Kitobni o'qish: «Бастард четвёртого мира. Том 3. Затерянная межа»

Пролог

Мудрость помнит: нет чудовищ страшнее, чем творения собственного разума. Сила верит: служение богам не доводит до добра. И лишь душа знает наверняка, что, когда первые и вторые сходятся воедино близь предсмертного часа, всякий оказавшийся на краю проживает свой срок заново в мгновение ока.

Уже и не ведаю, какая протяженность пути, что ведет смертных к вратам забвения, нами была пройдена, но тропы Шепчущего прибежища, что чуть было не стало могилой белобородому рыцарю; исчерченные кровью пески арены Крактан; побег, наградивший смельчаков не только парой свежих шрамов, но и новым союзником; и проклятая морская тварь, унесшая в пучину множество жизней вместе с кораблем, сменялись перед глазами в дикой пляске, то расплываясь омутом судорожных грез, то становясь яснее ясного.

Непонятным оставалось лишь одно – могут ли четверо авантюристов, волею судеб оказавшихся на утлой песчаной косе без питья и пищи, вдалеке от обитаемых рубежей разумных народов рассчитывать на добрый исход…

Глава 1

– Н-у-у-у… я… неуклонно сталкиваюсь с крайне неразборчивыми… кхе-кхе… переживаниями… что вызывает, прямо сказать, затруднения при их словесной интерпретации даже у меня.

Сквозь толщу воды, откуда-то издалека доносились глубокомысленные выводы Давинти, заглушаемые мягким плеском прибрежных волн и короткими приступами кашля.

– Это было, несомненно, новое, удивительное… Никак не могу подобрать правильное выражение… Поз-но-ва-тель-но-е… Да, возможно, так будет более точно… Пожалуй, в немалой доле по-настоящему смертопасное и исключительно полезное приключение, которое я никогда… никогда больше не желаю повторять.

Я с силой оттолкнулся и вынырнул на поверхность. На залитой вечерним солнцем полосе берега восседали два промокших до нитки разумных. Опасность миновала, и почувствовавший облегчение эльф пустился болтать без умолку, сбрасывая таким образом с тонкой чувствительной души заклинателя рифм обуревающее им волнение. По левую руку от тила, широко и небрежно развалившись на теплом песке, перемешанном с основательно прогретой за день галькой, сидел рыцарь. Тамиор уже успел стянуть с себя тяжелый доспех и теперь, скривившись в пренебрежительной гримасе, выливал из сапог ручейки соленой хляби.

– Если бы мы располагали достаточным количеством пресной воды, – осклабившись в заботливой улыбке протянул Давинти, – то могли бы использовать твое снаряжение на манер чайника или, положим, горшка, вскипятить ужин.

– Опять ты со своими кашеварными фантазиями, – бросил воин в ответ, захохотал и тут же осекся: – Ох, смотри, Дави! – взволнованно буркнул он. – Вон там! – белобородый вскочил на ноги и принялся тыкать пальцем в сторону моря. – Варанта и Дики. У них получилось!

– Варанта! Мы здесь! Капитан Тычок! – эльф выпрямился следом и бешено замахал руками.

– Не тратьте сил зря! Плывите спокойно! – старательно перекрикивал тила бородач. – До берега, кажется, далеко, но на самом деле глубины не выше макушки, – в его зычном басе звучала искренняя радость. – Еще немного и можно будет идти прямо по дну!

Рыцарь не ошибся. Я перевел дух, сделал несколько сильных гребков, почувствовал под ступнями песчаное дно и зашагал навстречу друзьям, мерно расталкивая водную гладь торсом. Двигаться приходилось с трудом. Набегающие волны мягко ударялись о спину, но в следующую же секунду так и норовили утянуть обратно, в объятья пучины. Вдалеке справа, так же тяжело, однако не менее уверенно, к берегу направлялась голова Дики Тычка. Канри был значительно ниже любого из нас и, судя по всему, еще не достиг нужного рубежа, чтобы утвердиться и перестать грести.

