Kitobni o'qish: «Император и трубочист. Том 1. Крепостной»

© Злотников Р.В., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

– Что ж ты, Фирс, совсем разуменье потерял?! Аль горькой вчера перебрал? Совсем не видишь, кого учишь? – Маленькая, сухая женщина в тёплом капоре сердито наступала на дюжего черноволосого мужика, стоящего перед ней, покаянно склонив голову. – Али самого поучить как следовать быть надобно?! Убил же пащенка, как есть убил, ирод!

Дюжий мужик, молча стоящий перед ней, потупил взгляд и нервно жамкал руками потёртый заячий треух. А чего тут скажешь-то – виноват, как есть виноват…

Третьего дня во дворце покойного императора Павла, скончавшегося почитай уж два года тому назад в Санкт-Петербурге от, как официально было объявлено, «апоплексического удара» (да-да, того самого – табакеркой по голове), в котором ныне проживала его вдова с младшими детьми, случился большой пожар, практически этот дворец уничтоживший. Хотя бо́льшую часть мебели, а также некоторые дверные полотна и едва ли не самое дорогое из обстановки – большие зеркала – удалось спасти.

Вызванный со съезжего двора седоусый пожарный, службу коих учредили только вот в прошлом году, обойдя с истопниками обгорелые руины, постановил, что пожар приключился от забившегося сажей дымохода. Вследствие чего всех причастных к сему делу было велено «поучить», что означало порку на конюшне. «На прави́ло» было поставлено двадцать три человека, из которых двенадцать являлись стариками из числа дворовых, отставленными с прежней службы по причине нынешней невозможности её исполнения и ныне доживающими свой век на не шибко важной должности истопника, семеро – мужиками среднего возрасту, из них трое – убогие по разному виду: один сухорукий, а двое колченогие… ещё трое – подростки, а один совсем малец шести годов от роду. Но по всему выходило, что он-то и был самый виноватый. Поскольку был взят в дворцовую дворню из жалости после смерти матери-прачки и подвизался аккурат трубочистом. Причём почистить тот самый дымоход, из-за которого всё и началось, ему было велено ещё неделю назад. Так что всё справедливо… Ну а то, что всю последнюю неделю мальчонка отлёживался в дальней кладовке, после того как один из истопников, принявший на грудь, нещадно отходил его поленом, – никто вспоминать не стал. Истопник среди дворни был человеком уважаемым, инвалидом воинской службы, а пащенок… его и так держали из милости.

Так что, несмотря на то что мальчонка по малолетству вроде как не должен был попасть «на прави́ло» вместе со взрослыми, наказывать его отдельно никто не стал. Поэтому пришлось и ему опосля всех старших задирать рубаху и ложиться на бревно. Под кнут. А вошедший в раж после двух с лишним десятков взрослых мужиков и куда более старших и потому более крепких малолеток конюх совершил оплошку – не сдержал руку. Так что после первого же удара мальчонка взвыл, исторг из горла сгусток крови и лишился духа. Что привело наблюдавшую за «прави́лом» ключницу или, как её ещё называли промеж дворни, «барскую барыню» в полное негодование. Уж больно жалостливо выглядел мальчонка – тощенький, шейка тоненькая, да подживающие жёлтые синяки по всему телу… Ей его жалко стало, ещё когда он рубаху стягивал, но останавливать экзекуцию она не стала. Потому что сие было неправильно. Виноват – получи. Столько, сколько положено по «заслугам». Но смерти-то этот мальчонка точно не заслужил…

– Вот тебе ужо будет! Сам «на прави́ло» пойдёшь, ирод окаянный! – продолжала негодовать ключница. Но тут какая-то из девок, которых многие по-старому ещё именовали «сенные», собравшихся посмотреть на немудрёное развлечение, ахнула и заголосила:

– Ой, гляньте – пащенок-то зашевелился! Живой он, живой…

Ключница резко развернулась. Ну да – малой, до сего момента висевший на бревне будто стираное бельё на верёвке, подобрал ручонки и, упёршись в бревно, с трудом оторвал от него своё худенькое тельце да потом и сел. Его тут же повело, но стоявший рядом конюх не оплошал и, шагнув вперёд, подхватил худосочного, поддержав его под руку. Тот покосился на него мутным взглядом, который с каждым мгновением становился всё более и более осмысленным.

