Kitobni o'qish: «Проклятая каста»
Часть первая. Ракетчик.
1
«Наконец я увидела Эдварда; меня он, похоже, не замечал.
Это действительно Эдвард, а не игра воображения! Оказывается, галлюцинации были не так уж безупречны и не раскрывали его подлинного совершенства.
Неподвижный, словно статуя, он стоял буквально в метре от площади. Глаза закрыты, ладони разжаты, тонкие пальцы расслаблены. Лицо безмятежное, будто он спит и видит хороший сон. Грудь обнажена: белая футболка брошена на мостовую, и проникающий с площади свет дарит бледной коже неяркое сияние. Никогда не видела ничего красивее! Я задыхалась от безостановочного крика и отчаяния. Семь месяцев ничего не значили, равно как и ужасные слова, что он сказал мне в лесу. Равно как и то, что я, скорее всего, ему не нужна. А вот мне до конца жизни будет нужен только он.
Часы пробили снова, и Эдвард шагнул к залитой солнцем площади…» <Отрывок из серии романов «Сумерки» Стефани Майер>.
Прозвучит банально, но все всегда происходит «на самом интересном месте». И именно в этот момент прозвучал стук в дверь. Впрочем, телефон я отложил без сожаления. Сколько раз я перечитал «Сагу», уже и не вспомню, наверное, это единственная из историй о вампирах, которая мне нравится. А если бы там было поменьше Беллиной рефлексии, так вообще было бы здорово. Тогда как Каллены мне напоминают наших коммунистов, у них разум и воля смогли победить даже физиологические изменения. Так что я в курсе, что Белла Эдварду выйти на площадь не даст, а потом они, вместе с Элис, относительно благополучно посетят логово Вольтури – вампиров-смотрящих.
Поэтому я спокойно прикрыл телефон газетой «Правда» от 6 февраля 1943 года.
– Входите!
– Товарищ старший майор, – в дверь просунулась голова дежурного, – вы просили сообщить, когда прибудут наблюдатели, они здесь.
– Проси, – дежурный исчез, и я убрал телефон в ящик стола, замкнув его на ключ.
Через минуту в низкую дверь, словно прямо века из 16-го, пригнувшись, вошли два степенных бородача в теплых тулупах, с овчинными шапками в руках и рукавицами за веревочными поясами. Пошарив по привычке глазами и не найдя на дощатых стенах ни иконы, ни окна, которого в землянке не полагалось, традиционно перекрестились двуперстием на лампочку Ильича под потолком.
– Здравствуйте, Лев Вячеславович, – пробасил первый, а я вышел из-за стола и поздоровался с обоими за руку.
– Здравствуйте, Прохор Иванович, ну как там, рассказывайте? – моя нетерпеливость не укрылась от бородача, но он не торопился и отвечал степенно, с расстановочкой.
– Ракеты ваши прилетели, две из них попали в указанную вами сопочку. Одна у подножья, вторая саженях в трёхстах от вершины. Одна перелетела и упала у подножья с другой стороны.
– На каком расстоянии от вершины по прямой?
– Да с версту будет
– Йес! – я изобразил рукой известный в 90-е радостный жест. – Фото сделали?
– Сделали, вон, Фомка фотоаппарат возил, – второй старовер достал из-за пазухи ФЭД и произнес довольно чистым, так не вязавшимся с его медвежьей внешностью баритоном. – Все снял, товарищ начальник.
– Отлично! Сдавайте пленку на проявку и можете отдыхать.
– Лев Вячеславович, – обратился вновь старший, – Фомка просится поучаствовать во всех этих бесовских штучках с пленками.
– Не вижу причин отказать,
– Спасибо, я побежал тогда, – обрадованный молодой старовер быстро выскочил за дверь.
– Спасибо!
– Любознательность можно только приветствовать, Фома очень любит возиться с техникой.
– Да уж, я его вожжами сколько раз учил, а толку… – сокрушался Прохор Иванович.
Я улыбнулся про себя, тяжело давалась техническая премудрость общине староверов, годами жившей в сибирской тайге безо всяких связей с обществом. И не потому что они были тупыми, скорее, наоборот, были посмышлёнее многих людей в большом мире, а потому что не принимали технику, считая ее дьявольским искушением.