– Ну, что скажешь, круторогий братец, – задорно хмыкнул Тамиор, когда верхняя моя половина высвободилась из кисельного плена стихии, – ничего медузе-переростку на закуску не оставил? Все на месте? Руки, ноги?

– Голова? – поддержал шутку белобородого Давинти.

– Голова не главное, эльф. Пора бы запомнить, – отмахнулся воин.

– Да, – сипло выдохнул я, осматривая туловище и, вовсю улыбаясь соратникам, – все на месте. Пара рваных ссадин да с десяток синяков. Переживем, – я широко распахнул руки и крепко обнял самых близких мне разумных. – Нужно подсобить Дики.

Спохватившись, я крутанулся и заспешил к капитану, что с заметной натугой, на четвереньках уже полз по рыхлому песку. Тычок хрипло дышал. Казалось, силы оставили его, и барсук держится лишь на волевых. Не покидая границ прибоя, он развернулся, сел прямо в воде и молча уставился на горизонт.

– Дики! – крикнул я, подбегая ближе. – Дики, ты как? – я положил ладонь на его плечо.

– Не трогай меня, – яростным шепотом выдавил тот.

– Что? – я растеряно отнял руку.

– Я сказал, отойди от меня, броктар! – в голос, не оборачиваясь, прорычал он.

– Отойти? – я прямо опешил. – Да что с тобой такое?!

– Что со мной?! – капитан резко оглянулся и вперился в меня пустым утомленным взглядом, из глубины которого проступала влажная горечь обреченного существа. – Что со мной? – с ненавистью повторил Тычок. – Со мной было все хорошо, пока я не связался с вами! А теперь все мертвы. Все! – Дики сорвался на отчаянный крик, затем смолк, сделал глубокий прерывистый вздох и, снова уткнувшись перед собой, тихо проговорил: – Я знал этих ребят много лет. Всех до единого. Знал их родичей. Они же были семьей для меня. Не самой лучшей семьей, но моей. Понимаешь? – тон капитана ходил вверх-вниз от нестерпимой тревоги. – А «Пустой Гром» стал мне домом, когда тебя, ящерица, еще и в помине не было… Все погибли. У меня ничего не осталось, – Тычок безвольно уронил голову, помедлил немного и, заглянув мне прямо в лицо, взревел с ненавистью и отчаянием: – Так что не спрашивай меня, броктар – что со мной! Иди прочь!

– Варанта.

Я не сразу смог понять, что кто-то кличет меня со стороны.

– Варанта!

Я ошарашено повернулся. За спиной, совсем рядом, стоял Тамиор и протягивал мне жилистую пятерню.

– Оставь его. Пойдем, – с состраданием проговорил белобородый. – Дай капитану оплакать своих погибших.

Я скомкано кивнул и, решив послушаться совета старого друга, засеменил за рыцарем, еле переставляя совсем обмякшие ноги.

***

Неторопливые сумерки подступили с запада и, подчинив себе высоты рыжих отвесных скал, липкими тенями принялись стекаться к подножью. Бессменные предвестники ночи жадно впитывали остатки теплых лучей светила, тающего за небесной каймой. А яркие краски молодого вечера постепенно меркли, преображаясь в однородную серую гущу, среди которой с трудом угадывались кривые силуэты узловатых коряг, в достатке разбросанных вдоль всего берега. Невесть откуда взявшиеся обломки высушенных добела деревьев живо походили на очертания причудливых зверей, что словно замерев в предчувствии неудачливого путника, волею судеб оказавшегося на пустынной косе, терпеливо ждут, когда темнота вступит в полную силу, чтобы напасть и растерзать несчастного на крохотные кусочки.

Я украдкой посмотрел на Тычка. Череда утрат все-таки подкосила старого сурового капитана. И да, возможно, лучшей сейчас для него помощи, кроме как «просто не мешать», найти было трудно. Ведь такие, как он, не привыкли плакаться в плечо товарища, даже если оно подставлено с искренним стремлением разделить тяжелую ношу. Однако даже самым стойким из нас, тем, чье сердце тверже всякого камня, иногда необходимо давать волю чувствам – взорваться яростью пробудившегося вулкана, пролиться грозовым дождем… И лучше, чтобы такой шторм обходился без посторонних глаз, речей или сожалений. Каждый, кто хоть раз терял нечто дорогое, незаменимое, понимает это. Понимали и мы, уходя все дальше и пытаясь дать капитану шанс на заслуженное, необходимое одиночество.

