Kitobni o'qish: «Арон Гирш. Утерянный исток»

Пролог

Старый пикап буквально переваливался с ухаба на ухаб, отчего подвеска скрипела и напоминала несмазанные ступицы колёс от телеги, нежели ходовые части автомобиля.

По натянутому над головой брезенту беспрестанно бил дождь и то и дело пространство содрогалось от оглушительных раскатов грома. Ливень шёл уже третий день, и для ненастья не имели значения территориальные границы карликовых государств. В небе, тучи нависали тяжёлыми серыми мешками и несмотря на свою внешнюю неповоротливость, они куда более ловко путешествовали между военными постами и демаркационными линиями.

– Дожди здесь, бывает, льют неделями не переставая. – говорил Чжан-Оу, один из немногих проводников, владеющих более-менее сносным английским – Воды с неба послано много, но индо-китайский костёр по-прежнему тлеет.

Такие иносказательные фразы иногда позволял себе Чжан-Оу, когда путники были вынуждены совершить очередную кратковременную остановку.

Обычно старый Чжан-Оу водил группы из пяти человек минимум. Этими людьми были состоятельные туристы, уже побывавшие во всех доступных уголках мира, но так и не утолившие желания почувствовать себя в качестве «первооткрывателей» Экскурсии по территориям Индокитая были одинаково экстремальными и дорогими, поэтому статус туриста, сумевшего пересечь территории квази-государств, моногородков и автономных территорий, собравшихся на этой спорной территории в южной Азии, позволял в какой-то степени гордиться собой и ощущать наличие в жизни определённой реализованной задачи, которая была под силу далеко не каждому.

Однако на этот раз старик Чжан-Оу согласился стать проводником всего для двух человек, которые совершенно определённо не попадали под категорию «состоятельных туристов» Это были двое мужчин, одному из них, на вид, было около тридцати лет, второму – не более сорока. Путники разительно отличались друг от друга как внешностью, так и характерами, и Чжан-Оу, любивший наблюдать в пути за повадками европейцев, ещё больше удивлялся, наблюдая за этими двумя.

Оба путника были из России. Чжан-Оу, разумеется, знал о такой стране, но его знания, как того и следовало ожидать, ограничивались его оценочными суждениями о территориальной обширности государства и его суровом климате.

Обыкновенно, туристы платили Чжан-Оу за маршрут, охватывающий несколько наиболее примечательных мест, и возвращающийся обратно к границам с Индией, откуда туристы могли путешествовать уже организовано. Но эти двое мужчин заплатили Чжан-Оу лишь за дорогу в один конец, это обстоятельство удивило проводника, но его скудные знания английского не позволяли ему узнать, что путники намерены делать дальше, когда они достигнут города Гелепху. Поэтому, Чжан-Оу надеялся, что с ним рассчитаются сразу же по прибытию к месту назначения, и был приятно удивлён, когда один из мужчин, тот, что был постарше, не очень высокого роста для европейцев, но зато внушительной комплекции, расплатился с проводником заранее, когда до места назначения путников отделял день пути.

Этот мужчина имел массивную грудную клетку, форма которой напоминала бочку, его руки были сильными, массивными и не чурались труда. Мужчина был лысым, волосы попросту отказывались расти на его голове, благодаря чему кожа на макушке то и дело собиралась в складки, которые служили своего рода дополнительной составляющей мимики мужчины, особенно в те моменты, когда между ним и его спутником происходили какие-то важные разговоры. На лице мужчины растительность всё -таки пробивалась, но делала она это с такой неохотой, что спустя долгое время в пути, только светлая щетина покрывала его подбородок.

Вторым путником был молодой человек, стройного телосложения и высокого, по сравнению с товарищем, роста. У него были тёмные волосы, которые теперь немного отросли и стали длиннее, чем молодой человек привык. Этот человек был гораздо менее эмоционален, чем его товарищ и поэтому, во время привалов у костра, в ожидании скудного ежедневного рациона, молодой человек больше слушал, чем говорил.

Чжан-Оу успел понять, что путники направлялись в город Гелепху, который являлся самым крупным городом провинции Сарпанг, южный Бутан. Эта территория граничила с севером Индии, и здесь не было слишком высоких и неприступных гор, как на севере и западе Бутана. Кроме того, путники путешествовали явно нелегально, стараясь оставаться вне внимания официальных властей. Пресечение границы, тем более с закрытым королевством Бутан, это очень непростое дело.

