Kitobni o'qish: «Господин Доминик»

Пролог

Иерусалим пал.

3-го июля 1187-го года палящее солнце стояло над Палестиной. Двадцатитысячное войско рыцарей крестоносцев растянулось на много миль. Нестерпимый зной делал свое дело, изнуряя людей, обжигая тела, отбирая силы, и до наступления заката караван Иерусалимского королевства так и не смог завершить переход к Тивериадскому озеру. Там плескалась вода, веял ветер. Когда-то на его берегах собирались толпы паломников, чтобы услышать проповедь Спасителя. Крестоносцы помнили об этом, чтили это и с одержимостью обреченных, из последних сил медленно продвигались к заветной цели. Но тщетно, в тот день все они остались без воды.

Саладин нанес удар 4-го июля. Дневной свет померк у подножия горы Рога Хаттина, и не было жалости у воинов, и смерть пришла на поле битвы, заслонив солнце черным плащом. Семнадцать тысяч человек остались лежать убитыми. Крестоносцы были сокрушены.

Но кроме жертв людских пострадали католические святыни, что стало не менее страшным горем, чем семнадцать тысяч мучеников. Король Иерусалимского королевства утратил в походе одну из главных христианских реликвий – Животворящий крест господень и, хотя крест сей был лишь частью орудия Страстей Христовых, боль от осознания потери была неизмерима.

Эта трагическая весть вскоре достигла берегов Англии. Будущий король Ричард из династии Плантагенетов, сын здравствующего короля Генриха II, был потрясен известиями из Иерусалима. С этого дня все его мысли захватил план третьего крестового похода. Одержимый единой целью, Ричард принял крест. По всем церквям Франции и Англии объявили о сборе “саладиновой десятины”.

То, что еще вчера так заботило Ричарда – распри с баронами, сложные отношения с отцом и братьями, война с французским королем, – в одночасье стало неважным. Только грядущий поход в Палестину его несокрушимой армии волновал сердце и разум, той армии, достойной вернуть Святую землю христианскому миру!

Глава I. Всадник на дороге в Пуату

2-го июня 1189 года по дороге из графства Турень в Пуату скакал всадник. Нельзя сказать, чтобы он сильно спешил, скорее, двигался походным маршем. Так путешествует человек, поставив себе важную цель или получив приказ: не теряя понапрасну времени, но, при этом, не изнуряя лошадь и себя самого. До конечного пункта было не близко: предстояло пересечь графство, ибо он направлялся в город Ньор. Дороги можно было назвать дорогами только вблизи городов, а за их пределами, вдали от крестьянских поселений всаднику доводилось преодолевать необъятные взору пустоши, пробираться через кустарники и леса. Но он радовался каждой знакомой тропинке и знал эти места как свои пять пальцев. То переходя в галоп на открытой дороге, то пробираясь пешком через лес, ведя лошадь за собой, он определял верное направление даже в сумерках. Опыт и знание местности позволяли путешественнику обходить гибельные болота и труднодоступные места. Этот рыцарь (а он был рыцарем) провел в седле уже несколько дней; путь его лежал из аббатства Моримон в Бургундии.

Вооружение у всадника было легкое, собственно никаких доспехов на нем и не было, если не считать короткую кольчугу с рукавами и простой без забрала шлем. Узкая металлическая пластина на шлеме закрывала нос, а все его загорелое лицо с черной бородой оставалось открытым. Поверх кольчуги на рыцаре был надет плащ черного цвета и такого же цвета накидка с разрезами вместо рукавов. Красные кресты на плаще и накидке были вышиты в форме лилий, что выдавало в их обладателе рыцаря цистерцианского ордена Калатравы.