– Вы еще что-то хотели? – задал я вопрос, видя, что визитер не торопится уходить.
– Да, Лев Вячеславович, – старовер помялся. – Мы тут со стариками подумали, у вас народу-то все больше становится, а урожаи тут у нас не каждый год хорошие.
– Понимаю, зона рискованного земледелия, – и это еще мягко сказано, староверы умудрялись выращивать на севере томской области рожь, ячмень, картофель, и даже овощи, но чего им это стоило…
– Так вот, надо бы увеличить огнища, а то, не ровен час, в плохой урожай, не хватит для пропитания всем. Дали бы вы нам сотню-другую своих заключенных. Мы бы к весне новые огнища выжгли, раскорчевали, а потом распахали бы.
– Да не вопрос вообще, сейчас позвоню товарищу Филиппову, – я направился к телефонному аппарату. – А семена-то у вас есть, или, может быть, с Большой земли завезти?
– Все у нас есть, только земли может не хватить.
Покрутив ручку, я вызвал телефонистку:
– Дашенька, Ивана Гавриловича дай мне.
– Есть.
Но через некоторое время огорченный голос Даши сообщил, что начальник лагеря не отвечает.
– Ладно, вышел куда-то, видимо, сами найдем.
2
Положив трубку на рычаг, я снял с гвоздя на стене форменный полушубок, всунул ноги в валенки и, схватив со стола шапку со звездой, вышел вслед за старовером из комнаты, поклонившись низкой притолоке.
В приемной дежурный в форме старшего лейтенанта госбезопасности, вскочил из-за стола, вытянувшись по стойке «смирно».
– Вольно, Вадим, если что, я на территории, поищу начальника лагеря, не отвечает по телефону.
– Есть.
– Да, и еще, дай мне документ о пересмотре дела заключенного Королева.
Звякнув связкой ключей в замке сейфа, старлей порылся в его стальных недрах и вынул картонную папку.
– Там все подписи и печати уже есть, дата освобождения только не написана, проставь сегодняшним числом, а то у меня почерк, сам знаешь, как у гения.
– Сейчас, – дежурный обмакнул перо в чернильницу и аккуратно вывел каллиграфическим почерком «10 февраля 1943 года». – Вот, готово.
– Спасибо, – я взял папку подмышку и вышел вслед за терпеливо ожидавшим все это время старовером на улицу. Морозный воздух сразу же перехватил дыхание. Так что пришлось прикрыть лицо рукавицей. А ведь наблюдатели, отец и сын Когтевы, проехали по такой-то погодке на собачьих упряжках в две стороны, почитай шестьсот километров до цели ракетного испытательного пуска.
Землянка начальника производства, которая являлась одновременно и моим рабочим кабинетом и жилищем, располагалась рядом с большим рубленным банным комплексом, которым пользовались вольнонаемные, занятые на сборочном ракетном производстве и служащие лагеря, развернутого здесь на краю света для обеспечения работы сверхсекретного объекта. Благодаря стратегическому расположению и проведенным под землею трубам, это было единственное жилище, в котором всегда были тепло и горячая вода.
Завод №707 был построен в 41-ом на отшибе от любых населенных пунктов Эдуардом Петровичем Берзиным, который ради этого вынужден был, по личному приказу Сталина, оставить на время свою колымскую «республику ШКИД». Сюда, в таежные дебри, была проведена железнодорожная ветка, по которой доставили необходимое оборудование, стройматериалы. По ней же осуществлялась и доставка комплектующих для ракет. С собою он взял и своего давнего помощника еще по Вишере и начальника УСВИТлага – Ивана Гавриловича Филиппова, который выстроил лагерь для обслуживания производства, здесь содержались заключенные только с большими сроками, от 15 лет, чтобы как можно дольше сохранить режим секретности. Зэки же построили бараки для вольнонаемных работников, цеха и остальную заводскую инфраструктуру, обнеся весь завод рядами спиралей Бруно, а взвод саперов, входивших в охрану лагеря, щедро «просеял» подходы к «колючке» противопехотными минами.
