Kitobni o'qish: «Ком»

Пролог

Когда гулкий низкий звук обозначил, что внешние ворота шлюза полностью сомкнулись, Андрей еще раз настороженно огляделся, поставил дробовик на предохранитель и вскинул его на плечо, после чего расстегнул защелки шлема и сдвинул его на затылок. Инструкция по прохождению ворот предписывала лишь поставить дистанционное оружие на предохранитель и вложить клинок в ножны, после чего, по-прежнему оставаясь в полностью застегнутой амуниции, дожидаться команды от старшего дежурной смены охраны ворот, но этого пункта инструкции никто из более-менее опытных бродников не придерживался. Даже если во входной шлюз и проник кто-то из мимикров, звук, означающий закрытие внешних ворот, был смодулирован таким образом, что под его воздействием мимикр непременно должен был бы вывалиться из маскирующего режима вследствие потери сосредоточенности. Этот звук действовал на мимикров, как красная тряпка на быка, поэтому, услышав его, мимикр должен был немедленно взбеситься и атаковать ближайший органический объект. При этом бродник, либо группа таковых, проходящие шлюз, должны бы были непременно погибнуть, но зато мимикр гарантированно лишался возможности незаметно проникнуть внутрь поселения. Так что, если атака не начиналась сразу после того, как прозвучал звук закрытия ворот, – значит, никакого мимикра рядом не было. А притащить на хвосте любую другую тварь Кома, не заметив этого… такие в бродниках долго не выживают.

В этот момент, едва заметно вздрогнув, поползли в стороны створки внутренних ворот.

– Привет, Найденыш! – с ухмылкой приветствовал Андрея капрал Шуггер, возглавлявший сегодня смену охраны ворот, когда бродник вошел во внутренний тамбур. – Не схарчили еще?

– Нет пока, – отозвался землянин. Вот ведь сука, специально из бункера вылез, чтобы сказать ему пару гадостей. И ведь не сделаешь ничего – человек при исполнении. Поэтому бродник только дежурно поинтересовался: – Не просветили еще?

– А чего у тебя светить-то? – презрительно расхохотался капрал: – Сено, что ль?

Андрей состроил тупое выражение лица и, повинуясь кивку оператора станции контроля, чья башка торчала в амбразуре левого дота, в котором располагалась станция просветки, вскинул на плечо здоровенный рюкзак с добычей и двинулся вперед. Они с Шуггером друг друга недолюбливали, но после той потасовки в забегаловке дядюшки Инзинана судья присудил им обоим не приближаться друг к другу на расстояние меньше тисаскича, то есть около семидесяти метров. Поэтому вот так, нос к носу, они с капралом могли бы столкнуться только здесь, у шлюза, в тот момент, когда бродник проходил через него в ту или другую сторону, а капрал находился на смене. В любом другом случае, как только один из них приближался к другому на расстояние, меньшее, чем было определено судьей, линки обоих тут же подавали сигнал. После этого перед ними мгновенно возникал выбор – изменить траекторию движения, чтобы снова оказаться за пределами указанной судьей запретной зоны, либо наплевать и тупо переть дальше. Вот только в последнем случае буквально через несколько минут рядом с нарушителем непременно появился бы ближайший помощник шерифа и, взяв его мягонько за жабры, снова препроводил к судье. А лишний раз показываться пред светлые очи судьи Бандероя Андрей очень бы не хотел. У него и так статус социальной адаптации дышал на ладан. За два года пребывания в Клоссерге, землянин имел уже пять приводов и два все еще действующих в отношении него решения суда. Одно – запрет на посещение борделя мадам Клиоро, до конца которого оставалось еще двадцать два дня, а второе – как раз не приближаться к Шуггеру. И если к запрету на посещение борделя Андрей относился, в общем-то, вполне спокойно – все равно с его доходами набрать нужную на посещение сумму ему светило очень не скоро, то вот терки с капралом напрягали куда сильнее. Шуггер был из постоянных жителей и торчал в поселке почти безвылазно, так что Андрею за день приходилось не один раз пересматривать свои маршруты, дабы не нарушить предписание судьи. Впрочем, капрал тоже не был ангелом, и над ним так же дамокловым мечом висела опасность при очередном пролете уронить свой социальный индекс настолько, что его пинком вышибут из стражи поселения. Поэтому он землянину особенно не досаждал и лишь во время вот таких встреч позволял себе слегка распустить свой поганый язык.