Имя нашему герою – Гаспар Грекко. Он испанец и ему сорок пять лет. В этой истории мы будем называть его просто Гаспар. Ростом рыцарь выше среднего. Черные волосы стрижены коротко, полностью открывая лоб. Такого же цвета брови, широкие и изогнутые. Брови эти так ярко выделяются, что по-своему формируют весь его облик. Края век карих глаз немного опущены вниз. Нос крупный и прямой. Аккуратные широкие усы и коротко стриженая борода, о которой мы уже упоминали, соединяясь между собой, подчеркивают мужественность его лица. Что же касается характера Гаспара, была в нем одна заметная черта: любой человек, даже при коротком общении с рыцарем, сразу мог заметить живой к себе интерес. Не напускной, не поддельный, а настоящий. В его глазах словно отражались неожиданная для сурового воина доброта, жизненный опыт, даже печаль, но никогда там не было и следа равнодушия. В довершение описания скажем, что, благодаря этому качеству, он запоминался людям, и по прошествии времени им было приятно о нем вспоминать.

Гаспар в этой книге – одно из главных действующих лиц, и поэтому мы попытались подробнее его описать. Впереди еще будет рассказ и о самом ордене Калатравы, но сначала читателю предстоит ненадолго заглянуть в прошлое Гаспара, с самого его раннего детства.

Далекие его предки родом из графства Барселонского в Каталонии. Его деды и прадеды были крупными феодалами на службе короля и под покровительством святой церкви. Более двухсот лет назад эти отважные представители рода человеческого противостояли маврам и, хотя не сильно помогли родной Испании, богатство и состояние семьи Грекко в результате тех войн выросло в несколько раз. В ту пору, когда Испания фактически становилась независимой от пограничной с ней Франции, его прадед присягал французскому королю. Тогда в их собственность и перешел замок в Пуату, который впоследствии стал домом родителям Гаспара. Пуату же, в свою очередь, отошло английской короне, благодаря трудам нынешнего короля Генриха.

В те времена в состоятельных семьях вообще, и в испанских в частности, было принято заводить большое потомство. В богатых домах деловые интересы возмужавших детей порой приводили этих родственников по крови к кровной вражде и настоящим войнам. Когда такой театр военных действий начинал выходить из-под контроля, разгораясь в большой пожар, делались попытки мирных решений в судах, на помощь приходило духовенство, могущественные бароны и прочие миротворцы. При разрешении особо крупных конфликтов дело доходило и до вмешательства монархов. Похожую историю можно рассказать и о предках нашего героя. Разумеется, эти распри и благие вмешательства стоили фамилии Грекко денег и земель, и в результате к началу двенадцатого столетия былого величия предков осталось уже не так много.

Но из любого правила возникают исключения: Пабло Грекко и его жена Франческа – будущие родители Гаспара – всегда держались подальше от семейных раздоров. Стороннему наблюдателю могло показаться, будто это и вовсе их не касалось. Когда после свадьбы молодая чета выразила желание поселиться во Франции, никто не удивился. Замок в Пуату давно уже не носил стратегического значения. На деле он служил поместьем с прилегающими землями и деревнями. Гарнизон слуг, который находился там постоянно, поддерживал внутренний и внешний порядок, но был не в состоянии участвовать в каких-либо войнах или выдерживать осады. Эти люди из поколения в поколение принадлежали семье Грекко, служили ей и жили в замке со дня своего рождения и до самой смерти. Родню Пабло этот отъезд устраивал; он самоустранялся от раздела семейного пирога, уходил от интриг и заговоров. Пабло воспринимали как человека с отсутствием честолюбия и амбиций, и теперь все с облегчением выдохнули, – на одного Грекко стало меньше.

Никто из этой родни даже не догадывался, какие свободу и благодать получили будущие родители Гаспара. Отношение Пабло к супруге можно было описать двумя словами: он страстно ее любил. Будь Пабло древним полководцем, он развернул бы наступление целой армии в любом указанном ею направлении. На такую нежную преданность Франческа отвечала взаимностью. Их отношения были близки к идеалу: при любых обстоятельствах эти двое всегда оставались друзьями и близкими людьми. В Каталонии Пабло и Франческа знали друг друга с детства, и с годами их чувства воплотились в два любящих сердца.

