Kitobni o'qish: «Нотариус Оленька. Судебный роман»

Глава 1

На кладбище сегодня было неспокойно. Не особо скрываясь, два человека в прозрачных одноразовых полиэтиленовых плащах, раскапывали свежую могилу. А том, что могила перестала быть ямой и приняла свой законный груз совсем недавно, было понятно из еще не завядших цветов, бережно убранных вместе с венками к ограде соседней могилы.

Копал в основном один. А другой, вернее другая, держала мощный фонарь и подбадривала копателя. Иногда она просила, иногда требовала, а иногда, кажется, даже заигрывала. Земля еще не слежалась, и несмотря на то, что копатель держал в руках лопату явно первый раз в жизни, работа продвигалась быстро. Еще несколько минут в кладбищенской тишине было слышно только натруженное сопение, и вот уже раздался стук лопаты об крышку гроба.

– Осторожнее Саша! – Взволновано прошептала девушка. Судя по тому как задрожал луч фонаря, который она направляла в яму, ее била нервная дрожь. – Ты сейчас оцарапаешь гроб.

– Оленька! Успокойся пожалуйста. Нам же этот гроб не нужно обратно в магазин сдавать. Или ты хочешь его вернуть, как не пригодившийся, сославшись на закон о защите прав потребителей?

– Саша! Твой специфичный юридический юмор здесь не уместен.

– Ну прости. – Развел руками Саша, стоящий на крышке гроба, и морщащийся от направленного на него луча фонаря. – Я не каждый день раскапываю могилы. Еще не проникся атмосферой и не изучил подходящий сленг. И вообще Оля! Могла бы быть милосерднее ко мне. Я вот до сих пор думаю, что мне просто снится ужастик, где я выкапываю трупы, а когда начинаю понимать, что это на самом деле происходит со мной – у меня отказывают ноги и останавливается сердце. Ты же не хочешь возиться с двумя трупами?

– Сашенька! Милый! Прости меня, пожалуйста! Я не знаю, что делала бы без тебя. – Причитая, помогала Оля выбирающемуся из могилы Саше.

Оля сама спустилась в яму и стала бережно убирать комья земли с лакированной крышки гроба.

– Саша, а как мы откроем гроб?

– Лара Крофт – расхитительница гробниц! Выбирайся из ямы, и не мешай мне пожалуйста. А если земля с боков могилы осыплется? Ты можешь испачкаться или даже травмироваться. Вылезай пожалуйста, дай мужчине доделать грязную работу. – С заботой в голосе попросил Саша, протягивая в могилу руку.

– Нам сейчас еще тащить Олега до машины. Вот тогда мне без тебя точно не обойтись, а пока просто держи фонарь. И не поднимай луч света вверх, так его видно издалека. Сторож, конечно смотрит в другую сторону, но могут быть и случайные люди. Если кто-то увидит, чем мы тут занимаемся… Ты же знаешь мое мнение. Я уверен, что мы совершаем преступление.

– Сашенька, дорогой! Ну сделай это ради меня. Пусть это будет твоим свадебным подарком.

– Оля, Оля. Ты с первого курса из меня веревки вьешь. И вот сейчас, когда я вытаскиваю ночью труп твоего мужа из могилы, ты говоришь о свадебном подарке. Я всю жизнь мечтал, когда ты мне ответишь согласием. После того как ты в прошлый раз отменила нашу свадьбу, я все равно продолжал ждать, но даже представить не мог как именно это случится. – С грустью в голосе проговорил Саша, бережно помогая Оле выбраться из ямы.

Саша снова спустился в разрытую могилу и долго примеривался как же справиться с непривычной задачей. Два раза прищемив пальцы и один раз уронив ломик на ногу, Саша все-таки понял принцип работы взломщика. Он нашел небольшую щель, подцепил ломиком полированную до блеска крышку и с противным скрежетом открыл гроб.

В гробу лежал симпатичный мужчина в шафрановой одежде, усыпанной чуть завядшими лепестками цветов. Он, как говорят в таких случаях, будто спал, но Оля и Саша знали, что это всего лишь работа искусных гримеров, тщательно подготовивших Олега в последний путь. Перед смертью, из-за обезобразившей его тело болезни, Олег выглядел гораздо хуже, чем сейчас – в гробу.

– Ну привет Олег. Не прошло и двух дней с нашего последнего разговора и вот мы снова увиделись.

– Саша отодвинься! Я спускаюсь! Я хочу увидеть его. – Расплакалась новоявленная вдова.

– Оля прекрати пожалуйста. Сейчас мы вытащим Олега наверх, и ты вдоволь наговоришься со свои любимым. – Обиженно, но уже ультимативно проговорил Александр.

– Оля, а сейчас возьми в тележке веревку и кидай один конец мне. Я обвяжу труп за ноги. Ты будешь тянуть сверху, а я подталкивать снизу.