Дики сидел по брюхо в воде, а лазурная пена ласково омывала свалявшийся грязный мех на его груди. Он все так же бессмысленно таращился в одну точку и, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, тихо выл.

Тяжелое эхо утробного клекота Гунлутая, точно в насмешку, ударилось о высокие скалистые гребни и, развалившись на куски, с шумом осыпалось на песок. Прожорливое чудовище видимо добралось до остатков кормы «Пустого Грома» и теперь с треском лопающихся досок завершало свою трапезу.

Странно, но с берега весь этот кошмар выглядел совершенно иначе. Среди царящего покоя и безоблачной синевы, медленно вращаясь и затягивая в спиральный вихрь низкие облака, над поверхностью моря возвышалась воронка из грязи и пыли. Густая клубящаяся серая завеса, кажущаяся изнутри нескончаемой, однако имела четко обособленные границы. Корка льда, стиснувшая корабль перед нападением монстра, только на немного выходила за их пределы. В широченном столбе мутного тумана, поднимающегося высоко вверх, виднелась лишь гигантская тень. По ее размытым движениям невозможно было определить, чем являлся колоссальный клубок дыма – обыкновенной бурей, принимающей замысловатые формы или живым существом, что притаилось во мгле и терпеливо подстерегает следующую жертву. Впрочем, и то и другое в равной степени не сулило ничего кроме смерти. Зловещее зрелище непостижимым образом увлекало, будто засасывая разум в центр мрачной круговерти, покрывая тело непроизвольной дрожью и даруя сознанию смятение и страх.

– Скоро стемнеет, – одернул меня Тамиор, силой выталкивая из вязкого омута тревожных мыслей, – нужно разбить лагерь. Собирай пожитки, заклинатель болтовни, – шутливо бросил воин, жестом показывая поэту, что пора выдвигаться.

– Куда мы идем? – эльф бодро поднялся и перебросил через плечо небольшой, сморщившийся под действием морских вод кожаный мешок.

– Оправляемся искать приют, – пояснил белобородый. – Не ночевать же прямо здесь. Хотя если тебя устраивает местное гостеприимство, то можешь остаться и подарить моим ушам немного тишины.

– Вот еще, – с ехидной улыбкой парировал Дави. – Более подходящего слушателя мой длинный язык еще не встречал, – осклабился он, величаво поправил прилипшие к телу одежды и, стерев с лица ухмылку, спросил: – А капитан Тычок, он разве не идет с нами?

– Позже. Сейчас ему нужно побыть одному, – хмуро отозвался рыцарь. – Думаю, в этом богами забытом крае кроме нас костры разжигать больше некому. Он без труда отыщет место ночлега.

Устало перебирая ногами, мы втроем двинулись на север. Громада скал уходила вперед нескончаемой чередой отвесных баррикад и упиралась в далекую линию чуть заметного горизонта, словно немой страж, охраняющий рубежи засушливых земель народов Иллии от просоленного царства Спешного моря. Отдалившись на достаточно приличное расстояние от первоначальной точки, нам так и не довелось обнаружить подходящего укрытия. Хотя я отчетливо помнил, что старина Дики уверял нас в том, что эти берега просто напичканы глубокими пещерами. Наконец Тамиор остановился.

– Здесь! – скомандовал белобородый, указывая на небольшое углубление в породе с причудливо выпирающим каменным навесом, здорово походящим на длинный высунутый язык. – Варанта, – обратился ко мне воин, – друг, собери веток для костра, а мы с Дави постараемся обеспечить возможный уют к твоему приходу.

Я согласно кивнул.

