Kitobni o'qish: «Шуттовская рота»

Shrift:

Шуттовская рота

Пролог

Дневник, запись № 001
Принято считать, что каждый великий человек заслуживает собственного биографа. Именно поэтому я и взялся вести эти личные записки о деятельности моего шефа за время его службы в Космическом Легионе. Могут, конечно, найтись такие, кто поставит под сомнение его принадлежность к великим людям, но на это я должен буду возразить, что он все же очень близок к величию и что моя привилегия вести подобный дневник определяется в первую очередь тем, что я провел бок о бок с ним достаточно долгое время. К тому же должен заметить, что Чингисхан и Джеронимо¹ тоже в некоторых кругах считаются великими людьми.
Что касается моей собственной персоны, то я всего лишь слуга, или, по-военному, денщик, бэтман. (Людей малоначитанных я попросил бы воздержаться от восприятия этой должности как обязанности быть во всем похожим на популярного героя многочисленных комиксов. Я всегда считал, что такие книжонки – не очень-то достойный пример для подражания, и старался отговаривать тех, кому служил, от излишней тяги к этому липкому, навязчивому развлечению, каковым бывает их разглядывание.) Меня зовут Бикер, а все остальные сведения обо мне будут просто излишними.
Я был рядом со своим шефом еще до того, как он поступил добровольцем на военную службу, и тем не менее глубоко убежден, что действительно заслуживающий внимания период его карьеры начался именно с военного трибунала. Чтобы быть совершенно точным – с первого военного трибунала над ним.

Интерьер комнаты ожидания был того самого вида, встретить который можно лишь в вестибюлях захолустных театров, влачащих самое жалкое существование. У двух противоположных стен стояло по провалившемуся дивану неопределенной расцветки в окружении нескольких складных деревянных стульев, которые если и были новыми, то из самых дешевых, а единственный стол, заваленный множеством журналов, вполне мог бы сойти за рабочее место археолога.

Эту картину дополняли двое мужчин, явно куда более подходивших друг к другу, чем к окружающей их обстановке. Один из них был среднего роста, плотного сложения, в строгом гражданском костюме, гражд, как было принято здесь называть подобных людей. И все время, пока он с достоинством восседал на провалившемся диване, его румяное лицо сохраняло то вежливое выражение, какое обычно сопутствует процессу длительного ожидания. Казалось, он упорно не обращал никакого внимания на своего спутника, лениво созерцая экран микрокомпьютера, который держал в руке перед собой.

Второй из находившихся в этой комнате был внешне спокоен или старался так выглядеть. Худой и подвижный как хлыст, он, казалось, лучился едва сдерживаемой энергией, меряя шагами периметр комнаты. Если бы вдруг получилось так, что в приемной родильного дома оказались тигры, ожидающие появления на свет своего потомства, то зрелище переживаемого ими волнения мало бы чем отличалось от вида этого нервно расхаживающего молодого человека. Впрочем, возможно, правильнее было бы сравнение с пантерами, поскольку форма, которую носил молодой человек, имела цвет ночи и выдавала принадлежность ее хозяина к Космическому Легиону. Черный цвет был выбран Легионом не столько из соображений эстетики или маскировки, сколько исходя из того, что окраска должна скрыть тот факт, что Легион, ограниченный в бюджетных средствах, скупал за бесценок излишки самого разнообразного обмундирования. Но, как вы сами понимаете, не того, которое носил этот молодой человек. Звездочки на его воротнике указывали, что он имел чин лейтенанта, и, как у большинства офицеров, его форма была сшита на заказ в полном соответствии с единообразием обмундирования, установленным в Легионе. Качество ткани и ручная работа его одежды несколько отличались от общепринятого в подобных случаях, хотя он явно умышленно выбрал один из самых простых покроев.

– Сколько еще ждать, пока они объявят решение?

Вопрос сорвался с губ лейтенанта почти неожиданно как раз в тот момент, когда он начинал свой пятидесятый круг по комнате.

Мужчина, сидевший на диване, даже не глянул в его сторону.

– Не моего ума это дело, сэр, отвечать на такие вопросы.

Это была первая реакция на все ворчание лейтенанта, и тот решил ею воспользоваться, чтобы дать выход своему раздражению.

– Мне не нужна вот такая лакейская болтовня, Бикер! С каких это пор ты либо не имеешь собственного мнения на тот или иной счет, либо не решаешься им поделиться с мной… Я к кому обращаюсь?

