, приливший к лицу… и Калли, которая самым неподобающим для леди образом заулюлюкала внутри кареты. Талия притворилась, что не заметила многозначительного взгляда, который мать бросила на отца. Адам был ей как брат – самый старый друг, не считая Калли и Грации. Она с трудом подыскивала острое замечание, что-нибудь, чтобы разрядить атмосферу.

– Сомневаюсь, что забуду тебя меньше чем за пару недель.

Адам рассмеялся, а Талия устроилась рядом с сестрой.

Через несколько минут Грация со смиренным видом вышла во двор. На ее щеках после умывания сиял яркий румянец. Адам и ей помог сесть в экипаж.

– Отправляйтесь и возьмите Лондон штурмом.

– Если под штурмом ты подразумеваешь ураган, – мрачно ответила Грация, – то это, пожалуй, мой выбор.

У Талии в голове возник образ огненно-рыжего вихря, сеющего хаос в ничего не подозревающем городе. Начала складываться поэтическая строка: «Крутящийся ветер, разрушивший мир, презренною женщиной ты оказался». Хм. Нет. Кузину едва ли можно назвать «презренной».

Адам рассмеялся.

– Верь в себя хоть немного, Грация. – Он закрыл дверцу и отступил, махая им.

Младшие дети Обри кричали, колотя по карете, пока мать не оттащила их назад. Экипаж дернулся. Пальцы Калли сомкнулись на руке Талии, холодные, несмотря на одеяло, которым укрыли сестер.

– Лондон, – выдохнула Калли.

Грация, сидевшая напротив, лицом к сестрам Обри, выглянула в окно и помахала рукой. Талия смотрела вперед, на дорогу, которая уносила их прочь из знакомого мира.

– Лондон, – согласилась она, эхом ответив Калли.

Она собиралась использовать все возможности, которые он предлагал.

II
Радости вечеринок

Калли

Нельзя устроить слишком большую вечеринку.
Большая вечеринка развлекается сама собой.
Автор «Эммы»,
из сборника банальностей Каллиопы Обри

Когда голоса братьев и сестер стихли позади, Каллиопа Обри прижала ладонь к животу, подавляя странный трепет. Сложно было сказать, чего ей хочется: смеяться или плакать. Она направлялась в Лондон, о чем мечтала с тех пор, как узнала, что молодые женщины поступают так, когда их начинают считать достаточно взрослыми.

Калли и раньше бывала вдали от дома. В пятнадцать она ездила в Бат с двоюродной тетей, но они лишь посещали воды, поскольку тетя считала ее слишком юной для знаменитых балов и ассамблей. И она побывала в Оксфорде и в замке Уорик. И даже добралась до Банбэри в базарный день.

Но Лондон, светское общество? Все семнадцать лет ее жизни, казалось, вели к этому. Мисс Каллиопа Обри любила семью больше, чем что бы то ни было в мире, но вторым пунктом с небольшим отрывом шли вечеринки. Конечно, она предпочитала их церкви, в которой служил ее отец, хотя об этом старалась не задумываться часто, поскольку чувствовала себя виноватой. Но с другой стороны, даже в Библии есть описания пиров, так что это не могло быть слишком порочно с ее стороны.

А что такое Лондон, особенно Лондонский сезон, как не вечеринка такого масштаба, о какой Калли и не мечтала?

И все же, пока ее сестра решительно смотрела вперед, а кузина дико махала тем, кто остался позади, Калли не ощутила безграничного энтузиазма, как ожидала. Ей хотелось развернуть экипаж, забрать отца, мать – и да, даже младших детей – и увезти всех с собой. Если бы только ей не пришлось оставить позади частичку сердца, Лондон был бы идеален.

