Kitobni o'qish: «Тульский детектив»

1.

В этот тихий тёплый июньский вечер пахло грозой, что подтверждали темные облака на горизонте, которые более эмоциональный человек мог бы назвать даже тучами. Однако, несмотря на затишье и духоту, дождь мог начаться и позже, ночью, а то и вовсе пройти мимо имения «Родники», где нынче собралось благородное общество послушать новости о коронации Александра Третьего.

Управляющая имением, дама за сорок, со строгим выражением узкого лица с небольшими серыми глазами, всё-таки распорядилась перенести ужин из беседки в зал второго этажа, откуда открывался вид на ближайший лес и на облака, низко нависшие над кронами деревьев. Окна были открыты нараспашку, но это не помогало, и помещику из соседнего имения, Шляпникову Василию Ивановичу, приходилось изрядно потеть. Причиной сего была не только тёплая погода лета восемьдесят третьего года, а ещё изрядное брюшко и плотная, официального покроя, одежда этого господина. Василий Иванович старался не налегать на горячий чай и часто вытирал платком пот со лба уже лысеющей головы.

А вот жена его, тоже полноватая, но миловидная дама, чувствовала себя гораздо уютнее, поскольку оделась в более лёгкое летнее платье и предусмотрительно запаслась веером.

В центре беседы был благообразный господин в сюртуке, с привлекающими внимание большими и ухоженными бакенбардами. Это был земский врач Александр Францевич Рар, обычно живущий в Туле, но периодически навещавший окрестных помещиков по врачебным (и не только) делам.

– Что было в самом Успенском соборе, знаю только понаслышке и из газет. Кто же пустит туда столь малозначительную персону? – отвечал он на вопрос Людмилы Павловны, которая управляла поместьем, где собрались гости. – Могу только отметить, что сам собор выглядел лучше. Наконец удосужились сделать реставрацию.

– Я читал в газете, – сказал господин в темном сюртуке, с квадратной челюстью и носом с горбинкой, нависшим над небольшими узкими губами, – что генерал Баранов подал державу, а граф Валуев скипетр.

– Но как же сам государь? – перебила управляющая этого господина, который звался Иосиф Григорьевич Сошко и состоял директором сахарного завода, также принадлежавшего владельцу имения «Родники». – Как Мария Федоровна? Как они показались?

– Ну как? Одета она была в белое платье, а государь – в генеральский мундир с аксельбантами. Потом поехали они на обед в Грановитую палату.

– Я не про это, Александр Францевич, здоровы ли, как смотрелись на коронации?

– Ах, Людмила Павловна, – развел руками врач, – я же слепой. Даже в очках вижу только невдалеке. Вы же знаете это. Лиц не рассмотрел. Но говорят, что всё хорошо прошло, без огорчений. Газетчики пишут: император был доволен.

– Давно пора уже было, – вставил своё мнение потеющий Шляпников.

– Что давно пора уже? – спросил его молодой человек лет двадцати или чуть более с правильными чертами лица и выразительными карими глазами, хозяин поместья и сахарного завода по фамилии Торотынский.

– Давно пора было коронацию провести, Михаил Алексеевич. Сколько уже времени прошло с того бесовского события?

– Вы про убийство? – переспросил Торотынский.

– Про него, конечно же!

– Около двух лет, – подсказала жена Шляпникова.

– Вот! – Шляпников поднял ложку, испачканную вареньем так, будто бы она служила доказательством его словам.

– А я думаю, как раз негоже было бы устраивать церемонию сразу после того, как твоего батюшку убили, – несколько экспрессивно возразил Торотынский. – Правильно, что подождали. Вон и Успенский собор успели отремонтировать и Храм Христа Спасителя доделали. Вы, кстати, посетили его, Александр Францевич?

– Не в первый день, но, конечно, конечно, – растягивая слова ответил земский врач, крещенный православным в детстве, в отличие от родителей, которым пришлось сменить протестантскую веру на православную уже после переезда в Российскую Империю. – Скажу вам, что это просто великолепно! Каждому русскому человеку нужно посетить его и вознести в нём молитву. Этот Храм, несомненно, станет маяком веры для православных во всём мире. Несомненно!

– Мы с Ваней собираемся в июле в Москву. Да? – попросил подтвердить это своего друга Михаил Торотынский.

– Собираемся. Если служба позволит, – ответил Иван Трегубов, сидевший справа от Михаила. Он только что прошел испытательный срок и был прият на государственную службу.