– Саша! Ты с ума сошел? Хочешь чтобы мы Олега волоком тащили из могилы? – Возмущенно прокричала вдова.

– Знаете что Ольга Васильевна! Вы можете вызвать грузчиков. Они с удовольствием ночью приедут на кладбище и помогут вам в похищении трупа. – Пришла пора возмутиться Саше.

– Сашенька ну нельзя же так! – Со слезами во голосе прошептала Оля.

– Оленька по-другому ничего у нас не получится. Вдвоем мы по-другому не справимся. Я немного подкапаю яму с этой стороны, сделаю пологий уклон и постелю на землю полиэтилен. Не волнуйся, мы все сделаем аккуратно. Пленка скользкая, получится как на ледяной горке, только наоборот.

Элегантный бантик, на который завязала капроновый шнур Ольга, распустился после первого же рывка. Тянувшая, вмиг ослабевшую веревку Ольга с тихим писком улетела на кучу свежевыкопанной земли. Оленька приземлилась на свою аккуратную попку и почти не ушиблась, но окончательно извозилась в сырой глине.

Вторая попытка расхитителей гробниц почти удалась. Труп уже был практически на самом верху, наполовину перевалив за край ямы, когда веревка снова сорвалась. Принцип ледяной горки сработал – Олег заскользил вниз по полиэтилену. В конце горки он сбил Сашу, опрокинул его в открытый гроб и прижал сверху. Саша не сразу смог отпихнуть труп и выбраться из гроба. Судя по возмущенным крикам, доносившимся из могилы, Саша все-таки начал осваивать сленг копателей могил. Единственные приличные слова, которые услышала Оленька в пламенном монологе Саши – «Это был гребанный страйк».

Через несколько минут отчаянной возни, перепачканные землей с ног до головы, осквернители могилы сидели рядом с трупом на бордюре чисто выметенной кладбищенской дорожки.

– Закапывать будем? – Задыхаясь от непривычной физической нагрузки спросил Саша.

– А что толку? Сделать все как было, чтобы никто не заметил, мы все равно сможем. Давай оставим все как есть. Ты главное следы от своих туфель не дне могилы присыпь землей. Я скажу, что была здесь одна.

– Да кто тебе поверит Оль? Я всю сознательную жизнь рядом с тобой, как твоя тень, а уж в то, что ты ночью на кладбище решила могилу грабить, я не пошел с тобой, однозначно никто не поверит.

– Спасибо Сашенька. Я очень ценю твою преданность, но ты же юрист и понимаешь: если что – я, для следствия, убитая горем вдова, действующая в состоянии аффекта. А у тебя могут быть серьезные проблемы с законом. Ну ладно. Что мы сейчас об этом? Обсудить это у нас еще будет время.

– Будет. Если мы сейчас до крематория доедем без проблем.

– Ты договорился в крематории Саша?

– Договорился. Деньги решают большинство вопросов.

– Очень дорого обошлось?

– Примерно, как если бы мы сожгли труп на костре из купюр. Оленька, пусть тебя это не волнует. Это входит в мой свадебный подарок. – С горечью в голосе пошутил Саша. – Оленька, я все-таки пойду хотя бы крышку гроба закрою. Немного присыплю ее землей и положу сверху венки. Не хочу, чтобы это выглядело совсем по-варварски.

– Делай как считаешь нужным Сашенька. Я посижу с Олегом. Ты не против?

– Да шепчитесь. Чего уж там. Я быстро.

– Здравствуй любимый. Наверно «здравствуй» сейчас не уместно, но ты понимаешь, что я хочу сказать. – Оля нежно гладила труп по щеке. – Мы все делаем так, как ты и просил. Не знаю, чем все это закончится, но ты будешь доволен мной. И Сашей. Любимый мой, я уверена, что ты, как и планировал, идешь сейчас по долине вечной весны. Прощай мой родной. Извини, что я не плачу сейчас. Я наверно уже никогда в жизни не смогу больше плакать. С той минуты как ты ушел больше слез у меня не осталось. Олеженька, я помню, что не любишь пафосные слова, но ты всегда будешь в моем сердце. Даже не так. Ты и есть мое сердце. Которое сначала умерло, потом я его закапала, а сейчас сожгу. Прощай любимый.

– Наговорились? – Саша с тележкой в которой гремели лопаты и ломик, выбрался на дорожку.

– Странная штука человеческая психика, – Задумчиво проговорила Ольга. – Вот сижу я трупа бывшего мужа, смотрю на нынешнего мужа и думаю, что ты в туфлях и спортивном костюме смотрелся нелепо, а сейчас полностью покрытый слоем грязи выглядишь даже брутально.