– Ишь ты, – неодобрительно выдал кто-то из поротых истопников, – глянь-кось как зыркает. Чисто тать!

– Тебя б так приложили – ты б ишшо и не так зыркал, – сварливо отозвалась одна из «чёрных кухарок», готовивших для дворни. – Ирод этакий… Как бы сам мальчонку не избил – он бы давно б уж тот дымоход почистил!

– А вот неча, – пробурчал в ответ истопник, правда, заметно сбавив тон. – Я за государя-анпиратора кровь проливал. Потому имею право к себе уважения требовать…

– Ах ты ж пьянь подзаборная! – тут же вскинулась ключница, до которой дошло, чьих рук были те пожелтевшие синяки по всему телу. – Небось за «казёнкой» в кабак хотел мальца послать. А того не подумал, что никто ему в кабаке ничего не нальёт. Да ещё и деньгу отберут!

– Так он никому деньгу и не даёт, – поёживаясь от располосованной спины, тихо пробурчал один из ранее принявших наказание подростков. – Как хошь – так горькую и доставай. Хошь – воруй, хошь – своё трать.

– Я за государя-анпиратора… – снова начал истопник, но ключница его уже не слушала. Хищно ощерившись, она развернулась к конюху и строго приказала:

– Этому – ещё двадцать «горячих». Да смотри у меня – не жалей! Полно отвешивай. Потому как он и есть главный виноватый в пожаре. – После чего перевела взгляд на мальчонку. И вздрогнула. Потому что взгляд у того был совсем не детский. Жёсткий. Внимательный. Серьёзный… И до предела удивлённый.

Часть I. Начало

1

Анисим Опанасович прожил хорошую жизнь. Долгую.

Родился Анисим в Ворошиловграде. Осенью сорок второго. То есть ещё под оккупацией. Впрочем, под немцами он прожил совсем немного. Не успело ему исполниться и полгода, как немчуру вышибли из города. Ворошиловград пострадал не слишком сильно – боёв в городе что во время немецкого наступления летом сорок второго, что во время освобождения его уже Советской армией ранней весной сорок третьего практически не было. Но всё одно жилось людям трудно, голодно – что в войну, что ещё долго после неё… Однако порода у Анисима оказалась крепкой. Так что к концу седьмого класса он вымахал в здоровенного бугая.

Несмотря на то что плату за обучение отменили как раз в год, когда он окончил семилетку, в старшие классы Анисим не пошёл, а уехал поступать в Елецкий железнодорожный техникум. Так ему посоветовал его двоюродный дядя – единственный вернувшийся с войны из всей мужской родни. Ни отцу, ни родным дядьям Анисима такой удачи не досталось… Мол, парень ты смышлёный, но оценки у тебя по многим предметам не ахти – вот и неча время тратить. Пора нужную профессию получать. Такую, что завсегда и самого прокормит, и семью. А железнодорожник – таковая и есть. Куда стране без железных дорог-то? Ну а коли всё ж таки надумаешь в институт поступать, хотя бы и на заочный, – так после техникума всяко легче будет… Парень подумал-подумал – да и согласился. Тем более что с оценками и правда не очень было. Не со всеми. Например, историю он очень любил и по ней был почти отличником. Да и в математике с физикой был твёрдым хорошистом. Как и в химии. Пение ещё любил. Даже научился на гитаре бренчать. Да-да, те самые три блатных аккорда. И рисование тоже. Отчего и с черчением у него так же было всё в порядке. А вот с литературой, биологией и всякими иными предметами типа астрономии так и не сложилось. Едва тройки вытягивал…

После окончания техникума Анисима распределили домой – на Ворошиловградский паровозостроительный. То есть, вернее, нынче он стал тепловозостроительным. С пятьдесят шестого года на заводе начали собирать харьковские тепловозы ТЭЗ. Но свежеиспечённого выпускника Елецкого железнодорожного техникума распределили на ремонтный участок, на котором в основном ремонтировались именно паровозы. Как относительно новые – «Лебедянки» (серии Л), местного выпуска, так и более старые, довоенные – Фэдэшки («Феликс Дзержинский»), ИСы («Иосиф Сталин»), которых на железных дорогах страны было ещё очень много, а так же брянские «Букашки» (серия Б), «Эрки», как нашего, так и польского, венгерского, чешского и румынского производства, ну и уж совсем старенькие «Овечки» (серии Ов).