Так что положение даже вольнонаемных работников завода мало чем отличалось от положения осужденных. Особенно с учетом того, что Эдуард Петрович и здесь по максимуму применял расконвоирование за хорошую работу и примерное поведение. Даже на отдых в Сочи работники завода с семьями выезжали в спецвагоне в закрытый и столь же хорошо охраняемый санаторий, для этого я выбрал уже знакомый мне «Красный штурм».
После того, как завод был запущен, Эдуард Петрович вернулся в Магадан, а начальником производства вместо него назначили меня. Как безапелляционно заявил Виктор Абакумов: «Хватит шарахаться по фронтам. Толку от тебя там уже ноль, а вот голову сложить можешь в два счета». Ну а в помощь мне мой здешний «крестный» оставил товарища Филиппова.
Поспевая вслед за широко шагающим по скрипучему снегу старовером и козыряя встречным чекистам и вохровцам, я на ходу спрашивал, не видал ли кто начальника лагеря. Один из них сообщил, что видел товарища Филиппова в новой котельной. Туда мы и направились по широкому проезду между двумя рядами заборов из колючей проволоки. С одной стороны сплошной стеной возвышались переходящие один в другой заводские цеха, в которых поточным методом, перевозя изделие от позиции к позиции на железнодорожном транспортере, собирали ракеты Р-1. По другую же сторону тянулись столь же унылые многоквартирные рубленые бараки для вольнонаемных, несколько частных домов для руководства, а дальше возвышались пулеметные вышки «зоны».
3
Еще на подходе к отчаянно дымящей из длинной трубы котельной, был слышен зычный голос Филиппова, который виртуозно материл кого-то. А, судя по звукам, пару раз был слышен и луськ здоровых затрещин.
– Здравствуйте, – отвлекся от кучки арестантов на подходящих начальник лагеря, его широкое крестьянское лицо с носом-картошкой быстро приняло радушное выражение.
– Чего, Иван Гаврилович, воюете со своими подопечными? – поинтересовался я, поздоровавшись с Филипповым за руку.
– Да, Лева, представляете, умудрились, заразы, ночью нажраться, как свиньи, чуть все цеха не разморозили!
– А где же они пойло-то взяли? – удивился я.
– Не поверите, – рассказывает чекист, – слили незамерзайку с водовозки, что вчера воду доливала.
– Так они же отравиться должны бы были!
– Не, живы-здоровы, только болеют с похмела. Они, паразиты, ночью, в самый мороз, выставили на улицу лом, и по нему слили жидкость в ведро.
– Ну-ка, Пряха, ты тут главный инженер у этих алкашей, поясни товарищу Абалкину, как вы спирт добыли.
– А чего рассказывать-то, – забубнил, размазывая кровь, шедшую ранее носом по чумазому лицу здоровенный детина в ватном комбезе, столь похожем на горнорлыжку, в которой я щеголял в Магадане во время своего попаданчества, и которая тогда еще приглянулась товарищу Филиппову. – Ну, там, ядовитая гадость, она тяжелая, к лому холодному прилипла, а спирт, он легкий, в ведро и слился.
– Во, видали, какие Менделеевы доморощенные у нас водятся, – развел руками Иван Гаврилович.
– Да, правду говорят, что голь на выдумки хитра, – подивился я, – но, все-таки, Иван Гаврилович, не дело бить осужденных.
– Да нет, товарищ начальник производства, вы что! – в голос воскликнула вся бригада кочегаров, – мы же понимаем, не маленькие, виноваты. Так лучше по морде, чем обратно под конвой.
Махнув рукой, я отошел, жестом приглашая Филиппова за собой. Тот, отпустил заключенных, погрозив им еще раз для острастки кулаком, тоже пошел за мною к деликатно остановившемуся поодаль Когтеву-старшему.
– Ну как тут по морде-то не дать, – оправдывался чекист, – коль у меня всего две бригады кочегаров обученных на две кочегарки и банно-прачечный комбинат, заменить-то некем, так что обратно на зону не отправишь, а так и авторитет власти не уронил и работников сохранил.
