Kitobni o'qish: «Ремесло Теней. На границе вечности»

Глава 1
Один на один

Со своими страхами лучше всего бороться в одиночку.

Если собираешься одержать абсолютную победу над тем, что пугает тебя, не стоит поддаваться заблуждению, будто присутствие друзей и любимых предаст для этого сил. Страх – коварное чувство. Ему известны все твои тайные пороки и желания. И именно поэтому на первых порах его не так уж сложно побороть – достаточно чуть силы воли и все в порядке.

Но это иллюзия.

На какое-то время ты можешь решить, что действительно победил, однако потом, в самый неожиданный момент, твой страх напомнит о себе, ударив жестоко и исподтишка.

А вот когда ты один на один с собой, ему некуда деться. В этот момент и начинается настоящее сражение за власть над собственным разумом, в котором у тебя нет права на ошибку. Позволишь малейшую слабину и проиграешь. Безвозвратно.

Я не любил проигрывать и потому, сидя на холодном полу ледяной пещеры, такой глубокой, что даже свет снаружи сюда не проникал, ждал, когда зверь появится.

Мягкая поступь приближавшегося животного привлекла внимание. Я оставался спиной к входу, не шевелясь, ожидая, когда в темноте раздастся басовитый рык хозяйки пещеры. Мое восприятие было обострено до предела, а вечно движущиеся Тени создавали вокруг нечто вроде сигнальной паутины, сообщавшей не только о любых перемещениях хищника, но и о его настроении. Благодаря Теням, мне не требовалось видеть, что в зубах самка снежного китха держит только что пойманный трупик скальной крысы, мне не нужно было слышать, как принюхивается она к запаху чужака в своем доме, и я знал, какие намеренья это рождает в ее охотничьем мозгу: «убить, убить, убить…»

Едва уловимый ментальный всплеск подсказал, что прежняя добыча уже не интересует ее, и трупик грызуна выпал из окровавленной пасти в утоптанный снег. Самый опасный зверь здешних мест осторожно водил заостренными ушками, а затем бесшумно вошел в пещеру.

Я продолжал сидеть без движения, внешне расслабленный и спокойный.

Любой охотник скажет, что ни при каких обстоятельствах нельзя поворачиваться к хищнику спиной. Это может спровоцировать атаку. Я знал это так же хорошо, как и то, что просто забредать в логово китха, где в колыбельке, сооруженной из клочков шерсти, мирно посапывали детеныши, равносильно самоубийству. Но по-другому поступить не мог.

Я должен был уничтожить тот липкий страх, поселившийся в сердце семь лет назад, когда трое названных друзей решили повеселиться, оставив меня одного в пещере с китхами.

Точь-в-точь как сейчас.

Только в ту пору мне едва исполнилось тринадцать.

Тайна, как мне удалось тогда спастись, так и не получила разгадки. Но с тех пор почти каждую ночь я видел один и тот же сон, как десятки кошачьих челюстей разрывали мое тело на части, а после преспокойно умывались кровью. За минувшие годы я сумел некоторым образом привыкнуть к кошмарам и уже практически не обращал на них внимания, но оставлять все как есть не хотел. С того дня, как вернулся с Боиджии, я вдруг осознал, что потерял право упиваться глубочайшим из собственных страхов. Поскольку перестал верить, что те, кто назывался моей семьей, позволят мне и дальше культивировать его.

Кошка приближалась медленно и бесшумно, словно воплощенная смерть, при этом продолжая опасливо шевелить ушами и принюхиваться к стылому воздуху.

Тихонько пискнул котенок, и мать тут же замерла.

Я не шевелился, сосредоточив внимание на намереньях самки и все еще пытаясь заставить собственное сердце колотиться чуточку тише. Если она решит прыгнуть, мне ни за что не увернуться.

Выждав несколько секунд, самка продолжила движение, не сводя с моего затылка больших и прекрасно приспособленных к кромешной темноте глаз. Осторожно обогнув нежданное препятствие, она старалась по максимуму держать расстояние. Тени помогали мне улавливать ее беспокойство. Как и для любой матери, безопасность собственного дитя оставалась для китха выше собственной. И я знал, что пока она не удостоверится, что с ее выводком все в порядке, меня трогать не станет.