На своей земле Пабло и Франческа не сидели сложа руки. Принадлежавшие им деревни день ото дня ширились, земли под посевы становилось все больше, крестьяне под началом сеньоров вовсю корчевали лес. Самым трудолюбивым из них Пабло дал возможность вести собственные хозяйства. Замок был дополнительно укреплен, местами достроен, – новый владелец проявил в организации работ неожиданные для всех соседей знания. Под началом Франчески внутри замка взрастили сад: проложили аллеи, построили беседки, завели певчих птиц. Здесь супруга Пабло проявила фантазию и терпение. В саду зрели фрукты, к столу подавали свежие овощи, домашнее вино. Пабло и Франческа были неразлучны. Вскоре здесь родился их первенец – малыш Гаспар.

Но счастье не приходит к людям навсегда, хотя, может статься, родители Гаспара и были достойны вечного счастья. Постепенно, с годами сам того не замечая, Пабло в отношениях с соседями оказался втянут в такую же историю, от которой бежал из Испании. Не в роли вассала или покровителя, а исключительно на правах друга он уже представлял чьи-то интересы, помогал другим отстаивать свои права, честь или доброе имя. В душе Пабло всегда оставался благородным рыцарем из древних преданий, и в конечном счете это привело его к гибели. С очередной междоусобицы он не вернулся. Многими годами позже его сын Гаспар толком не смог ничего узнать о той смуте, про нее забыли. Забыли не потому, что хотели скрыть; просто с тех пор разгорелось и погасло еще сто подобных войн и смут; забыли ту войну, а вместе с ней и самого Пабло. Только Франческа помнила о своем супруге. Не найдя себе покоя от горя утраты, через полгода она отправилась вслед за ним. Гаспар остался сиротой в десять лет. С этого момента о нем стал заботиться близкий друг Пабло – Анри де Регар, поместье которого находилось в Ньоре. Никто не знает, что сподвигло этого достойного мужа задуматься о судьбе чужого ребёнка, – долг перед погибшим другом или просто доброе сердце, – но после постигших его несчастий мальчик жил у Анри. Благородный де Регар был рыцарем тамплиером, в ту пору орден стремительно набирал силу. Несмотря на частые отлучки по делам тамплиеров, Анри воистину заменил ребенку отца. Глубокую веру в бога Гаспар унаследовал от родителей, но именно де Регар по-настоящему укрепил ее, научил понимать святое писание и принимать его сердцем. Он часто рассказывал об Иерусалиме, о паломниках, которые со всего света стекаются к Святой земле, о необходимости их защиты силой оружия. Про Иисуса Христа и его апостолов, про первых христиан древнего Рима, об их горьких испытаниях, муках и жестоком уделе; про коварных древних императоров и римский пожар времен Нерона, и про многое другое – познавательное, таинственное, интересное. Но образование Гаспара этим не ограничивалось. Анри де Регар был рыцарем-воином. Когда Гаспар подрос и окреп, он показал юноше, как правильно ему следует держаться в седле, приучил к долгим верховым маршам, брал с собой на охоту, вместе они выезжали за пределы графства. Научил ловить рыбу, готовить еду на костре, спать на земле по-походному, находить в лесу воду, защищаться от дождя и ветра на открытой пустоши, стирать и чинить одежду, содержать себя в чистоте и оберегаться от болезней. Гаспар узнал, как правильно перевязывают раны. Анри учил его всегда быть начеку, как в военном походе, ко всему относиться серьезно и внимательно. Впоследствии эту науку юноша усвоил на всю свою жизнь.

Вдвоем они уделяли много времени искусству владения оружием. Свой первый лук Гаспар получил еще от отца. Он помнил, как вместе с Пабло они согнули его в лесу и вдвоем натянули тетиву. Теперь Анри научил его стрелять из арбалета. Каждый год они подбирали для Гаспара новое копье потяжелее, оттачивали меткость и силу броска. Де Регар, годами раньше, наведывался на каждый праздник в Пуату не пропускал ни одного ристалища, ни одного турнира. Гаспар обучался ратным навыкам с интересом, делал успехи, и учитель был им доволен. Но за те годы Анри дал юноше много больше, чем боевую закалку, – он научил его не сдаваться, убедил Гаспара, что в неравном бою никогда нельзя испугаться боли, какой бы она ни была. В тот важный миг лишь одно должно знать воину, – пока рядом есть живой враг, над тобою висит угроза, и в эти мгновения некогда чувствовать боль, и вообще что-либо чувствовать…

Гаспар проезжал знакомые места, и живые картины времен его юности одна за другой возникали в памяти. Когда ему исполнилось двадцать три года что-то необъяснимое, связанное с горечью потери родителей, потянуло его в родную Испанию. В Каталонии Гаспар прожил четыре года. По возвращении во Францию молодой сеньор переехал из Ньора в Пуату и поселился в родовом замке Грекко. Здесь мы приближаемся к последней главе из истории его прошлого.