– Иван Гаврилович, – начал я, – смотрите, вот товарищу Когтеву нужно полторы-две сотни зэков, чтобы расчистить новые поля, продовольствие чтобы было с запасом. Можем выделить людей?
– Да выделить-то не проблема, – почесал короткий ежик под шапкой Филиппов, только вот как их там обустроить?
– А вы, Иван Гаврилович, не беспокойтесь, – вступил в разговор старовер, – мы и каторжанам вашим и охранникам теплые балаганы из лапника елового понастроим. Питанием обеспечим, а бежать отсюда все равно некуда. Выбраться можно только по чугунке или по воздуху.
– Да уж, в самолет не попасть, а давеча один попытался на платформе спрятаться, так только ледышка до Асино доехала, – согласился Иван Гаврилович. – Ладно, готовьте временные жилища, как будете готовы, маякните.
– И, да, – добавил энкаведэшник, – собачек своих, все-таки, нарядите на охрану, а то ведь кто-нибудь сдуру в тайгу рванет, да замерзнет или волки схарчат.
– Сделаем, – согласился старовер.
– Да, еще, чуть не забыл, – спохватился Филиппов, – товарищ Когтев, когда вы мне уже кандидатуру на участкового милиционера дадите? Уже два месяца прошу.
– Прохор Иванович, правда, сколько можно тянуть? – укорил я.
– Да к чему нам участковый тот? – развел руками Когтев. – Мы ведь живем своим укладом, только вот с вами взаимно выгодно сотрудничаем.
– Прохор Иванович, ну вам же еще товарищ Берзин говорил, что нельзя в советской стране «не иметь дел с государевыми людьми». Порядок и закон везде быть должны, нужен участковый уполномоченный, значит нужен. Ведь и чтобы с нами сотрудничать вашей общине сделали статус колхозной артели. А чтобы в ваши дела никто не лез, у вас и просят дать в участковые уполномоченные своего человека.
– Ладно… – сдался старовер, – все равно уже мой Фомка в ваших бесовских штучках замарался, берите его еще и государевым человеком, всем миром отмолим его непутевую душу как-нибудь.
4
У ворот, устроенных во внешнем ограждении, в пушистом снегу лежали запряженные в нарты собаки. Отдохнувшие, они встретили хозяина радостным лаем, виляя пушистыми баранками хвостов.
– Ну, балованные, кормить уже дома буду! – грозно осадил собак Прохор Иванович, сел на корточки перед вожаком, потрепал его ласково по холке, заглянул в глаза, что-то тихо приговаривая. В ответ пес лизнул хозяина в нос, и под его властным взглядом вся стая немедленно выстроилась в походный порядок, тихо повизгивая перед дорогой.
– Ждать! – строго приказал старовер вожаку сыновней упряжки и тронул потяг. – Ну, пошли, родимые, пошли, кхо-кхо-кхо!
Наблюдая, как в снежной пыли, поднятой десятками мохнатых лап, быстро исчезает высокая фигура стоящего на запятках нарт каюра, я подумал, что нашему заводу очень повезло с этой общиной. Еще геодезисты нашли неподалеку от облюбованного под завод места, разбросанные на большой площади небольшие, на несколько дворов починки общины староверов-беспоповцев. Летом сообщения между починками практически не было, только пеший мог с трудом пройти через тайгу и болота, в окружении облаков гнуса. Так что все короткое лето люди работали в своих хозяйствах и на пасеках, чтобы обеспечить себя на зиму продовольствием. Осенью, после уборки урожая, начинался сезон охоты, забивающий мясными тушами глубокие погреба, в которых даже летом не таял запасенный лед. И только с установлением холодов и выпадением снега, открывались зимние дороги, возвращались из тайги собаки, которые все лето отдыхали от зимних трудов на вольных хлебах, и люди начинали ездить друг к другу в гости, обмениваясь необходимыми продуктами, играя свадьбы и справляя церковные праздники.