Должен признаться, первоначально я действительно подумывал о том, чтобы передушить всех котят и вывести китха из себя, тем самым накалив ситуацию до максимальной точки. Но, едва взглянув на эти маленькие новорожденные комочки шерсти, вдруг понял, что не имею ни малейшего желания совершать что-либо подобное.

Во всяком случае, не в этот раз.

В сущности, я, пожалуй, мог бы убить кого угодно. И это не пустое бахвальство, лишь констатация факта. С некоторых пор клеймо убийцы надежно отпечаталось на моей шкуре, спалив небольшой кусочек души. Поэтому я прекрасно понимал разницу между необходимостью лишить кого-то жизни и простым желанием доказать, что сильнее. Ведь даже самые кровожадные хищники и те не убивают без причины.

Обнюхав мирно посапывавший выводок, кошка, наконец, смогла позволить себе уделить внимание непрошеному гостю и басовито всхрапнула.

Через эманации Теней, я понял, что шерсть животного встала дыбом, и оно готово защищать собственное жилище. Сделав одни глубокий успокаивающий вдох, я открыл глаза. Расстояние до входа навскидку равнялось четырем шагам взрослого человека. Стараясь не совершать резких движений, я медленно поднялся на ноги. Бежать я пока не планировал, но собирался заставить беспокойную мать ощутить исходящую от меня угрозу. По тому, как подогнулись ее лапы и прижались оканчивающиеся кисточками уши к голове, я понял, что мое желание исполнилось. Раскрыв клыкастую пасть, самка громко зарычала. Котята проснулись и запищали. О том, что случится дальше, я знал еще до того, как решение успело созреть в животном мозгу. Выставив вперед увенчанные громадными когтями лапы, кошка прыгнула.

В пещере было недостаточно просторно, чтоб я сумел отскочить в сторону, и потому пришлось нырнуть под нее. В тот момент мы оказались так близко друг к другу, что я смог почувствовать мягкое скольжение пушистого меха по лицу. Доля секунды прошла с тех пор, как звериная туша оторвалось от земли, а я уже снова стоял между матерью и ее незатихающими детенышами. Еще совсем слепые, они, тем не менее, уже успели научиться воспринимать окружающий мир по запаху и хорошо понимали, что рядом с ними опасный чужак.

Зная, что на этот раз мать побоится навредить выводку, а потому безрассудно кидаться на меня уже не станет, я послал тонкий мысленный импульс в ее сторону для проверки.

Но это только подстегнуло гнев китха.

Я понимал, что долго терпеть она не будет. А мне только того и требовалось.

Заставить себя забраться в пещеру уже стало подвигом, почище любых звездных сражений, но сейчас я должен был проверить свои способности в условиях максимальной опасности, чтобы раз и навсегда забыть о детских кошмарах.

Прикоснувшись разумом к течению Теней, я мысленно соткал нечто напоминавшее поводок силы и накинул его кошке на шею.

Едва только моя воля сомкнулась на разуме животного, самка зарычала громче, желая освободиться от чужеродного гнета. Она шипела, била пушистым хвостом по обледенелым стенам, заставляя детенышей пищать в два раза громче, и рыла снег под собой, но справиться со мной не могла. Я же ощущал буйство дикой натуры снежного зверя, не желавшего подчиняться, и понимал, насколько мы с ним схожи.

Я давил до тех пор, пока не почувствовал, что разум кошки стал податливым, словно мокрый снег, из которого можно лепить что угодно. Я все так же ничего не видел, но прекрасно знал, что самка лежит на спине, поджав лапы, и я могу делать с ней все, что захочу.

Доводилось ли вам когда-нибудь ощущать абсолютный контроль над кем-то? Ощущение невыразимое словами. Причем до отвращения. К самому себе.