И снова Анри де Регар сыграл важную роль в жизни нашего героя – он познакомил Гаспара с дочерью владельца ближайшей к землям Анри сеньории. Феодалом был дворянин по имени Гийом Вильрен, дочь его звали Агнес. Уважение семейства Вильренов, которое постепенно заслужил Гаспар, а также их крепкая дружба постепенно переросли в нежные чувства двух молодых людей. С первого дня знакомства с дочерью Вильрена Гаспар смотрел на их с Агнес отношения очень серьезно. Тому была причина, – девушку рекомендовал сам Анри, а Гаспар к тому времени уже относился к де Регару как к родному отцу, его мнение было для молодого человека крайне важным.

Через полгода Гаспар и Агнес обвенчались. Церемония проходила поздней осенью в Ньоре в церкви Сен – Андре, что стоит на высоком холме, откуда открывается вид почти на весь город. Сейчас он видел словно наяву, как приглашенные гости один за другим поднимались по ступеням к воротам церкви, ежились от холодного ветра, кутаясь в плащи и накидки, спеша проникнуть внутрь храма. Перед алтарем он поклялся любить ее всю жизнь. Эту клятву Гаспар никогда не нарушит. Их первенец появился на свет через год. Мальчику было дано испанское имя Доминик. Еще через год, не сумев разрешиться от второй беременности, его любимая Агнес умерла.

Католический орден Калатравы существовал на испанской земле уже пятнадцать лет. Тамплиеры какое-то время были даже тесно связаны с цистерцианцами. И снова де Регар рассказал Гаспару об ордене и передал письма влиятельным лицам Калатравы. Особых рекомендаций не требовалось, семью Грекко в Испании знали и уважали. Гаспар лично встречался с приором ордена Веласкесом. Через три года, частично оправившись от личных потерь, он принял обет безбрачия и послушания и был посвящен в рыцари. После участвовал в своем первом походе под знаменем Креста. Прошли годы. В свои сорок пять Гаспар настолько познал жизнь, что временами ощущал себя старше. Оставаясь рыцарем ордена, он доблестно, верой и правдой продолжал ему служить.

Гаспар жил надеждой и всегда смотрел в будущее. Сегодня рядом с ним был тот, кто стал всего дороже – сын Доминик. Он знал и чувствовал это, чтил это и благодарил господа за ниспосланные ему испытания и дарованное свыше счастье.

Глава II. “Я приехал только за тобой…”

Когда всадник миновал городские ворота, вечерню на колокольне церкви Сен-Андре уже отзвонили. Это его слегка огорчило, ибо в планах у Гаспара было прибыть на место к ужину. Ужинали у Анри, как было принято, между вечерней и повечерием. Когда он переезжал мост через реку Севр-Ньортез, небо уже темнело. Земное светило уплывало за горизонт, и внушительная громада воздвигаемой на берегу крепости прятала последние его лучи. Несмотря на то, что он часто бывал здесь и не раз обходил пешком обширное строительство, в каждое свое посещение Ньора ему было интересно вновь осмотреть укрепления, отметить для себя продвижения работ и постепенное созидание новой крепости камень за камнем. По высочайшему приказу Генриха II замок начали возводить несколько лет назад. Возможность защищать эти земли, – была серьезная цель для короля. Сегодня одни только хозяйственные дома с жилищами зодчих и строителей образовали уже целый город. Здесь в последние месяцы с удовольствием работал его сын. Доминику нравилось участвовать во всем, что касалось строительства: пусть это было неторопливым изучением чертежей будущего донжона или, напротив, утомительным тасканием камней на стены; и легкие и тяжелые работы давали ему удовлетворение и сознание приносимой пользы. Вряд ли он представлял себе это именно в таких выражениях, но, если говорить проще, в ту пору в Ньоре молодому человеку положения Доминика просто некуда было, как говорится, приложить руки, и поэтому работа на строительстве крепости его увлекала. И вот сейчас Гаспар, несмотря на вечерний час, усталость и большое желание поскорее вытянуть ноги у огня, спешился неподалеку от берега и в который раз внимательно обвел взглядом будущий донжон. Но нетерпеливое желание скорее увидеть родных все-таки взяло верх, Гаспар с легкостью запрыгнул обратно в седло, словно и не было позади утомительной дороги. Предвкушение повидать Анри и еще кое-кого в доме де Регара придавало сил. Цель визита к своему приемному отцу, новости, которые он вез ему, – все эти мысли приятно возбуждали Гаспара и заставляли по-хорошему волноваться. “Только бы застать Доминика на месте”, заранее успокаивал он себя.

