Kitobni o'qish: «Аномалия»
В Пригорске не было гор, его окружали лишь пустынные холмы, слипшиеся снежными завалами. В середине этого бугристого блюдца лежал Пригорск. Покинутые и облупившиеся его домишки обреченно вязли в кривых сугробах. Целый город мертвых жилищ с тревожащими тайнами в пустых дверных проемах. Ближе к центру – клетчатые, бледно-желтушные пустые пятиэтажки, в середине – единственная «десятка», как маяк, видная отовсюду. С высоты ее верхушки городок походил на горсть мусора, беспорядочно разбросанную взрывом и присыпанную грязным снежным пеплом.
Пригорск – место насквозь продуваемое, неудобное, голодное и промерзшее до кристальной морозной хрупкости. В разгар Ядерной зимы выживать здесь было нечем, да и теплых подземок не имелось. А без них в вечном морозе не жить ни зверью, ни человеку.
Иногда, впрочем, в Пригорске появлялись люди, но не жильцы, сгинувшие и потребленные суровой природой давным-давно. Теперь здесь хозяйничали только добытчики, которые хищными муравьиными отрядами растаскивали на пожитки осколочки вмерзшего в землю великого прошлого, казавшегося когда-то обыкновенным настоящим.
– Жирное местечко! – плотоядно оскалился Пришлый. – Здесь много всего. Столько всего… Может даже еда! Док, здесь может быть еда. А мы хлама набрали… Всякого хлама!
– Это не хлам, – буркнул в ответ Доктор, со скрипом привинчивая к санкам очередной кусок жести. – Это электроактивные металлы.
Он с усилием стянул трофеи медной проволокой, одышливо запыхтел и уселся передохнуть на поваленное ветрами дерево, торчащее из–под снега седой шероховатой бочиной.
Док промышлял хабаром не первый год и хорошенько разбирался в том, что в заброшках хлам, а что ценно. Шутили, что Доктор – живое привидение Пригорска, ибо никто не знал этого городка так хорошо. Наряженный в бесформенный маскировочный комбинезон, скроенный из некогда белых простыней, он был похож на большого усталого снеговика с седеющей заиндевелой бородой. В подземках мужики стареют рано: сорок шесть – а силы уже нет, как говорят, вся в бороду ушла. Один дух. Но, зато крепкий, как старый коньяк в уцелевшем погребе.
Ходил Доктор всегда с командой, которую собирал из посельчан, желающих подзаработать. На сей раз на вылазку согласился Пришлый из безработной братии, да из молодых вызвался парнишка Димка. Из тех, что о довоенном имели в памяти только первую половину детства, но зато живущих в новом мире естественнее и увереннее.
Димка пристроился на бревно чуть ниже Доктора. Пришлый уселся на корточки напротив них и прислонился спиной к линялой стенке здания, во внутреннем дворике которого они притаились для передыху.
– И что? – он все время улыбался, но как-то недобро и неестественно, по-собачьи. – Будете электричество высекать? Из металлов… Трением высекать?
Димка усмехнулся – даже он, двадцатилетнее дитя подземок, знал, как это работает:
– Медь и цинк мы превратим в батарейки, – ответил он за Доктора и отшутился: – Ионы-позитроны… Электролитческая диссоциация, говоря простонародно.
Доктор коротко взглянул на Пришлого из-под светлых бровей, чтобы оценить серьезность любопытства. Но глуповатое выражение лица Пришлого, его вечная неровная улыбка, насмешливая и недоверчивая, остановили зародившуюся в сознании Доктора краткую лекцию по физике:
– Пришлый… – Доктор грустно вздохнул и с учительской строгостью оглядел собеседника: – Если хочешь, можешь остаться и похабарить, но тогда ты сам по себе. И платы не будет.
– А я что? – Пришлый все скалился и щурился, будто ему в глаза светили фонариком, нервно переминался, любопытно и тревожно озирался, осматривался. – Я согласен. Электрические диссации.
Пришлый – сухощавенький юркий мужичок из беженцев, наполнивших Поселок после падения Столицы. Изгнанный из рая, из мороженных теперь, но прекрасных и сытых когда-то, столичных теплиц, переселенец поневоле. С искаженным лицом, скованным спазмами, с глубокими морщинами поперек переносицы, незакрывающимся скалящимся ртом и хитро сощуренными мышиными глазками. И не находящий покоя своему подвижному телу. По мнению Доктора, невротик с множеством синдромов. Впрочем, Доктор – это только прозвище.
– А что было в этом здании, Сергей Михалыч? – спросил Димка, осматривая приютившее их п–образное здание.
– В этом здании… – со вздохом повторил Доктор и оглядел лущеные, некогда крашенные стены. Теперь они покрылись пятнами, похожими на таинственную карту потерянных навсегда материков. – Здесь была моя школа. Я был учителем истории, а моя жена – учителем литературы. Сейчас я уже стал забывать ее лицо… На втором, вон, напротив того окна, был мой кабинет.