– Что за служба? Я кажется один ещё не в курсе? – поинтересовался врач.

– Урядник, – ответил, покраснев молодой человек, – это – младший полицейский чин.

– Не нужно смущаться, – воскликнул, заметив это Александр Францевич. – Вы будете служить государству Российскому.

– Да и содержание не помешает, – без лишней щепетильности вставила Людмила Павловна. – Батюшка-то Ваш кроме долгов ничего не оставил.

Иван Иванович Трегубов, голубоглазый шатен с правильным овалом лица, снова смутился и, по примеру Шляпникова, тоже стал ковырять ложкой варенье.

– Однако, это очень ответственно, молодой человек, – продолжил земский врач. – Должен сказать, что урядник – это не просто полицейский чин, это ответственность: это и пожарная безопасность в вашем ведении, и даже оказание первой медицинской помощи. В этом аспекте, если у вас будут вопросы, прошу обращаться ко мне без стеснения. Всегда помогу советом.

– Я уверен, что Ваня справится, – Торотынский посмотрел на друга и улыбнулся, – а мы все ему поможем. И урядник – это только первая ступень в карьере. Ещё увидите, господин Трегубов станет исправником всей Тульской Губернии.

– Дай Бог, дай Бог! – сказала Людмила Павловна. – Но почему же ты меня не предупредил, что хочешь уехать в Москву? Надолго ли?

– Нет, ненадолго, на пару дней, может быть. Знаю, сейчас столько хлопот с крестьянами. Куда уж надолго?

– Вот это, вы верно заметили, – снова вступил в разговор Шляпников, как только тема оказалась близка его переживаниям помещика, – совсем они разболтались, слова не скажи. Приходится теперь иметь дела с этими старшинами, которые возомнили о себе.

– Вы не правы, Василий Иванович, – возразила ему Людмила Павловна. – Ещё чаю? Петька, что стоишь? Подлей! – повернулась она к опрятно одетому худому подростку, который выполнял роль прислуги на ужине. – Раньше Вам нужно было самому во все вникать, чтобы вести дела. Сейчас же этим занимаются как раз сельские старшины и старосты. Они сами всё решают со своими, и они лучше нас знают, где надавить, а где отпустить. Иначе сами останутся без денег и прокорма своих семей.

Пятнадцатилетний паренек быстро подхватил чашку и подлил горячей воды из большого и дорогого самовара фабрики Баташева, достойного не только этого общества, но, возможно, и стола самого Императора.

– Но они такие неприятные, – Шляпников смотрел на горячий чай, не решаясь его попробовать. – Нужно делать вид, что они равные, разговаривать с ними вежливо.

– Зато у них теперь у самих есть потребность и устремление собрать больше урожая, получить больше денег. А значит и мы больше получим, – поучительным тоном отреагировала Людмила Павловна на слова соседа.

– К тому же, они – люди, такие же люди, как и мы, – заметил Торотынский, – нужно к этому привыкать. Крепостное право давно стоило отменить, как в Европе. Рабство – постыдно.

– Ах, молодой человек, – отмахнулся от него помещик, – это в Вас молодость и непримиримость к обычаям говорят, а они, эти обычаи, позвольте заметить, не на пустом месте возникли. Вон, посмотрите на Вашего друга! До чего его довели эти новые законы? Батюшка из-за долгов грех совершил, а он теперь в урядники пошёл, как крестьянский сын. А ведь с Вами в гимназии учился, надежды подавал.

– С Иваном всё будет хорошо, – вступился за друга Михаил. – Времена сейчас другие: нужно меняться. Хватит сидеть на крестьянской шее! Нужно самим что-то делать.

– Вам хорошо говорить, – обидчивым тоном проговорил Шляпников. – А если бы Вы жили только на сельском хозяйстве! А так у Вас и лесопилки, и завод сахарный. А мужик – он всё равно глупый, им управлять надо. А если не управлять, то нет пользы ни нам, ни самим мужикам.

– Здесь я с Вами не соглашусь, – тихо, но отчетливо произнёс молчавший ранее Иосиф Григорьевич Сошко. – У меня на заводе кто работает? Бывшие мужики, крестьяне. И из них много очень пытливых и сметливых, порой поумнее некоторых благородных будут.

– Этак Вы до народовольских речей договоритесь, Иосиф Григорьевич, – начал горячиться и снова потеть Василий Иванович.

– Вася, не нужно, – попыталась упокоить мужа Шляпникова, положив ему ладонь на руку.