В скором времени рыцарь подъехал к высоким железным воротам двухэтажного усадебного дома. Основой этого внушительного строения были толстые сваи или, правильнее сказать, деревянные балки. Пространство между балками и перекрытиями фасада было открыто для взора, заполнено при строительстве раствором глины и тщательно оштукатурено. Расположенная фактически на берегу реки, усадьба своими воротами и южным фасадом выходила прямо на дорогу, тогда как ее противоположная северная стена буквально нависала над водой. Сваи с этой стороны дома были мощнее, длиннее и стояли на камнях, а пространство между ними было выложено также камнями и промазано глиной. Серую черепичную крышу внушительно дополняли две массивные дымоходные трубы. Гаспар три раза постучал в ворота тяжелой дверной оковой. Лязгающий звук ударов грубо нарушил вечернюю тишину. Решительные шаги верного Оливера он узнал сразу; преданный слуга жил у Анри уже четверть века, но крепкому здоровью этого немолодого мужа можно было только завидовать.

– И кто это стучит в такой час? – его старческий хриплый баритон выдавал удивление и раздражение – все вместе. Посему было видно, что гостей не ждали.

– Странствующий рыцарь, кто же еще? Да, Оливер, ты точно не готовился встречать старого друга. Отпирай! Здесь сыро, а я, как назло, голоден и замерз.

– Силы небесные, сеньор Гаспар! Мы вас не ждали так скоро… Вот так радость для моего господина! – Старик начал двигать засовами, большие ворота тяжело открылись, и лошадь сразу попятилась назад от яркого света фонаря. Возникший словно по волшебству конюх резво подхватил ее и повел в стойло. Гаспар вошел внутрь, широко улыбаясь, и похлопал Оливера по плечам. Старик хотел что-то сказать, но от неожиданности засуетился, разволновался и стал часто кланяться.

– А я, напротив, с самого утра жду тебя. – Еще один почтенный старец из отчего дома Анри де Регар спускался по лестнице навстречу гостю твердым для своих лет решительным шагом. – Оливер! Неси огня, я хочу как следует рассмотреть дорогого гостя. В зале тоже зажги побольше факелов и разбуди Доминика. Да смотри не напугай его, ведь спит поди-ка мертвым сном после трудов праведных. Ну, вот ты и дома, дорогой друг! – Анри и Гаспар обнялись и крепко пожали друг другу руки. – Пойдем наверх, согреешься у родного очага. Не понаслышке знаю, как ты устал. Долгий путь позади и, слава апостолам, сегодня мы опять вместе. В старости, Гаспар, мы благодарим каждый отпущенный нам новый день, и спасибо тебе, что сделал этот день для меня счастливым.

– Слава апостолам, но как же много слов… Не благодари меня, Анри, – засмеялся Гаспар. – Я приехал осчастливить тебя не на один день, смотри, как бы не надоел… Зачем, позволь спросить, ты напоминаешь мне о старости? Ты сам еще не стар, а мне тем паче рано об этом думать. Подожди еще немного, ибо твой меч по-прежнему так же тяжел как раньше.