– Скудное укрытие. Едва ли втроем поместимся. К тому же несильно похоже на надежную пещеру. Мне бы совсем не хотелось мучиться бессонницей от зловещих помыслов на предмет внезапного визита каких-нибудь гостей. И так близко к воде, – озадаченно проговорил поэт. – Не спокойно у меня на душе. Вдруг ночью то чудище, что сожрало наше судно, доберется и до нас?

– Х-м-м. На нас места хватит. А чудище… – Тамиор тепло улыбнулся, – не думаю, Дави, что прожорливая тварь заявится. Поживиться тут нечем. К тому же слишком мелко для такого гиганта. Да и другого плана у меня все равно нет.

На мгновение прислушавшись к разговору соратников, я ухмыльнулся детской наивности длинноухого рифмоплета и продолжил обшаривать окрестности. Впрочем, поиск дров не занял много времени. Берег полнился высохшими за день обломками, и мне удалось вернуться еще до того, как товарищи успели перевести дух и разложить скудное имущество. Вскоре посередине маленького лагеря засияло пламя костра, тепло которого навевало воспоминания о доме и вкусной горячей похлебке.

– Выход будем искать уже поутру, – с хрустом потянулся воин, расставляя руки в стороны. – Эх! Не отказался бы я сейчас от крепко зажаренного, до корочки, ломтя мяса, – он присвистнул и хлопнул себя по колену. – Жаль, тут дичи не водится. Гиблое место. Ни клешеней, ни птиц – никого. Нам бы, ой как скрасила вечерок парочка отбивных, желательно с флягой вина в придачу. На худой конец окорок клыкаря тоже сгодился бы.

– Да, – протянул я, присаживаясь к кострищу, – боюсь, что эта ночь застигла нас на пустой желудок.

– Что ж, – лукаво заметил Давинти, – прошу простить, что не имею привычки обнадеживать попусту лучших друзей, – тил подтянул поближе небольшую кожаную торбу, с которой носился с тех самых пор, как морской колосс выдворил нас с корабля, и важно насупившись, добавил: – Клыкарей не обещаю, но немного пресной воды, сыра, вяленого мяса и горстка орехов найдется.

Сказав так, поэт присел на корточки и начал выкладывать к огню продовольствие.

– Ого! – воскликнул я. – Откуда ты все это взял?

– Э-м-м… – задумчиво протянул Дави, – сберег, – затем снова задумался и проговорил: – Позаимствовал… Зависит от того, с чьей стороны посмотреть.

– Украл, – с усмешкой буркнул Тамиор.

– Ну зачем сразу украл? – возмутился эльф. – Если учитывать обстоятельства гибели всего, что находилось на «Громе», включая команду, то можно считать, что я уберег эти невероятно великолепные припасы от монстра. Припасы, которые, не могу не заметить, позволят нам не слопать друг друга в приступе голода хотя бы пару дней.

– Ты меня поражаешь, длинноухий, – сурово заявил воин. – С каждым разом твое присутствие в нашей компании становится более оправданным, – бородач хмыкнул, а его лицо приобрело теплые черты. – Ты молодец, Дави.

Тил застенчиво улыбнулся, словно юнец, наконец-то добившийся похвалы от строгого родителя, и суетливо принялся делить провиант на четыре равные части.

– Нужно и капитану оставить, чем поужинать, – заботливо приговаривал он. – Немного, но утолить особо навязчивые стоны в животе хватит.

– Хватит, – подтвердил Тамиор, пристально вглядываясь в языки пламени. – Завтра будет тяжелый день. Перекусим и отправимся спать. Жаль, что тот пиратский журнал со странными картинками и каракулями, что переводил маг, не вернуть. Возможно, одна из нацарапанных там карт могла бы оказаться как нельзя кстати. Силы для того, чтобы вслепую обыскивать горы, у нас вряд ли найдутся.

– Э-м-м… – снова затянул Дави, а в глазах эльфа заискрились задорные огоньки, – не хотелось бы придаваться безудержной торжественности в столь плачевных условиях, но тем не менее… – поэт просунул руку на дно мешка и выудил кипу размокших бумаг, свернутую в плотный рулон.