– Нет уж, я скажу! Вот великий был человек, Александр Второй, освободитель земель славянских от басурман всяких. Освободил ещё и мужиков этих. А они что сделали? А?! Бомбой в него! И это в знак благодарности? А вы говорите «сметливые». Грабить да убивать они сметливые. Банк Херсонский ограбить хотели!

– Говорят, что отец Перовской – потомок Разумовских, – отметил Сошко.

– Да – да, она не из крепостных, а из благородных, – заметила Людмила Павловна.

– Из благородных, но спуталась с этим, как его, Андрейкой Желябовым, – горячился Шляпников, – он то как раз из этих, мужиков крепостных. Вот она благодарность: ему свободу, а он бомбу кидать, и ещё благородного происхождения молодежь затягивать во всякую «Народную Волю». Всё разлагается вокруг… Страна держится на правилах! На Императоре – батюшке! А тут что?

Неизвестно, куда бы дальше завел спор, зашедший в такое неожиданное русло, что Михаил Алексеевич уже, привстав, хотел не менее горячо возразить Шляпникову и выступить в защиту позиции Иосифа Григорьевича, как вдруг с улицы послышался громкий крик.

– Торотынский! Подлец! Бери саблю и выходи! Разберемся, как мужчины!

– Кто это? – удивился Александр Францевич.

– Капитан Медведев. Опять, наверное, пьян, – ответил Иван.

Гости вскочили со своих мест и подбежали к окнам. В сумерках они увидели во дворе фигуру в белой рубахе, сидящую на серой лошади с саблей в руке.

– То-о-о-роты-ы-ы-нский! – протяжно закричал пьяный всадник.

– Ну всё! На этот раз я с ним разберусь! – вскричал Михаил. – Петька, саблю мне!

Петька неуверенно двинулся в сторону двери.

– Петька, стой! – остановила его Людмила Павловна. – Михаил, что за смертоубийство ты хочешь учинить у всех нас на глазах?!

– Ах, Людмила Павловна! – в отчаянии воскликнул Михаил, – ну сколько можно терпеть эти выходки? Как напьется, всё время одно и то же!

– Ты хочешь зарубить пьяного, или, не дай Бог, он тебя порешит? Он опытный офицер, а ты только и знаешь с какого конца саблю берут.

– А что прикажете делать? – с безысходностью проговорил Михаил.

– Пугани его ружьем, прошлый раз подействовало, – предложила управляющая.

– Петька, беги к Степану, принеси ружье! – приказал Михаил отроку.

– Ружьё? – удивился Александр Францевич.

– Оно не заряжено, – сказал Михаил, – пугач, если кто из лихих людей в дом залезет.

– Вот именно, – продолжила Людмила Павловна. – Нужно снова напугать этого вояку и отправить восвояси, пусть проспится.

Петька сбегал к садовнику, Степану Игнатьевичу, и принёс старое охотничье ружье. Михаил взял ружье, вышел из комнаты и спустился вниз.

– Медведев, уезжай по доброму, иначе, не ровен час, пристрелю лошадь, а то и тебя, – он встал в нескольких шагах от лошади, выставив вперед ружьё, чтобы его можно было хорошо разглядеть в сумерках.

Фигура в седле покачнулась, и, казалось, вот-вот упадёт с коня. Но каким-то чудом капитан удержался верхом. Он поднял голову и, узнав Михаила, задумчиво опустил руку с саблей и расслабился в седле. Конь переступил с ноги на ногу, почувствовав немного свободы. Гости облегченно вздохнули. Инцидент был почти исчерпан.

– Торотынский! Подлец! – внезапно встрепенулся в седле капитан. Он снова поднял саблю и направил коня прямо на Михаила.

– Ах ты, гад такой! – воскликнул Торотынский. – Стой или стреляю!

Он вскинул ружье так, чтобы Медведев увидел, что дуло смотрит в его сторону.

Но капитан потянул на себя поводья, и конь стал подниматься на дыбы над молодым хозяином «Родников».

Прогремел громко выстрел. Медведев не удержался и упал с коня.

– Что такое? – удивился Михаил, не сводя глаз с неподвижно лежащего Медведева, – ружьё же не заряжено?

Из дома выскочили Петька и протирающий спросонья глаза садовник, Степан Игнатьевич.

– Кажись, они мертвые, – сказал Степан, наклонившись над Медведевым.

– Что? Не понимаю… как? – Михаил с удивлением посмотрел на ружьё в своих руках.

– Что ты мелишь такое, Игнатьевич, от чего он умер? – выкрикнула из окна управляющая.