Анри сделал сердитое выражение лица, но глаза его улыбались.

– Твои слова – сладкая патока, Гаспар, но лесть не подобает рыцарю. Оставь это занятие вельможам, мой друг. Поверь, они в этом преуспеют.

Оба расхохотались и, незаметно помогая старику, Гаспар вместе с ним стал подниматься по лестнице в верхние покои дома. Когда они вошли в обеденный зал, навстречу им выбежал молодой человек. Продолжая на ходу затягивать пояс, он подскочил к Гаспару, и они крепко обняли друг друга.

– Доброго здоровья, батюшка! Вот так внезапная радость! Анри ожидал вас еще со вчерашнего дня, а я все твердил ему, что так быстро приехать из аббатства вы не успеете. Получается, его была правда!

– Здравствуй, сын! Просто Анри, как никто, меня знает, Доминик. Он предвидел, что к вам я буду лететь как одержимый.

Широкая улыбка озарила лицо Гаспара. Всю дорогу, до самого последнего момента он почему-то боялся не застать Доминика у Анри, хотя веских причин разминуться у них не было. Он успел крепко заскучать по сыну. Теперь, когда все надежды оправдались, казалось нечего больше и желать. Доминик чувствовал то же самое, только по-своему. На некоторое время все трое замолчали, будто задумались. Анри нарушил паузу первым:

– Гаспар! Садись за стол, поешь и выпей вина. Расскажешь нам обо всем, а мы, как положено родичам, разделим трапезу и выслушаем все новости. Как же я рад, что ты приехал!

Пока Гаспар, согревая спину от большого камина, истреблял крупный кусок телятины, а старик Оливер ходил от амбара к столу и обратно, свет огня ярко осветил сидевшего напротив него молодого человека. Сейчас юноша был не голоден, и сжимал в руке только кружку с вином.

Доминик, благодаря высокому росту, широким плечам и гордой осанке выглядел старше своих лет; на вид здесь можно было давать все двадцать пять, хотя и двадцати ему еще не исполнилось. У него были черные прямые волосы, распадавшиеся сбоку на пробор и чуть торчавшие за ушами. Карие выразительные глаза никогда ничего не скрывали: улыбались, когда он улыбался, становились серьезными или удивленными, в зависимости от состояния их обладателя, печалились, смеялись, словом, были зеркалом души. Глаза всегда предательски выдавали Доминика, по этой причине юноша не умел ничего скрывать, вечно был весь как на ладони. Нос достался ему от матери, прямой, с широким разрезом ноздрей. А вот таким, будто слегка улыбающимся ртом уже наградил его отец. Бороды и усов Доминик не носил, их заменяла темная щетина по краям лица. Подбородок был выразительным и, как принято говорить, мужественным. Одним словом, он был весь в отца: мужчины его узнавали после первой встречи, а девушки запоминали с первого взгляда. Одет он в удобную льняную тунику, отделанную изнутри мехом. Она плотно облегала его торс, по длине была до колен, стянута поясом вокруг талии. Вот именно так сейчас он выглядел, освещенный огнем очага в доме де Регара.

Завершая общепринятый обмен новостями о нынешних посевах, урожаях и делах насущных, собеседники, не торопясь, перешли к главной теме разговора. Начал Гаспар. Он был уже сыт и воодушевлен домашним теплом, а остальные, в ожидании интересного рассказа, невольно придвинулись к нему ближе.

– Да…скоро исполнится два года, как мы потерпели поражение в Иерусалиме, а костер будущей войны за него все сильнее разгорается именно здесь, у нас дома. Теперь грядут большие перемены, Анри.

– О чем ты говоришь, Гаспар? – сразу прервал его Анри, – королю вот с одной только Францией уже хватает здесь забот, конца им и края не видно. Филипп не успокоится, пока не выдаст замуж свою сестру, не говоря уже обо всех его претензиях на земли. Я слышал, королю Генриху сильно сейчас нездоровится. Иногда меня удивляет: ведь с годами мало что меняется, и вот вновь на короля ополчились все разом. Пошли господь ему долгие лета, он давно уж не молод для всего этого.

