Kitobni o'qish: «Гибрид»
[Цель существования: служение Рику. Нейросеть общих знаний: в норме. Нейросеть цветочника: в норме. Нейросеть эмоций и чувств: в норме.]
Мерно жужжали сервоприводы. Под ногами шуршала галька. Стеклянная теплица сияла во мраке, словно храм тысяч светлячков. Непроницаемое небо будто проглотило все звезды. Горизонт слился в неразличимое полотно пустоты. И только искусственный свет от ламп извлекал из тьмы кроны деревьев, цветущие кусты, очертания соседней теплицы и две дорожки, два пути: один уводил во мрак, другой – к свету.
Распахнулась стеклянная дверь. Выглянул Рик, одетый, как всегда, в домашние тапочки, спортивные штаны и футболку с вытянутым воротом.
– Сюда иди! – крикнул он.
– Вы даете разрешение на вход?
– Твою ж… Заходи! Можно!
Лампы досветки, словно миниатюрные солнца, светили с высокого прозрачного потолка. Будто артисты карнавала, разодетые в диковинные наряды, на столах стояли орхидеи. Стройные стебли гордо держали вереницы цветков, похожих на парящих в воздухе птиц, танцующих балерин, бабочек с узорчатыми крыльями. Некоторые я видел впервые, другие – Рик возил на выставку.
– Чего так медленно, вершина эволюции? – спросил он.
– Мои ноги не предназначены для бега.
– Ты ведь здесь никогда не был. Что скажешь?
Информация о нескольких гибридах отсутствовала в специализированной нейронной сети цветочника. С неизвестным я столкнулся впервые.
– Лампочки-то забегали, гляди. Тише-тише, не волнуйся ты так, – сказал Рик.
Эмоледы – три вертикальные линии светодиодов, расположенные на моем корпусе по центру, возбужденно мигали. Будто струны души, оголенные, выставленные напоказ, они служили индикаторами состояния нейронной сети, отвечающей за распознавание эмоций и чувств и их имитацию. Важный интерфейс для взаимопонимания человека и робота.
Было приятно, что Рик обратил на эмоледы внимание, и те подмигнули в ответ.
– Что знаешь о кофейной орхе? – спросил он.
Ее цветки напоминали половинки грецкого ореха.
– Ничего, – ответил я.
– Пахнет кофе, закачаешься… – сказал он почти мечтательно. – Вот, послушай.
– Не умею.
– Ну да, у тебя и носа-то нет. Это что! Я наконец скрестил кофейную с желтой медовой.
– В моей нейросети нет о ней информации.
– Эх, ты, музыкант.
– Простите, Рик, но вы ошибаетесь. Я цветочник.
– Не спорь со старшими. Пораскинь мозгами, или что там у тебя. Корпус, голова, руки – все из белоснежного пластика. Камеры в круглой оправе, будто ты интеллигентный очкарик, окончивший консерваторию. А пальцы-то? Зачем такие тонкие?
– Чтобы ухаживать за цветами.
– Да брось ты – на пианино бацать!
Он «пробежался» по воздуху пальцами, словно по невидимым клавишам. Убедительно, но музыка меня никогда не интересовала.
– В общем, я двадцать лет выводил этот гибрид. Если утром будет пахнуть кофе, а вечером – медом, мы точно займем на выставке первое место.
– И тогда вы будете счастливы?
– Чего? Какое счастье в мои годы? Нет, я… буду знать, что не зря жизнь прожил.
– Простите, но вы уже вывели столько новых гибридов. И Эрме ваши цветы нравятся.
– Это все не то. Тебе не понять. Да неважно, лирика это все. Что ты знаешь о скрещивании орхидей? – спросил Рик.
– С одной на другую переносят пыльцу, затем вырастает коробочка с семенами.
– Ну вот! – развел он руками. – А хотели денег содрать. Показывай.
– Что именно?
– Вот две орхи. Опыляй.
– Но у меня нет таких инструкций.
– Что за ерунда?
– Нужна специально обученная нейросеть. Вы дадите доступ в интернет для ее покупки?
– Его отключили! Еще и за программу платить!
Его сердце сбивчиво колотилось. Сахарный диабет не шутки. Рик постоянно носил инсулиновую помпу-дозатор, которая регулировала уровень сахара в крови, но не всегда поспевала за перепадами настроения. Это невыносимо, когда самый близкий человек увядает, становится раздражительным и несчастным. Тем более, когда цель твоего существования, твое собственное счастье зависит только от него.
– Рик, у вас аритмия.
– Отвали!
Он оперся руками на стол и какое-то время часто и громко дышал.
– Слушай, какие еще варианты? – спросил он.
– Можем попробовать функцию обучения. Правда, должен предупредить, она не гарантирует результат.
– И что делать?
– Показывайте, объясняйте.
– Мучайтесь, унижайтесь, – передразнил он. – Мало тебе заменить старика, так ты еще и издеваться вздумал?
– Что вы, я лишь предложил.
– Предложил он. Ладно, попробуем.