– Да вроде от пули. Кровь течёт, – ответил Степан.

– От какой такой пули? – растерянно проговорил Михаил Алексеевич.

– Так. Мне нужно спуститься вниз, – заявил Александр Францевич и посмотрел на Ивана. – Вы со мной, молодой человек?

2

Илья Петрович Столбов, один из приставов Тульской губернии, медленно возвращался в полицейский дом. Медленно, потому как тяготили его думы о текущем положении на службе. Мрачные мысли неторопливо осмысливались в его голове и, возможно, телепатически придавали эту медлительность его лошади, бредущей настолько медленно, что казалось она вот-вот должна остановиться.

Илья Петрович возвращался от губернатора. Сергей Петрович Ушаков был личностью незаурядной и не лишенный некоторых талантов, недаром был отмечен несколькими наградами. Он успел послужить Отчизне в разных уголках Российской Империи, был опытен и терпелив. Но сегодня, когда он собрал исправника и приставов Тульской губернии, чтобы расставить приоритеты в их службе и текущей деятельности полицейских чинов, Сергей Петрович явно был на взводе. Его внутреннее состояние выражалось в покрасневшем лице и трясущихся бакенбардах, когда он с несвойственной для себя манере повышал голос.

Столбова не миновали слухи, что после безвременной кончины Марии Александровны, супруги губернатора, подарившей ему четырех детей, Сергей Петрович стал задумываться об отставке, что было объяснимо – человек он уже немолодой. Семейные дела – пока Ушаков занимался вверенной ему Императором губернией – вела трагически попавшая под лошадь Мария Александровна. Сейчас же всё это лежало исключительно на его плечах.

Сам Илья Петрович Столбов, хотя и не имел семьи и хозяйства, был тоже уже немолод, поэтому прекрасно понимал губернатора. Однако, если ему ранее прочили стать исправником, и это находило в нем живейший интерес, то после сегодняшнего утра пришлось задуматься, нужно ли ему это повышение. Брать такую большую ответственность на себя в такое время…

Илье Петровичу было на вид около пятидесяти лет. Его слегка вьющиеся светлые волосы начинали заметно редеть, а некогда атлетического склада фигура расползалась во всё более объёмные и вместительные мундиры. Жалованье пристава было не единственным доходом Ильи Петровича. Он получал пенсию по инвалидности. Столбов прошел всю Крымскую компанию, в завершении которой получил контузию по причине артиллерийского обстрела позиций. Ранение не позволяло далее служить Отечеству и Императору в армии, поскольку Илья Петрович стал немного туг на уши и иногда страдал сильными головными болями. Ввиду отсутствия собственного имения и крестьянских душ, раненный ветеран с помощью сослуживцев был вынужден устроиться в полицию Тульской губернии на должность уездного пристава с годовым содержанием в шестьсот рублей. За годы усердной и честной службы он показал свою способность к профессии, и был намедни повышен до помощника исправника. Этот чин тоже не смотрелся как постоянный, – многие думали, что именно Столбов может стать следующим исправником.

Впрочем, если вернуться к мыслям, одолевавшим сейчас Илью Петровича, то можно было понять, что его заинтересованность в повышении сильно снизилась после утренней речи Сергея Петровича Ушакова.

Губернатор озвучил то, что давно зрело в обществе, и всего лишь облек существующие настроения в слова, спущенные, возможно, с самого Императорского трона. Эпоха Александра Второго заканчивалась, и начиналась эпоха его второго сына – Александра Третьего. Начиналось отступление от движения к свободам и обновлению уклада жизни, которое начал в Империи его покойный отец, и которое, кстати, принесло очень много забот полиции, ибо обнищавшее крестьянство было склонно к множеству бытовых преступлений и разбою. Губернатор нацелил верхние чины полиции на ужесточение надзора за соблюдением текущих установок.

Сами установки тоже менялись. Как сказал губернатор, отныне нужно усилить внимание и наблюдение за антиправительственными проповедниками, народовольцами и прочими бомбистами.

Это, конечно, неудивительно. Сколько было уже покушений, которые завершились убийством Императора! Столбов перекрестился при этом воспоминании. Однако он по-другому представлял себе полицейскую деятельность. В ней бомбист был просто преступником, одним из многих их видов. А сосредоточиться на вольнодумстве молодёжи в то время, когда не хватает людей, чтобы ловить душегубов, разумным для него не казалось. Губернатор приказал изучить новейшие и, как представлялось, эффективные методы жандармского подполковника Судейкина по установлению слежки и вербовки информаторов.