Глаза белобородого рыцаря округлились, он победно гикнул, раскинул мускулистые лапищи и стиснул эльфа в стальных объятьях.

– Молодчина, длинноухий! – радостно забасил воин.

– Попрошу аккуратнее, детина. Раздавишь ведь, – тяжело проскрипел эльф, пытаясь вырваться из медвежьего захвата. – Я прибрал записи почти сразу, – пустился в пояснения Дави, когда белобородый поставил его на место и сел. – После того, как корабль погрузился в туман и вскоре начала происходить вся эта несусветная тарабарщина с безглазыми рыбами и исчезающими за бортом канри, я смекнул, что наша легкая прогулка принимает непредсказуемо смертопасный оборот. А когда Генэди взялся творить защитный купол, мне сделалось предельно ясно, что вероятность остаться в живых в море, под опекой горстки потрепанных испуганных матросов, крайне мала и с каждой минутой становится все более эфемерной.

Дави оживленно переводил взгляд то на меня, то на Тамиора.

– По совершенно удачному стечению обстоятельств, у мага уже была довольно вместительная прочная торба, в которой и нашли надежное убежище не только наш сегодняшний ужин, но и пиратские записи. Признаться, древние карты настолько захватили мое воображение, что я просто не смог оставить их без присмотра, – тил смолк на мгновение и пролепетал виноватым тоном: – Я прямо-таки почувствовал сильнейшую необходимость сберечь старинный артефакт. Ну и прихватил мешок, когда все были заняты спасением своей шкуры. Только в интересах сохранения редкой реликвии для передачи и последующего изучения будущими поколениями искателей, конечно же, – эльф сделался чересчур серьезным и уверенно закивал в подтверждение своей оправдательной речи.

– Короче говоря, Дави, – не удержавшись, громко хохотнул я, – ты спер карты из-под носа у чародея. Только в интересах будущих поколений, конечно же.

– Спер?! – негодующе вскинулся поэт. – Ну знаешь, Варанта, уж от кого – от кого, а с твоей стороны я никак не ожидал подобных упреков, – тил насупился и молча протянул Тамиору его долю съестного. – К твоему сведению, драконья ты голова, для того чтобы вещь считалась «спертой», как ты изволил выразиться, необходимо наличие как минимум одного из простых непреложных условий – для начала она должна принадлежать кому-либо. А насколько известно мне, именно эти карты не являлись чьей-то собственностью.

– Угомонись, Дави, – поспешил я успокоить друга. – Я же пошутил.

– Я тоже, – буркнул поэт и, передав мне небольшой ломоть вяленого мяса, затянул горловину кожаного мешка.

– Остыньте, ребята, – вовремя встрял в разговор рыцарь, смачно раскусывая крупный орех и заедая его куском сыра. – Сам не терплю, когда берут то, что плохо лежит, но в данном случае Давинти заслужил только одобрения.

Тамиор подхватил флягу и сделал большой глоток.

– И где тебе удалось добыть столько припасов? – изумленно продолжил он. – На корабле царила сущая неразбериха. И если бы не твоя… к-х-м-м… – белобородый комично закашлялся в пудовый кулак, еле сдерживая смех, – рачительность…

– О-о-о, – недослушав вопроса, с готовностью отозвался Дави, – это совершенно коротенькая и на редкость тривиальная история. Но я с радостью поделюсь подробностями, – начал он. – Прошлой ночью меня одолевал нестерпимый голод. Ведомый отнюдь не желанием прибрать к рукам чужое, но движимый тяжелой нуждой, – на этом моменте поэт постарался заострить особое внимание, – я внезапно наткнулся на вовсе неприглядный кулек со снедью, – он запнулся и заерзал на месте, уловив наши вопросительные взгляды. – По правде сказать, там были еще кое-какие припасы, но я смог унести только это. И уверяю вас, друзья, – эльф многозначительно приподнял острый подбородок, – я совершенно случайно, только одним глазком, вовсе не желая, накануне приметил место, где барсуки хранили основной провиант. Можно сказать, что куль сам попал в мои заботливые руки.