Если бы мужчины решили попытаться проникнуть в Бутан со стороны китайского Тибета, то им пришлось бы иметь дело с пограничной службой КНР, а это гораздо сложнее, чем в случае с более демократичной Индией.

Из того, что путники пытались выяснить у Чжан-Оу, проводнику стало понятно, что в Бутане у двух странных русских есть то-ли знакомые, то-ли просто какие-то люди, в городке под названием Лайя. Но здесь Чжан-Оу, даже при всём своём желании, не мог помочь путникам. Королевство Бутан ревностно охраняло свой статус недоступного края и нелегальное присутствие на его территории грозило самыми суровыми последствиями. Даже богатые туристы могли позволить себе пребывание в Бутане лишь в составе организованных экскурсионных групп, с уплатой ежедневного сбора за пребывания на территории королевства.

Эти же двое, одного из которых звали Риз, другого Гвидо, намеривались пересечь центральную часть королевства, от его южной границы до северо-западного предела. На их пути лежали множество крупных городов, вокруг которых располагались ещё больше мелких деревень. Всё это сводило на нет их надежды на незаметное, тайное путешествие по стране, в которой каждая единица механического транспорта была под учётом, как и расчёт отпускаемого топлива. Королевство Бутан было самым счастливым местом для жизни в южной Азии, но только для тех, кому повезло родиться в этом королевстве и получить статус подданного.

В силу всех этих причин, как и сомнительного характера задумки двух загадочных путников, Чжан-Оу вежливо отказался от любого возможного вознаграждения, как и от перспективы провести путников от Гелепху до Лайя.

Во время их последнего стойбища в пути, когда индийский пограничный пост был уже позади, Чжан-Оу сумел таки подобрать нужные слова и выставить их в таком порядке, чтобы Риз, мужчина с которым он всё время общался, понял интересующий проводника вопрос. Куда путники собирались после прохождения Лайя?

Риз, прежде чем ответить проводнику на этот вопрос, какое-то время обсуждал со своим товарищем, насколько это разумно, раскрывать такие сведения. В конце концов, Риз сказал Чжан-Оу, что в Лайя есть несколько человек, которые знают дорогу от деревни до прохода между тремя вершинами. Речь шла о трёх горах на северо-западной границе Бутана – Джомолхари, Джу-Джанг и Массанг-Джанг. По мнению Риза, а проводник видел, что уверенность молодого человека зиждилась не на голом энтузиазме, искомые им люди уже ходили этой тропой и помогали другим европейцам пройти.

Чжан-Оу не сомневался в проводниках из деревни Лайя, в конце-концов, он сам ни разу не был в тех местах и предпочитал думать, что тамошние проводники ни чуть не хуже его самого. Однако, он знал, что за названными Ризом горами находится уже совсем другая территория, неподвластная королевству Бутан, независимая от китайского Тибета и существующая на правах полнейшей автономии. Карликовое государство называлось Бурпа, и бывалый Чжан-Оу не согласился бы за все деньги мира пересечь границы тамошних владений. Но проводник понял, что его опасения совершенно не интересовали путников, мужчины имели своё собственное мнение и цели, посему, Чжан-Оу предпочёл позволить неведению путников защитить их если не от неминуемой гибели, то хотя-бы от преждевременных мук волнений и тревог.

Перед въездом в Гелепху, Чжан-Оу остановился в постоялом дворе крошечной деревни на отшибе провинции Сарпанг. Путники не имели ничего против, чтобы переночевать не в кунге пикапа, а в более-менее привычных условиях. После делительного путешествия, Риз и Гвидо полностью пересмотрели свои прежние взгляды на систему ранжирования гостиниц. Теперь, если бы они были на то уполномочены, то они бы присуждали по пять звёзд каждому постоялому двору, который мог предложить своим посетителям чистую постель и крышу над головой, способную защитить от дождя. Постоялый двор на границе с Сарпанг заслуживал половину звезды, кроватей здесь не было, и спать предлагалось на импровизированных лежаках, сделанных из подручного материла. Но зато крыша была сработана на совесть и сверху ничего не лилось. Такая комната-номер была одной из всего двух номеров в небольшом глиняном здании, вторая комната была занята какой-то беременной женщиной, из местных, над которой постоянно кружили какие-то другие, уже старые женщины, очевидно местный вариант повитух.