Когда появились первые строители, староверы хотели было сняться с насиженных мест и уходить еще дальше на север. Однако, прибывший в числе первых Эдуард Петрович, оценил пользу, которую могла принести община, и уговорил стариков остаться на месте. Для легализации был создан колхоз, который всю свою продукцию сдавал и продавал на завод. А по-другому и не получилось бы: везти продукты еще куда-либо вышло бы слишком дорого. Паспорта, которых как огня боялись старообрядцы, называя дьявольским клеймом, колхозникам в то время не полагались, так что все устроилось ко всеобщему удовольствию. Староверов никто не трогал, дела с руководством завода вел только председатель колхоза – Прохор Иванович Когтев. Даже в армию, не смотря на войну, никого не призывали, потому что все мужское население общины имело бронь, обеспечивая работу стратегического оборонного предприятия.
– А где Фома-то? – спросил Филиппов, который тоже провожал глазами каюра, кивнув на тихо грызущуюся от скуки у ворот свору.
– В фотографической лаборатории, интерес к фотографии проявляет.
– Ладно, пойду, обрадую парня, что папаня разрешил ему милиционером сделаться, – усмехнулся Иван Гаврилович, – даром что у самого уже семья, семеро по лавкам, а отца боится, как огня, мол, я бы пошел в милиционеры, да батя узнает, засечет.
– А я пойду, обрадую Сергея Павловича, – я потряс папкой.
– Значит, испытания прошли успешно?
– Да, дальность и точность подтвердились.
– Ну и хорошо, дом-то ему уже приготовили, может даже семью перевезти, жена-то у него, вроде бы, врач, а нам врачей ох, как не хватает.
– Посмотрим, – уклончиво ответил я, из истории своего мира помнил, что отношения у четы Королевых после освобождения Сергея Павловича не заладились.
– А, вообще, большой конструктор ведь, чего на вредительство потянуло? Мы ведь его с Колымы привезли.
Я промолчал о том, кто дал Берзину «наколку» на осужденного С. П. Королева, как на гениального конструктора. Впрочем, за Сергея Павловича хлопотали многие знаменитые люди в СССР, так что до Эдуарда Петровича эта информация и так бы, думаю, дошла.
– Да не столько вредительство, сколько излишняя самостоятельность, самоуверенность и увлеченность. Если бы проект крылатой ракеты «выстрелил», то ничего бы ему не было, а так, и основная разработка затянулась и самовольная не получилась, а денежки государственные тоже ушли.
– Ну, надеюсь, что теперь-то он не будет самовольничать, – вздохнул начальник лагеря.
– Ага, горбатого могила исправит, – усмехнулся я, – сами ведь знаете, что он, кроме Р-1 уже чертежи для Р-2 готовит. Но его эта история, видимо, все-таки кое-чему научила. И дополнительные работы не повредили срокам и успешности выполнения основной работы по Р-1.
– Встать, смирно! Товарищи офицеры! – окрик дежурного подбросил и заключенных, и вольных инженеров, которые на заводе носили офицерские звания. Все застыли у кульманов и около своих рабочих столов. Только тихо гудел на холостом ходу в углу токарный станок.
– Здравствуйте, товарищи, вольно, продолжайте работать, – я сделал рукой общий приветственный жест и прошел к столу, у которого меня ожидал пока еще не знаменитый мужчина средних лет, его лицо казалось несколько непропорциональным из-за высокого лба, высота которого, как будто подчеркивалась зачесанными назад волосами. Невзгоды ежовского следствия и последующих этапов до Колымы, конечно, наложили на него свой отпечаток в виде ранней седины и горькой складки, залегшей в уголках губ. А бирка с номером на лацкане пиджака навязчиво говорила о том, что он до сих пор арестант. Но чувствовалось, что в последние два года жизнь налаживалась и Сергей Павлович не зацикливается на своем положении, целиком погруженный в любимую работу
– Сергей Павлович, у меня отличные новости, – пожав протянутую руку и получив приглашение, присел к столу.
– Испытания прошли успешно?
– Так точно, и, как я и говорил, вот документы о вашем освобождении. А сегодня я подпишу приказ об официальном назначении вас Главным конструктором и заместителем начальника производства.