– Ага, – весело прыснул я.

– Ну и что же, позвольте спросить, означает это совершенно неопределенное «ага»? – взбеленился поэт. – Попрошу дослушать до конца. И не делать скоропалительных выводов, в коих вы двое изрядно поднаторели с самой первой минуты нашего судьбоносного знакомства. Я настаиваю… – Дави нахохлился еще пуще. – Нет, я требую… Да, «требую» – весьма уместное выражение, – обращаясь сам к себе буркнул он. – Так вот я требую, чтобы мой поступок не приравнивали к воровству! Назовем это… – задумался тил, – неосознанной заботой о ближних, в условиях нарастающей смертопасности вынужденного положения. Или действием, непременно оправданным в силу сложившихся обстоятельств! Так же возможна совокупность обоих вариантов, – торжественно закончил витиеватую тираду поэт.

Над маленькой компанией, расположившейся вокруг огня, замерла неловкая тишина. Треск сухих ветвей в пламени отчаянно заполнял пробелы, отчего пауза казалась еще более комичной. По лицу Давинти было ясно видно, что тил не находит себе места в ожидании мнения товарищей. Мы с Тамиором медленно переглянулись. В глазах воина мелькали бешеные искорки с трудом сдерживаемого веселья.

– Только в интересах соратников, я полагаю? – нарочито серьезно пробасил белобородый, прыснул в ладонь и, не сдюжив, залился громким заразительным хохотом.

Я старательно терпел, не желая вконец обижать длинноухого приятеля, но через пару мгновений сдался и присоединился грохочущим смехом к потехе бородача.

– Что? – потерянно вопрошал сбитый с толку эльф. – Что вы хохочете? Что смешного опять отыскалось в моих речах?

Давинти понадобилась целая прорва смирения, чтобы дождаться, когда его друзья вдоволь навеселятся. Поначалу он безропотно терпел. Затем принялся оскорбленно надувать щеки. А спустя еще немного времени уже пугал неминуемой расправой за насмешки и потрясал тонкими кулачками.

– Для вас же, балбесов, старался. Неблагодарные, – ворчал он, подливая тем самым масла в огонь разразившейся забавы.

Поняв, что все его увещевания не имеют должного эффекта, эльф собрался с духом и на полном серьезе пригрозил сейчас же покинуть нашу компанию, не ведающую ни приличий, ни уважения к соратнику, чтобы скрыться в ночи подальше от незаслуженных насмешек. И если ему посчастливится вернуться в лоно более цивилизованного общества, непременно написать эпичную поэму, что будет выставлять нас с Тамиором в совершенно непривлекательном свете. В конечном итоге такие суровые доводы оказались нам с рыцарем не по зубам, отчего, насилу сдерживая рези в животе, мы, наконец, успокоились.

– Ладно, пора отдыхать, – с трудом выдавил белобородый, отирая рукавом слезы, проступившие от смеха. – Будем держать дозор, как всегда, по очереди, – уже более лениво буркнул он и завалился набок, пристраивая голову на локте поудобнее. – Как ты однажды говорил, Дави? «Кто у нас сегодня раздозорился?» – хмыкнул воин. – Так вот нутром чую, что раздозоришься у нас сегодня именно ты, – Тамиор еще раз хохотнул, прикрыл глаза и в следующую же секунду гулко захрапел.

– Я?! – с претензией в голосе воззрился на единственного бодрствующего соседа поэт. – Почему я? Учитывая силы, затраченные на то, чтобы привести вас двоих в здравомыслящее состояния после того припадочного веселья, меня положено вообще освободить от любых обязанностей.

– Разбудишь через три часа, – улыбнулся я, укладываясь возле кострища. – Сменю.

Ночевать на быстро остывающем песке, вперемешку с камнями, было занятием не из приятных, но все же привычным для наемника. Однако заснуть не удавалось. Долго ворочаясь, я, наконец, выявил причину бессонницы и, цокнув языком, поднял веки. Монотонное неразборчивое бурчание эльфа, наверняка жалующегося самому себе на несправедливость судьбы, никак не позволяло провалиться в дрему.