– Анри! Давление Филиппа французского на Генриха не представляет для последнего такой важности, как ты думаешь. Ты знаешь не хуже меня, что король всегда разыграет свою партию и, как пить дать, останется при своих интересах. Нет, это все пустое, но у него есть головная боль воистину посильнее: Ричард, его сын.

– Ричард, граф де Пуатье? – вступил в разговор Доминик, – как он может быть врагом королю?

– Доминик! Воздержись от крамольных фраз, – он не враг королю. Не будем себя обманывать: сколько бы ни было отпущено на этом свете великому Генриху второму, Ричард – есть будущий король. Он собирается даже забрать своего брата Иоанна с собою в Иерусалим, лишь бы только отец в его отсутствие не сделал младшего королем.

– Я про это слышал, – задумчиво проговорил Анри. – В Иерусалим! Да Ричард уже два года туда собирается и, насколько я знаю, все равно продолжает по-прежнему воевать с Францией. Эти планы о Крестовом походе скорее всего так и останутся планами, Гаспар.

– Ты ошибаешься, Анри. Крестовый поход не за горами, и Ричард своего добьется. Что касается Иоанна, этой идеи забрать его с собой: на днях у Ричарда была встреча с епископом Кентерберийским; на ней он и высказал эту идею, высказал как свое требование.

Оливер принес еще вина и разлил всем по кружкам. Воспользовавшись паузой, все задумались и снова замолчали. Потом вступил в разговор Доминик:

– А как у вас в ордене, отец, оценивают это? Что говорит магистрат?

– Орден меня поддерживает. Я так долго ждал, когда наступит этот день, Доминик. Теперь это время – наше с тобою время.

– Я не понимаю…

– Я всегда знал, что оно наступит. Когда была жива твоя матушка, и тогда ни минуты не сомневался. Поэтому за те годы, что ты рос у меня на глазах, обучил тебя всему, что сам знал и умел; ты стал сильным и выносливым. Да, опыта настоящих сражений у тебя пока нет, но не сомневайся, сынок, ты его получишь. Главное, что я больше не боюсь за тебя, Доминик, клянусь святой Девой Марией, не боюсь…Ты станешь славным рыцарем, и по этому поводу мы с Анри будем по-настоящему радоваться и гордиться!

– Рыцарем? Но, отец, ведь я не рыцарь! Никто не собирался посвящать меня в рыцари. Такого будущего я для себя не предвидел, а вы никогда об этом не говорили. О каких сражениях вы сегодня завели речь? Разве мне предстоит покинуть родные места? Но мне хорошо здесь в Ньоре, я занят на строительстве крепости, работать мне нравится и, кажется, другие тоже этому рады… Я завел здесь много друзей. Уверен, отец, что на донжоне я приношу пользу и обязательно заслужу доверие и уважение людей. Разве не этому вы всегда учили меня?! Вы же сами хотели для меня…, – голос Доминика становился все тише; он чувствовал, что на него надвигаются неизвестные события, перемены, и что все это теперь неизбежно его коснется…

Однако Гаспар, казалось, вовсе не замечал его волнения и все более воодушевлялся разговором. Было ясно, что он вплотную подошел к объяснению настоящих причин своего визита. Рыцарь наклонился к юноше ближе и заговорил, слегка понизив голос. Анри все это время вопросительно смотрел на Гаспара.

– Я жалею только об одном, Доминик, – он перешел почти на шепот, – что мой отец – твой родной дед не дожил до этого дня. Конечно, орден меня поддерживает, а мы с тобой поддержим Ричарда, графа де Пуатье. То, что по словам Анри должно остаться в планах, сегодня уже наступило. Мы с тобою отправимся за Ричардом в крестовый поход против неверных; пойдем с его армией и под его знаменами. Мы покроем себя славой, Доминик, и вместе – отец и сын – вернем, отвоюем Святую Землю. Мы обретем богатство, совершим ратные подвиги, принесем процветание всему нашему будущему роду! Нам выпало это счастье, – сражаться в Иерусалиме плечом к плечу с будущим королем!

Я приехал только за тобой!