Калли шмыгнула носом, а когда Грация протянула ей чистый, хотя и мятый носовой платок, решила, что ведет себя нелепо. Лондон восхитителен, она не сомневалась в этом и намеревалась наслаждаться каждой минутой там, одеждой, концертами и достойными внимания женихами. Она смотрела, как мимо мелькают знакомые поля, и слушала цокот лошадиных копыт по утоптанной грунтовой дороге, стараясь поднять себе настроение. Когда старший кучер подал сигнал, что они подъезжают к шлагбауму, ей даже не пришлось заставлять себя улыбаться.

– Как думаешь, у нас сразу же появятся кавалеры? – спросила Калли, к явному облегчению Талии прерывая лекцию Грации о брачных привычках лебедя-трубача. Калли украдкой улыбнулась сестре. Хотя они были совсем не похожи: Талия высокая и светловолосая, с почти черными глазами, тогда как Калли миниатюрная и темноволосая, с голубыми глазами и кожей, которая легко загорала на солнце, – их разница в возрасте составляла всего тринадцать месяцев, и сколько Калли себя помнила, они всегда были лучшими подругами. Если Калли иногда и не понимала любовь Талии к размышлениям, а Талия – любовь Калли к людям, они искренне любили друг друга.

– Предполагаю, что так и будет, – сказала Грация. – Ты всех любишь, в результате невозможно не отвечать тебе тем же. А Талия так прелестна, уверена, у нее тоже найдутся поклонники. – Она вздохнула. – Что касается меня, если мама и сможет кого-нибудь запугать, чтобы он ухаживал за мной, то лишь за мои деньги, и это мне совсем не нравится. – Она просияла. – Я собираюсь подойти к сезону как к эксперименту, внимательно изучать светские ритуалы и сделать выводы, чтобы развлечь себя.

– Только поделись ими с нами, – сказала Талия. В глубине души Калли меньше интересовали наблюдения Грации за высшим светом, чем собственный опыт, но она согласилась со словами сестры. Разговор перешел к обсуждению светил науки и искусства, с которыми Грация и Талия надеялись встретиться. О большинстве из них Калли никогда не слышала, что укрепило ее тайное убеждение, что в той части высшего общества, к которой она надеялась присоединиться, необязательно будут умные люди. Что даже к лучшему, потому что интеллектуалы часто оказывались настолько серьезны, что с ними становилось совсем скучно. Калли проигнорировала разговор, вернувшись к своим размышлениям. Правда ли корсеты принца-регента скрипят так, как об этом болтают? И сможет ли тетя Гармония раздобыть приглашения в залы ассамблеи «Олмак», как обещала?

Она достала из дорожной сумки экземпляр La Belle Assemblée и начала представлять, какие платья могла бы заказать. Она понимала, что по большей части эти мечтания так и останутся неосуществленными, поскольку дочь многодетного священника должна быть умеренна в своих желаниях, но это ее не расстроило. По крайней мере, не слишком сильно. Тетя Гармония предложила подарить ей что-то из своего гардероба, и, возможно, удастся убедить ее побаловать любимую племянницу несколько больше, чем одобрила бы мама.

А модный гардероб был необходим, если Калли собиралась блистать в обществе, как планировала. Она намеревалась обзавестись друзьями и поклонниками… и, возможно, если очень повезет, мужем. Мама надеялась, что хотя бы одна из них удачно выйдет замуж, а Талия была слишком поглощена книгами, чтобы проявлять практичность. Но не существовало таких причин, по которым практичность нельзя было бы сочетать с весельем. В конце концов, можно выйти замуж по любви и за деньги.

Одну ночь путешествия они провели в маленькой, но опрятной гостинице, и Калли вспомнила о маме, папе и младших детях не менее полудюжины раз. Но прежде чем она успела поверить, что такое возможно, они снова выехали на дорогу и оказались на окраинах Лондона. Утрамбованная земля сменилась булыжником, фермы – тесно стоящими домами и магазинами. Калли восхищалась красивыми зданиями, мимо которых они проезжали, пока торговцы выкрикивали рекламу товаров. Она даже втайне наслаждалась теснотой на дорогах, задержавшей их прибытие, так у нее появилось больше времени осмотреться, получив неоспоримое доказательство, что они в Лондоне.