Бикер оторвал взгляд от экрана микрокомпьютера и перевел глаза на лейтенанта.

– Ну, хорошо. На самом деле вы как вступили в Космический Легион, стали скрытным чуть-чуть более обычного, сэр… а может, это началось еще тогда, когда у вас только появилась мысль об этом. Однако в данном конкретном случае мне показалось, что ваш вопрос был чисто риторическим.

– Он был… ну, не важно. Ответь на него, Бикер. Давай, говори.

Осторожно, следя за каждым своим движением, дворецкий отложил в сторону компьютер.

– Я весь внимание, сэр. Не могли бы вы повторить свой вопрос?

– Чем, по-вашему, они так долго заняты? – сказал лейтенант, возобновляя движение по комнате, но на этот раз он делал это чуть медленнее, поскольку попутно был занят еще и тем, что выражал вслух свои мысли. – Ведь я же уже признал себя виновным!

– Простите, что повторяю прописные истины, – произнес Бикер, – но если вина уже установлена, то дело только за формулировкой приговора. И похоже, тут-то суд и столкнулся с некоторыми затруднениями, я имею в виду – какое наказание будет в полной мере соответствовать тяжести вашего проступка.

– Да, но что в этом может быть сложного? Я совершил ошибку. Ну, так что? Я более чем уверен, что и до меня бывали легионеры, которые совершали ошибки.

– Да, несомненно, – согласился Бикер. – Однако я не вполне уверен, что у многих из них были такие же отягчающие вину обстоятельства. Я более чем уверен, что если бы кто-то еще попытался начать обстрел позиций в момент церемонии подписания мирного договора, как было сообщено в средствах массовой информации…

Лейтенант при упоминании об этом поморщился.

– Я же не знал, что именно происходило в это время. Наши средства связи вышли из строя, поэтому мы так и не получили приказа о прекращении огня. Между прочим, у нас был приказ не пользоваться связью.

Бикер терпеливо кивал. Он уже слышал все это раньше, но понимал, что лейтенанту сейчас было необходимо еще раз вернуться к своим воспоминаниям.

– Насколько я понимаю, вам приказали нести боевое дежурство, соблюдая полную тишину и засекая каждый корабль, покидающий планету. Не было никакого разрешения производить бомбардировку.

– Но у меня не было и приказа этого не делать! Сражение, как правило, заканчивается в пользу той стороны, которая при удобном случае захватила инициативу.

Брови у Бикера выразительно взметнулись вверх.

– Сражение? А мне что-то показалось, что никакого ответного огня не было.

– Так именно потому я и предпринял эту акцию. Наши средства обнаружения показали, что противник снял свою защитную сеть, и я решил, что при быстром маневре мы сможем справиться с ними даже самым малым огнем и быстро и окончательно подавить весь этот мятеж.

– А он и без того был уже почти подавлен, – сухо заметил Бикер. – Именно поэтому и была снята защитная сеть.

– Но я не знал этого! Я только видел, что защита снята и…

– И приказали пилоту, находившемуся на боевом дежурстве, начать обстрел. Во все времена это приводило к разжалованию капитана корабля.

– Но это же самый заурядный случай нарушения системы связи, – едва не закричал лейтенант, избегая взгляда своего собеседника. – Интересно, до какой степени безумия они могут дойти? Ведь мы намеренно избегали целиться в людей, так что никто при этом не пострадал.

Бикер с невинным видом уставился в потолок.

– Я слышал, что материальный ущерб превысил десять миллионов…

– Ха. Я же сказал им, что я…

– …и что вы разнесли в клочья их флаг, причем в тот самый момент, когда он поднимался перед началом церемонии…

– Ну, это было…

– …а также огнем был уничтожен личный космический корабль посла, что и было самым неразумным поступком, ведь именно наш посол…

– Но они не зажгли опознавательные бортовые огни!

– Возможно, потому что боевые действия были прекращены.

– Да, но я… Ох, будь все это проклято!

Лейтенант неожиданно прекратил возмущаться и перестал ходить по комнате. Он медленно опустился на диван напротив Бикера.

– Как, ты думаешь, Бик, они поступят со мной?

– Дабы не рисковать прослыть нелояльным, сэр, – заметил дворецкий, вновь принимаясь за свой компьютер, – я бы предпочел воздержаться от предположений на этот счет.

Военный трибунал по делу младших офицеров предполагал в своем составе только трех человек. Атмосфера напряженности, к сожалению, нависшая над заседавшими, определялась главным образом присутствием старшего офицера.