Чжан-Оу, в виду отсутствия альтернативы, заявил, что будет ночевать в кабине пикапа, но Риз не позволил проводнику коротать ночь в машине, пригласив его переночевать в комнате. Это был уже не первый раз за время путешествия, когда Чжан-Оу удивлялся своеобразному радушию своих заказчиков. Обыкновенно клиенты не рассматривали проводника как равного им человека, наравне превозмогающего тяготы и лишения пути. Большинство клиентов относилось к старому проводнику как к необходимой части экипировки или оснащения для путешествия, взятого на прокат.

Риз и Гвидо делились с проводником пищей, если им доводилось перехватить чего вкусного. Чжан-Оу, взамен, раскрывал путникам некоторые свои хитрости, насколько это позволял здравый смысл и языковой барьер.

– Чжан-Оу, – Гвидо, каждый раз, начиная разговор с проводником, с усиленной артикуляцией произносил его имя, пытаясь избежать искажения сложных звуков, поскольку в пути мужчина уже успел усвоить, что тональные языки региона требуют в первую очередь правильной фонетики, а лишь потом, грамматики – я вот всё думал, а спросить стеснялся, …

Ризу, видя, что Гвидо пытался говорить с проводником, приходилось принимать на себя роль переводчика, поскольку Гвидо, в отличии от Чжан-Оу, вообще не владел английским, за исключением нескольких броских фразовых глаголов, выученных по кинофильмам.

– …как ты стал проводником? Зачем и почему? – видимо в последнюю ночь, понимая, что на утро проводник навсегда покинет их, Гвидо решил пооткровенничать – Откуда ты язык знаешь, европейский?

Поняв вопрос, Джан-Оу, растроганный откровенностью своих клиентов, хотел рассказать длинную и интересную историю, но в силу ограниченного словарного запаса и умения составлять только самые простые предложения, старый непалец передал суть своей истории в максимально сжатой форме.

– Его род издавна входил в касту Невари, – преводил Риз то, что пытался всеми силами, с лихим энтузиазмом, объяснить Джан-Оу – это одна из каст в кастовой системе Непала.

Гвидо кивал, давая понять, что идея ему ясна. В конце концов, за время своего длительного пути, и он и Риз, поднатаскались в теоретической социологии региона и могли теперь понимать базовые принципы, на котором строилось общество местных этносов.

– Невари, это такая особенная каста, к которой принадлежат люди, из более низких сословий, выбившиеся в Невари благодаря своим умениям и заслугами перед правителем. По мужской линии, предки Джан-Оу были военными, если я всё правильно понимаю.

– Да здесь сильно не напутаешь! – комментировал Гвидо – У нас та же история, что при «царе-горохе», что при «советах», что сейчас, если родился не в богатой семье, то военная служба единственный социальный лифт.

Риз продолжал переводить то, что говорил Джан-Оу:

– Невари особая каста ещё и потому, что она является мостом или переходом, по которому представители низов, такие как Шерпы, Таманги, Магары и другие, могут добиться статуса Чхетри или Такури.

– Ну-ну, – Гвидо запротестовал в шуточной форме – терминологию можно и опустить, я не думаю, что я запомню хотя бы пару из этих слов.

– Прадед нашего проводника, – излагал Риз уже на свой лад – будучи преданным слугой правителя, в своё время пристал к подпольному движению, которое боролось против экономического и правового доминирования со стороны Британии.

– Ого! – Гвидо посмотрел на старика, который бросал восторженные взгляды то на него, то на Риза – Так твой прадед революционером значит был.

– Его прадед принял участие в попытке свержения колониального администратора в Непале. – пояснил Риз – Но я не могу понять в котором году это было. С числами у него проблемы! Хотя, он говорит, что попытка восстания была неудачной, но спустя какое-то время, страна обрела независимость.

– Ну Непал то стал независимым от Британской короны в тысяча девятьсот двадцать третьем году, – Гвидо демонстрировал, как тщательно он проштудировал краеведческий справочник, который купил ещё в России – стало быть и дед нашего проводника чудил где-то в начале двадцатого века.

Риз оценил логику своего товарища.

– В общем, после провальной попытки восстания, участников повстанческого движения повесили, и лишь немногих помиловали. – пояснил Риз – Но Джан-Оу говорит, что его прадеда, в наказание, лишили статуса Невари и он оказался, как бы за пределом кастовой границы.