Калли надеялась этим же вечером отправиться на бал, но тетя Гармония высказалась против.

– Мы не станем появляться на публике как деревенщины, необходимо обновить гардероб, прежде чем выйти в свет, – сказала она. Но затем испортила эффект своих слов, добавив: – Кроме того, в Лондон еще немногие прибыли, и не стоит вести себя так, будто мы отчаялись.

Калли, как могла, развивала в себе добродетель терпения. В следующие несколько дней они посетили больше магазинов, чем ей возможно было представить: лучших и, как подозревала, самых дорогих модисток, галантерейные лавки, портних и многое другое.

Как только прибыли новые костюмы для верховой езды, девушкам разрешили проехаться верхом в сопровождении грума по Гайд-парку. Они неторопливо следовали за ним по Роттен-Роу вдоль Серпантина, и Калли разглядывала молодых джентльменов, проходивших мимо, приподнимая шляпы, и жалела, что ее не представили кому-нибудь, кому угодно, ведь юной леди неприлично здороваться с молодым человеком, которому она не представлена.

Через неделю после их приезда леди Элфинстоун начала наносить утренние визиты избранным представителям высшего света. Она познакомила девушек с подругами и их дочерями, а потом, пока они не опозорили себя своим поведением, выбрала покровительниц «Олмака», чье одобрение требовалось, прежде чем кому-то из Элфинстоунов или Обри позволили бы войти в бальный зал.

Калли едва могла вздохнуть, когда присела в реверансе перед леди Салли Джерси, хорошенькой шатенкой с приветливой улыбкой. Когда леди Джерси начала говорить – безостановочным потоком слов, который сразу объяснил, почему ее называют «Молчанием», – Калли расслабилась. Эта женщина оказалась не такой устрашающей, как она думала. Талия, как всегда, была очаровательна, и даже Грация, казалось, выставила себя в выгодном свете, ограничившись короткими, не вызывавшими возражений замечаниями о погоде и, к счастью, не о привычках какого-то существа, лебедя или кого бы то ни было.

Еще одна покровительница «Олмака», принцесса Эстерхази, прибыла к леди Джерси в тот момент, когда Элфинстоуны и Обри собирались уходить, и была очень любезна. Она схватила Калли и Талию за руки и соединила их.

– Но вы сестры? Какой очаровательный контраст. Обещаю, о вас заговорит весь свет.

Калли хотела бы, чтобы мама услышала эту похвалу, и сделала мысленную пометку, чтобы рассказать об этом в следующем письме домой. Она проигнорировала укол тоски при мысли о матери и сосредоточилась на том, что было важно: они с сестрой получили приглашения в «Олмак» – одно из самых эксклюзивных мероприятий светского сезона.

Довольная дневной прогулкой, Калли провела ужин и несколько партий в вист со старшими Элфинстоунами и Грацией, пока Талия царапала стихотворные строчки на листах бумаги. Затем Калли удалилась в свою комнату и начала добросовестно описывать в дневнике события дня, полная решимости не упустить ни одного радостного момента первого сезона, и тут осознала нечто ужасное: за все время их визита она не встретила ни одного подходящего джентльмена.

На следующее утро последовал новый раунд визитов, сначала к миссис Солсбери, старой школьной подруге тети Гармонии. Лакей провел их в салон, со вкусом оформленный в бледно-золотистых и зеленых тонах, и миссис Солсбери томно поднялась со своего места, чтобы обнять подругу. Пожилые женщины отошли к окну и начали болтать, оставив девушек развлекать двух дочерей миссис Солсбери, старшая из которых была замужем за лордом Стэнторпом и привезла с собой маленького ребенка.

Грация и Талия разговорились с младшей, мисс Энн Солсбери, хорошенькой девушкой с тициановскими волосами, которая только начинала свой второй сезон. Калли увидела румяного мальчика, сидящего на полу, и не смогла удержаться и не присесть рядом с ним. Она обожала детей. Тетя Гармония бросила на нее строгий взгляд, но, поскольку кроме них тут никого не было, ничего не сказала.