В шестидесятом его призвали в армию. Сотрудник военкомата, просмотрев его документы, усмехнулся чему-то и, бросив парню: «Сиди здесь», – куда-то ушёл. Вернулся он через десять минут с каким-то грузным старшиной-сверхсрочником.

– Вот, Никодим Евграфыч – точно по твоему профилю.

Старшина просмотрел его документы, задал несколько вопросов, после чего удовлетворённо кивнул:

– Пойдёт!

Так Анисим и попал служить на базу железнодорожного резерва, расположенную в Шумкове, что в Пермском крае.

Служба началась… с драки. Деды здесь были дико оборзевшие. Ну, так место было такое – подразделения только ремонтные и снабжения, срочников мало, учебка – чисто формальная, потому что располагается здесь же и народу в ней дай бог пару дюжин. Причём доступ в «учебный пункт» имели все призывы – от первого до третьего года службы. Так что на драку Анисим нарвался в первый же вечер… После чего Резо Габриадзе, лидер грузинского землячества, утирая юшку, угрожающе заявил ему:

– Нэ жить тэбе, хахоль! Зарэжэм!

– Я русский, – сплёвывая кровь из разбитой губы, огрызнулся Анисим.

После этого его пытались «научить» ещё три раза. До того момента, как Габриадзе не вылетел из «хлеборезов», а потом и вообще не «зачморился», с утра, спросонья надев обоссанные галифе. И как он потом ни орал и ни убеждал остальных, что это не он… это не его… и вообще… всё это ему никак не помогло. «Пацанские» законы, по которым жили деды, такие: подставился – получай по полной!

От Анисима эти «операции» потребовали немалой сноровки и долгой подготовки, но зато привели к тому, что единая шайка его врагов рассыпалась и остаток первого года службы он дослужил относительно спокойно. А потом недоброжелатели ушли «на дембель», а на базе появились очередные новички. Так что от него отстали окончательно.

В остальном служба оказалась скучноватой. Из кипящей движухи ремонтного участка парень попал в дремотную снулость базы хранения. Хранившиеся на базе паровозы приходилось только осматривать да подновлять консервирующую смазку, в качестве которой использовались пушсало и тавот, которые по большей части приходилось замешивать самим ¹. Зато он узнал, что применяемый для изготовления пушечного сала петролатум хорошо помогает против мелких ранок, а также потёртостей и ожогов. Что было очень в тему, потому что в санчасти базы с медикаментами было очень скудно. Местный фельдшер – ефрейтор Гогохия (к недругам Анисима он не принадлежал и на попытки назвать его грузином кривился и цедил: «Я – абхаз!») – даже мазь Вишневского сам смешивал. Или, как он это гордо называл, – «линимент бальзамический по Вишневскому». Впрочем, ничего особенно сложного в этом не было. Ну, если все компоненты в наличии… Они с ефрейтором даже как-то на спор замутили «дуэль на мешанках». Гогохия нужно было замесить пушсало, а Анисиму этот самый «линимент по Вишневскому». Ничего – справился. Да и чего там справляться-то? Весь состав – дёготь, ксероформ и касторка. Из всего этого Анисим не знал только о втором. Потом в медицинском словаре посмотрел и у соратника по дуэли поспрашивал… Так что получилась боевая ничья, которую они с ефрейтором отметили разбавленным медицинским спиртом из запасов аптеки. После чего ефрейтор угодил на губу. Ну, слабоват он оказался насчёт выпивки. Хотя это было вполне объяснимо: росточку-то в фельдшере было метр с кепкой в прыжке с табуретки, а пить он пытался наравне с Анисимом, которому за размеры приказом по части официально в столовой выдавали по две порции.