Я мог бы заставить ее вылизывать мои ботинки, я мог бы сделать так, чтобы она покончила с собой или просто сильно покалечилась, я даже мог внушить ей мысль о том, что те шебаршащиеся комочки в углу пещеры – вкуснейшее лакомство из всех, что она когда-либо пробовала. Я мог бы заставить ее сожрать собственных детей… Я мог бы, да.

Но тогда это уже был бы и не я вовсе.

Потому что как только самка стала моей ручной игрушкой, я понял, что могу преодолеть себя, и что если один из кошмаров, спустя столько лет, побежден, то есть надежда справиться и с остальными. Дайте только время.

И все же я не стал ослаблять ментальный контакт раньше времени. Позволив мамаше подобраться к своему ненаглядному выводку, незаметно выскользнул наружу, взобрался на ледяной вал, служивший пещере крышей, и только потом разорвал связь.

Некоторое время я просидел на пронизывающем ветру, стараясь не обращать внимания на снегопад, и ждал, не бросится ли китх в погоню. Минуты утекали, а кошка так и не высунула морду из укрытия. Тогда я поднялся и припустил бегом по сугробам к тому месту, где до этого оставил флаер. Легко перепрыгнув с одного снежного уступа на другой, я остановился, запрокинул голову и захохотал.

Смеялся я долго и заливисто, настолько, что умудрился нахвататься снегу, сыпавшемуся с низко нависших сумрачных туч плотной стеной. Мне казалось, что в меня вселился дух свободы, и не было ничего, с чем я не смог бы на тот момент справиться. Раскинув руки в стороны, я закричал что есть мочи. Но как только крик оборвался, оставив после себя лишь бледное удаляющееся эхо, я осознал, что снова не один.

Было слишком сумрачно, и снег валил чересчур густо, однако это не помешало мне заметить в небольшом отдалении четыре движущихся белых пятна. С трудом различимые на фоне снега благодаря природной окраске, они скользили по кругу с той стороны, где я оставил машину.

Снежный китх неизменно считался самым крупным и самым опасным хищником на всей Яртелле, охотящимся в одиночку, а вот ледяные шакалы брали тем, что всегда атаковали группами.

Как, например, сейчас.

Быть может, мой безрассудный вопль привлек их внимание?

Опустив руки, я оценил расстояние: оно казалось не больше тридцати метров. Будь погода менее отвратительна, я бы, пожалуй, сумел засечь их и раньше, но на этой планете понятие «хорошая погода» отсутствовало как таковое.

Мозг лихорадочно заработал на полную, в поисках выхода из сложившейся ситуации. Справиться с китхом-одиночкой – одно, но тягаться со стаей свирепых и наверняка голодных шакалов – совсем другое. Мне бы и в голову не пришло попытаться взять под контроль четыре особи разом. Ни у одного элийра без достаточных тренировок на такое бы сил не хватило. И даже если б я каким-то чудом сумел подавить волю вожака, не побился бы об заклад, что его «шестерки» оставят это без внимания. Единственное, что казалось правильным – бежать. И я побежал.

Но не назад или в сторону, а прямо на них.

Всемогущие Тени сделали мое тело стремительным, как ветер, и сильным, как лавина. Поначалу мое поведение застало шакалов врасплох. Они явно не привыкли к тому, чтобы жертва, вместо бегства, возьмется атаковать в лоб. Однако стоило перепрыгнуть вожака, охотничий инстинкт возобладал над опасением неизвестности и вся четверка, синхронно взвыв, рванула за мной.

Началась охота.

Я несся сквозь заснеженную пустыню, словно спятивший призрак, инстинктивно выбирая тропу и перепрыгивая с одного кристаллического уступа на другой. Я не оборачивался, боясь сбиться с темпа, но чувствовал, что преследователи близко. Время от времени где-то позади раздавался леденящий кровь вой. Но я старался не обращать на это внимания, и продолжал спринт. Довольно быстро мне пришлось пожалеть о том, что оставил флаер так далеко, однако поступить по-другому мешала невозможность забраться в логово китха незамеченным. О том, что это может оказаться чревато совсем другими трудностями я как-то не подумал.