Калли прикрыла глаза ладонями, а затем раскрыла так, как делала с младшими братьями и сестрами. Мальчик захихикал. Его мама улыбнулась Калли, взглянув сверху вниз.

– Вы любите детей, мисс Каллиопа? – спросила леди Стэнторп. Как у матери и сестры, у нее были рыжеватые волосы и ярко-голубые глаза.

– Калли, пожалуйста… и да, люблю! Это такие забавные булочки, не правда ли? Я помогаю маме с младшими братьями и сестрами, и иногда, если кто-то из женщин в приходе болен, мы с мамой занимаемся их малышами.

– И, возможно, у вас скоро появятся собственные? – Леди Стэнторп лукаво приподняла брови. Калли покраснела.

– Надеюсь, не слишком рано. Я не тороплюсь выходить замуж, хотя с нетерпением жду начала сезона.

– Вы уже бывали на каких-нибудь вечерах?

– Нет. Тетя Гармония не позволила нам, пока не готов гардероб, но завтра мы отправляемся на вечер к Гардинерам.

Малыш подполз к Калли и похлопывал ее по колену, пока она не взяла его на руки. Он был теплым и пах молоком. Он попытался встать на ножки у нее на коленях, и она схватила его пухлые ручки и помогла ему подняться.

– Уверена, вечер пройдет замечательно. У миссис Гардинер всегда лучшие закуски, а обе ее дочери великолепно играют на фортепиано. – Леди Стэнторп добавила: – Думаю, мой брат Генри неравнодушен к старшей мисс Гардинер.

Словно услышав ее слова, в салон, постукивая хлыстом для верховой езды по блестящим высоким ботинкам, вошел молодой человек. Он не отличался высоким ростом, его вьющиеся рыжие волосы были уложены в модную прическу «Брут», а улыбающееся открытое лицо вызывало симпатию.

– Мы только что говорили о тебе, Генри, – сказала леди Стэнторп, и ее улыбка стала шире, а на щеках появились неглубокие ямочки. Она похлопала по дивану рядом с собой.

Молодой человек повернулся к ним в тот момент, когда ребенок на коленях Калли срыгнул, молочно-белая жидкость пролилась на рукав ее платья и потекла по руке.

Калли вспыхнула. Мистер Солсбери – если это действительно был брат леди Стэнторп – являлся, возможно, самым красивым мужчиной, какого она встречала в Лондоне. И вот она здесь, сидит на полу в детской рвоте.

Леди Стэнторп вскочила с дивана и подхватила ребенка, передав его няне, прежде чем последовать за ней из комнаты.

– Ох, Каллиопа. – Тетя Гармония вздохнула. Будто Калли виновата в том, что дети часто срыгивают. Талия встала, но мистер Солсбери оказался быстрее, подойдя к Калли и наклонившись, чтобы предложить руку. Его хватка была крепкой, и он поднял ее так, словно она ничего не весила. Калли, возможно, и хотела бы выглядеть более грациозной, но поклон мистера Солсбери был безупречен, как и носовой платок, который он протянул ей, когда она опустилась на диван, освобожденный леди Стэнторп. Она вытерла руку и промокнула рукав платья.

– Это неразумное дитя проделывало со мной подобное столько раз, что и не сосчитать, – признался мистер Солсбери, садясь рядом с Калли, отчего диванная подушка сместилась под его весом. – И всегда – на мой лучший жилет, будто у него чутье на то, что следует испортить.

У нее неожиданно перехватило дыхание от осознания, что его безукоризненно одетое бедро находится всего в нескольких дюймах от ее. Чувствовал ли он кислый запах попавшей на нее детской слюны? Как бы то ни было, мистер Солсбери казался веселым, и тот факт, что малыш проделывал с ним то же несчетное количество раз, наводил на мысль, что это его не так уж и беспокоило.