К середине службы Анисим наткнулся на странную конструкцию, которая обнаружилась в углу одного из дальних складов.

– А это что такое, Никодим Евграфыч? – поинтересовался он у сверхсрочника, в команде которого прибыл на базу из военкомата. Тот по прибытии сразу взял его под крыло. Понравился ему здоровый, смышлёный, спокойный парень. Так что ежели чего перенести или там с верхнего стеллажа достать – так лучше и не найдёшь. И язык за зубами держать умеет.

– Это-то? Это трактор.

– Трёхколёсный? – удивился Анисим. Старшина усмехнулся.

– И такие тоже были. Ещё до войны в Токмаке, что в Запорожье, выпускали нефтяные трёхколёсные трактора, которые так и назывались – «Запорожец». Только у них заднее колесо одно было, а не как у этого – переднее.

– М-м-м… нефтяные трактора?

– Ну да – аккурат как энтот. У них двигатели на чём хошь горючем работать могут – на нефти, на скипидаре, даже на масляной отработке…

– Чегой-то я о таких тракторах и не слышал никогда.

– Да их у нас и выпустили-то всего несколько сотен. А вот немцы у себя таких много наделали – «Ланц Бульдог», слышал такое название?

– Не-а…

– А фирма в Германии – известная. Говорят, до сих пор такие трактора выпускают… ² Когда нашу базу разворачивали – ходили слухи, что нам такие трактора тоже на хранение поставят. Они ж совсем неприхотливые. И чинятся в любой деревенской кузне. Но потом передумали.

– Немецкие или вот такие? – Парень кивнул подбородком в сторону ржавого остова.

– Да не – такой вообще только один остался. И, насколько я знаю, его никогда серийно не производили.

Парень окинул его задумчивым взглядом, и в его глазах загорелся авантюрный огонёк.

– Никодим Евграфыч, а можно я его починю?

– Зачем тебе это?

– Ну так интересно же! Тем более отработки у нас достаточно, так что чем заправить – найдём. Ну и ежели что перевезти надо будет – машину не придётся заказывать…

Старшина задумался. С такой стороны он не думал. А что – лишние неучтённые колёса никогда не помешают.

– Ну раз так сильно хочешь – давай. Только никаких новых деталей я тебе не дам. Если что надо – вон кузня, вон депо, сам делай.

И Анисим сделал. Так что через два месяца он уже гонял по базе на пыхтящем чуде технике. Ну как гонял – конструкция способна была разогнаться максимум километров до шести в час. Трусцой быстрее… Но собранную на двух мостах от остатков полуторки и с использованием её же кузова тракторную тележку она таскала исправно. И не только по базе. Кому в посёлке дров привезти надо, кому торфа, кому навоза, кому покос окосить прицепной косилкой – конную этот недотрактор вполне тянул… Конечно, исключительно с разрешения Никодима Евграфыча. Но тот, как правило, разрешал. У них тут не колхоз, чай, с трактористом по-свойски за бутылку не договоришься. А хозяйства у людей в посёлке при базе имелись. И довольно обширные. А куда деваться – тут не город, за десятком яиц или бутылкой молока в магазин не сбегаешь. Даже хлеб частенько самим печь приходится… К тому же Анисим всегда делился людской благодарностью. Нет, деньги давали очень редко, а вот яйца, хлеб, колбаску свиную домашнюю, «пальцем пиханную», дичину народ совал. Ну и самогоночку тоже. Но её Анисим в основном отдавал старшине. Не очень он её уважал. Да и пить в части можно только очень аккуратно. Ежели каждый вечер после подобного «калыма» парень напиваться станет – так эту его побочную работу быстро замполит прикроет. А Анисим этого очень не хотел. База-то в глухом лесу стояла – два года перед глазами только лес, военные и паровозы. А тут в люди выбираться начал. Девок увидел. Да и жрачка теперь куда вкуснее была. Вот он и берёгся, сразу же отдавая самогонку старшине. А то стоит бутылку в казарму принести – ушлый народ сразу же на выпивку раскрутит. И всё – амба приработку…

Осенью Анисим проводил на дембель своего друга – ефрейтора Гогохия. Они обнялись, после чего абхаз снова начал зазывать его к себе домой. В Абхазию. Причём не погостить, а насовсем. Жить.