До лавки Ннаннтинна Андрей добрался без особенных проблем. Аклумец встретил его доброй улыбкой. Впрочем, точно так же он улыбался абсолютно всем, даже тем, кого видел впервые в жизни. А возможно даже, и заклятым врагам. Ходили такие слухи про аклумцев. Это, мол, связано с их религией и традициями. Хотя воочию этого бродник не видел. Во всяком случае, в крайнем выражении, то есть именно в отношении заклятых врагов. Здесь, в Клоссерге, заклятых врагов у Ннаннтинна не было. Ну, насколько знал Андрей.

– Привет, Аннрей, – звонко произнес (почти прокричал) хозяин лавки. – Приннес?

Землянин скинул с плеч туго набитый рюкзак, парой привычных движений раскрыл горловину и начал выкладывать кульки с добычей.

– Вот, держи. Это – лазурная ветрянка. Вот ним, как ты и заказывал. Это – левички, здесь парнулла озерная. И еще у меня есть с дюжину корней радужного лотоса и десятка три лапок теневого червя. Будешь брать?

– Лотос – возьму, а лапки отннеси Икраиму. Ему ннадо, знаю – хорошую ценну даст.

Землянин слегка сморщился. Если с аклумцем все обычно происходило нормально, без проблем: есть товар, есть цена – предоставь товар и получи заработанное, то с Икраимом дело обстояло куда муторнее: тот был просто невероятно жаден и обожал торговаться. Так что пока выжмешь из Икраима свое – семь потов сойдет. Да и не всегда это получатся. Взять свое, то есть. А с другой стороны, если Ннаннтинн сказал «ему надо», значит, есть возможность даже не взять, а еще и вернуть свое, ранее недобранное, выжав из Икраима несколько больше обычной цены.

Следующие пятнадцать минут были заняты тем, что Ннаннтинн придирчиво ковырялся в кипах принесенных растительных реагентов, тщательно взвешивал их и аккуратно упаковывал, после чего вновь повернулся к Андрею.

– Знначит, одинн нним и пять тисалоев листьев лазурнной ветряннки, два нима и шесть тисалоев спор паутинной левички, шестьдесят коробочек парннуллы озернной и триннадцать корнней радужнного лотоса… с мення двести двадцать три условных кредитных единницы, так? – подвел он итог своих подсчетов.

Андрей молча кивнул.

– Часть зельями возьмешь?

Землянин на мгновение задумался, а затем уточнил:

– Скидку дашь?

– Десять проценнтов.

– Пойдет, – согласно кивнул бродник, – дай мне два комплекта картриджей для средней аптечки. И тубу с универсальным антидотом.

– Ты купил средннюю аптечку? – удивился Ннаннтинн, выкладывая на прилавок заказанное, и улыбнулся. – Лови на линнк остальные сто двадцать пять единиц. И поздравляю.

– Еще не купил, – буркнул Андрей, вскидывая на плечо изрядно похудевший мешок, – но собираюсь. Вот как Икраима на бабло раскручу – так сразу и куплю. Почти год на нее копил…

Аклумец окинул его задумчивым взглядом, а затем негромко попросил:

– Подожди орм, – после чего нырнул в низкую дверь, расположенную в дальнем конце лавки. Андрей на мгновение замер, а затем пожал плечами и снова скинул рюкзак на пол.

Ннаннтинн появился через две минуты со стандартным белым упаковочным контейнером в руках.

– Вот, держи.

– Что это? – не понял бродник. Аклумец снова улыбнулся и раскрыл контейнер.

– Средняя аптечка. Аклумская. Армейский вариант. «Паннацея-5М». Очень хорошая. Здесь такие ннайти очень трудно. Сам же зннаешь – в Клоссерге почти все лавки забиты дешевым ширпотребом типа «Скоропомощь-3» или «Аннтиранна-ТКМ». Ты, ннавернное, какую-нибудь из них хотел купить?

