Kitobni o'qish: «В горящем золотом саду»

Για τον Παππού¹

Rory Power

In a Garden Burning Gold

* * *

© Rory Power 2022

First published in Great Britain in 2022 by Titan Books

© Тихонова А., перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2024

От автора

Вымышленный мир книги вдохновлен разными частями света, но не отражает ни одну конкретную страну или культуру в какой бы то ни было период времени.

Действующие лица

* обозначает умерших

Тизакос

*Айя Ксига – святая, по преданиям, жившая в Ксигоре.

Василис Аргирос – стратагиози Тизакоса, отец Александроса, Реи, Ницоса и Хризанти.

*Ирини Аргирос – супруга Василиса Аргироса, мать Александроса, Реи, Ницоса и Хризанти.

Александрос Аргирос – сын и преемник Василиса Аргироса, брат-близнец Реи.

Реа Аргирос – дочь Василиса Аргироса, Тиспира, сестра-близнец Александроса.

Ницос Аргирос – сын Василиса Аргироса.

Хризанти Аргирос – дочь Василиса Аргироса.

Яннис Ласкарис – ксигорский наместник Тизакоса.

Эвантия Ласкарис – супруга Янниса, мать Михали.

Михали Ласкарис – сын и наследник ксигорского наместника.

Гиоргиос Сперос – рокерский наместник Тизакоса.

Каллистос Сперос – сын и наследник рокерского наместника.

Димитра Маркоу – мирицкий наместник Тизакоса.

Ламброс Контопоулос – претендент на руку Реи в зимнем сезоне.

Димос Галанис – претендент на руку Реи в зимнем сезоне, брат Никоса.

Никос Галанис – претендент на руку Реи в зимнем сезоне, брат Димоса.

Пирос Зограф – высокопоставленный член Схорицы, беженец из Амоловы.

Елени Аврамидис – служанка в доме Аргиросов.

Флора Стамоу – служанка в доме Аргиросов.

Лефка – лошадь.

Трефацио

Тарро Домина – стратагиози («стратагорра» на трефацком) Трефацио.

Джино Домина – сын и преемник Тарро Домина.

Фалька Домина – дочь и преемница Тарро Домина.

*Люко Домина – первый стратагиози («стратагорра» на трефацком).

Франциско Домина – потомок двоюродного брата Тарро.

Карима Домина – дочь Тарро.

Марко Домина – сын Тарро.

Меркер

Зита Девеци – стратагиози («ордукамат» на меркерском) Меркера.

Ставра Девеци – дочь и преемница Зиты Девеци.

Чужа

Настя Руденко – стратагиози («торавосма» на чужском) Чужи.

Олек Руденко – сын и преемник Насти.

Амолова

Аммар Баша – стратагиози («корабрет» на амоловакском) Амоловы.

Ора Баша – дочь и преемница Аммара.

Превдъен

Милад Караич – стратагиози («восвидъяр» на превдъенском) Превдъена.

Марьям Караич – дочь и преемница Милада.

Глава 1
Реа

Неделя вдовства тянулась невыносимо долго. Черные одеяния, заунывное пение, вуали… эти мрачные дни любого свели бы с ума. Реа никак не могла привыкнуть к трауру даже после всех многочисленных браков. Что ж, по крайней мере, от нее не ожидали горьких слез.

Она подалась вперед на сиденье кареты, громыхавшей по дороге в сторону Стратафомы – отцовского дома, ютившегося на краю отвесной черной скалы. Издалека удавалось разобрать лишь непробиваемую внешнюю стену и верхушки каменных крыш. Где-то там, за парадным двором и двойными дверьми, ее ждала семья. Конечно, больше всех ей обрадуется Александрос, как, впрочем, и Реа ему. Близнецы всегда тяжело переносили разлуку.

Младший брат Реи, Ницос, проводил все дни с утра до вечера в мастерской и обычно даже не замечал ее отсутствия. А вот Хризанти наверняка будет счастлива увидеть сестру хотя бы потому, что Реа всегда делилась с ней историями о путешествиях.

Крошка Хризанти… впрочем, все они уже не дети, и теперь их нельзя так называть. Младшая сестра Реи любила собирать рассказы о ее почивших супругах и хранила их в шкатулке у кровати.