Но как, скажите, пожалуйста, относиться к тому, что под подозрение попадают люди, не совершившие никаких преступлений, а всего лишь имеющие пытливый ум? Шутка ли сказать, установили негласное наблюдение за графом Толстым. Зачем, спрашивается? Гордость России, известный писатель! Столбов знал графа лично ещё по защите Севастополя. Лев Николаевич был храбрый офицер, радеющий об Отчизне, а тут полицейский надзор над ним. Происходило что-то неправильное. Столбов пока не мог сформулировать для себя окончательное отношение к происходящему, что и являлось причиной его мучительных раздумий.

Лошадь наконец добрела до полицейского дома. Илья Петрович в задумчивости спрыгнул с коня и угодил сапогами, начищенными до блеска по случаю приёма у губернатора, прямо во взбитую многими ногами и копытами жижу грязи. Всю неделю были грозы и дожди, которые размыли все дороги. Илья Петрович оглядел сапоги и чертыхнулся, но делать уже было нечего. Он стоял по щиколотку в грязи.

Открылась дверь и вышел один из его городовых.

– Ничего, Петрович, не грусти, отмоется. Сейчас все мы такие – грязь везде, не объедешь и не обойдешь, – попытался он успокоить Столбова, не поняв настоящей причины его плохого настроения.

Илья Петрович молча передал поводья городовому и прошел внутрь.

– Вас там ожидают, – крикнул ему вдогонку городовой.

– Кто?

Но навстречу ему уже поднимался со стула, что стоял рядом со столом писаря, молодой незнакомый человек в форме урядника. Столбов обратил внимание, что на черных погонах выпушка была не из оранжевой, а из бело – жёлтой шерсти.

«Из благородных, – подумал Илья Петрович, – наверное, что-то просить пришел».

– Урядник Трегубов, – представился молодой человек. – Только поступил на службу, – добавил он, видя недоумение на лице Столбова.

– А – а, ну, заходите, – Илья Петрович прошел к себе в кабинет. – Закройте дверь и садитесь.

Пристав взял со стола графин с остатками вчерашнего кваса и двумя жадными глотками допил его, пока молодой урядник, ёрзая, усаживался на стуле. Столбов тоже сел напротив него, через стол, задумчиво поглаживая уже появившуюся с утра небольшую щетину на щеках. Он был ещё в своих мыслях. Затем медленно перевел взгляд на Трегубова.

– Ну – с, что Вы хотите, молодой человек?

– Мне крайне неловко, но я хотел бы просить Вас об услуге, – начал Иван.

«Я угадал», – подумал про себя Столбов, а вслух сказал:

– Молодой человек, я понимаю Ваши амбиции, но у нас все начинают с уездных деревень. Вас ведь туда направили?

– Да, – смутился молодой урядник, – но я не об этом.

– О чём же тогда? – нетерпеливо прервал его пристав.

– Мой друг – Михаил Торотынский, его заключили в тюрьму по подозрению в убийстве.

– И что же?

– Я знаю, что Вы специалист по таким делам, и очень часто открывали правду.

– Разве следствие не будет вестись?

– Будет, – ответил Иван.

– Разве Вы подозреваете губернскую полицию в предвзятости, молодой человек?

– Ни в коем случае! – горячо возразил Иван. – Но случай очень сложный.

– Нет доказательств?

– Наоборот, – торопливо проговорил Трегубов, – слишком много. Все видели, как произошёл сей несчастный случай, в том числе и Ваш покорный слуга.

– Тогда, – сказал Илья Петрович, вставая со стула и давая таким образом понять, что разговор закончен, – Вашему другу нужен хороший адвокат.

– Именно, – ответил Иван, тоже вставая, но продолжая диалог, – а такого нет. Тут нужен был бы кто-то, как Анатолий Фёдорович.

– Какой Анатолий Фёдорович?

– Кони.

– Ваш друг что, убил градоначальника? – забеспокоился Столбов, вспомнив утренний приём у губернатора и то, что Кони несколько лет назад защищал Засулич, стрелявшую в градоначальника Петербурга Трепова.

– Нет, – ответил Трегубов. – Понимаете, ружье выстрелило случайно, и при этом все вокруг видели выстрел. Кажется, особенно и расследовать нечего, но Михаил даже не знал, что оно заряжено.

– То есть Вы считаете это несчастным случаем? – пристав снова сел, с облечением от того, что на вверенной ему территории не случилось громкое политическое убийство.

