Kitobni o'qish: «Герасим и Нуну»

– Герасим, предприниматель и бизнесмен, – так я представлялся, когда хотел произвести впечатление. Я натренировано невнятно произносил своё имя, а то, что я бизнесмен и предприниматель, доносил громко и четко. На рынке, где у меня была палатка со шмотьем из Лужников, меня звали Гера. Жена называла меня Зина из-за фамилии Зиновьев.

На улице девяностые, все катится черт знает куда. Работу найти невозможно. Закрывают целые фабрики и заводы. Вчерашние инженеры и научные сотрудники челночат и таксуют. Пенсионеры – настоящие кормильцы родственников, на их пенсию, пусть очень скромно, но живут целые семьи по нескольку человек.

Чтобы прокормить свою маленькую семью, я пошел на рынок торговать. Вроде хватает на жизнь, даже купили «Поляроид» и игровую приставку к телевизору, правда вкалываю с утра до ночи, а иногда и ночью.

Ночью ремонтирую свою ласточку. ВАЗ – пятерка – старенькая, но еще послужит. По ночам, когда нет начальства, загоняю ее в автобусный парк по соседству, и знакомые мастера шаманят ее за бутылку.

В пять утра снова в арендованный гараж, грузиться товаром, потом на рынок, ставить торговую палатку, развешивать и раскладывать товар, потом на «Лужу» или «Черкизон» за новым товаром. Потом в обратном порядке: собрать товар, сложить палатку, перетаскать всё это в машину, рассчитаться с продавцами, взять список товаров, которые кончились (надо купить и привезти), разгрузиться в гараже, поставить машину на стоянку, потому что гараж занят товаром, а во дворе обязательно вскроют, и дойти по ночному городу до дома.

Домой надо идти не кратчайшей дорогой, а той, которая освещена редкими фонарями, избегая встречи с гопниками и ментами. И те и другие могут принести неприятности, но менты опаснее, проблемы с ними решаются затратнее. Пару раз приходилось убегать и от тех и от других, но, слава богу, район знакомый, я здесь знаю каждый закуток, так что до дома всё же добирался одним куском и без потерь для кошелька.

Дома ждет моя Нунуша. Нунуша – это жена. У нее привычка скрестить руки, подперев большую грудь, предмет зависти подружек и масленых взглядов мужчин, и скептично прищурившись повторять: «Ну-ну». Имя и фамилия у нее начинается на «Ну», вернее фамилия на «Ну», а имя на «Ню», ну не совсем на «Ню», вернее на «Ню», но не совсем имя. Запутался. Короче, зовут мою любовь Нюра Нурсина, поэтому Нунушей ее зовут с детства.

О том, как её звали в детстве, я точно знаю, потому что вместе мы, сколько я себя помню. В садике мы с Нунушей сидели на соседних горшках. Она помогала мне завязывать шнурки, а я заботливо подтягивал ей вечно сползающие колготки.

В школе мы, конечно, сидели за одной партой. Нас никогда не рассаживали, и учителя не вызывали моих родителей, а делали замечания Нурсиной, если я плохо себя вел.

Мне кажется, она ни за что не согласилась бы, что бы ее называли Нунуша, если бы не мое имя. Герасим!

Герасим?

Называть мальчиков нелепыми именами в нашей семье начали с дедушки. Его звали Адольф. Нормальное имя для немецкого мальчика в тридцатые годы (кстати, я немец по отцу). В России во все времена было много немцев. Имена Фридрих, Герман, Альберт и даже Адольф не были редкостью.

Но быть в Советском Союзе Адольфом во время Великой Отечественной Войны – суровое испытание. Дедушке не раз предлагали сменить имя, как делали другие Адольфы в СССР, но он не соглашался.

Напомню, что главного злодея того времени – Гитлера, звали Адольф. Видимо тогда и возникла традиция нашей семьи, что имя должно приносить дополнительные проблемы.

Моего отца звали Карл, и он всю жизнь вздрагивал, когда слышал про Клару или кораллы. А еще тогда везде висели портреты Карла Маркса, где он был с большой бородой. И ежедневной, опостылевшей шуткой в отношении отца было: «Карл, ты куда бороду дел?»

Фамилия у дедушки, и, соответственно, у отца была Ааб. Единственным условием моей мамы, когда она выходила замуж за отца, было, что она оставляет свою фамилию, и у детей тоже будет фамилия Зиновьевы. Какая она умница! Герасим Ааб? Кошмар! Доведение до самоубийства с особой жестокостью в извращенной форме.

Родители часто вспоминали, как в студенческие годы друзья отца кандидата на любую неприятную работу предлагали выбирать в алфавитном порядке. Кто будет чистить картошку? Давайте по алфавиту. В любом языке порядок букв «Ааб» будет самым первым.

У меня имя не немецкое, но родители взяли свое. Меня с самого детства предлагали заранее поставить на учет в Гринпис. И то, что рядом была любимая девушка, которая согласилась, что она Нуну, эту неприятность поделило на двоих, то есть уменьшило в два раза.

Дразнить меня, означало задеть Нунушу, а это уже проявление суицидальных наклонностей. Желающих обидеть Нунушу было мало, и они быстро заканчивались.

Нунушка относилась ко мне с легкой иронией и иногда подшучивала, но только наедине. Она часто общалась со мной цитатами из песни Высоцкого про Зину. «Где деньги, Зин?» или «Меня прям тянет в магазин, что делать, Зин?» При любых посторонних людях, даже при своих родителях, она по любому вопросу всегда была безоговорочно на моей стороне и называла меня полным именем.

Что уж говорить про школу, где со мной даже не дрался никто, потому что Нунуша никогда не стояла в стороне, а сразу бросалась кусать и царапать моих недругов. Однажды на мои слова, что это было «один на один», она ответила, что я не один. Я надеюсь, что не показал вида, а может и не обратил внимания сразу, но это были главные слова во всей моей жизни. Девиз моей жизни. Если бы я был рыцарь, именно это было написано на моем знамени и гербе.

Нунуша была из обеспеченной семьи. Ее отец был инженером по строительству электростанций и часто ездил в командировки за рубеж. Получал за работу большие деньги в валюте и, конечно, привозил оттуда дефицитные вещи. Нунуша была самая прикинутая в классе, с самым большим набором фломастеров в ранце с красивым рисунком, и часто угощала меня всякими забугорными вкусностями.

Я никогда не видел этого, но думаю, что к ней клеились многие ребята. С ее внешностью, не яркой, но очень притягательной, не хочу произносить это, но – сексуальной, не могло быть по-другому, но видимо Нунуша жалела мою психику и осаживала особо прытких воздыхателей тогда, когда я не видел этого.

Близких друзей и подруг, из тех которым доверяешь все тайны, у нас не было. Зачем они, если мы с детства есть друг у друга? С кем еще можно посекретничать, как не с человеком, который знает тебя лучше любого другого, даже родителей, и для которого твои проблемы всегда важнее своих.

У нас вообще не было отдельных знакомых, то есть тех, кого знал бы я, а она нет, или наоборот. Любого человека знали мы оба. И любой посторонний знал нас вместе.