– Приезжай, брат! Жену тебе найдём! У меня сёстры – такие красавицы…

Если откровенно – Анисим серьёзно задумался над этим вариантом. А чего, место благодатное – море, горы, солнце. Всё растёт – груши, мандарины и всякие диковинные фрукты. Да сухую палку воткни – и та через неделю листики выбросит! Опять же, железная дорога есть. То есть и где работать найдётся… Но пока это были просто мысли. Потому как служить ему ещё и служить. А вот друг ушёл. То есть не будет у них больше ночных посиделок с чаем (и не только), рассказов, жарких споров… Гогохия так же оказался любителем истории, и они много спорили о разных вещах. Например, о покорении русскими Кавказа, Крымской и Русско-турецкой войнах. На них у Гогохия был довольно оригинальный взгляд, очень сильно отличающийся от той истории, которую им преподавали в школе… Но одним этим их беседы не ограничивались. Абхаз любил химию, потому как призвался с первого курса химического факультета Грузинского политехнического института имени Ленина, в который поступил после медучилища, и знал множество различных баек. Например, он рассказал Анисиму, что анилин, на базе которого немцы создали самую мощную в Европе и мире химическую промышленность, был открыт аж три раза подряд. И только лет через десять после первого открытия какой-то немец установил, что три разных химических соединения, принёсших славу своим первооткрывателям, являются одним и тем же веществом ³.

После дембеля друга с дополнительным заработком начались проблемы. Потому что пошла движуха на базе. Занимавшие немалую часть линий отстоя «Овечки» и «Букашки» массово пошли под списание, потому что в связи с активным переходом железных дорог СССР на тепловозную и электровозную тягу на базу резерва начали поступать куда более новые машины. И под них нужно было освободить площадки хранения. Для чего эти самые «Овечки» и «Букашки» требовалось привести в рабочее состояние и перегнать к месту переплавки. А Анисим, единственный из срочников, имел не только профильное железнодорожное образование, но ещё и опыт ремонта. Вследствие чего его припрягли по полной. Ну а когда с ремонтом было почти закончено, выяснилось, что времени на освобождение площадок осталось очень мало. Потому что перегонные бригады уже гонят на базу паровозы. Вследствие чего из военнослужащих базы в пожарном порядке сформировали несколько паровозных бригад, одну из которых и возглавил ставший уже старослужащим Анисим. Так что о прежних временах скучной службы теперь можно было только вспомнить с ностальгией… Зато удалось покататься по региону и многое повидать – Невьянск, Челяба, Свердловск, Нижний Тагил, Верхняя Пышма, Пермь.

А перед одной из последних поездок в Челябинск Никодим Евграфыч попросил его о помощи в личном деле – когда он будет возвращаться после того, как сдаст на переплавку очередной паровоз, то заглянет в посёлок Лесной, который располагался всего в восьми десятках километров от города, в Кунашакском районе, и передаст гостинец его свояку. А также заберёт у него гостинец уже для него самого. Ну, парень и пообещал. Чего ж не помочь хорошему человеку. Тем более и ехать недалеко. Ну, по местным меркам.

Когда крепкий и высокий старший сержант в слегка выцветшей, но аккуратной форме, стукнув пару раз для порядка в калитку, зашёл на чистый, ухоженный двор дома, который ему указали соседи, то его сердце пропустило удар. Потому что в ответ на его: «Здоровы будете, хозяева!» – с грядки поднялась крепкая, стройная деваха с толстой, в руку толщиной, косой и-и-и… буквально пудовыми гирями за пазухой. Утерев пот со лба запястьем измазанной в земле руки, она сверкнула задорной белозубой улыбкой, полыхнула яркими синими очами и ответствовала:

– И тебе здоровьичка, гость дорогой. Зачем пришёл? Кого надобно? Али свататься собрался?