Новый вой огласил округу и на этот раз исходил не сзади, а со стороны невысокой заснеженной гряды, протянувшейся по правую сторону. Чуть повернув голову на звук, я увидел еще три белоснежные морды, явно мечтавшие подрезать меня на бегу. Панику сдержать было непросто, но шакалы отличались особенной чувствительностью и, почуяв мое смятение, негромко захохотали. Нет, конечно же, это был не смех, а лай, но от этого он не перестал быть менее жутким.

Я решил, что пришла пора несколько сменить тактику, и во время очередного прыжка с одного снежного гребня на другой, отталкиваясь от пространства с помощью Теней, развернулся в воздухе и ударил по ближайшему преследователю собранной в кулаке энергетической волной.

Издав протяжный вопль, шакал отлетел, ударившись тушей о твердую как гранит корку льда, и остался лежать.

Смерть одного из стаи энтузиазма других поубавила. Они начали осторожничать, из чего я сделал вывод, что твари гораздо умнее, чем думалось. Хищники больше не собирались гнать меня до бесконечности, но явно задумали вымотать жертву, сбавив скорость, и приближались лишь время от времени, чтобы разок клацнуть зубами и лишний раз подстегнуть бежать еще быстрее.

Я из-за этого несильно беспокоился.

Благодаря Теням, мне без особого труда удалось бы продержаться в гонке на выживание еще как минимум пару часов без остановки. Я карабкался по отвесным камням, словно по горизонтальной поверхности, забыв, что такое гравитация. Я прыгал, если была необходимость, на расстояние в три-четыре раза превышающее собственный рост. Чувствуя, как Тени, словно дым, скользят между пальцев, я знал, как заставить материю полыхать, словно хворост. Немного усилий и вся стая могла бы заживо сгореть. Однако это не было моей конечной целью, потому что в эти мерзлые яртеллианские пустоши я пришел вовсе не затем, чтобы калечить и убивать.

Очередное препятствие на пути я преодолел почти играючи. Возможно, не так грациозно, как сделал бы это настоящий мастер, но на лавры акробата я никогда не претендовал.

Я перескочил на пологий уступ и, с силой оттолкнувшись от него, сумел приземлиться лицом к стае и разметать под ногами только что образовавшиеся сугробы. Сам не знаю, почему, но я был уверен, что это сработает. Раз уж не удавалось заставить их бояться меня на уровне подсознания, то, может, демонстрация силы это исправит? Не задумываясь особо, я просто взял и выставил вперед ладони, представив невидимую стену, а затем, как будто, сдвинул ее навстречу шакалам. Следующее, что я увидел, это как семь распахнутых пастей с рядами блестящих и острых, будто кинжалы, зубов, врезаются в невидимый щит с неожиданным грохотом. Кровожадная стая превратилась в жалобно скулящий ком из челюстей и конечностей.

– Молодец!

Громкий выкрик и несколько резких хлопков, донесшихся позади, застигли врасплох. Я не собирался тупить, но неожиданность окрика заставила на миг ослабить защиту и едва не проморгать момент, когда ближайший из шакалов потянулся с намереньем оттяпать руку.

Вскрикнув, я дернулся назад, а в следующий миг сильнейший поток ветра унес всю стаю за пределы ледяного хребта, словно те были пушинками.

Только после того, как сумел утихомирить ритм сердца, я позволил себе с укором посмотреть на причину неудачи, едва не стоившей мне конечности. Злости почти не ощущалось, только усталость, гигантским снежным комом, навалившуюся сверху.

И все равно вопрос получился резче, чем я рассчитывал:

– Что вы здесь делаете, мастер?

Глава 2
Урок

Бавкида довольно улыбалась. Глаза старухи, по обыкновению полускрытые в тени глубокого мехового капюшона, сверкали весельем. Тяжелая черная накидка чуть трепетала под порывами слабеющей вьюги, а бледные иссохшие ладони по-прежнему были сложены на манер оваций.