– Дави, – окликнул я поэта вполголоса, – не серчай на нас, друг. Мы же, любя, – как можно доброжелательнее шепнул я.

– Да знаю, – грустно отмахнулся тил и продолжил рассматривать нестройный танец пламени. – Просто всем нам нужен отдых, – пробормотал он. – Мягкая кровать и сытная свежая пища. Когда доберемся до хоть какой-нибудь деревушки или города, первым делом закажу себе королевский обед и целый бочонок эля. Надеюсь, в Рундаре варят эль более-менее сносного качества.

– Так и сделаем, друг, так и сделаем, – зевнув, невнятно пролепетал я, прикрыл глаза и в следующую же секунду провалился в небытие.

***

Тягучее, зияющее рваными полотнищами черных низколетящих облаков небо вязким потоком колючей сырости сковывало мускулы, не позволяя пошевелиться. Дурной сон никак не желал оставить в покое случайного пленника, неумолимо сдавливая границы пугающих грез. Густой, почти осязаемый незнакомый запах распирал ноздри и вызывал приступы все чаще подбирающейся к горлу тошноты. Тишина, словно огромный невидимый хищный зверь, замысловатыми кругами вышагивала возле оказавшегося в ее цепких сетях крохотного разумного и заставляла сердце биться чаще, в ожидании неизвестности, таящей угрозу. Повсеместная чернота уплотнилась, приобретая размытые, но все же видимые контуры, и, опоясав меня дымным обручем, принялась сжиматься бесшумно и медленно.

Липкими небрежными прикосновениями мрак просачивался под кожу и, лишь столкнувшись своими ледяными пальцами с баррикадой живого тепла, нервно вздрагивал. Затем, точно иглами пронзая каждую пядь отвердевшей неповоротливой плоти, он проникал глубже, насыщал собой вены и окрашивал кровь в совершенно иной цвет. Слух наполнился растущим хрустом. Я почувствовал, как мои ребра принялись лопаться одно за другим, а по груди разлился мучительный жар, больше не позволяя сделать ни единого вздоха. Оглядывая свои неестественно выгнутые конечности, я закричал, но голос так и не смог вырваться наружу, застыв в горле твердым комом. Словно ответом на цепенеющее отчаяние, мрак взорвался тысячами разноголосых воплей. Тьма расступилась. Изо всех сил пытаясь не сомкнуть вдруг отяжелевшие веки, я вперился в мутную завесу образовавшейся норы. Панорама дрогнула, и окружающее пространство переменилось, словно кто-то перелистнул страницу мрачной книги. Могучие лапищи холодного воздуха обняли изломанное туловище, многократно усилили хватку и рывком развернули меня в обратную сторону, открывая взору то, что пряталось за спиной.

Теперь я парил над поверхностью исполинского водоворота и явно ощущал, как бешено вращающаяся спираль, состоящая из потоков серой бурлящей грязи, стягивает в свое чрево весь окружающий сумрак. Однако этого было мало. Вспучиваясь огромными пузырями, штормовая воронка выбрасывала высоко вверх струи бурой жижи, будто стараясь добраться и до меня. А на расстоянии вытянутой руки, плавя воздух горячим смрадным дыханием, раскрывалась глубокая пасть гигантского морского монстра. Чудовище издало оглушительный резонирующий свист, и из его алого шевелящегося зева донеслись тысячи истошных воплей. Невнятные слова, пропитанные гневом и отчаянием, постепенно складывались в рифмы. Неразличимый гам становился все громче и отчетливее. Стоны заплетались в мелодию и наполнялись угадываемым смыслом, будто я сам и есть лишь отзвук сонма тех погибших голосов.

Пытаясь высвободиться и немедленно покинуть владения странного зловещего морока, я рванулся, что было мочи. Мускулы схватились короткой судорогой, и я пробудился.