– Ну да, – рассеянно отозвался Андрей, крутя в руках аптечку. Она заметно отличалась от обоих названных Ннаннтинном, как, впрочем, и от еще дюжины моделей, относящихся к той же ценовой категории. Эта аптечка была явно меньше, чем те, на которые бродник так давно уже точил зуб. Она всего лишь наполовину превышала по размерам стандартную малую аптечку. При этом корпус аптечки был заметно толще и явно прочнее, инъекторный блок закрывался пластиколевой крышкой, зарядная полость имела на три картриджных гнезда больше, чем обычные средние аптечки, зато анализаторный блок и биореактор были куда компактнее, чем в тех, на которые Андрей облизывался весь этот год.

– И сколько стоит?

– Отдам за обычную ценну, – сообщил ему Ннаннтинн.

– И с чего такая щедрость? – удивился Андрей. Аклумец пожал плечами:

– Долго продается. Онна у мення однна. Группы обычнно берут одннотипные, а одинночкам онна нне по карманну.

Бродник понимающе кивнул. Ну да, понятно… Одиночки здесь долго не протянут. Основную массу быстро схарчат, а те, кто выживает хотя бы год, по прошествии которого у человека при большой удаче может появиться бабло на покупку средней аптечки, к этому моменту, как правило, уже прибиваются к какой-то группе. Ну а в группе особо не повыбираешь. Все, что только возможно из вооружения и снаряжения, группы стараются взять одного типа. Для экономии, чтобы запчасти, расходники, обвес и тому подобное закупать мелким оптом и по сниженным ценам. Здесь, на первых горизонтах Кома, индивидуализм не рулит…

Андрей несколько секунд раздумывал, а затем согласно кивнул:

– Хорошо, пойдет. Лови девять сотен, – это были практически все его деньги на данный момент, а ему еще надо было прикупить боезапас и продукты, потраченные в только что завершившемся рейде, починить кое-какую снарягу, заплатить за комнату, да и вообще, слегка оттянуться после рейда не помешало бы, но… навскидку, эта «Панацея-5М» должна стоить не меньше тысячи трехсот единиц, ему же доставалась за девять сотен. Так что оно того стоило. Да и за лапки теневого червя он собирался снять с Икраима не менее двух сотен. Ну, если ему действительно надо…

До Икраима Андрей добрался минут через пятнадцать. И едва только он вошел внутрь, как хозяин лавки встретил его громким воплем:

– Если ты приперся впарить мне лапки теневого червя по пятерке за штуку, то можешь проваливать. По такой цене можешь втюхивать их своей теще!

Андрей, за время этого громогласного заявления успевший сделать три шага от двери в сторону прилавка, молча развернулся и двинулся на выход. Но едва он протянул руку к дверной ручке, как Икраим, все это время изо всех сил изображавший, как его достали все вокруг и особенно бродники, собирающиеся втюхать ему эти совершенно ненужные лапки, произнес уже гораздо более спокойным тоном:

– Погоди.

Землянин остановился. Икраим еще пару мгновений поизображал сильное утомление от всяких там бродников, шляющихся непонятно куда непонятно зачем и отвлекающих серьезных людей от важных занятий, а затем всем своим видом демонстрируя великое снисхождение, спросил:

– Ну чего там у тебя?

– Лапки теневого червя.

– Три единицы, – отрезал Икраим. Землянин громко хмыкнул и снова протянул руку к дверной ручке, но едва только успел за нее взяться, как его снова остановил голос хозяина лавки.

– Ты куда? – спросил тот недовольным тоном.

– По такой цене можешь покупать их у своей тещи, – вернул подачу Андрей, но дверь открывать не стал. Икраим подумал пару мгновений, бросил на землянина быстрый взгляд и недовольно буркнул:

– Все равно на пятерку даже не рассчитывай.

– Я и не рассчитываю, – пожал плечами бродник, а потом ехидно прищурился и заявил: – Потому что меньше, чем по десятке не отдам.

– Что?! – взревел Икраим. – Ты, жалкий выкидыш клевца и хуронки, да как у тебя только язык повернулся?..