Порой по ночам можно было услышать, если, конечно, намеренно напрячь слух, как Хризанти открывает шкатулку и съедает парочку историй, оставляя крошки на простыне. Что ж, и на сей раз она не разочаруется. Реа сохранила несколько особенно ароматных, сладких и пряных. Хрустящих, как осенние листья.

Как раз такие истории нравились Хризанти больше всего.

Карета подъехала к двойным дверям во внешней стене Стратафомы. Неровная поверхность была выкрашена в темно-синий, неофициальный цвет Аргиросов. История рода недостаточно глубоко уходила корнями в века, чтобы семья могла законно претендовать на оттенок, но отец Реи очень гордился своей фамилией и настаивал на том, чтобы во всем – и в одеждах, и в интерьере – преобладал насыщенный темно-синий. Он был стратагиози Тизакоса, а значит, нес ответственность за страну. Поэтому и на его детей упало бремя обязанностей.

Реа единственная была вынуждена по долгу службы покидать дом и отправляться в чужую постель в незнакомом жилище в каком-либо из городов, которые находились под влиянием отца.

Но с последним супругом все слишком затянулось. Он допустил неприятную ошибку – позволил себе влюбиться. Реа увидела оттенок нежных чувств в глазах мужа, и у нее не поднялась рука вонзить нож ему под ребра. Она ощутила… Вероятно, укол вины.

Лишь после того, как на высокую траву и оливковые деревья лег утренний холод, и супружеская чета села завтракать, Реа нашла в себе силы попросить мужа отвернуться и не двигаться. Убийство вышло неаккуратное, и это дурно сказалось на сезоне. Все складывалось куда лучше, если она сразу добиралась до сердца.

Реа непременно так и поступит со следующим, зимним супругом, которого выберут через две недели.

Карета поехала дальше по булыжной мостовой, через земли поместья к парадному двору. Реа увидела деревянные обитые гвоздями двери на цепях и шестеренках, которые распахнулись будто сами по себе. Сразу узнавалась рука Ницоса. Он был средним ребенком в семье – старше Хризанти, но младше близнецов. И в то время как Александрос всюду следовал за Васой подобно тени, Ницос без устали трудился в мастерской. Он мог собрать и заводную игрушку с паровым сердцебиением, и целый садик с часовым механизмом, засеянным цветами из ткани.

Ницос занимался машинами и механизмами, чтобы в любом уголке поместья все работало исправно.

Дорога за воротами была поровнее, и булыжник сменился каменными плитами, выложенными, словно лоскутное одеяло. Реа прильнула к окну, чтобы поскорее увидеть двери, ведущие во внутренний двор. Для кареты они слишком узкие, а для всадника чрезвычайно низкие. В дом Васы можно войти только пешком, без оружия и без злых намерений.

У ворот уже ждали две служанки, стоило карете остановиться, как одна поспешила забрать багаж, а вторая – открыть дверцу. Реа провела в тесном и трясущемся салоне много часов, ей не терпелось вдохнуть свежий воздух полной грудью. Поэтому она толкнула дверь плечом, и служанка отскочила назад, чтобы не попасть под удар.

Реа спрыгнула с подножки и легко приземлилась на каменные плиты, нагретые полуденным солнцем.

Газон был ухоженный, коротко подстриженный, вдоль стен высажены вечно цветущие розовые кусты. Хризанти много времени проводила за работой в саду, накладывала аккуратные мазки и следила за тем, чтобы каждый лепесток был одинакового розового оттенка.

– Кириа Реа? Вы готовы войти?

Ей всегда было непривычно слышать свое истинное имя после очередного заключенного брака. В Тизакосе, да и на всем континенте, к ней обращались по титулу Тиспиры: он доставался ребенку стратагиози, который получал те самые обязанности, что лежали сейчас на плечах Реи.

Она оглянулась на служанок, державших ее багаж. Вышитые бисером сумки выделялись на фоне невзрачных платьев. Реа узнала девушку, которая оказалась пониже ростом. Это была Елени, сестра одного из бывших супругов. Обычно Реа забирала в качестве сувениров лишь несколько нарядов и безделушек, но пять-шесть сезонов назад взяла из дома почившего супруга и Елени.