Димка всмотрелся в окна. Добытчики не любили эту двухэтажку за внезапный скрип дверей второго этажа, пугающий из темных оконных дыр и за внимательные слуховые окна жестяной крыши. Да и форма здания тревожила их узостью обзора. Всех, кроме Доктора.
– А теперь ты Доктор! – оскалился Пришлый и прислушался к тишине школьных коридоров.
– Теперь все по-другому… – неопределенно ответил Сергей Михалыч. Он задумчиво рассматривал пятнистое небо, грязнеющее вечерними тенями. Внезапно его лицо вздрогнуло испугом, он пригнулся, соскочил с бревна и метнулся к Пришлому, к стене, жестом увлекая и Димку.
Тот с прыжка вжался в стенку, озираясь, поглядывая на Доктора и пытаясь понять откуда ждать опасности.
– На «десятке», – пояснил Доктор тихим полушепотом пока копошился в рюкзаке в поисках бинокля. – Я видел движение на десятом этаже.
Он торопливо накрылся куском белой тряпки, которой предстояло маскировать поклажу санок, и Димка с ловкостью скульптора распределил ее так, чтоб выглядывал только бинокль. Доктор плавно высунулся из-за угла здания.
– Ну что, Док? – занервничал Пришлый и засуетился под руку. – Чего видно? Кто там? Чего видишь?
Скалясь и часто моргая, он то всматривался в напряженный угол здания, из–за которого угрожала опасность, то озирался на темные окна, выискивая путь для отхода.
– Кто-то стоит на балконе десятиэтажки с биноклем, – глухо пробубнил из-под простыни Доктор. – Двое… Трое… Снайпер… Смотрит на меня!
Доктор сжался, отшатнулся назад, едва не свалившись на спину, но, подхваченный Димкой, быстро вскочил. Все они молча бросились снаряжаться: белые накидки, белые рукавицы, белые маски. Забелили и поклажу на санках.
– Сейчас за школой, – тихо обрисовал план побега Доктор. – Дальше спустимся в низинку, там за переулком овраг, по нему выйдем к железнодорожной насыпи, и под ней на окраину города.
– А кто был? – вырвалось у Пришлого, но Доктор уже потянул лямку, со скользким скрежетом пробираясь вдоль школьной стены. За ним впряглись и остальные, каждый в свою упряжь.
У угла школы задержались, по-звериному наблюдательно оглядели окружающие скелеты домов, цепляясь взглядами за трещины в стенах, издали похожие на таких же отчаянных и испуганных людей, готовых ко всему. Прислушались к звукам города, порождаемым вездесущими сквозняками: похлопывания сорвавшихся с петель ставен, настороженные скрипы грубо взломанных дверей, хрустальный звон провисших обледеневших проводов. Жуткая живая тишина, город все так же и мертв.
– Док, – Пришлый жадно перехватил взгляд Доктора. – Так, а кто там? Кто был?
– Мародеры. Работорговцы, – ответил Доктор и тронулся в путь.
Под прикрытием школьного здания спустились в проулок, теснящийся в пологой низине. По окна засыпанные снегом частные домишки выглядели маленькими, будто Пригорск – город карликов, а добытчики – злые великаны, растаскивающие чужие сокровища. И переулки городка сопротивлялись, как могли: запутывали дорогу, беспорядочно, с давно потерянной логикой, соединялись, изворачивались, ломались под разными углами. И только Доктор из них троих знал дорогу наверняка. Возможно, он знал каждый домик, каждую калитку, торчащую из–под снега зубастой верхушкой штакетника.
За город вышли быстро – страх подгонял. Попасться в рабы – хуже голодной смерти, хуже морозной пытки, ибо участь такого бедолаги страшнее и отчаяннее.
У последнего домика остановились, озираясь, вслушались в шипящую, почти безветренную тишину – никого. Хижину занесло выше окон, потому они просто вошли в ее чердак через пролом в крыше, как в раскрытую дверь, и разместились на печном боровке напротив дыры в кровле. Пахнуло чердачной пылью и потухшей печкой.
– Скоро стемнеет, – Пришлый тревожно озирался. – Темно будет. Пойдем в степь? За ночь не дойти, Док.
– Обратной дороги нет, – ответил Доктор, пялясь в серую рябь сквозь бинокль и выискивая возможных преследователей. – Дойдем до шахты и там заночуем. На “десятке” больше никого нет, и кто знает, заметили они нас или нет.
– Может, лучше через Змеиное озеро к рыбакам на водохранилище? – предложил Димка. – Даже, если они за нами погонятся, к рыбакам не сунутся. Мародеры не пойдут против торгашей.
Мародеры действительно не дерзнули бы выступить против торговцев – особой полукриминальной касты. Только сунься, и ни один человек в кластере не купит у тебя ничего и тебе не продаст. А водохранилище, его рыбная добыча, хотя и считалось промыслом поселковой администрации, а крышевалась местным торгашом. Вот только озеро – это не водохранилище.
– Может быть… – ответил Доктор. – Но никто не ходит по Змеиному: там столб. Если вы к этому готовы…
Димка задумался. О Змеином озере и впрямь говорили всякое.