Он выставил перед собой руку. Я в точности скопировал движение.
– Держи пинцет, – он подошел к столу с розовыми орхидеями. – В центре цветка есть маленький лепесток, его нужно оторвать.
Рик наклонился к цветку, сосредоточенно сопел и целился лапками пинцета в остроконечный лепесток, борясь с дрожью в руках. Наконец, он схватил лепесток за кончик, отделил и перевернул. В маленькой шелковистой чашечке, словно в ладошках, приютились два миниатюрных, не больше капель росы, оранжевых шарика.
– Идем к белым орхам, подсадим пыльцу.
Вдруг его рука дрогнула, лапки пинцета разжались. Генетический материал улетел вниз и затерялся среди серых камешков.
– Ядрена тля! Где он?
– Простите, не заметил.
– Бесполезная железяка!
– Можно я попробую?
Точными движениями я отделил лепесток и подсадил добытые шарики пыльцы под лепесток соседнего цветка.
– Браво! Робот, ты просто умничка!
Светодиоды на груди три раза мигнули в унисон. Рик похлопал меня по плечу. Я был в восторге, будто безошибочно доиграл сложный этюд и зал аплодировал.
[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]
Идея опылить сразу два цветка в одно движение, удивить Рика, пришла внезапно. В ожидании приближающихся похвалы и восторга светодиоды взбесились, мерцали, будто стробоскопы. От яркости Рик прикрылся рукой и отвернулся.
[Нейросеть эмоций и чувств: ошибка доступа.]
В следующий момент, словно лопнувшая гитарная струна, взвизгнули сервоприводы, мои руки устремились в атаку и вырвали сердцевины двух цветков. Розовые лепестки опускались на стол, словно затонувшие лодочки на дно.
– Ты что натворил, лопух!
Рик отвесил мне крепкий подзатыльник. Эмоледы уныло погасли.
– Простите. Можно еще раз?
– Хватит, попробовал уже. Букет для Эрмы готов?
– Нет, нет, нет! Опаздываю!
– Шевели костылями!
Роботы не опаздывают и тем более не вредят имуществу, что является базовым правилом, работающим при любых обстоятельствах, как абсолютные законы логики, законы, которые каким-то образом все же были нарушены. Попытка удивить Рика с треском провалилась. Лучше уж триумф в малом зале, чем фиаско в большом.
В моей теплице было тихо. Взошло солнце и белые хризантемы засияли в его лучах, словно праздничные фонарики. На груди слева щелкнула пластиковая крышка и отъехала в сторону. Я вынул секатор из углубления, зажал стебель цветка – тот хрустнул под натиском острых лезвий.
Эрма приходила почти каждый день и ее всегда встречал Рик. С некоторых пор она осталась единственным нашим клиентом. Рик сказал, что остальные либо умерли, либо уехали в поисках счастья. Говоря о себе, он лишь отшутился, что его счастье находится в орхидейнике. Почему не уехала Эрма, я не знал.
Рик вбежал в теплицу, нарядный, в белоснежной рубашке и вельветовых штанах, и молча выхватил букет. Наверное, все еще злился за испорченную орхидею.
Видеокамера, установленная над входом в цветочную лавку, оповестила о движении. Я подключился к трансляции. Эрма шла по дорожке между пышных гортензий, словно плыла в облаках. Ее кудрявые седые волосы торчали в разные стороны, будто шапка пуха одуванчика. Одуванчик – так я ее и прозвал. Хотя она об этом не знала: мы ни разу не встречались. До того дня.
Эрма поднялась на крыльцо, толкнула стеклянную дверь и вошла в цветочную лавку. По обе стороны стояли стеллажи с цветами в горшках и с разной садовой утварью: лопатками и грабельками, лейками и пульверизаторами, секаторами и ножницами, фигурками гномов в красных остроконечных шапках.
Из двери за стойкой на кассе выпорхнул Рик. Будь у него эмоледы, сияли бы ослепительнее ламп досветки.
– Чудесный букет, – сказала Эрма и улыбнулась. – Рик, вы цветочный волшебник.
– Да ну, что вы.
– Я должна кое в чем признаться.
Он поперхнулся и прокашлялся.
– Мне, – начала она, – Я скоро… Уеду к дочке, вот.
– Надолго?
– Боюсь, что надолго. У меня Альцгеймер. Лечение в пансионате под наблюдением, иначе никак. Да, Рик, не знаю, как я проживу без ваших цветов…
– Может, возьмете с собой орхидею?
– Кто же за ней ухаживать будет?
– Это несложно, я дам инструкцию. Робот, принеси кофейную орху, – связался со мной Рик через гарнитуру, вставленную в ухо.
[Нейросеть эмоций и чувств: наблюдается аномальная активность.]
Эмоледы вспыхнули, словно прожекторы на сцене во время выступления. Шаг за шагом нарастало волнение. Напряжение подбиралось к максимальным значениям. Мог ли я случайно навредить Эрме? Как тогда орхидеям? От этой мысли эмоледы начали беспорядочно мигать.