– Не груби, Сети, – тихонько, словно шепот ветра, скрипнула она. – В конце концов, это была твоя ошибка, не моя. Или я должна напомнить, как важен для элийра контроль? По-моему, касаясь Теней, ты чересчур полагаешься на связь с ними. Вот уж не думала, что когда-нибудь придется читать тебе об этом нотации.

Я промолчал. На языке вертелась масса резких выпадов, но ни один не показался бы наставнице лейров достаточно внушительным. Я знал это так же хорошо, как и то, что Бавкида намеренно провоцировала меня. Возможно, даже психически, хотя с полной уверенностью об этом не сказал бы.

– Я заметила, насколько глубоко твое «Я» проникает в поток, – меж тем продолжила она, все еще держа свои бледные тонкие ладони вместе, – и мне показалось, будто ты что-то ищешь там… – Глаза старухи сузились, а сам я невольно напрягся. – Или я ошибаюсь? Будь любезен, объяснись.

Я молчал и смотрел на нее. Она ждала и смотрела на меня. Между нами оставалось около десятка метров и бесконечно падавший снег, но, несмотря на это, взгляд Бавкиды, казалось, просвечивал насквозь. Я знал, что ее ожидание может длиться часами, и потому мысленно перебирал слова, способные описать мои поступки, но лишь в той небольшой степени, достаточной, чтобы удовлетворить любопытство. Знать что-то большее старухе было совершенно ни к чему.

И все-таки, я был бы не я, если б не попытался уклониться от ответа.

– Зачем вы следили за мной?

Прежде чем ответить, Бавкида взмыла в воздух и подплыла ко мне, легко, словно древесный лист, подхваченный порывом ветра, – внушительный трюк, на освоение которого у меня ушло бы пару лет упорных тренировок.

– Не прикидывайся дурачком, Сети. Всю твою жизнь я не спускала с тебя глаз, и тебе об этом хорошо известно.

И снова говорить здесь что-либо было излишним, в то время как тон наставницы сделался серьезным.

Подавшись вперед, она ткнула в меня своим скрюченным пальцем:

– Я знаю тебя как облупленного и понимаю лучше, чем кто-либо! Возможно, даже лучше, чем ты сам себя способен понять. И если что-то начинает мешать твоему покою, я всегда об этом узнаю.

Теперь Бавкида стояла так близко, что пар ее дыхания ударялся о мое лицо. Я чувствовал тепло собственной кожей, как и запах, который испускало ее старое тело – так могло бы пахнуть в стерильной операционной. Старуха заглядывала мне в глаза без обычной для таких случаев аккуратной вежливости, что можно было сравнить с металлическим совком, грубо вонзившимся в снег. Я испытал сильнейшее желание отступить, да только нити чужой воли словно приковали меня к месту – не сдвинешься.

– Собираетесь читать мои мысли? – Пришлось постараться, чтобы голос звучал непринужденно.

Бавкида усмехнулась.

– А это необходимо? – И, не дав мне ответить, добавила: – Ты великолепный элийр, Сети. И мне хорошо известно, что, воспользуйся я своим правом знать, о чем ты думаешь, ты бы с легкостью пустил меня по ложному следу, где я могла бы неделями бродить внутри твоего разума, неверно интерпретируя приманку, и, возможно даже, заблудиться.

И это тоже не было похвалой, поэтому я опять ничего не сказал.

– Я пришла сюда не как ответственное лицо Ордена. Я пришла сюда, как твой учитель и друг, если позволишь называть себя так, и меня беспокоит нынешнее состояние, в котором пребывает твой разум.

Немного расслабившись вначале, я снова напрягся струной. Внутренний голос подсказывал, что смысл дальнейших слов Бавкиды мне не понравится.

– С тех пор, как ты вернулся с Боиджии, мы толком не обсуждали произошедшее. Я получила твой отчет, и, должна сказать, его было на редкость любопытно читать. Но от меня не ускользнуло, что далеко не все, что имело место быть, ты потрудился в нем отразить.

– Я думал, вас интересует только Игла. На ней-то я и пытался сосредоточиться.