– Итак, – сказал он, и в глазах у него появился огонек, не вызывавший доверия, – вы с моей сестрой говорили обо мне перед тем, как мой племянник несчастливо прервал беседу?

Калли снова покраснела. Хотя быть застигнутой за разговором о красивом молодом человеке было не так неловко, как оказаться покрытой детской рвотой, но все же не совсем прилично.

– Мы говорили о завтрашнем вечере у Гардинеров, и ваша сестра сказала, что вы… – Влюблены в старшую дочь Гардинеров. Нет. Она не может сказать подобное мужчине, с которым только что познакомилась. – Любите танцевать.

Миссис Солсбери, сидящая на соседнем диване, спросила:

– Думаете, там будут танцы? Миссис Гардинер обычно не приветствует увеселения на своих вечерах.

Глаза мистера Солсбери, карие с зелеными и золотыми крапинками, остановились на лице Калли.

– Если танцы будут, – сказал он, – сочту за честь потанцевать с вами, мисс Каллиопа.

– О! Я не… – Она замолчала в замешательстве, слишком поздно осознав, что он, должно быть, решил, будто она напрашивается на приглашение, но, если откажется, это будет выглядеть невежливо.

Мистер Солсбери улыбнулся, продемонстрировав такие же ямочки на щеках, что и у сестры, и повернулся к Талии и Грации.

– Я был бы счастлив потанцевать и с вашими сестрами, как только нас представят.

Тетя Гармония тут же поспешила сделать это и добавила:

– Талия и Каллиопа – сестры. Грация – моя дочь, их кузина.

Мистер Солсбери вновь повернулся к Калли.

– Каллиопа – не самое распространенное имя. Кажется, греческое? Значит, ваш отец – ученый человек?

На этот раз ей удалось улыбнуться.

– Папа священник. Он много читает, но я не назвала бы его ученым. Вина за выбор наших имен лежит на маме. Ее отец был ученым. Ее зовут Софрония, ее сестру – Гармония, и они обе решили, что продолжат традицию греческих добродетелей и граций в своих дочерях. Вы уже знакомы с Талией и Грацией, а моих младших сестер, оставшихся дома, зовут Урания и Антея.

– Вот только родители перепутали наши имена, – добавила Талия, – потому что Калли любит веселье, а я более поэтична.

Калли понимала, что Талия всего лишь хочет поддержать ее в разговоре, но невольно задалась вопросом, осознала ли сестра крохотный, словно шпилька, укол в своем замечании, предполагающем, что Талия – серьезна и поэтична, а Калли – пустышка.

– Да, – сказала она, пытаясь спасти ситуацию. – Я остроумна. То есть… не совсем остроумна, поскольку говорить подобное о себе не имеет смысла, но умею заставить людей смеяться… – Калли замолчала в смятении.

Что за чушь она говорит.

– Имя порой может быть обузой, – заметил Генри, любезно проигнорировав неудачный ответ Калли. – Взгляните на меня: предполагается, что «Генри» – благородный лидер, но я, увы, едва ли таков. Трагически неподходящее имя.

«Как Грация», – подумала Калли. Тетя Гармония назвала дочь в честь граций, будто кто-то способен соответствовать подобному имени.

– Все могло оказаться и хуже, – продолжил мистер Солсбери. – Если бы вас назвали Эвтерпой или Терпсихорой.

Она рассмеялась.

– Воистину, ужасная судьба! Когда у меня появятся дети, у них будут простые, обыкновенные имена, с которыми они смогу жить так, как захотят.

Улыбка мистера Солсбери стала шире, его большие, привлекательные глаза оставались прикованы к ее лицу.

– Не то чтобы я много думала о том, чтобы завести детей, ведь я еще не замужем, и хочется выйти замуж прежде, чем заводить их… – «Прекрати нести бред», – яростно приказала себе Калли. Учитывая ее промах с танцами, а теперь еще и это, мистер Солсбери, вероятно, решит, что она добивается предложения. А она едва с ним познакомилась. Все ее манеры, казалось, забылись.