Гвидо удивило такое понятие, и он посмотрел на старика, который, без всяких слов, понял, о чём в данный момент думал лысый мужчина.

– Это как неприкасаемые в Индии? – спросил Гвидо у Риза, и тот переадресовал вопрос Джан-Оу.

Старик ответил, что в непальской кастовой системе не было монолитной кастовой группы неприкасаемых, как в Индии, зато были касты, такие как Ками, Дамаи и Сарки, которые по своей сути соответствовали неприкасаемым в Индии.

– Ну так стало быть, – размышлял Гвидо – его деда опустили на самое социальное дно.

Риз ничего не ответил, только несколько раз кивнул.

Видя, что между путниками воцарилось молчание, Джан-Оу словно поспешил развеять чрезмерно мрачные тона своей истории.

– Он говорит, – переводил Риз – что после обретения независимости Непалом, его прадед снискал поддержку у тех людей, что входили в касты Бахуны и Тагадхани, это что-то вроде высшего социального статуса. Из низших каст уже невозможно подняться в вышестоящие касты, но потомкам его прадеда позволили пользоваться некоторыми, социально-значимыми благами, среди которых было образование.

Старик добавил ещё что-то и Гвидо тут же устремил взгляд на Риза, в ожидании перевода.

– Он говорит, что когда он получил образование, он не смог получить работу по профилю, поскольку представители других каст, попросту не желали видеть рядом с собой выходца из Ками. Даже Шерпы не приняли его, и ему пришлось работать самостоятельно, так он стал проводником.

Гвидо молча кивнул, и посмотрел на Джан-Оу исподлобья, ему стало очень жалко старика, хотя тот совершенно не выглядел нуждающимся в его жалости, напротив, старик был полон сил, часто улыбался и казалось, что уныние было ему совершенно неведомо.

– Знаешь, – обратился Гвидо к Ризу, который заваривал чай, настойчиво купая чайный пакетик в кипятке – я вот так думаю, что вся эта их кастовая система, кажущаяся нам такой дикой и нелогичной, на деле мало чем от нашего общества отличается.

Риз задумался, на секунду позабыв про пакетик с чаем, посмотрел на Гвидо и ответил:

– Ну, при более детальном рассмотрении, можно прийти к несколько иному выводу.

– Какому такому выводу? – поинтересовался Гвидо, не сводя взгляда с Джан-Оу, который налил в свой походный котелок кипятка и принялся размешивать в нём какие-то травы.

– При всей причудливости местных обычаев, куда бы мы ни направились, везде будут люди. А люди, – Риз сделал многозначительную паузу, посмотрев перед собой – до недавнего времени были все одинаковы.

Гвидо ничего не ответил. Он поудобнее устроился на лежанке, заменившей ему матрас. Хозяин постоялого двора не поскупился на набитые соломой тюфяки. Вскоре, мужчина заснул. Утомлённый долгой, полной неудобств дорогой, путник легко погружается в сон, которого всегда не хватает.

Риз, допив свой чай, решил последовать примеру Гвидо. Завтра предстояло войти на территорию провинции Сарпанг, и если верить словам Джан-Оу, там, во второй половине дня, можно будет встретить человека, по прозвищу Карнавал, который брал на себя организацию нелегально доставить путников к интересующему их месту.

Риз спросил у Джан-Оу, в котором часу они будут подниматься завтра, ответ не сильно обрадовал Риза, проводник собирался поднимать путников уже через четыре с небольшим часа, на сон времени оставалось мало

К неприятному удивлению, Риз обнаружил, что уже который сутки ему с большим трудом удаётся заснуть, несмотря на сильную усталость. При потухшем свете, даже и в более комфортных условиях, нежели чем на данный момент, Риз начал испытывать проблемы с отхождением ко сну. Ситуацию усугубляло то, что молодой человек не мог позволить себе самообман, он понимал, что это явление каким-либо образом было связано с недавними событиями в его и без того экстраординарной жизни.

Чем больше он размышлял над этим, тем твёрже убеждался в наличии причинно-следственных связей между своей теперешней бессонницей, безжалостно обкрадывающей его при и без того скудном количестве часов, отведённых на отдых, и событиями, в результате которых он теперь оказался на этом своём пути.

В такие минуты, мучительно долгие, кажущиеся часами, Риз как мог, старался заставить себя думать о чём либо другом, но воспоминания уподоблялись заезженной киноплёнке, а память, судя по всему, сделалась на удивление селективной.

