Kitobni o'qish: «Санаторий Земля. Сборник рассказов»

Санаторий «Земля»

Я материализовался из абсолютного света, прямо в кабинете директора по персоналу. Он сохранял беспристрастность, но, благодаря абсолютному свету, я знал, что глубоко в душе он доволен своей должностью. Но абсолютное знание уже давно переросло во мне в абсолютную апатию. Оставалось только выяснить – как давно?

– Вы перестали функционировать, ваш участок разваливается, энергия не направляется, хаос нарастает, вы потеряли контроль четыре цикла тому назад.

– Четыре… – зачем-то повторил я.

– Да. Ваша отстранённость становится критической, вам необходимо эмоциональное восполнение.

Что-то дрогнуло у меня внутри, будто какой-то тихий звук заполнил пустоту. Но тут апатия накатила с новой силой.

Начальник постучал по столу пальцем.

Пауза затянулась, но мне было все равно.

– Вы понимаете, для чего мы здесь? – спросил он резко. – Всё, ВСЁ – это мы! А вы?! Вот, например, я, нет, ну ладно я, а все остальные, остальные, а? У каждого свой участок, свои заботы. Просто соблюдать порядок, энергию направлять, где надо – зажигать, когда надо – гасить, вы сами всё знаете! Вот представьте, что будет, если все вдруг перестанут, ну просто, как вы, ПЕРЕСТАНУТ и всё, вот что тогда?

Я вздохнул.

– Я понимаю ваше состояние. К сожалению, оно случается. Но есть же специалисты. Обратились бы СРАЗУ ко мне. Я бы отреагировал, и всё бы решилось без лишнего хаоса. Давайте мы с вами так – я вас сейчас отправлю в санаторий… Я понимаю, что вам нужен полноценный отдых, но и вы меня поймите, к сожалению, вместо того, чтобы прийти ко мне, вы запустили участок, и теперь он требует немедленного вмешательства, поэтому придётся вас по сокращённой программе. Максимум, что могу – это двенадцать лет. Но зато эмоций вам уплотним… Настрадаетесь, так сказать, за четверых! Сразу родитесь болезненным, родители вас бросят, все детство будете мыкаться по приемным семьям, мучиться ночными кошмарами и сердечными болями, а подростком сбежите из дома, потеряетесь в лесу и замёрзнете насмерть.

И тут он резко выдохнул, хрюкнул и захохотал так, что я будто прозрел. Гром его смеха разбил ледяную корку, которой было покрыто мое сознание. Я увидел его лицо. Я вспомнил, как хорошо быть в человеческом теле. Ощущать холод или грусть. Эмоции мощным потоком хлынули из моих глаз. Я плакал и смеялся.

– Мыкаться? – повторил я.

Он ещё громче расхохотался и стал стучать рукой по столу, задыхаясь от смеха, он добавил:

– И мучиться!

Мы уже не понимали, смех это или рыдания.

Я представил свою будущую жизнь, такую грустную, тяжёлую, настоящую, какую угодно, только не такую, как сейчас.

– Замёрзну насмерть?

– В лесу!..

Я хохотал, прекрасно понимая, над чем мы оба хохочем.

– Санаторий, да? – заливаясь слезами, выдавил я.

– Ага! – провопил он.

Я, наконец, взглянул ему прямо в глаза.

Он кивнул мне. Я кивнул в ответ.

– Разумеется, ты всё это забудешь, чтобы всё было всерьёз, только тогда ты поверишь во весь этот…

Он опять захохотал, а я тоже засмеялся.

– Для меня это будут самые счастливые двенадцать лет страданий за последнюю вечность.

Оттерев слёзы, он дыхнул на печать и с размаху шлёпнул по моему личному делу.

И тогда я родился.

2019

Принц в горошине

Антона Шлинина с детства называли Шприцом, Фрицем, Фрикционом, Фриком, Шликом, Шлинцем и даже, какое-то время, Принцем, это было в конце старших классов, конечно, издевались.

Во взрослой жизни это прозвище привязалось.

Отплёвываясь супом и всё больше пьянея, сидя на кухне, он закричал:

– Мама! Ты же знаешь, я ненавижу перец горошком! Нафига ты его всё время кладёшь?! Он же весь вкус в конце портит, ёлки-палки…

Мама крикнула из-за двери:

– Иди работу ищи!