– Не обращай внимания Оленька. Психика не может все время быть в напряжении. Мозг всегда найдет, о чем ему отстраненно подумать. Я хотел купить и сапоги, но когда посмотрел на лицо девушки на кассе, которая мне пробила топор, веревку, лопату и полиэтилен решил что обойдусь без сапог. Ты готова Оленька?

– Да Саша. Потащили Олеженьку?

– Ну куда потащили то? Я же тележку прихватил.

– Саша! Ты хочешь везти Олега на тележке, которую спер в супермаркете? Я думала, что ты ее прихватил, для того чтобы лопаты притащить на кладбище. Ты совсем не в себе?

– Хочешь вернуться к рассмотрению варианта с грузчиками? Мы не утащим его вдвоем. И вообще почему ты решила, что Олегу будет комфортнее если мы его уроним, а не повезем в тележке? Господи, что за ересь я сейчас говорю? Оля мы точно попадем в ад, надеюсь, что, хотя бы в одну сковородку. Это если мы раньше не попадем в психушку или тюрьму.

Через несколько минут, на странную процессия состоящую, из тележки для покупок, куда было засунуто туловище трупа в оранжевых тканях, с торчащими вверх, в сторону уже светлеющего неба, ногами, и двух, явно потусторонних, существ, наткнулся кладбищенский сторож.

Тележку с трудом толкало существо, отдаленно походившее на очень грязного человека в дорогих туфлях, от которых отваливались куски земли. Другое существо, уже совсем не похожее на человека, а напоминавшее комок грязи на ножках, семенило рядом с тележкой и очень нежно уговаривало кого-то Олеженьку еще немного потерпеть,

Сторож, проработал на этой должности уже девять лет и кого только не видел ночью на кладбище, от влюбленных парочек, решивших разнообразить свою сексуальную жизнь, до чокнутых поклонников передачи про экстрасенсов. Но от вида этой процессии, с трупом, который везут как рулон линолеума, не влезающий в тележку, сторож не верящий ни в черта, ни в Бога, первый раз в жизни перекрестился и прыгнул в ближайшие кусты сирени. Когда сторож услышал про Олеженьку, он понял, что существ из преисподней здесь трое и еще сильней вжался в землю.

Когда вымазанные с ног до головы в грязи люди с тележкой, у которой дребезжащие колеса вот-вот должны были отвалиться, поравнялись с кустами, куда юркнул сторож, он узнал парочку, которая хорошо ему заплатила, за то чтобы он очень тщательно, не отвлекаясь, охранял другую, не эту, часть кладбища. Сторож не торопился вылезать из укрытия. Он понимал, что где-то еще должен быть третий – Олеженька, но тот так и не появился.

«Наверно через дыру в забор вылез. Олеженька – имя то какое бандитское. Наверно главный у них» – Решил опытный сторож.

Разглядывая как омерзительная парочка, выкатила свой груз через ворота, погрузила труп и тележку в каршеринговый микроавтобус, сторож тоскливо понимал, что сегодня последний день его работы на этом прибыльном месте.

Глава 2

– Дело слушается судьей Бариновой Светланой Сергеевной, при секретаре судебного заседания Трифоновой Полине Петровне. Государственное обвинение поддерживает прокурор Юсупова Лариса Андреевна, защиту осуществляет адвокат Баландина Надежда Геннадьевна. Отводы участникам процесса имеются?

– Отводов нет. Тогда приступим. – После небольшой паузы, с заметным облегчением в голосе констатировала судья.

– Подсудимая! Подсудимая! Ольга Васильевна я к вам обращаюсь! – Судье, ухоженной женщине лет тридцати пяти, пришлось поднять голос, чтобы вывести Ольгу из грустных размышлений.

– Ой, извините пожалуйста Светлана Сергеевна! Ой! Извините еще раз! Ваша честь. – Чуть испугано отозвалась Оленька, вынырнув от окрика судьи из глубины мрачных раздумий.

– Что можете сказать по существу предъявленных вам обвинений по статье двести сорок четвертой Уголовного кодекса Российской Федерации – надругательство над телами умерших и местами их захоронения? – Сухим казенным голосом скороговоркой произнесла судья.

– Я не надругалась не над кем. Я любила Олега и выполняла его последнюю волю. Он много раз просил меня поступить с его телом именно так. Для него это очень важно. Было очень важно. Я пообещала ему и он умер, зная я что обязательно выполню его просьбу. Я не могла поступить по-другому. – Виновато согнув голову и опустив взгляд в пол, тихо проговорила Ольга. Невысокая хрупкая Оленька, с чуть припухлыми детскими щечками, вызывала сочувствие у всех находящихся в зале судебных заседаний, кроме одной маленькой неопрятной старушки сидевшей в первом ряду.