Она слабо помнила, что послужило причиной, однако девушка умоляла взять ее в служанки несмотря на то, что под ногтями Реи еще не засохла кровь родственника Елени.

Реа кивнула служанкам и пропустила их вперед, чтобы двинуться следом. Платья у девушек были серые, с юбками до пола и высокими воротниками, рукава облегали плечи, но свободно свисали ниже локтя. В дорогу от Патрассы до Стратафомы Реа выбрала черный траурный брючный костюм с плотной шерстяной накидкой поверх пальто. И уже предвкушала возвращение к привычному гардеробу.

В шкафу хранились роскошные, яркие наряды с мозаикой выполненной из ткани, изысканной вышивкой, пышными рукавами, красные, синие и золотые – ее любимых «кровавых цветов», как называл их Васа.

Кобальтовые двери распахнулись, и Реа скользнула в проем вслед за служанками. Во внутреннем дворе тоже чувствовалась рука Хризанти, но совсем не так, как во внешнем, где отец требовал методичного соблюдения правил.

Здесь, в их личном пространстве, он позволял Хризанти делать все что ей вздумается, и она ни капли не сдерживалась. Плетистые розы обвивали стены, заполняя все щели и трещины. Дикие цветы на тонких длинных стеблях цеплялись за кружевные шпалеры и радовали взгляд, кивая хрупкими белыми головками. В углу росла олива с листьями зеленее тех, что можно было увидеть на кустарниках в семейном саду. Напротив гордого дерева прямо из стены бил фонтан. Вода бурлила, выливаясь из пасти каменного льва, цвет был изумительным, подобного оттенка Рее больше нигде не приходилось встречать. Воздух словно отяжелел от солнца, золотой свет разливался повсюду. Хризанти забыла о сдержанности и не оставила ни клочка теней.

Реа живо представляла, как младшая сестра замерла у фонтана, смешивая краски на деревянной палитре, а потом провела кисточкой по водной ряби, наполняя ту блеском и мерцанием.

– Не медли, – потребовал мужской голос с другого края двора, и Реа подняла взгляд на брата Александроса, или по-простому – Лексоса, который топтался на крыльце в расстегнутом синем пальто, спрятав руки в карманы. – Я уже замерз, тебя ожидая.

– Ах, какая тяжелая жизнь, – подтрунила Реа и обогнала служанок, чтобы скорее поприветствовать брата.

Он вытянул руки, и девушка позволила себе улыбнуться, подаваясь в объятия Лексоса.

От него пахло солью и влажностью, как от старых домов из замшелого камня. Реа сделала глубокий вдох. Не то чтобы ей нравился запах, но он был приятно знаком.

Супруги сменяли друг друга, Лексос всегда оставался прежним.

– Где остальные? – спросила Реа, отстраняясь.

– Хризанти на кухне.

– А Ницос?

– Сама как думаешь?

Мастерская находилась там, где в обычном доме располагался бы чердак. Реа иногда навещала Ницоса и едва могла разобрать очертания верстаков под завалами шестеренок, изящно выкованных цепей, разнообразных штифтов и шурупов. Большинство изобретений включали в стандартный набор животных, созданных прежними стратагиози, но менее удачные экземпляры выпускали в сад, где они свободно бродили, пока их не поражала ржавчина.

– Не будем ему мешать, – предложила Реа, – и пойдем на кухню.

Там они нашли Хризанти, которая держала в руках узкую длинную скалку и бережно раскатывала тесто по гранитной столешнице. В миниатюрной и хрупкой девушке еще дышало детство, хотя все они оставили эти времена в прошлом, по крайней мере, сотню лет назад. Но, наверное, облик младшей сестры всегда будет напоминать Рее о незабвенной поре юности.

Близнецам достались темные волосы матери, а Хризанти пошла в отца. Все четверо потомков Аргиросов унаследовали прямой нос, свойственный роду, чуть опущенные уголки глаз, темно-синюю радужку. Хризанти же отличалась от сестры и братьев яркими золотыми локонами и треугольным, но не острым, а скругленным подбородком, как у Васы. Даже походка у младшей дочери и отца была схожая – обманчиво осторожная, несмотря на непоколебимую уверенность представителей семейства.