– И это заметно. Но мне, знаешь ли, не доставало чуть более личного отношения ко всему, о чем там говорилось. Ни намека на личное отношение. Почему?

– Потому что мой личный взгляд значения не имеет, – ответил я весьма популярной в Ордене сентенцией.

Старуха хохотнула.

– Ты себя, по-моему, недооцениваешь.

Я отвел взгляд. Где уж мне? Особенно после того, как чуть не испек собственные мозги в жаровне, что изображала Игла Дживана, древний артефакт, за которым мы с моим предыдущим наставником охотились. Впрочем, снова говорить об этом я не хотел.

Бавкида понимала это, но в расчет, как обычно, не взяла.

– Я полагала, твоя потерянность есть следствие шока после взаимодействия с Иглой. Я считала, это пройдет через некоторое время. Однако уже три месяца минуло, а ты до сих пор ведешь себя так, словно побывал в пасти демона, и изменений к лучшему не видно. Я здесь, чтобы услышать прямой ответ. Что происходит, Сет?

Уголки моих губ задрожали, вот-вот готовые приподняться в улыбке. Впервые с того момента, как моя нога вновь ступила на замороженную поверхность Яртеллы под своды Цитадели Ордена Адис Лейр я ощутил желание смеяться. А почему? Да потому что старая Бавкида отчего-то никак не могла взять в толк простую истину: возможность обладания древними артефактами не шла ни в какое сравнение с потерей матери.

Мне было десять, когда мама пропала в первый раз. Это был удар, способный разорвать душу на части. В тот момент я изменился настолько, что временами, даже сам себя пугал. Но потом она оказалась жива. Я нашел ее на Боиджии еще десять лет спустя, и когда мне начало казаться, что душа исцелилась, Игла Дживана и жадный до власти мастер Аверре отняли у меня маму снова.

На этот раз навсегда.

Так как я, по мнению Бавкиды, должен был вести себя после этого? Скакать от счастья, радуясь жизни? В том, что наставница лейров настолько слепа, верилось с трудом. Старуха словно забыла, кто я и откуда взялся.

Я был не как те ищущие себя подростки, что тайным ручейком втекали в стены Адис Лейр и покидали его живыми в соотношении один к тысяче. Я не насиловал свое тело и не издевался над разумом, стремясь прикоснуться к Теням. И я не убивал себя, чтобы затем возродиться измененными, познавшими Поток. В отличие от всех остальных адептов Ордена, я родился со способностью чувствовать и направлять Тени. Моя мать создала меня. В буквальном смысле. Я – разумник из пробирки. И, несмотря на все это, был более любим, чем любое другое существо в моем окружении. Все остальные, быть может, чувствовали это, но вряд ли понимали.

Бавкида не понимала точно, но читала в душе и интерпретировала по-своему.

Вот как сейчас.

– Или тебя мучает чувство вины?

Я недовольно дернул головой.

– С чего бы?

Она явно хотела казаться мягче, но выходило с трудом.

– Такое случается, когда на твоих глазах умирает близкий разумник, а ты ничего с этим поделать не можешь. Я никогда не одобряла ту связь, что образовалась между вами в день твоего рождения, но Сол была чересчур своевольна, чтобы обращать внимание на мои слова. Я видела, как тебе приходилось собирать себя по частям, когда она пропала в первый раз. Ты был в той пещере, когда Сол упала вместе с Аверре. Возможно, ее вторичное появление и смерть еще раз разрушили тебя, и ты пытаешься построить себя опять? Замечу, что в этом случае, тебе не следовало прятаться от тех, кто мог бы помочь.

– Да никто и не прячется! – вспыхнул я, и, судя по блеску в глазах Бавкиды, именно этот ответ она ожидала.

– Тебе бы следовало гордиться собой! – сказала наставница. – Далеко не каждому элийру выпадает возможность остаться эмоционально свободным, после прикосновения Теней. Беда лишь в том, что у тебя нет достаточных знаний, чтобы обуздать себя, а это уже проблема.