Этой ночью, лёжа на циновке, в глиняном сарае именуемым в местных краях постоялым домом, Риз понимал, что он уже давно странствует под чужим небом и звёздами. И возможно лишь одна единственная вещь, заставлявшая его всё это время с такой стойкостью переносить лишения пути, теперь была уже достаточно близко. Как ни странно, но потенциальная близость цели скорее удручала Риза, нежели мотивировала, и об этом он долгое время боялся признаться самому себе, не говоря уже о своём товарище.

Риз лежал на спине, глядя прямо перед собой, туда, где в кромешной тьме скрылся потолок невысокого домика. Риз ожидал сна, но в который раз, вместо сна, приходили воспоминания….

Глава 1

Риз увидел свет, когда свет яркой лампы сумел впервые пробиться своими лучами сквозь тьму, окутывавшую сознание Риза.

Придя в сознании, Риз не сразу смог сориентироваться относительно своего местоположения, и положения в пространстве. Более того, он не мог даже контролировать свои собственные движения. В уши словно вливалась беспорядочная какофония звуков, шумов, отголоски голосов. Глаза не различали достаточно чётких контуров, и всё что он видел, были бесформенные пятна различных оттенков. Во рту Риз ощущал нечто инородное, неорганическое. Руки не слушались, и если Ризу и удавалось управлять ими хоть в какой-то мере – это были беспорядочные движения.

Пребывая в состоянии полнейшей растерянности, неспособным найти никакого рационального способа взаимодействовать с окружающей действительностью, Риз оставался какое-то время недвижим. Вскоре, ещё одна форма восприятия вернулась под его контроль – восприятие звука. Не осознавая перспектив этого сложного механизма, Риз сумел издать нечленораздельный рёв. Именно этот звуковой сигнал и помог Ризу привлечь к себе внимание. В комнате появились ещё какие-то расплывчатые фигуры, которые двигались над Ризом. От них исходили звуки, различить которые Ризу не удавалось. Тем не менее, с появлением этих фигур, молодой человек осознал наличие ещё одного доступного ему анализатора – обоняния. С появлением нескольких фигур, Риз ощутил странные, неестественные запахи, контрастирующий с запахом химикатов, пропитавших окружающее пространство.

Появившиеся фигуры то склонялись над Ризом, то вновь удалялись, всякий раз проделывая какие-то манипуляции. Тем не менее, через несколько мгновений, тьма вновь стала сгущаться, унося ещё уязвимое сознание в спасительную тьму.

Повторное свидание с реальностью случилось уже через двенадцать часов, когда сознание Риза вновь пробралось через тьму к непонятному источнику света, и на этот раз, оно обнаружило, что вокруг него был множество подвижных пятен, которые то приближались совсем близко, загораживая собой всё остальное пространство, то отдалялись. Столкнувшись с непостижимым хаосом ощущений, Ризу уже было не суждено спастись бегством в забвение.

Прошло какое-то время, прежде чем сквозь гомон звуков Риз стал различать человеческую речь. Затем постепенно к нему вернулась способность зрительной идентификации предметов, распознавание людей. Настоящим достижением для молодого человека стал возврат способности к координированному управлению своим телом. Сперва, Риз смог подчинить своему контролю только руки, но вскоре его мозг наладил контроль и над нижними конечностями.

Прошло несколько дней, прежде чем Риз смог самостоятельно удерживать себя на ногах и сделать первые шаги. Ему во всём помогали медицинские сотрудники, однако они же и пугали его как своим поведением, так и самим своим присутствием. Ни один из посещавших его специалистов не разговаривал с ним. Это не было игнорирование, напротив, интерес врачей был велик, и каждый день к пациенту приходили новые специалисты, молодые и пожилые. Все смотрели на него как на нечто диковинное, листали какие то бумаги, и с большим энтузиазмом обсуждали что то. Большинство посетителей всегда оставались за стеклянной дверью палаты Риза, и только одни и те же лица приближались к нему. Среди таких специалистов, безусловно, самым важным был уже не очень молодой мужчина, достаточно высокого роста, худощавого телосложения, несколько сутулый, носивший очки на длинном худом носу. Его непременно сопровождал другой мужчина -молодой, такого же роста, но с тёмными волосами, проницательным взглядом. Этот мужчина, несомненно, был помощником первого, и вместо очков, на лице этот человек носил слегка ехидную улыбку, и казалось, что он не переставал ощущать свою значимость даже в те минуты, когда руководитель исследования говорил, а все остальные молчали.