Ругань с темпераментным хозяином лавки затянулась на полчаса, но зато его лавку Андрей покинул, разбогатев куда сильнее, чем первоначально рассчитывал. Икраима удалось дожать на восьми единицах за лапку и удачно отбить все попытки прицепиться к якобы нетоварному виду тех или иных образцов. Бродник твердо стоял на своем – по восемь за штуку и весь товар оптом, или – досвидос… Так что когда Андрей наконец-то потянул на себя дверь лавки, чтобы покинуть-таки это столь гостеприимное (сегодня) заведение, его настроение заметно улучшилось. Двухсот сорока кредов, как коротко именовались универсальные кредитные единицы, которых он выжал из Икраима, должно было хватить ему и на пополнение боезапаса, и на продукты, и на оплату комнаты, и даже на оттянуться оставалось неплохо. А если он решит, как и собирался, выйдя от Ннаннтинна, отдохнуть не более пары-тройки дней, после чего выйти в новый рейд, то вполне удастся и отложить десятку-другую на черный день или на какую будущую покупку. Скажем, на новый шлем со встроенным сканером второго класса, что-нибудь типа «Следопыт-4». И тогда появится шанс сунуться на второй горизонт с ненулевыми шансами на возвращение. Правда, самого шлема мало. Надо еще потратиться на аккумуляторы… И эта последняя мысль мгновенно вышибла из него всю радость от удачной сделки и того, как он сегодня сумел раскрутить самого Икраима. Ибо она напомнила ему о его самой главной проблеме – о том, что вот уже почти два года он обретается в Клоссерге и лазает по первому уровню Кома, но до сих пор так и не овладел хасса хотя бы на первом уровне…

До «Достойного приюта» Андрей добрался всего за пять минут. Ну дык уже налегке… Поднявшись на второй этаж, он шлепнул по сенсору ключом-картой и ввалился в свою комнату. За то время, что землянин обретался в этом поселении, Андрей уже успел обзавестись кое-какой обстановкой, поэтому у него в комнате кроме стандартных стола, стула, шкафа, кровати и оружейного сейфа было еще потрепанное, но довольно удобное кресло, кухонный автомат и ультразвуковая стиралка. Кроме того, под сдвинутым в дальний угол столом прятался еще один сейф и плетенный из окки короб для грязного белья.

Скинув ботинки на коврике у двери, Андрей босиком прошлепал к оружейному сейфу и торопливо сгрузил в него все оружие и свежекупленную аптечку. Затем разделся, освободил карманы комбинезона, вытряхнул рюкзак, выдернул подкладки из шлема, кирасы и ботинок и запихнул все это в стиралку. После чего выудил из шкафа свежее белье и, как был, босой и в одном провонявшем белье, вышел из комнаты и двинулся по коридору в стороны душевых. Несмотря на некоторым образом претенциозное название, «Достойный приют» был дешевой ночлежкой (ну с поправкой на контингент, конечно), так что в комнатах здесь имелись только раковина и закуток с унитазом, а душ был один на этаж.

Помывшись и переодевшись, Андрей вернулся в комнату, открыл оружейный сейф и, повесив на ремень «одноручник», свалил все остальное оружие (ну кроме клинка) в оружейную сумку, после чего спустился на первый этаж, который занимал едва ли не самый популярный во всем Клоссерге бар. Столь популярным он был благодаря одной своей изюминке. У Толстяка Кемми, который был хозяином этого приятного местечка, вдоль длинной стены тянулся большой оружейный стол, рядом с которым стояли высокие барные табуреты. Так что здесь можно было почистить оружие не только с большим комфортом, чем в комнате или, скажем, в тире, но еще и с пивом. Тем более, что ветошь, салфетки и оружейное масло стояли прямо на столе, и пользоваться всем этим можно было совершенно бесплатно. Впрочем, расходы на ветошь и остальное Кемми вполне восполнял за счет того пива, которое заказывали пристроившиеся у оружейного стола бродники и их приятели, подтянувшиеся к ним почесать языками. Ибо, если даже в остальном баре народу могло и не быть, оружейный стол никогда не пустовал.

– Здорово, Найденыш! Вернулся? – громко поприветствовал его Громила Гардинг, торчавший тут же, за оружейным столом, возясь с какими-то своими железками, и, не дожидаясь ответа на первый вопрос, тут же задал второй: – И как сходил?