Но порой Рее казалось, что всем досталось чувство уверенности, кроме нее.

Лексос проводил время дома, задачи у него были ясные и понятные, и он всегда соответствовал ожиданиям Васы, какими бы высокими те не становились. Ницос чувствовал себя в мастерской как рыба в воде, и жизнь его шла по накатанной колее, где все уже давным-давно известно. Вряд ли он испытывал что-либо кроме полного удовлетворения своим существованием.

Зато Реа вынуждена выходить в мир и наблюдать, как супруги умирают, чего никогда не произойдет ни с ней, ни с братьями и сестрой.

Однажды она заговорила об этом с Лексосом – когда впервые обнаружила, что на ее коже почти не запечатлеваются следы прошедших лет.

– Не говори глупостей, – сказал он с легким раздражением. – Мы вовсе не бессмертны. Просто еще не умерли.

И так было с семьями стратагиози. Ты продолжал жить в расцвете сил, пока жизнь не обрывалась.

Реа росла подобно обычным девушкам в начале правления ее отца, но теперь выглядела почти так же, как лет восемьдесят назад, когда достигла совершеннолетия. Пожалуй, на то, чтобы у нее появился первый седой волос, уйдет еще век.

Хризанти подняла взгляд, когда близнецы зашли на кухню, выронила скалку и подбежала к ним. Глаза девушки сияли, а щеки раскраснелись.

– Реа!

В то время как объятия Лексоса таили в себе нежное утешение и чувство покоя, рядом с Хризанти возникало такое чувство, будто она трясет тебя, пытаясь разбудить. Фартук сохранил тепло после долгих часов перед горячей печью, руки крепко сжимали талию старшей сестры, и на несколько секунд ноги Реи даже оторвались на пару дюймов² от пола.

Реа постоянно забывала о том, что Хризанти обогнала ее в росте.

– Господи, у тебя будто и гостей не бывает, – пошутила Реа, когда сестра ее отпустила.

– Ты не то чтобы гостья, – справедливо заметил Лексос.

Хризанти нахмурилась и провела ладонью по накидке Реи.

– Извини, испачкала тебя в муке.

– Ничего страшного, если готовишь что-то вкусненькое, – заверила ее Реа и расцеловала в обе щеки. – Ну как ты, куколка?

Хризанти расплылась в очаровательной улыбке.

– Рада, что ты вернулась.

«Ничто в мире не может сравниться с улыбкой Хризанти», – подумала Реа, расстегивая накидку.

Ни в чьей душе нет столько света.

– Что делаешь? – спросила Реа, бросив накидку на скамью, встроенную в каменную стену, и занявшись застежками пальто.

– Питу на ужин. Но я не решила насчет начинки.

– Давай помогу, – предложила Реа. – Я принесла несколько аппетитных историй.

Глава 2
Александрос

Лексос, стоя на пороге, наблюдал за сестрами. Они раскатывали тесто для питы, и Хризанти столь увлеченно рассказывала о новой задумке, что нечаянно прикусила прядь растрепавшихся волос. Он уже об этом слышал – о каком-то особом способе освещать оливы в полночь, окутывая деревья морским сиянием.

Хризанти тогда буквально вытащила Лексоса из постели, повторяя: «Давай же, пойдем, посмотришь!» Однако Реа лучше умела задавать необходимые вопросы и улыбаться в нужные моменты.

По крайней мере, обычно. Сегодня ее мысли витали где-то далеко. Она старалась внимательно слушать Хризанти, однако то и дело поглядывала на дверь, а плечи ее были напряжены.

Сейчас Рее ничего не грозило. Отец отправился в одну из тех поездок, в которые пока не брал с собой Лексоса. Конечно, Васа вернется домой до ужина, значит, у них в запасе есть еще около часа тишины и покоя.

Сестры закончили с последним слоем теста, который Реа аккуратно положила поверх остальных, покоящихся на краю стола. Потом она позвонила в колокольчик, висевший на стене, чтобы вызвать служанку. Девушки всегда были где-то поблизости, даже если не попадались на глаза.

– Кто-нибудь принесет мою сумку, – громко проговорила Реа, – и мы займемся начинкой.