Помимо помощи Ризу в его повседневных нуждах, специалисты периодически проводили какие-то тесты, забирая у него образцы капиллярной и венозной крови, частицы кожи, образцы волос. Несколько раз пытались проводить заборы со слизистой ротовой полости, однако судя по всему, это не удавалось.

Ризу долго не удавалось справиться с непокорным речевым аппаратом, и даже когда ему в голову приходили сформированные мысли, высказать их не удавалось. Врачи внимательно смотрели на пациента, иногда со снисходительной улыбкой, иногда без всяких эмоций. Медсёстры, как правило, испытывали какую-то неприязнь всякий раз, когда Риз пытался с ними заговорить. Сперва, это обескураживало Риза, затем стало причиной раздражения, но даже малого намёка на такую эмоцию было достаточно, чтобы все специалисты в одно мгновение покидали палату молодого человека, перемещаясь за стеклянную дверь и продолжая наблюдать с обратной стороны, словно в ожидании чего то, что должно было бы случиться, но так и не случалось.

Ночи стали казаться Ризу особенно длинными. Если днём он был буквально окружён вниманием, то ночью всё обстояло по-иному. Компанию Ризу составляли дежурная медсестра за стеклянной дверью, и электронные часы под потолком. В палате молодого человека не было даже окна. Но что было хуже всего, Риз не мог заснуть. Никогда прежде он не испытывал таких проблем со сном. Сколь долго бы он не лежал с закрытыми глазами, сон буквально отказывался приходить к нему. Ночи напролёт Риз ворочался в своей постели, в бесплотных попытках уснуть. Самым удивительным оказалось то, что по утру, молодой человек не испытывал никакой сонливости или дискомфорта связанного с бессонной ночью.

Всё чаще к Ризу стали приходить руководитель исследований и его помощник. Этих двух постоянно сопровождали несколько медицинских сестёр и санитар. Риз уже знал, что мужчину в очках звали Кирилл Генрикович, а его помощника – первого заместителя проекта, звали Максимилиан, но очень часто к нему обращались как Макс.

Иногда эти двое просто беседовали с Ризом. Это существенно помогало пациенту овладевать своим речевым аппаратом. Вскоре, Риз мог уже излагать свои мысли. Иногда исследователи приносили с собой мобильное оборудование и проводили различные испытания. Первым, самым запоминающимся событием для Риза стал день, когда ему разрешили покинуть пределы своей палаты. В сопровождении санитар, молодой человек прибыл в помещение, оборудованное сложной электроникой, там же его ждали Кирилл Генрикович и Максимилиан.

– Вот и наш герой. – приветствовал пациента руководитель исследования, его помощник очень редко разговаривал с Ризом.

В тот день, Риз подвергся ряду исследований, МРТ, КТ и объёмной энцефалографии. Кирилл Генрикович оценивал полученные данные, а Риз получал возможность наблюдать и анализировать эмоции доктора. Кирилл Генрикович был доволен ходом своих работ, о чем постоянно сообщал Максимилиану, и указывал на отдельные фрагменты данных. Максимилиан, как правило, соглашался с руководителем, однако не испытывал того же энтузиазма.

Вскоре, вектор исследований сместился, физиологические исследования сменились когнитивными. Кирилл Генрикович лично занимался с Ризом, помогая ему восстанавливать пласт за пластом, все основные знания, которые некогда были усвоены молодым человеком. Доктор двигался от простого к сложному, и часто оставался очень доволен тем, как эффективно происходило восстановление общей и оперативной памяти, как функционировало мышление. За этими занятиями последовали периодические экзаменами, когда Риз получал задания, которые должен был выполнять самостоятельно, и на этом поприще пациент также преуспел.

Однажды, вернувшись в свою палату после очередной сессии проверок, Риз обнаружил, что ему теперь был доступен компьютер, и как выяснилось позднее – с доступом в интернет. Задачи усложнялись.

С тех пор, как двери палаты Риза уже не закрывались, молодой человек мог свободно перемещаться в пределах исследовательского блока. Однажды, это ему позволило стать свидетелем «разговора за закрытыми дверьми», когда он впервые смог убедиться, что Кирилл Генрикович, вечно невозмутимый и сдержанный, тоже может проявлять живые и бурные эмоции.