В который раз я попытался возразить, что нет никакой проблемы, только мои слова пропустили мимо ушей. Бавкида же гнула свое:

– Но не признать, что ты многого добился в одиночку, было бы глупо. И все, что тебе сейчас необходимо – это закрепление полученных умений. А ты как будто забыл об этом. Словно то, кем ты являешься, и твое предназначение уже перестали иметь для тебя смысл.

– Предназначение? – На протяжении всех трех месяцев после возвращения это слово не покидало мои мысли. Я хорошо запомнил то, что сказала на прощание Эйтн, племянницы мастера Аверре, но так до сих пор и не разгадал сути. Возможно, и стоило обратиться к Бавкиде за толкованием, но я боялся услышать не те ответы.

Старуха кивнула:

– Вот именно. Но вместо этого, ты просто прячешься среди пустыни, как будто сам от себя бежишь. И это, по-твоему, выход? Адис Лейр так не поступают!

«Адис Лейр так не поступают», – мысленно пробормотал я и едва не закатил глаза. О том, как поступают Адис Лейр известно всей Галактике! Из Ордена, наделенного невероятным могуществом, за полторы тысячи лет мы превратились в свору наемников, убийц и воров, готовых пойти на любую подлость, ради материальной выгоды. И если прежде одно только наше имя наводило страх на половину галактического населения, то теперь оно стало синонимом отребья, обитающего на задворках цивилизации. Собственно, мы почти превратились в тех самых первых лей-ири, от которых и произошли в незапамятные времена. Тем и жили. Да только меня от всего этого с души воротило. Так что я нарочно съязвил:

– А как поступают Адис Лейр?

Бледные и тонкие губы наставницы чуть расползлись вширь.

– А вот на этот вопрос, мой дорогой Сети, – проговорила она, – тебе придется найти ответ самостоятельно. Но только чуть позже. Сейчас мне хотелось бы знать другое: как ты намерен поступить с ними?

Бавкида кивком указала в сторону снежного бархана, за которым виднелась неугомонная стая. Желание шакалов полакомиться человечиной ощущалось почти с той же силой, что и пронизывающее насквозь ледяное дыхание планеты. Никакого страха в них не было и в помине, как будто произошедшее ничему не научило, а только раззадорило. Что удивило. Ведь подобное поведение совсем не в природе трусливых тварей, охотившихся лишь сообща. Прежде шкалам хватало простой демонстрации превосходства, чтоб они отстали, но теперь… Я посмотрел на Бавкиду и все понял – старая карга намеренно дразнила тварей, натравляя их на меня.

– Ну и? Что ты сделаешь? Убежишь или убьешь? Какой вариант выберешь?

Не веря ушам своим, я спросил:

– А вам не кажется, что с меня уже хватит испытаний, мастер? Что даст вам эта травля?

Улыбка Бавкиды преобразилась, став почти застенчивой.

– О, дружок, я убеждена, что самое главное твое испытание еще только начинается.

Тени подсказали, откуда и в какой момент времени произойдет атака. Ментальный всплеск, предшествовавший прыжку шакала, нацелившегося на мою шею, был как толчок в спину, заставивший пригнуться и отскочить в сторону до того, как челюсти просвистели мимо. Недавняя игра была готова повториться, причем с большим преимуществом на стороне противника, подкрепленного волей самой могущественной из всех известных мне лейров. Это означало, что выхода у меня действительно только два: сбежать, тем самым признав поражение, или же убить стаю целиком. Прямо как с самкой китха.

Бегство ничего не решало, а убийство животных, которыми руководили со стороны, даже ради того, чтобы спасти себе жизнь, казалось подлостью. Разве виноваты они в том, что их заставили нападать? Так что, если уж по кому и стоило бить, так по самой Бавкиде. В конце концов, поход в пещеры все-таки принес кое-какие плоды. Тренировка с контролем сознания китха пришлась весьма кстати. Легкого касания Теней хватило, чтобы послать зов в обиталище царицы яртеллианской природы и ощутить ответный отклик. Правда, до того, как самка до нас добралась, мне пришлось применить все свои умения и навыки, чтобы попросту избежать семь пар жадных до моей плоти челюстей.