Королев взволнованно взял картонную папку, вгляделся в подписи и печати, а, затем, с силой ее захлопнув, вновь протянул мне руку.
– Спасибо, Лев Вячеславович! – а все сотрудники конструкторского бюро, зааплодировали.
– Дом для вас в «вольной» части уже готов, сегодня можете заселяться. Может быть, хотите выбраться на недельку в Москву, повидаться с семьей?
– Думаю, что можно…
– Хорошо, первым же самолетом слетаете в столицу, ну а потом нужно продолжать работу,– чтобы привлечь общее внимание, я несколько повысил голос. – Р-1, это только начало, товарищи, так сказать, проба пера, наша задача построить ракету, которая сможет поразить империалистов в самое их черное сердце, расположенное в Вашингтоне.
5
Взяв главного конструктора под локоть, я повлек его в коридор.
– Сергей Павлович, я знаю, что вы уже в инициативном порядке занимаетесь вопросами усовершенствования Р-1 и даже проводите расчеты для межконтинентальной баллистической ракеты.
Королев удивленно посмотрел на меня:
– Ну, про то, что мы параллельно проектируем Р-2, вам могли сообщить осведомители, но расчеты по межконтинентальной ракете я делаю сам в свободное время, как вы об этом узнали?
– Для НКВД нет никаких секретов, – отшутился я.
Не стану же говорить, что об этом вычитал на ноуте в статье о Сергее Павловиче и, совершенно справедливо предположил, что и здесь он не ограничится работой над копией ФАУ-2, документы по которой достали Штирлицы Павла Судоплатова. К ним мы добавили несколько статей из ноута, которые дали наметки, как избежать низкой точности, характерной для детища Вернера фон Брауна.
– Так вот, – продолжил я. – Смотрите, Сергей Павлович, точность наших ракет все равно крайне низкая. Плюс-минус километр – это все равно, что «два лаптя правее солнышка». Согласны со мной?
– Да.
– По этой причине, ставить их на вооружение Красной армии особого смысла не имеет, излишняя трата денег и ресурсов, хотя совершенствовать их мы, конечно, будем.
– Но, самое главное, основной нашей задачей, как я и сказал, должна быть возможность «попасть в Америку». На этом попрошу вас и сосредоточиться.
– Но ведь даже когда нам удастся запустить ракету на другой континент, она не нанесет больших разрушений, а в какие-то важные цели не попадет.
– Поверьте, Сергей Павлович, капиталистам наш «подарок» очень сильно не понравится, вы только дайте нам возможность доставить его по адресу.
– Ну, хорошо, товарищ Абалкин, я думал за три-четыре месяца подготовить для опытного производства ракету Р-2 с дальностью в 1200 километров, но мы скорректируем свою работу, и основное время будем уделять межконтинентальной ракете, а работу над Р-2 будем вести в свободное время.
Вечер был самым скучным временем. Собственно говоря, и днем у меня не было большого количества дел. Производством уже сейчас во многом руководил Королев, так что подписанный сегодня приказ только зафиксировал сложившуюся ситуацию. Лагерь держал своей тяжелой властной рукой товарищ Филиппов, поэтому мне, в-основном, отводилась роль «свадебного генерала». Тем не менее, я старался вникать в вопросы жизни завода, тем более что за проставленные на документах подписи здесь, в 40-х, принято было отвечать со всей серьезностью. И оказаться в роли зицпредседателя Фунта мне ну никак не улыбалось.
Так что днем я был достаточно занят, чтобы не чувствовать скуки. А вот по вечерам делать было решительно нечего. Все книги на телефоне я уже перечитал, и даже поиграть было не на чем, ноут у меня несколько месяцев назад «отжал» товарищ Сталин. Так что после душа, я предвкушал очередной скучный вечер и собирался уже завалиться на кровать и погрузиться в будни вампирско-оборотневского городка Форкс. Однако эти планы перечеркнул стук в дверь.
– Товарищ Абалкин, срочная радиограмма из Москвы!
За дверью стоял дежурный.
– Вот, только что принесли с радиостанции, извините, но написано «срочно».