– Всё идёт очень неплохо. – говорил Кирилл Генрикович, находясь с кем то в своём кабинете – Я не ожидал таких темпов восстановления когнитивистики. Это означает, что метод работает даже лучше, чем мы того ожидали. Между нейронами восстанавливается связь, но что поражает меня, так это извлечение сохранённой на подкорковых основах информации. Это ведь может означать…

– Мне кажется, Кирилл, ты бежишь впереди паровоза. – прозвучал ответ другого мужчины, и Риз смог узнать голос Максимилиана – Да, объект показывает неплохие результаты, но ты сам вкладываешься в этот процесс на полную. Ты с ним по нескольку часов в день занимаешься, ты не можешь теперь быть уверен, что те сведения которыми объект теперь оперирует, это извлечённая информация, а не вновь-приобретённая, на ваших занятиях, например, ну или из интернета, доступ к которому ты ему предоставил.

– Чушь! – почти выкрикнул Кирилл – Я лишь даю информационный стимул, но знания он обнаруживает самостоятельно, как отклик на стимулы. Интернет, так мы проверяем истории запросов ко всем серверам, все логические адреса, к которым он обращается. Ты же не будешь утверждать, что человек, просматривая новостные ленты, сможет потом с нуля, оперировать фундаментальными знаниями, которые закладываются годами?

– Нет, это разумеется, но мне кажется, ты несколько преувеличиваешь значение.. Я хочу сказать, Кирилл, что твоя личная заинтересованность может привести к неверной интерпретации…

– Не неси ахинею, Макс! – раздался женский голос, который Ризу слышать ещё не доводилось – Кирилл делает всё, чтобы удалось…ну ты понимаешь. Это не означает, что Кирилл голову потерял.

– Я не имел этого в виду. – парировал Максимилиан – Однако именно я здесь психотерапевт, и располагаю кое-какими знаниями относительно реакций человека на те или иные события. Я лишь хочу уберечь Кирилла от самообмана…

– Позаботься лучше о себе, – холодно ответил Кирилл Генрикович – а то мне кажется, у тебя тоже должны быть свои заинтересованности в этом деле.

В ответ на эту реплику, Максимилиан откашлялись, будто подготавливая ответ:

– Я не отрицаю, что участие в проекте является для меня своего рода отправной точкой. Но я, помимо этого обстоятельства, не забываю и о научной этике.

После этой фразы последовало молчание, прервать которое решилась женщина:

– Ладно, ребята, нет же причин вам цапаться. Всё идёт же нормально, Кирилл, когда можно ожидать…

– Не знаю, – ответил доктор, не дав женщине договорить – это всё-таки первый такой эксперимент, и мы наблюдаем первый опыт.

– Понятно, – ответила женщина – дай мне знать сразу же, как только появятся первые признаки.

Ответа на эту реплику не последовало, но Ризу стало понятно, что Кирилл Генрикович и эта неизвестная женщина ожидают каких-то одинаковых результатов.

В тот день, Риз так и не дождался, пока Кирилл Генрикович останется наедине. Вернувшись в свою палату, молодой человек запустил браузер и впервые за все предшествующие дни, что ему было дозволено пользоваться интернетом, он удалил историю запросов, взяв за правило поступать так отныне после каждого сеанса.

Этой ночью Ризу впервые снился сон. Во сне он переживал какие-то, совершенно непонятные ему моменты жизни, явно ему не принадлежавшей. Незнакомые люди, незнакомая местность. Летательные аппараты, способные совершать вертикальный взлёт за счёт винтовых механизмов, называемые вертолётами. На одном из таких аппаратов, в сопровождении незнакомых людей, Риз мчался над бескрайними зелёными массивами, которые оказывались плотными лиственными лесами. В следующих сценах сна, Риз видел как он и окружающие его люди спускаются по специальному тросу на землю. Куда-то бегут, что-то тащат. Риз ощущал еле различимые отголоски забытых чувств. Утраченный во сне счёт времени не позволял Ризу прийти к выводу, видит ли он отдельную сцену, или же это размытый коллаж из множества отрывков. Сон оборвался внезапно, когда Риза буквально растрясла чья-то рука, дотянувшаяся до него из реальности. Сумев наконец раскрыть глаза и отразить, где остался сон, а что было явью, Риз увидел стоявшего над ним Кирилла Генриковича.

– Риз, давай вставай. Нам нужно кое с кем увидеться, так что…