Землянин бухнул на стол оружейную сумку и пожал плечами:

– Да нормально, в общем. Почти четыре с половиной сотни с рейда принес.

– О-о, хороший рейд! – тут же влез в разговор Бродлер. – Слушай, а займи мне три сотни? Я собираюсь сделать себе второй узор.

– А нет у меня уже, – лениво отозвался Андрей, сноровисто раскидывая дробовик, – я среднюю аптечку купил. У Нниннтинна.

Вообще-то, дать броднику взаймы на узор, первый ли, второй ли, все равно – дело святое. И отказывать в таковом у бродников не принято. Нет, никаких официальных санкций не предусмотрено, но… неписаные традиции везде и всегда соблюдаются куда как строже, чем писаные законы. Вот и эта была из таковых. Если бродник (то есть именно уважаемый бродник, а не сопляк из числа «мяса») просит денег на узор, значит тот, у кого он просит, должен дать, сколько может. Ну, то есть все, что есть, исключая сумму, необходимую на подготовку к следующему рейду – это святое. Зато потом заполучивший узор на таких условиях не может потратить ни одного креда на апгрейд своего вооружения, снаряжения или даже просто на выпивку в баре, пока не расплатится с долгом. Такова традиция. Но… эта традиция уже давно не имела к Бродлеру никакого отношения. Ибо, несмотря на то, что тот околачивался в Клоссерге уже три года, Бродлер так и не стал, а вернее, уже давно выпал из категории «уважаемого бродника»…

Нет, когда-то он был вполне приличным бродником. И достаточно авторитетным. Да и судьба у него так же была вполне обычной. Сначала полгода погулял по первому горизонту, как и все новички страстно мечтая о том, чтобы у него пробудилась природная чувствительность к хасса. Потом, опять же, как и всем новичкам (ну, почти), ему надоело ждать, когда это, наконец, произойдет, и он, опять же, как это случалось в девятьсот девяносто девяти случаях из тысячи, сделал себе первый узор, позволявший чувствовать хасса и управлять им на начальном уровне. Воодушевленный появившимися ощущениями и возможностями, Бродлер спустился на второй горизонт, а потом даже сунулся на третий. Не один, конечно, а с командой Клубня. И вот на третьем что-то произошло. Что именно – никто не знал, но после того, как у шлюза Клоссерга появился Угрюмый Той, волочивший на плечах впавшего в кому Бродлера, который тогда еще носил бродяжью кличку Груша, и сообщил, что они двое – все, что осталось от команды Клубня, Бродлер сильно изменился. Сначала он перестал соваться не только на третий, но и на второй горизонт, а немного погодя его стало очень сложно затянуть в рейд даже по первому. Большую часть времени Бродлер просто торчал в поселении, шляясь по барам и постепенно пропивая все, что накопил за не слишком долгую бродяжью карьеру. А когда креды закончились, понес в лавки оружие, снарягу и все остальное. То есть он как бы завис в пространстве, прекратив строить обычную карьеру большинства бродников: полгода-год на первом горизонте, ожидая, проявится ли или нет природная чувствительность к хасса. Затем разочарование, первый узор, после которого можно уже соваться на второй и, для особо рискованных, на третий горизонт. Затем еще года два-три на этих горизонтах, за которые можно полностью овладеть первым уровнем хасса и скопить денег на второй узор, с которым появляются ненулевые шансы попастись на четвертом, пятом и, при большой удаче, шестом горизонте.