– Спасибо, – я взял бланк с наклеенными на него лентами шифровки, за подписью зам начальника ГУГБ Виктора Абакумова, в которой мне указывалось немедленно вылететь в Москву, самолет за мною выслан.
Странно, что за срочность такая? В последние месяцы мне начало казаться, что прогрессоры про меня забыли. Даже когда наездами бывал в Москве, не то что с товарищем Берией не встречался, а даже Виктор, которому я теперь подчинялся напрямую, был занят до чертиков и находил время только перекинуться парой слов, между служебными разговорами. А тут прям, «хватай мешки, вокзал отходит». Впрочем, смысл гадать, приеду в Москву узнаю.
Так что я прямо в рубахе и форменных шароварах перешел через приемную в рабочий кабинет и снял телефонную трубку.
– Сонечка, – узнал по голосу сменившуюся телефонистку, – найди мне начальника лагеря, наверное, он уже дома.
Через несколько секунд в трубке послышался голос Филиппова.
– Слушаю!
– Иван Гаврилович, извините, что поздно, но пришла срочная радиограмма, мне приказано вылететь в Москву, самолет уже выслан. Так что с завтрашнего дня остаетесь за главного.
– Ясно, какие-то особые указания будут?
– Да нет, все крутится, все работает, на производстве старшим останется Сергей Павлович, присмотрите, чтобы все у него ровно было с руководством производства.
– Сделаю.
– Спасибо, отбой.
Следующим попросил вызвать Королева. В новом доме его не оказалось, зато нашелся на рабочем месте.
– Сергей Павлович, добрый вечер, работаете сверхурочно над дополнительными проектами, или отмечаете новоселье?
– Да нет, Лев Вячеславович, решили задержаться с товарищами, чтобы обсудить, как перестроить работу на ракеты большой дальности.
– Я прошу прощения, но ваша поездка к семье пока откладывается, меня срочно вызывают в Москву, товарищ Филиппов останется за старшего, а вы будете заниматься всеми производственными вопросами.
– Ничего страшного, я и сам потом подумал, что сейчас не время для поездки. Вот налажу работу КБ по новому проекту, тогда можно и домой съездить.
– Хорошо, когда вернусь, поговорим, если будут какие-то непонятки с руководством, обратитесь к товарищу Филиппову, я его предупредил, приказ на ваше назначение уже мною подписан, возьмете в конторе.
– Да, думаю, проблем не будет, и с главным инженером и со снабженцем я уже работал.
– Ну, тогда, успехов, до свидания.
6
Под крылом убегают назад дома и улицы столицы. Самолет заходит на посадку на Центральный московский аэродром. В просторном салоне Ли-2 на 28 мест я оказался единственным пассажиром. Прям мистика, гонять такую машину в такую даль из-за моей скромной персоны.
Пробежав по бетонной полосе, самолет зарулил на стоянку рядом с аэровокзалом.
– Пройдемте, товарищ, – пилот, выйдя из кабины, открыл дверь и спустил на поле лесенку, а когда я спустился на бетон, подал мои вещи.
– Спасибо, до аэровокзала пешком дойду?
– Так точно, нам специально поближе разрешили встать.
В это время аэропорты еще не были наглухо ограждены от окружающего мира, до эпохи террористических актов и незапланированных полетов в арабские страны было еще далеко. Так что я спокойно обошел здание аэровокзала и остановился на площади.
Интересно, целый самолет за мною в Сибирь заслать можно, а вот машину подогнать к аэропорту не додумались. Впрочем, не велик боярин, доеду на метро.
Купив в вестибюле станции «Аэропорт» билетик, спустился на платформу. Будучи впервые в Москве, долго недоумевал, что за станция «Аэропорт» посреди города и на большом удалении ото всех современных аэропортов столицы. Только позже прочел в Интернете, что аэропорт там-таки был. Правда, давно и не долго. Но именно в него я сегодня и прилетел. А вообще: удобно, с самолета и прямо в метро. Даже покруче аэроэкспресса будет.