Небольшой зал судебных заседаний в стареньком здании районного суда был набит людьми до отказа. Почти все пришли в суд из праздного любопытства. Публика была разношерстная.

Как и на любом заседании суда, здесь были бабушки из соседних домов, которые ходили сюда развлекаться как в театр. Бабушки потом подолгу обсуждали перипетии процесса, давая оценку выступлениям адвоката и прокурора, обсуждая правильность приговора, в итоге приходя к мнению, что при Сталине такого точно не было и быть не могло.

Несколько юношей, студентов юридического факультета, которых в ВУЗе обязывали ходить на процессы, с интересом разглядывали Ольгу. Слухов о событиях, которые сейчас рассмотрит суд, было много, и для студентов красавица Оленька была окружена ореолом сексуальности и романтики. Щупленький отличник, открыв рот, восторженно смотрел на Ольгу. Если бы ему, сейчас предложили повторить судьбу Олега, то судя по тому обожанию в затуманенном взгляде, он бы согласился.

Несколько друзей Оленьки и Саша тоже сидели на первом ряду, поближе к клетке. Рядом с Сашей сидела его мама.

Оленька с будущей свекровью была знакома очень давно. Точно не на первом курсе, но возможно уже на втором, Саша представил маме Олю как невесту. Мама тогда улыбнулась и сказала, что жизнь долгая, случается всякое, может и такое произойти.

Из действительно заинтересованных лиц на судебном заседании присутствовала, в качестве потерпевшей, только мать Олега, та самая старушка, которая грозила кулаком Ольге. Она держала в руках некачественную фотографию сына. Фотография была ксерокопией с фото в газете со скандальной статьей на тему его гибели. Видимо, у старой женщины не было других изображений сына.

Старуха была одета в странное засаленное платье, похожее на монашескую рясу, плотный черный платок и стоптанные мужские ботинки. Она беспрестанно крестилась, недовольно шмякала губами, хмурила брови и иногда грозила Ольге сухеньким кулачком.

Мать забросила Олега еще маленьким, оставив его на воспитание свое матери, бабушке Олега. Всю жизнь непонятно где шлялась, и про сына вспомнила только, когда он стал достаточно взрослым, для того, чтобы у него можно было просить деньги. Даже деньги она просила у Олега не лично, навестив сына, а присылая ему слезливые смски о своем бедственном положении.

В судебном зале был аншлаг, как на концерте поп звезды. Люди заняли все кресла и даже стояли возле стен. В проходе между креслами стояло несколько телевизионных камер, у которых с важным видом суетились звезды местных новостных каналов. Одна журналистка уже пыталась взять интервью у Саши. Он отказался, зато юрко подскочившая к журналистке мать Олега пообещала рассказать всю правду и открыть глаза на поступок Ольги. Шустрая бабушка готова была это сделать сразу после судебного заседания, и как она сказала – совсем за небольшую сумму.

Вентиляции в здании суда не было, а открывать окна в зале заседаний, во время процесса, было запрещено. Несколько лет назад подсудимый прямо во время суда просто выпрыгнул в открытое окно и убежал. Его быстро поймали, но после этого случая на окна установили жиденькие решетки, и подсудимый теперь сидел в специальной клетке. Теперь сбежать во время рассмотрения дела было невозможно, но приказ не открывать окна во время суда все равно никто так и не отменил. Поэтому в зале было очень душно, всем хотелось выйти на свежий воздух, но присутствующие понимали, что дело сложное, запутанное – рассматривать будут долго и одним заседанием судья не ограничится.

Судья Светлана Сергеевна, или Светка «Барабашка», получившая свою кличку в институте за то, что всегда стучала холеными ногтями по столу, когда волновалась, и бесила этим преподавателей на экзаменах, бывшая однокурсница Оленьки, еле уговорила председателя суда, чтобы именно ей разрешили рассматривать это дело.

Она убеждала Эдуарда Петровича, пожилого председателя районного суда, со дня на день ожидающего отставку и спокойную жизнь, что у нее нет никакой личной заинтересованности, что она Оленьку знать не знает и в институте они даже не общались.

Эдуард Петрович, прекрасно помнивший, что на недавнем юбилее Светланы Сергеевны, Оленька была представлена в качестве подруги, и даже станцевавший с красавицей партию вальса, неодобрительно покачал головой.

– Я конечно верю, что вы абсолютно не знакомы с подсудимой, но если прокурор или адвокаты, вам объявят отвод, ввиду сомнений в вашей объективности и беспристрастности, то знайте – я очень сильно огорчусь. А потом сильно огорчу вас. – Эдуард Петрович вопросительно посмотрел на Светлану. – Вы же понимаете, что, когда я уйду – вам светит председательство? Вам бы сейчас не рассматривать неоднозначные дела, а брать количеством, не имея отмененных решений. Вы настаиваете на своей просьбе?