Девяносто процентов бродников, которые сумели дожить до этого момента, на том и останавливалось. Ибо третий узор стоил совсем уж сумасшедшие деньги, а без него переходить на более низкие горизонты не имело никакого смысла. Ну а ниже десятого-одиннадцатого с узорами лезть было вообще глупо. Нет, по слухам, существовала возможность сделать себе четвертый узор, который давал возможность заполучившему его оперировать хасса на четвертом, а иногда даже на пятом уровне. Но тот стоил совсем уж запредельно. Хотя некоторые лаборатории транссистемных корпораций и исследовательские станции, висящие над Комом, и готовы были оплатить имплантацию четвертого узора почти любому, сумевшему добраться до третьего, но контракт при этом был составлен таким образом, что человек, согласившийся на подобную «благотворительность», на двадцать лет оказывался в настоящем рабстве. Да и, по слухам, четвертый узор, хоть и позволял оперировать хасса на соответствующем уровне, но при этом вызывал очень болезненные ощущения. Так что подавляющая часть бродников ограничивалась вторым узором и не стремилась к большему. На этом уровне бродник уже зарабатывал столько, что начинал себя чувствовать в Коме с относительным комфортом. Ему уже вполне хватало денег на постепенный апгрейд снаряжения и кое-какие немудрящие развлечения от посиделок в баре до даже посещения борделя. А большего многим было и не надо. Тем более, что шанс получить обратный билет из Кома им все равно не светил. Так и жили… пока Ком их не убивал. Ну да Ком – вещь жесткая и цену за свои сокровища требует немалую, причем не кредитными единицами, а единственной настоящей платой – кровью и жизнью…

Так вот, Бродлер перестал двигаться обычной дорожкой бродников, но и не уходил из бродников, окончательно оседая в поселении, как обычно поступали остальные неудачники либо те, кому надоело шляться по горизонтам, а так и ошивался по барам Клоссерга, практически не высовывая носа за периметр. Единственным периодом, когда он несколько оживлялся, были дни, когда сюда, в Клоссерг, спускалось свежее «мясо», то есть «снаружи» приходил очередной транспорт со свежезавербованными, и в их поселении появлялись новички, по тем или иным причинам захотевшие стать бродниками… ну или принужденные к этому выбору. Тогда он выпячивал грудь, надувал щеки и щедро делился с испуганным «мясом» своим «богатым опытом старого бродника», меняя его на выпивку и закуску. Более того, в первую декаду после прибытия «мяса» Бродлер мог даже выползти за пределы поселения и совершить короткую прогулку по его окрестностям во главе куцей сборной команды новичков, гордо именуя все это «рейдом». Естественно, не за бесплатно. Но это продолжалось максимум один саус. А потом до новичков постепенно доходило, что у «старого опытного бродника» трясутся руки и слезятся глаза, что в так называемом рейде они смогли раздобыть только несколько пуков травы, красная цена которой – одна кредитная единица, что этот «опытный ветеран» одет в такую же снарягу начального уровня, что и они, только совсем уж потрепанную, и вообще не имеет дальнобойного оружия. Поэтому Бродлеру опять переставали платить и наливать, и он снова впадал в некое полукоматозное состояние до прибытия следующего «мяса», торча в барах без гроша в кармане и перебиваясь случайным благоволением вернувшихся из рейда бродников. Вот и сейчас он дремотно мочил обвисшие усы в купленной какой-то доброй душой кружке пива и оживился лишь тогда, когда Андрей сообщил о финансовых результатах своего последнего рейда.

– Во как! – уважительно покачал головой Громила. – Скопил-таки.

Андрей молча кивнул, наматывая на шомпол кусок ветоши. В принципе, Громила был неплохим парнем, и в другое время землянин был бы не против почесать с ним языком, но не в этот раз. Он собирался быстро почистить оружие, уговорить кружку пива с яичницей, да завалиться в койку. Устал. Так что спустя еще два-три односложных ответа до Гардинга, наконец-то, дошло, что Найденыш сегодня не настроен на разговор, и он отвернулся. Зато к оружейному столу подошел сам хозяин бара.

– Привет, Андрей, – поздоровался Толстяк Кемми, опуская на стол перед землянином кружку с пивом. – Кушать будешь?

– Привет, Кемми, буду яишенку, соскучился по твоей фирменной, – улыбнулся Толстяку бродник.

– Это мы быстро, – улыбнулся тот в ответ. – Тебе из двенадцати яиц или поменьше?

– Шести хватит. Не хочу перед сном набивать пузо до отказа.

Яичница подоспела как раз к тому моменту, как Андрей покончил с дробовиком и «ручником». Толстяк приволок ее сам, выказывая уважение старому клиенту. Но, поскольку Андрей уже покончил с чисткой, они с Толстяком плавно переместились за столик.