Он переключился на собутыльника-соседа.

– Блин, ну куда мне идти? Опять в детский сад ночным сторожем? Кредит хотел взять, а мне сказали: «Хрен вам по всему рылу, молодой человек, с такой историей». Вот ты скажи, что-то ведь должно измениться?

– Ну, вон… – сосед машет в сторону телевизора, там идёт самая надоевшая за последнее время реклама.

В ней девушка нейтральной внешности, размеренным голосом рассказывает, что инопланетяне прилетели, они оказались очень дружелюбными, хотят изучить нашу жизнь, приглашают всех на добровольное исследование, за которое хорошо заплатят.

– Видишь, прилетели же!

– Да задолбала уже эта реклама!

Антон хватает пульт и начинает переключать.

На другом канале ток-шоу. Женщина-врач вразумительно объясняет зрителям в студии:

– Индивидуальное Исследование Человека, так называемое ИИЧ, ни на что совершенно никак не влияет, а для человечества это очень хорошо, ведь они делятся с нами знаниями, они поднимут нас до своего уровня!..

Антон переключает.

Юмористическая сценка.

На сцене две группы юмористов стоят напротив друг друга.

Мужики с вилами и люди в приличных костюмах.

Мужики с вилами:

– Вы кто?

– Мы инопланетяне.

– Вы будете нас порабощать?

– Зачем это нам?

– Ставить жуткие опыты?

– Нет.

– Похитите нашу воду и скот?

– Они нам не нужны.

– Ну хотя бы тёщу заберите, а!..

Смех среди зрителей.

Антон в ярости переключает.

На фоне графики «Витрувианского человека» голос говорит:

– Участие поможет изменить нашу жизнь к лучшему…

Антон жмёт на кнопку выключения, швыряет пульт на стол. Выпивает.

Телевизор продолжает работать, отключается только звук. На экране крупным шрифтом написано: «Вознаграждение – 75 000 рублей».

– А вот пойду и запишусь к инопланетянам! Сколько они там платят? А?

– Принц, да ну нафиг, это вообще не вариант, ты чего – им веришь?

Антон остывает. Едва ворочает языком:

– Ну да, не вариант.

Антон решительно заходит в поликлинику.

На двери, на обычном листке написано: «ИИЧ кабинет 408»

В кабинете Антон удивлённо разглядывает самого себя – в приличном костюме, с галстуком, причёсанный, невозмутимый, именно такой, каким он себя всегда представлял перед тем, как посмотреться в зеркало. Он сидит напротив себя за столом. На столе стакан с водой, ручка, лампа и договор.

– Ну и чё это за прикол? Ты типа мой клон?

– Нет, просто согласно нашим исследованиям, формы жизни во Вселенной при первом контакте лучше всего воспринимают образ самого себя. На самом деле, мы можем выглядеть как угодно. Для нас это неважно.

– А что для вас важно? – спросил Антон, как можно более вальяжно.

– Для нас важны знания, это главная ценность во вселенной, поэтому мы готовы ими делиться.

– Какие знания?

– Знания, как работает ваше тело и сознание, мы изучаем формы жизни. Только с вашего согласия.

– И что со мной будет?

– Абсолютно ничего. Нужно только подписать эту бумагу и можно спускаться за оплатой в регистратуру.

– А как выглядит само исследование? Какой-то чип вставляют? Мазок, анализы? ДНК, я не знаю?

– Ничего этого не нужно, мы продвинулись далеко вперёд в технологии исследований, поэтому ты ничего не заметишь.

– Не замечу?

– Не заметишь, потому что ничего не произойдёт.

– То есть, просто подписать и всё?

– Да. Просто.

– Тогда, я не понял, зачем я говорю тут сам с собой.

– Я же объяснил, мы можем продемонстрировать любую форму.

– А на самом деле вы кто?

– На самом деле мы просто маленькие сознательные горошинки, если ты посмотришь на стол, я рядом с договором.

Антон присмотрелся, действительно, там лежала крошечная, сморщенная, чёрная горошинка, очень похожая на чёрный перец, он поморщился.

Антон в костюме подвинул ему ручку и договор.

– Ну хорошо, – сказал он горошине. – Только смотри без выкрутасов!

И подписал.

– Всё. Могу идти?

Антон кивнул дружелюбно, но невозмутимо.

В очереди в кассу стояли два человека.