– Да, но я опасаюсь, что никто не примет это в расчет.

– Послушайте, молодой человек, у Вашего друга есть деньги?

– Есть, но…

– Мой совет остаётся тем же: пусть наймёт адвоката.

– Но, может быть, Вы могли бы провести допрос? – зашёл с другой стороны Иван. – Не могу же я допрашивать его. Я друг и свидетель одновременно.

– Нет, конечно, Вы не можете, – сразу согласился Столбов. – Тем более Вы только поступили на службу, и опыта у Вас соответствующего нет. Допрос проведёт…

Столбов задумался: кому поручить это дело? И понял, что в ближайшую неделю точно все заняты, людей в полиции совершенно не хватало. Служба в ней была непопулярна среди образованной молодежи. Он посмотрел на молодого урядника. Может, действительно, ему съездить на допрос и заодно оценить новоиспеченного сотрудника? Интересно, зачем этот пошел служить в полицию? Сразу видно – из благородной семьи, и, судя по речи и манерам, с хорошим образованием.

– Хорошо, – вздохнул Илья Петрович. – Рассказывайте, что там приключилось у Вашего друга.

– Это – несчастный случай, – облегченно заторопился вновь севший на стул Трегубов. Мы собрались на ужин в поместье моего друга.

– Что за поместье? – уточнил пристав.

– «Родники» называется.

– Сахарозаводчика Алексея Торотынского?

– Да! То есть нет, – поправился Иван, – теперь его сына, Михаила, а Алексей Константинович, ныне покойный, его отец.

– Стало быть, это и есть Ваш друг? Продолжайте.

– Мы собрались.

– Мы – это кто?

– Я, Михаил, соседи Шляпниковы, управляющая имением, директор завода. Ах, да, ещё доктор Рар был.

– Знаю такого, земский врач. Дальше.

– И тут опять приехал пьяный Медведев. Он, собственно, и есть жертва.

– Тоже приглашен был? Опоздал? Откуда он приехал? – спросил Столбов.

– Э… Нет, не был приглашен, а приехал из своего поместья. Он тоже сосед, – ответил Иван.

– Понятно, не был приглашен и был пьян. Какая цель визита?

– Э… – Иван снова задумался, как сформулировать ответ. – Приехал зарубить Михаила на дуэли саблей.

– Этому есть причина? – Илья Петрович поднял глаза на Трегубова.

– Да. Понимаете, бывшая невеста капитана Медведева, Мария Александровна, теперь стала невестой Михаила Алексеевича.

– То есть, у Вашего друга был полный резон застрелить капитана Медведева? – твердым голосом задал вопрос Столбов.

– Э… Как раз нет, – Иван смутился от того, что перечил своему начальнику, – невеста ушла к нему, а не наоборот. Это капитан Медведев хотел убить Михаила. У него был резон.

«А он не глуп», – подумал об уряднике Столбов и спросил:

– У невесты есть фамилия?

– Мглевская Мария Александровна. У них тоже имение рядом, соседи.

– Не слышал о таких. Что было дальше?

– Дальше Михаил взял ружье, пугач, которое никогда не заряжают пулями, а оно случайно выстрелило.

– Насколько случайно?

– Капитан был на лошади, а Михаил стоял перед ним, он просто хотел отпугнуть ружьем Медведева, тот был с саблей, а тут лошадь на дыбы. Он и нажал курок случайно.

– Выглядело бы, действительно, как случайность, но есть одно но, – прервал Трегубова Илья Петрович.

– Пуля? – Иван посмотрел на пристава.

«Да, совсем неглуп», – снова подумал Столбов и сказал:

– Да, пуля. Вы говорили, что ружье всегда было не заряжено. Получается, что Ваш друг зарядил его перед тем, как выйти к капитану, а это значит, он имел намерение не только испугать его.

– Всё так и выглядит. Вы правы. Именно поэтому я и пришёл к Вам. Если мы узнаем в ходе сыска, что Михаил не имеет отношения к пуле и не знал о ней, значит, это – случайность, и не нужны хорошие адвокаты.

– Пока сложно сказать, но да, такое возможно, – ответил Столбов. – Ответьте мне на один вопрос.

– Какой?

– Вы так уверены в своём друге? – пристав пристально посмотрел в лицо Трегубова.

– Да, уверен, – твердо заявил Иван.

– Хорошо, что есть такие друзья. Где содержат Михаила?

– В новой городской тюрьме.

– Завтра навестим его, а сейчас идите, приступайте к своим обязанностям.