Анисим замер, поражённый в самое сердце. Уж больно девка была хороша. И на лицо, и на фигуру, и бойкая – за словом в карман не лезет… Ну как в такую не влюбиться?

– Я не… я к Гавриле Петровичу, – мгновенно осипшим голосом произнёс он. – От свояка его – Никодима Евграфыча. С гостинцем…

– От дядьки Никодима, значит? Ну, тогда прошу в дом. Тятя только через час появится. Так что отдохни с дороги. Молочка парного испей… – И девка, развернувшись, величаво двинулась в сторону чистого, отскоблённого до белого дерева крыльца, на ходу выпрастывая подол, который подоткнула, чтобы не цеплялся за сорняки и не мешал полоть. А Анисим побрёл за ней будто привязанный, ошалело пялясь на скульптурно вылепленные голые ножки, которые, правда, довольно быстро скрылись под выпущенным подолом.

Вечером, лёжа на сеновале, на котором ему постелили, Анисим понял, что пропал. Запала ему в душу эта девчонка. Её звали Марьяна, и она училась в ветеринарном училище. А отец её также был сверхсрочником. Только служил не на базе железнодорожного резерва, а на окружных военных складах, расположенных поблизости. А ещё он был знатным охотником. Ну так всю войну снайпером отвоевал… Причём побывал и в тех местах, где его батя погиб. Хотя на фронте они не встречались… Анисима он принял хорошо и обстоятельно расспросил. Кто, откуда, какую профессию имеет, что о делах в стране и мире думает? А то ишь как маоисты раздухарились! Да и на перевороты всякие год богатый – в Ираке, в Сирии, в Эквадоре, в Гватемале, в энтом, прости господи, как его… а-а-а – Того, опять же в начале года был. А год-то ещё не кончился!

А когда на следующий день Анисим, получив посылочку для старшины, прощался у калитки с Марьяной, которая вроде как опять полола грядки, а увидев его, подошла проводить гостя, та внезапно прянула поближе и, запунцовев, клюнула его в щёку губами. После чего умчалась в дом. А парень на деревянных ногах отправился на станцию, где его обещались подсадить на проходящий мимо товарняк…

С Марьяной всё сложилось. Не только она поразила его в самое сердце – высокий, статный, крепкий сержант в лихо заломленной пилотке тоже с первого взгляда запал девушке в душу. Так что уже следующей весной они сыграли свадьбу… Хотя за своё счастье побороться пришлось. Потому как Марьяна считалась завидной невестой, поэтому ухажёры у неё в посёлке были. И немало. Поэтому Анисиму пришлось припомнить начало службы и всё время до свадьбы вести, так сказать, диверсионную работу, «выбивая» противников по одному. Нет, до смертоубийства дело, слава богу, не дошло. Просто один из ухажёров вляпался в нехорошую историю с воровством досок с лесопилки… чем он спокойно занимался всё то время, что на ней работал, и никто этого не замечал. А вот сейчас – заметили. Так что от «уголовки» ему удалось открутиться еле-еле. А из посёлка вообще уехать куда подальше… А второй, который служил водителем директора леспромхоза, возвращаясь ночью домой с блядок, с пьяных глаз наехал на валяющуюся на дороге колоду, которая неизвестно как туда попала, и разбил директорскую машину. Ну а кто его заставлял так напиваться за рулём?

Вот так Анисим и оказался после дембеля не в Абхазии, а в посёлке Лесной в восьми десятках километров от Челябинска.

На свадьбу тесть подарил молодой семье граммофон с двумя десятками пластинок из шеллака, которые привёз трофеями из Германии. Правда, все они были на немецком языке, но мелодии на них были славные. После свадьбы местная молодёжь частенько собиралась у них в доме, чтобы потанцевать под эти пластинки. Ну а мать отписала дочери швейную машинку «Зингер» с ножным приводом. Ещё дореволюционную. На тяжеленной чугунной станине. Потому что ей муж подарил более современную, подольскую, намного более лёгкую… «Зингер» купили ещё для прабабушки Марьяны, но её конструкция оказалась абсолютно неубиваемой. Практически любую проблему можно было устранить, просто разобрав её и почистив.