На станции «Охотный ряд» сделал пересадку с зеленой на красную ветку. И, выйдя уже на следующей станции «Дзержинская», оказался на ставшей давно уже родной Лубянке.
К зам. начальника ГУГБ и начальнику СМЕРШа по совместительству, меня в этот раз, проводили без задержек. «Как же я скучал по этим медвежьим объятиям». Проверив, на месте ли плечевые суставы, я присел напротив Виктора.
– Ну и к чему такая спешка?
– Не поверишь, – смеется Виктор, – замотались и чуть не забыли, что ты у нас в команде играешь для недругов роль большого вопросительного знака, в тени которого мы обтяпываем наши делишки. Хорошо, что твой давний доброжелатель товарищ Жуков стал суетиться, наведываться к тебе на квартиру, спрашивать, когда появишься. А Анька, умница, мне позвонила.
– А из-за чего сыр-бор-то?
– Да тут совещание завтра будет у товарища Сталина с Политбюро, командованием фронтов и представителями Генштаба по поводу планов на летнюю кампанию. Я особо не вникал, но твой крестник состряпал какой-то гениальный план, который должен позволить уже в этом году завершить боевые действия.
– И, поскольку там участвуют конно-механизированные войска, Жуков, понятное дело, встал в позу «а баба Яга против»? – продолжил я. – А что Шапошников говорит?
– А ничего Борис Михайлович не говорит, плох он очень, отправили на море. Сталин настрого запретил даже упоминать при нем о работе, пока легкие не восстановятся от чахотки. А в Генштабе сейчас исполняет обязанности Василевский, и он себя не очень уютно чувствует между авторитетом Блюхера и Жукова. Вот и решили собрать расширенное заседание, по поводу которого Жуков до тебя и домагивается.
– Ясно, так чего мне делать-то?
– Как чего? Езжай домой, повидайся с семьей, отдохни с дороги и встречай незваного гостя, делай умный вид, ну а завтра перед совещанием переговоришь с Мишей или с Блюхером, они тебе растолкуют, в чем там дело в действительности.
– А ты на совещании будешь?
– А куда я денусь-то? Но ты ведь знаешь, что я в военных вопросах ни бельмеса не смыслю, так что буду исключительно в виде группы поддержки при голосовании «за наших». Ну, еще и доклад сделаю по поводу нашего планируемого ракетного показательного выступления. Вы там как, до Первомая полсотни изделий сможете поставить?
– Да, вроде бы, проблем не вижу, если смежники не подведут, то наш конвейер справится.
– Пусть попробуют, – усмехнулся Виктор. – Головы открутим, у товарища Сталина на эту акцию устрашения большие надежды.
– А Аня дома, не на службе?
– Вот блин, совсем ты, Лева, от дома отбился. У Ани, как ты понимаешь, самый высокий допуск в Союзе, за исключением тебя, конечно. Так что ее вызываем стенографировать только наиболее секретные совещания. На это время она оставляет Ваньку с женой маршала Буденного.
– Понятно, ну, тогда я пошел.
– Давай, Аньке и Ванюхе привет, – улыбнулся Виктор, – завтра, кстати, она и будет совещание стенографировать.
7
Третий этаж, знакомая массивная деревянная дверь с ковриком для вытирания ног. Достаю ключ, который уже давно соскучился по работе в ящике стола, и потихоньку открываю дверь. В квартире, как всегда, стоит вкусный запах какой-то готовки. Стараясь шуметь побольше, разуваюсь и снимаю шинель. На звуки в коридор выглядывает Аня.
– Ванюша, папа приехал!
Из комнат торопливый перебор босых ножек, и в коридор вылетает русое вихрастое чудо в длинной рубашке и коротких штанишках.
– Папка! Папка приехал! – чудо подбегает и взлетает в воздух на моих руках, маленькие ручки обнимают шею.
– Здравствуй, дорогой! – целую упругую румяную щечку, сын хитро смотрит, и я ободряюще киваю. Он лезет в верхний карман гимнастерки и достает оттуда когтевскую поделку. Староверы, видевшие у меня в кабинете Ванькину фотокарточку, презентовали искусно вырезанную из рога собачью упряжку.