Реа с детства умела лучше других собирать слова. Она складывала руки лодочкой, рассказывая историю, и та кристаллизовалась в ладонях.

Мать научила всех четверых детей этому искусству, уникальному дару, присущему лишь их роду, но только Реа помнила, как превращать истории в семена.

Они называли их кимифи, как нечто среднее между печеньем, фруктами и конфетами. У Реи они всегда были сладкими, хрустящими снаружи и нежными внутри, пропитанными ароматом гвоздики. Если у Лексоса и получалось создать семя истории, оно выходило горьким. Иногда он практиковался вечерами, коротая время до того момента, когда звезды прожгут небо, но кимифи приносили сплошное разочарование.

Может, суть в том, что ему нечего рассказать, в отличие от Реи? О чем он поведает сестрам? О встрече с Васой? К сожалению, говорить там особо не о чем.

Елени зашла на кухню слегка согнувшись, чтобы не привлекать внимания, положила вышитую бисером сумку на тумбу и сразу же выскользнула в коридор. Похоже, она куда-то спешила. Наверное, слуги готовились к возвращению Васы. Даже отсюда было слышно, как мебель скрипит по каменному полу. Лексос вздрагивал от каждого резкого звука.

Впрочем, отец пока отсутствовал. Они еще располагали свободным временем.

Лексос поежился от прохлады в каменном помещении, поплотнее запахнул пальто и устроился на скамье возле печи с духовкой.

– Какой он был? – спрашивала между тем Хризанти, прижимаясь к Рее, пока та сыпала в керамическую пиалу кимифи в кленовой карамели.

Желтое платье под фартуком Хризанти досталось ей от сестры. Реа вышила алые завитки на лифе, когда была по-настоящему юной, и, если приглядеться, легко заметить, что стежки немного неровные.

Реа думала выбросить наряд, но Хризанти так долго умоляла оставить ей платье, что в конце концов убедила сестру.

Лексос посмотрел на них обеих. Одну – бойкую и улыбчивую, другую – холодную и строгую – даже в те моменты, когда она кружила в свадебном танце. И подумал, как ему будет не хватать этих вечеров, когда Реа снова покинет дом.

– Приятный, – ответила Реа на вопрос Хризанти, наливая в чашку каф, насыщенный горький напиток, которым жители Тизакоса угощались в любое время дня. – Каштановые волосы, карие глаза…

– Но какого оттенка – коричневого?

Лексос понял, что Реа едва сдерживает смех. Он поднялся со скамьи, облокотился о кухонный стол и взял кимифи из пиалы.

– Навозного.

– Фтама! – ахнула Хризанти и сердито хлопнула брата по плечу. – Помолчи!

Реа хмыкнула и позволила ему съесть еще кимифи.

– Ну как? – спросила она.

Лексос надкусил семя и закрыл глаза, позволяя мягкой сердцевине растаять на языке. История была пропитана ароматом сладких булочек и легкого ветра, скользящего в открытое окно спальни ранним утром. Он быстро проглотил кимифи, чтобы не увидеть остаток сцены.

– Вкусно, – ответил Лексос, – но, возможно, чересчур интимно.

– А чего ты ожидал? На мне лежат определенные обязанности, – сказала Реа и начала перебирать кимифи, вынимая из пиалы мелкие и круглые семена с мерцающей сердцевиной.

– Ты везучая, – вздохнула Хризанти, а Лексос направился к другому краю стола. Он уже много раз слышал подобные разговоры и не сомневался, что они будут повторяться снова и снова. – Ну почему не меня выбрали Тиспирой?

Прежде Лексос и сам мечтал о свободе. Его манил большой мир, людское внимание, букеты от почитателей… но всего несколько поездок по Тизакосу в компании отца заставили молодого человека изменить свое мнение. Хризанти даже не подозревала о том, как ей повезло жить дома, где она полностью погружена в работу, в якобы повседневную простоту, но знает наверняка, что стоит окрасить в солнечно-зеленый цвет лишь один лист в саду, как тысячи листьев по всей земле примут точно такой же яркий оттенок.

– Привилегии старшинства, куколка, – рассеянно пробормотала Реа, выкладывая слои теста на дно формы для выпечки.