Я был уверен, что Бавкида почувствует приближение китха, но, видимо, была поглощена пируэтами, что я выписывал вокруг шакалов, и проморгала атаку в спину. Разумеется, ни о каком убийстве речи не шло. Самка китха только толкнула старуху лапами. Та вскрикнула и неуклюже рухнула в снег – черное пятно на белоснежном покрывале. Всего на секунду наставница потеряла связь с шакалами, но мне этого хватило, чтобы успеть вырвать сознание альфы из ее невидимых щупалец и обратить всю стаю в бегство.

Как только снежные волки с воем сбежали, Бавкида чуть приподняла голову и посмотрела на меня. Вопреки ожиданиям, она не проявила ни малейшего признака раздражения, наоборот – громко и заливисто расхохоталась и принялась играться со взрослой самкой китха, словно с котенком: щипала за шкуру и уворачивалась от выпадов.

– Браво, Сети! – Поднявшись на ноги, она ребячески пощекотала китха за ухом, когда зверь пытался ее укусить. – Браво! Вижу, Аверре научил тебя нестандартно мыслить. Ха-ха-ха! Ну, хоть что-то полезное из вашего общения ты извлек!

Я стоял немного сбитый с толку и смотрел, как древняя старуха, чей возраст не брался назвать даже самый просвещенный историк Адис Лейр, заливалась смехом и скакала, точно неразумное дитя. И тут же подумал, что это очень похоже на обычные игры кошек со своими жертвами. С той только разницей, что на этот раз жертвой оказался сама кошка…

В ту же секунду недоброе предчувствие пронзило меня холодной стрелой, а Бавкида сжала ладонь в кулак и великолепное в своей красоте и силе животное, резко сжавшись, будто для прыжка, замертво свалилось на белый снег, окрасив его собственной кровью. Остервенело бьющееся о мои ребра, сердце заглушило тишину, вмиг охватившую застеленную белым покрывалом долину. Я уставился на мертвого китха, потом перевел взгляд на наставницу. Она уже не смеялась, но в глазах, обращенных ко мне под навесом капюшона, читалось неприкрытое любопытство.

Молчание длилось недолго.

– Подозреваю, об этом ты даже не подумал, – произнесла она тем особым полным мистицизма голосом, которым обращалась к только что ступившим на путь лейра. – Думая, будто нашел выход, ты позволил себе забыть о том, кем мы с тобой являемся. Я предложила тебе игру, и ты в нее с удовольствием ввязался, решив, что знаешь правила. Но ты забыл о самом главном правиле лейров: правил не существует. Ты решил, будто одной лишь хитростью сумеешь выйти из положения, избежав ненужных смертей. У меня не было личных причин убивать это несчастное животное, кроме тех, которые заставят тебя посмотреть на эту смерть как на демонстрацию того, что за любой уступкой следует удар. Такова жизнь, Сети. Если первым не ударишь ты, ударят тебя. Жаль, что этого ты у Аверре перенимать не стал.

Я снова промолчал, поскольку ответа у меня попросту не было. Хотелось сказать, что даже животные не убивают ради забавы, но в тот момент на меня накатилась чудовищная усталость и все, что я мог, это опуститься на холодный снег и погладить бедную кошку по голове.

– У нее были котята, – сказал я.

– Тем велика вероятность, что ты скорее усвоишь сей урок. – Бавкида подошла и легонько провела ладонью по моей макушке, будто ничего не случилось. Но я знал, что это не было жестом сочувствия, только напоминанием о том, что мы – лейры, и наш путь пролегает на острие одиночества, между величием и безумием. – Идем, Сет. Время возвращаться в Цитадель. Оставь тушу падальщикам, они не дадут ей замерзнуть. И выброси свои сожаления из головы. Времена уроков, когда все можно было исправить, прошли. Теперь есть только ты и твои решения. И Орден. Все остальное – частности.