С работой тоже всё устроилось. Тесть позвал к себе, на военные склады.

– Парень ты надёжный, рукастый, свояк мне всё про тебя рассказал. Характеристики опять же хорошие. Комсомолец. Так что ежели я ещё словечко замолвлю – тебя возьмут. А такой работы в наших краях днём с огнём не сыщешь. К тому же и для хозяйства полезно. На складах каждый год много всякого списывается – так что и на обустройство есть что откуда взять…

Ну Анисим и решил не искать добра от добра.

Потихоньку поставили дом, хозяйство – завели коровку, свиней, кур, кроликов. Марьяна оказалась хорошей хозяйкой – всё у неё в руках горело, любое дело спорилось… Анисим же под влиянием тестя пристрастился к охоте. Завёл собак, ружьишко. Да не одно – кроме «тулки» с помощью тестя прикупил для сего дела списанную с военных складов «берданку». Их начали продавать охотникам ещё до революции… Чуть погодя на пару с тестем поставили пасеку. Так что деньги водились. Одного мяса и птицы в заготконтору сдавали, почитай, на тысячу рубликов новыми, притом что ни себя, ни друзей-соседей-сродственников ни разу не обделили. А таковых было много. У Марьяны только родных братьев и сестёр ещё четверо было. И трое из них жили в городе, где, понятное дело, нормального хозяйства не заведёшь. Но всем хватало… Плюс яйца. Плюс шкурки. Плюс мёд. Да и на дикоросах Марьяна с подружками тоже неплохо зарабатывала. Ну и зарплату не на пустоту тратили, а на хозяйство. Так что дом вскоре обзавёлся железной крышей, а возле крыльца встал купленный, опять же с помощью Гаврилы Петровича, почти новый, с хранения, «Газ-69». А там и детки пошли.

Старшая родилась легко. И была спокойной. А вот вторую не уберегли. Что там у неё было – Анисим до конца и не понял… какое-то непрохождение, только Марьяна вернулась из роддома чёрной от горя. И почти два месяца отходила от всего произошедшего. Анисим крутился как белка в колесе, успевая и на службе, и на огороде, и в хлеву, и с кролями, а всё одно, ежели бы не помощь тёщи – не справился бы. Но и так упахался до того, что стал подумывать о том, чтобы продать корову и кроликов. На них больше всего времени уходило… Но потом Марьяна оправилась и снова взяла хозяйство в свои крепкие ручки. И всё пошло по-старому. За исключением того, что на её лбу навсегда поселилась горькая складка.

На очередного ребёнка они решились только через три года. И на этот раз всё прошло нормально. В положенный срок родилась крепенькая девочка, в отличие от сестры оказавшаяся весьма горластенькой.

Весной шестьдесят девятого их подняли «в ружьё». Как выяснилось, советские войска вступили в вооружённый конфликт с китайцами на острове Даманский, который вполне мог перерасти в полноценную войну. Так что сверху поступила команда срочно готовить развёртывание частей и соединений по мобилизационному плану… В напряжении прошли вся весна и большая часть лета. Мобилизация, слава богу, так и не началась, но упахались все по полной. Не говоря уж о том, что на своих складах пришлось перекидать в вагоны вооружения, снаряжения и боеприпасов на несколько эшелонов, в мае сверху спустили распоряжение откомандировать помощь на дальневосточные склады. Анисим из сверхсрочников был самым молодым и здоровым – ему и выпало ехать.