Да уж, привилегии старшинства. Лексос предпочел бы и вовсе не думать о своих.

– Как считаешь, позвать Ницоса? – спросила у него Хризанти. – Пожалуй, грустно сидеть одному в мастерской.

– Уверен, брата все устраивает. Да и ужинать мы будем вместе.

Ницос и впрямь предпочитал одиночество в мастерской, а Лексосу не хотелось туда подниматься. Ему становилось не по себе от тиканья механизмов, от искусственной жизни, сконструированной из гаек и шестеренок. Раньше он пытался разобраться в устройствах и в юности проводил целые дни на чердаке, старательно изображая искреннее восхищение, когда брат рассказывал о том, что малейшие изменения в заводных творениях нарушат естественный порядок вещей на континенте.

Теперь Лексосу было неуютно там находиться, возможно, как раз из-за того, насколько в мастерской все искусственно, впрочем, при Ницосе он старался избегать подобного слова, чтобы не расстраивать брата.

Они получили дары от отца, как и все стратагиози и их дети. Силу Васы можно было разделить, будто отдельные пряди косы, и направить потоки в разные русла. После того как один из потомков достигал определенного возраста, Василис Аргирос устраивал церемонию. Он проводил ножом по ладони и смешивал кровь с землей, а затем сжимал левую руку ребенка и пропитывал кожу получившейся мрачной смесью, отмечая линии и спирали на коже, которые отражали избранное предназначение.

И у каждого отпрыска Аргироса остались эти насыщенно-черные метки.

Для Лексоса все началось со звезд. Его рост уже сравнялся со стенами веранды, и однажды вечером Васа отвел сына в обсерваторию на верхнем этаже дома и отпер деревянный шкаф, которого Лексос прежде не видел, с вырезанными на дверях кругами, переплетенными между собой. С полки соскользнула ткань темного-синего цвета Аргиросов, легкая и струящаяся, почти невесомая. Она помещалась в ладонях Лексоса, но сколько бы он ни старался, ему не удавалось найти края.

– Садись, – сказал Васа и махнул рукой на широкий подоконник, покрытый мягкими подушками.

Лексос подчинился, сжимая ткань, хотя держать отрез в руках было все равно что воду в горстях, поэтому он позволил темно-синей материи свободно струиться сквозь пальцы. Устроившись на подоконнике, сын наблюдал, как отец достает из ящичка в глубине шкафа катушку алмазно-белых ниток и длинную сверкающую иглу.

– Вспомни свои уроки, – посоветовал Васа, передавая инструменты для вышивки Лексосу. – У кого какое место? Подумай как следует.

Тогда Лексос впервые нашил звезды на небо. И с тех пор каждую ночь поднимался в обсерваторию и открывал деревянный шкаф, где его ждала темно-синяя ткань, но уже совершенно гладкая, без стежков, которые он сделал накануне. Он продолжал занятия, колол иглой пальцы и выстраивал созвездия, закусив губу от усердия, стараясь не допустить ни единой ошибки.

Несколько лет спустя, когда Лексос еще больше подрос и мог управлять упряжкой лошадей без помощи конюха, Васа научил сына пришивать к небу луну. Это была сложная и кропотливая работа, на которую требовалось много времени, зато Лексосу нравилось любоваться результатом.

Раньше его вышивка выглядела какой-то неоконченной, неполноценной, а теперь вызывала чувство глубокого удовлетворения.

Луна влекла за собою приливы и отливы, и вскоре на пьедестале в обсерватории возникла чаша, полная текучей воды. Лексос погружал в нее пальцы и направлял волны в ту или иную сторону.

После того как он освоил это искусство и научился сохранять воды у скал Стратафомы бурными и непроходимыми, Васа вновь призвал первенца и объявил, что Лексос – старший из детей Аргиросов – будет сопровождать его на совещаниях.

Ведь, разумеется, не только Васа занимал такое высокое положение. Стратагиози был в каждой стране: четыре раза в год они собирались вместе, чтобы обсудить состояние дел в своих владениях и со всей деликатностью выудить друг у друга столько силы и ресурсов, сколько позволит собеседник.