В центре стоянки по-прежнему горел костер. Ярко сияющие алыми всполохами ветки размеренно потрескивали в такт танцующим языкам пламени. По другую сторону кострища, заинтересованно поправляя угли куском обгоревшего поленца, сидел капитан Тычок. Канри тихо бубнил себе под нос какую-то лихую веселую песенку, изредка переходя на свист, в качестве аккомпанемента, в местах, по всей видимости, предназначенных для припева. Я оперся на локоть и ощутил ломоту в отлежанных боках.

– А где… где Давинти? – сбиваясь на сип, сонно процедил я.

– Дрыхнет, – сухо буркнул Тычок. – Я его сменил. Бедняга так яро охранял лагерь, что аж задремал от усердия. Вот я его и сменил. Мне все одно не спится, – Дики посмотрел на меня усталым взглядом и продолжил ковыряться в золе.

– Я составлю тебе компанию? – придвигаясь ближе к капитану, проговорил я.

– Зачем спрашиваешь, раз уже сел? – не отводя глаз от пламени, отмахнулся Тычок и добавил: – Составь, если желание имеется. Я не против.

– Мы на тебя ужин сберегли, – я суетливо направился к торбе, лежащей в паре шагов от похрапывающего поэта. – Немного, но, что есть. Да где же оно?

– Тут, – одернул меня капитан, тыча пальцем в мягкое шерстяное пузо. – Нашел уже. Первым делом учуял. Спасибо за заботу.

– Да не за что, – смутился я и вернулся на место. – Ты как? – осторожно поинтересовался я, стараясь не смотреть на товарища.

– Ты… это… – скомкано начал Дики, – ты извини меня. Я не хотел, – он замялся и отбросил горелое поленце в костер. – Я не должен был выливать на тебя столько злобы. Ты не виноват, – капитан сделал долгую паузу и тяжело вздохнул. – Никто не виноват в том, что произошло с ними… И с нами тоже… Мне больше хочется верить именно в такой выверт, чем в пресловутый злой рок. Иначе можно накликать на себя еще большие беды.

– Ничего, дружище, – отозвался я и постарался улыбнуться, хотя радости в случившимся действительно не было, – я понимаю, – мне хотелось продолжить, поддержать товарища, сказать нечто воодушевляющее, но…

– Ну, вот и славно, – Тычок резко перебил меня, как бы давая понять, что на этом разговор окончен. – А теперь иди спать. Я посторожу. Через пару часов толкну Тамиора, – проговорил он, и на его лице мелькнуло подобие ухмылки. – Может, позже все-таки удастся прикорнуть до рассвета. Как бы то ни было, море утром всегда приветливее.

Меня заинтересовало изречение капитана. Слова показались до боли родными и знакомыми, хотя я впервые слышал эту занятную поговорку. А потому еле сдержал при себе быстро пришедшую на ум похожую пословицу. Я уже было открыл рот, дабы сказать, что в моем мире в таких случаях принято говорить «утро вечера мудренее», но осекся и замолк.

Хотя, рассудить по правде, полагаю, вряд ли бы что-то изменилось, узнай Дики мою настоящую историю. Скорее всего, капитан просто счел бы меня слегка безумным или вовсе не обратил внимания на бредовый треп. И все же со временем я привык избегать подобных простодушных откровений. К тому же я все чаще ловил себя на мысли, что вспоминаю прежнюю жизнь, как бессмысленный однообразный сон, которого, возможно, не было и вовсе.

– Уверен? – вместо надуманных рассуждений уточнил я.

– Уверен, – утвердил капитан. – Иначе бы не говорил.

– Ну как знаешь, – я похлопал Тычка по плечу и стал устраиваться поудобнее. – Кстати, не слишком ли часто старый морской барсук, что не видит нужды в оправдании своих поступков, стал извиняться? – с легким смешком произнес я. – На моей памяти этот раз уже второй.

– Следи-ка ты за своей кружкой, сынок, – огрызнулся Дики. – Вот заноза. Все-то ты припомнил. Не слишком. Спи давай, умник рогоголовый, – канри басовито хихикнул, выудил очередную головешку и вновь принялся поправлять пылающие поленья.