Из командировки Анисим вернулся младшим лейтенантом. И не то чтобы чем-то по своему непосредственному направлению отличился, просто в районе тех складов, к которым прикомандировали его группу, располагались две зоны, с одной из которых ушла на рывок группа рецидивистов. Да не просто ушла, а напала на караул и завладела оружием. А потом подошла к периметру складов и расстреляла из захваченного автомата патруль, прихватив на этом ещё парочку автоматов. Вот когда формировали поисковую группу – он и вызвался помочь. Охотник же, чай… хоть и местность не знает – но на подхвате всяко лучше кого другого будет. По лесу ведь ходить – не то что по улице, даже и деревенской: не так ногу поставишь, и всё – вывих! А это, считай, – конец поиску. Ну куда по тайге с травмированным?

Зэков они нагнали. И захватили. Не всех. Двоих пришлось кончить на месте. Потому что они начали поливать солдат и Анисима с местным проводником из двух стволов. Ну и сам парень без «подарка» от сволочей не остался. Прилетело в ногу. Хорошо ещё что в мякоть. Так что к моменту отъезда домой он уже вполне передвигался на своих двоих… И вот когда он в госпитале отлёживался – ему и прилетели младлейские звёзды на погоны. Потому что в госпитале внезапно появился командующий Дальневосточным военным округом генерал-полковник Толубко. Вообще-то он прибыл навестить бойцов, раненных на острове Даманский, но зашёл и в их палату. А когда узнал, что Анисим – его земляк, то есть тоже с советской Украины, расчувствовался и одарил парня офицерским званием. Мол – молодец! Не какая-то там тыловая крыса, а настоящий боец – быть тебе офицером! Но Анисиму это принесло только головную боль. Уезжать из Лесного он никуда не собирался, а на прежней должности ему теперь находиться нельзя. Она ж для сверхсрочника, а не для офицера! Да и выслуга уже подходила. Он осенью должен был получить два своих сверхсрочных оклада… которых теперь ему не видать как своих ушей. Плюс и в зарплате явно должен потерять. Ну, учитывая все доплаты… Так что удружил ему генерал-полковник, прямо скажем, не по-детски!

Но был во всём этом и положительный момент. Жена, когда узнала, что он словил пулю, сначала отходила его полотенцем, но зато вечером они так жарко «здоровкались» в постели, что она в ту же ночь понесла. Анисим давно мечтал о сыне, но у них новый ребёнок как-то всё не получался и не получался. А тут вишь как – раз и готово!

Парень вышел на загляденье – крупный, солидный, в больнице его даже обозвали «Председателем». Ну дык четыре с половиной кило – не шутка! Сестрёнки всё время паслись у колыбельки, то подсовывая младенцу бутылочку с водой, то втыкая в рот выплюнутую пустышку, а когда малой начинал хныкать – неслись к матери с криком:

– Мама, он опять обкакался!

Со службой так же всё сложилось – лучше не придумаешь. Через пару месяцев после возвращения Анисима из командировки ушёл на пенсию начальник отдела хранения артиллерийского вооружения и боеприпасов, и начальник складов тут же предложил эту должность новоиспечённому офицеру. Тайком перекрестясь от свалившейся удачи. В эту глушь начальство, как правило, отсылало самых ярых залётчиков, от которых нормальной работы ждать было бессмысленно. Так что склады держались в основном на сверхсрочниках. А тут такой подарок – готовый начальник отдела, который ещё и будет держаться за место. Потолок звания на этой должности – майор, так что о том, где искать должность для повышения, у него следующие лет десять голова болеть не будет. Ну а как оно там дальше повернётся – уже новый начальник складов думать будет. Потому что старый к тому моменту уже давно будет на пенсии.

Так и продолжалась жизнь. Старшая окончила школу и уехала в Свердловск поступать в институт. Поступить не поступила, но так там и осталась. Устроилась работать на Уралмаш. Там и мужа себе нашла. Средняя пошла по стопам старшей. То есть так же после школы поехала поступать в институт. В Пермь. И тоже по первости не поступила. Ну дык школа-то у них в посёлке какая была? Из учителей половина без образования – жёны офицеров да сверхсрочников, да и тех некомплект. Часто бывало, что английский вёл физкультурник, физику – математичка, а литературу – учительница химии… Но в отличие от старшей – не сдалась и на третий год смогла-таки осилить планку и стать студенткой Пермского медицинского института.