– Считай, что тебе повезло, – говорил Васа. – У меня не было шанса постепенно всему научиться. Пользуйся представившейся возможностью с толком.

Совещания неизменно проходили в монастыре на севере от Тизакоса, на вершине громадного каменного шпиля. Добраться туда можно было на подъемнике. От ближайшей горы через долину протянули трос, на который повесили плетеные корзины, причем в каждой помещался лишь один человек.

Он забирался внутрь, оставив на земле оружие, а корзина скользила по тросу к монастырю, опасно примостившемуся на узком шпиле, с нависающими над обрывом верандами, где гостей встречали монахи с бокалами свеженалитого вина.

В первый раз Лексоса мучила тошнота, но теперь, после бесчисленных поездок через долину, он переносил путешествие с легкостью и чувствовал, что хотя бы на несколько кратких минут его жизнь принадлежит только ему.

– Эладо, Лексос! – позвал кто-то, призывая юношу к вниманию.

Он вздрогнул и посмотрел на сестер, которые стояли перед ним, уперев руки в бока. Реа находилась чуть ближе, голос, вероятно, принадлежал ей.

– Извини, – Лексос примирительно улыбнулся.

Хризанти кивнула и повернулась к столу, чтобы наполнить питу кимифи, но Реа не удовлетворилась ответом.

– Что такое? – спросила она. – Васа решил…

– Нет, я же говорил, да и ты знаешь.

Речь велась о следующей церемонии, на которой Реа должна выбрать супруга на грядущую зиму. Давным-давно, когда положению Васы ничего не грозило, все проходило быстро и однообразно. Однако с тех пор связи в Тизакосе стали хрупкими и ненадежными, Васе всегда было что сказать о выборе дочери.

Учитывая ошибки, допущенные ею в Патрассе, нервничала Реа не зря.

Юноша запустил руку в карман и нащупал часы. Их смастерил Ницос. Стрелки мерно тикали, отмечая фазы луны, а циферблат показывал положение созвездий. Лексос и так все помнил, но приятно было получить подарок от брата, которого он почти никогда и не видел вблизи, как вот Рею сейчас. Вообще, если подумать, она стояла даже как-то непривычно близко.

– Я ожидаю вестей от разведчиков, – наконец признал Лексос. – На востоке какие-то волнения, от которых мне неспокойно.

– Волнения? Я вроде бы слышала о стычке Рокеры и другого города.

– Будь это наша единственная забота, ни о чем не пришлось бы переживать, – ответил Лексос и резко выпрямился.

Во рту пересохло от мыслей об отчетах с севера: о лагерях сепаратистов, кипящих яростью к стратагиози, где собираются люди со всех уголков Тизакоса и даже из соседних стран.

– Отложим разговор на потом, – попросил он.

Хризанти открыла духовку, чтобы проверить температуру. Реа вместе с братом наблюдала, как младшая сестра накрывает питу верхним слоем теста, разравнивает бока и аккуратно защипывает края.

– Тебе помочь, куколка? – спросила Реа.

Лексос легонько подтолкнул ее в ребра. Реа никак не могла избавиться от привычки хлопотать над Хризанти, даже после долгих месяцев, проведенных вдали от домочадцев.

– Нет, все в порядке. Скоро будет готово. Переоденемся к ужину, согласны?

Лексос потянул Рею за рукав, плотный и накрахмаленный, но сильно помявшийся после многочасовой поездки в карете.

– Ему не понравится, если он тебя в этом увидит, – сказал Лексос, и все поняли его намек.

– Переоденешься у меня в комнате, – предложила Хризанти с сияющей улыбкой. – Поможешь мне выбрать наряд. Как в детстве!

И еще до того, как умерла их мать. До того, как Васа нацелился на титул стратагиози. С тех пор минуло более сотни лет.

– Ступай, – кивнула Реа. – Я тебя нагоню.

Хризанти закрыла духовку, зная, что служанки достанут готовую питу и засервируют стол. Она расцеловала близнецов в обе щеки, выскользнула из кухни, пригнувшись в низком дверном проеме, и поспешила к черной лестнице, которая вела на второй этаж.

Хризанти выбрала такой путь, чтобы не проходить мимо комнаты Васы.