– Вечером Астрая выступает, подойдешь? – поинтересовался хозяин бара, когда землянин принялся за яичницу. Андрей на мгновение замер, потом вздохнул и покачал головой:

– Нет, Кемми: что было – то прошло.

Толстяк вздохнул:

– Понятно… а на сколько у меня задержишься?

Бродник, жуя, задумался. В принципе, деньги пожить спокойно дней шесть-семь или даже декаду у него есть, но вот появление в Клоссерге Астраи, пожалуй, делает эти планы слабо выполнимыми. В основном в отношении «спокойно». Значит, следовало линять.

– Да пару ски – отосплюсь, закуплюсь и тронусь. Ну, если ничего более денежного не подвернется.

– Поня-ятно, – протянул Толстяк. Некоторое время они сидели молча. То есть просто сидел именно хозяин бара, а бродник продолжал поглощать яичницу.

– Слушай, а Неваляшка здесь? – спросил Андрей, покончив с яичницей и опрокидывая себе в глотку остатки пива.

– Неваляшка сделал себе узор, – негромко ответил Толстяк. Землянин замер, прекратив есть, затем с натугой сглотнул не до конца пережеванное и тихо спросил:

– Когда?

– Позавчера, – так же тихо ответил хозяин бара. – И сразу же ушел в рейд.

– Один?

– Один, – согласно кивнул Толстяк. Они снова помолчали.

Неваляшка был последним из относительно старых бродников, который не делал себе узора, как и Андрей, страстно мечтая, что у него проснется-таки природная чувствительность к хасса. Он прибыл в Клоссерг всего через два месяца после того, как здесь появился сам Андрей. И продержался дольше всех. Ну, исключая, естественно, самого землянина. Все остальные из его партии «мяса» уже давно сделали узор. И только он все ждал и ждал…

– Наверное, не хотел встречаться с тобой, – продолжил Кемми. Андрей стиснул зубы. Ну что ж, значит, так тому и быть. Землянин молча кивнул и, отодвинув пустую тарелку, так же молча поднялся, скинул с линка на счет бара три с половиной креда за пиво и яичницу и двинулся к лестнице.

Вернувшись в комнату, Андрей рухнул на кровать, закинул руки со стиснутыми кулаками над головой и уставился в потолок. Это, выходит, теперь он самый старый бродник в Клоссерге, у которого нет узора? Впрочем, чего это он… Найденыш и так был самым старым бродником в поселении, который, вот идиот-то, до сих пор отказывался сделать себе узор и начать нормально зарабатывать. Потому что даже в некоторые уголки первого горизонта, причем наиболее прибыльные, то есть такие, в которых встречается наиболее опасная флора и фауна, соваться без узора было несусветной глупостью – схарчат, и не заметишь. Причем, со стопроцентной вероятностью. Но землянин, с упорством, достойным лучшего применения, все ждал и ждал, когда, наконец, у него проснется чувствительность к хасса. Ведь Иллис обещала ему… Андрей зло скрипнул зубами. Да мало ли что могла пообещать ему смертельно уставшая женщина, над которой смерть уже простерла свое крыло? Может, ей просто померещилось, может, она хотела как-то утешить его, может, готовила почву для того, чтобы он не сильно сопротивлялся, когда она, как собиралась, сделает его «долговым агентом»… И все это время Андрей надеялся на мечту, на невозможное, на чудо. А чудеса – они такие, они случаются очень редко и только с особливо избранными. А таким неудачникам, как он, надеяться на них глупо. До Неваляшки уже это дошло, а он все…

Успокоиться Андрей сумел только где-то через полчаса. Причем это произошло, когда он принял судьбоносное для себя решение. Завтра. Он. Пойдет. И. Сделает. Себе. Узор. Все, хватит страдать мечтами. Именно страдать. То, о чем он мечтал – невозможно. Если бы это было возможно, то оно давно бы уже произошло. А раз оно не произошло – значит, не произойдет уже никогда. Тем более, что одно чудо с ним все-таки уже случилось – он выжил. Выжил там, где выжить у него не было ни единой доли шанса. Так что лимит исчерпан. С этими мыслями он, наконец, заснул.