Наступила долгожданная тишина. Лексос искренне любил младшую сестру, но покой ценил не меньше.

– Она выросла, – пробормотала Реа, поглядывая на дверной проем и прижимая ладонь к груди.

Лексос опустился на скамью, устало сгорбившись.

– Хризанти ненамного выше тебя. Похоже, на ней твое старое платье?

– Она могла слегка его перешить, – справедливо заметила Реа, усаживаясь рядом с братом, и поморщилась, подобрав ноги.

– Болят? – спросил Лексос.

– Я ни разу не подумала сделать перерыв и размяться.

Патрасса раскинулась на юге, путешествие заняло добрых два дня. Лексос был там лишь однажды, когда мама страдала от болезни, они приехали в Патрассу отдохнуть у моря.

Сидеть на некотором расстоянии от духовки было прохладно, но такая температура соответствовала сезону. Лексос неделями созерцал, как листья отказываются падать с деревьев, а высокая трава и цветущие деревья не хотят покрываться инеем. С каждым днем терпение Васы истончалось, а Лексос думал о сестре, живущей в чужом доме. О Рее, которая боролась с нарастающей паникой, неспособная поднять руку на избранного супруга.

Сезон сильно затянулся, что не укрылось и от Ницоса. Как-то раз после полудня он покинул мастерскую, вышел во двор и увидел Лексоса: тот грелся под солнцем на теплых каменных плитах.

– Время истекает, – проговорил Ницос, щурясь на небо.

– Не волнуйся, – ответил Лексос. – Реа попросит нас о помощи, если ей что-либо потребуется.

Наверное, только ему было известно о том, что в действительности сестра не стала бы просить ни о чем подобном.

Реа вздохнула и положила голову брату на плечо. Она немножко расслабилась и разжала кулаки. Лексос увидел, что ногти у нее покусаны, а кожа вокруг них розовая, воспаленная.

– В конце концов, работа сделана, – прошептал он. – Что еще можно от тебя требовать?

– Чтобы она была сделана хорошо, – ответила Реа.

– Не надо себя распинать, – сказал Лексос, накрывая ее руку ладонью. – Оставь это ему.

Некоторое время они молчали, а затем Лексос отстранился и посмотрел на сестру. Пожалуй, сейчас подходящее время задать вопрос, который его тревожил.

– Что случилось? Что тебя задержало?

Он прекрасно знал, как искусно сестра умеет врать. Учитывая ее обязанности за стенами Стратафомы, лгать было необходимо. Однако здесь, в компании Лексоса, Реа позволила эмоциям отразиться на лице.

Ей не хотелось говорить, но скорее она была готова открыться брату, нежели отцу.

– Не могу сказать точно, – честно ответила Реа, нахмурилась и опустила взгляд. – Ты никогда не задумывался, ну… над ценностью и значением?

– Чего именно? – спросил Лексос. Такие мысли довольно опасны. Особенно если дело касалось отца.

Реа издала тихий смешок и снова прислонилась к плечу брата.

– Жизней, наверное.

– А-а-а… И все?

Она махнула рукой.

– Забудь. Сойдемся на том, что я допустила оплошность, давай завершим разговор.

Вдалеке хлопнула дверь, и Реа напряглась, отпрянув от Лексоса.

– Что-то он рано.

– Не волнуйся, кафрула.

Это означало «зеркало». Лексос всегда ее так называл, еще с тех пор, когда близнецы научились говорить. Реа не отвечала брату тем же, вероятно, потому, что чувствовала себя полноценной даже без Лексоса, в отличие от него самого.

– Надо было сразу переодеться, – посетовала Реа, забирая со скамьи пальто и накидку. – Очередное лишнее напоминание.

– Боюсь, времени нет. И, конечно, он видел твою карету.

Было слышно, как на верхних этажах суетится прислуга, заканчивая последние приготовления.

Когда в главном зале раздался шум захлопнувшихся дверей, Лексос поднялся и разгладил волосы. Рубашка у него была заправлена в узкие темные брюки, но успела помяться, и воротник лежал как-то криво. Он одернул пальто, надеясь замаскировать неряшливый вид. Реа быстро накинула верхнюю одежду и уже возилась с длинной косой, которая расплелась на конце.