Следует заметить, что у каждого человека, служащего в Легионе, было три имени: его прежнее имя, полученное при рождении, имя, выбранное при поступлении на службу в Легион, и прозвище, которое давали ему сослуживцы. Во всех записях канцелярии фигурировало второе имя, но звали людей обычно по третьему – прозвищу, полученному за особые качества и поступки, хотя очень немногие офицеры официально признавали клички, которыми их наградили нижние чины.

Полковник Секира представляла один из редких случаев, когда имя, выбранное ею самой, и полученное прозвище соответствовали одно другому. Это была скучного вида женщина с лошадиным лицом и пронзительным взглядом постоянно настороженных глаз, в которых не было даже намека на страх. Чопорный покрой ее мундира усиливал и без того в значительной степени неблагожелательное отношение к ней тех легионеров, кому нравилась более изящная и яркая одежда. Атмосфера строгости, окружавшая ее, которую можно было даже назвать пугающей, очень мало способствовала тому, чтобы идти на контакт с ней, и еще меньше тому, чтобы желать привлечь к себе ее внимание.

Уже одного этого было достаточно, чтобы вызвать полный дискомфорт у двух других членов суда, но было и еще кое-что, гораздо более значительное. Эта дама-полковник совершенно неожиданно явилась сюда из главной штаб-квартиры Легиона специально дня того, чтобы контролировать ход военного трибунала, и поскольку она сделала все, чтобы ограничить свой визит строго официальными рамками, простая логика подсказывала, что она постарается как можно скорее закончить с предварительным обсуждением и перейти к делу. Выводы, которые следовали из этого, были предельно просты: в штаб-квартире проявляли к этому делу особый интерес и хотели быть уверены во вполне определенном его исходе. Вопрос состоял лишь в том, что ни один из двух других офицеров не имел ни малейшего понятия, каким должен быть этот исход. Поскольку их мнения сводились, в общем-то, к тому, что лейтенант в назидание должен получить хороший урок, они пришли к соглашению, что вести себя следует достаточно осторожно, разыгрывая комбинацию «хороший – плохой» до тех пор, пока не поступят какие-либо четкие указания от председателя суда. Однако прошел уже целый час, а полковник так и не сделала ни одного намека относительно той линии, которой собирается придерживаться, со спокойствием на лице она продолжала выслушивать двух «спорщиков».

– Может, вы хотите еще раз просмотреть досье?

– Зачем? Там ведь ничего не изменилось! – почти прорычал майор Джошуа. Оливковый цвет его лица и природная энергия определенно отводили ему роль «плохого парня». Но он уже устал от этой игры и безуспешно пытался осмыслить происходящее. – Мне непонятно, почему мы до сих пор продолжаем обсуждать это! Парень совершенно однозначно виновен, черт бы его побрал, это же ясно как божий день! И если мы не накажем его, то всеми это будет воспринято как отпущение грехов.

– Послушай, Джош, я имею в виду майор, но ведь есть же смягчающие обстоятельства.

Грузный капитан Пухлик без труда справлялся с ролью «хорошего парня», исполняя обязанности адвоката дьявола². Защищать обвиняемых у него уже вошло в привычку, хотя данное дело было слишком трудным даже для его великодушия и терпимости. Но тем не менее он смело бросился давать отпор.

– Мы ведь требуем от наших младших офицеров, чтобы они проявляли инициативу и приобретали навыки руководителя. Но если всякий раз, когда будет происходить что-то неординарное, мы станем их грубо осаживать, то очень скоро они потеряют охоту делать то, что не предписано приказом или не оговорено в уставе.

Майор фыркнул, выражая полное несогласие.

– Ничего себе инициатива! Да это чистейший кровожадный оппортунизм! По крайней мере так отзываются об этом средства массовой информации, если я не ошибаюсь.

– Но ведь мы же не позволяем присутствовать журналистам при наших обсуждениях наказаний?

– Не позволяем, – согласился Джошуа. – Но полностью игнорировать общественное мнение мы все равно не можем. Ведь Легион – это основа целой системы, и катастрофы, подобные этой, могут у многих вызвать отношение к нему как к прибежищу преступников и неудачников.

– Если им нужны герои, то для этого есть обычная регулярная армия, не говоря о космодесантниках, – сухо заметил капитан. – Легион никогда не был прибежищем ангелов, включая, могу держать на этот счет пари, и сидящих в этой комнате. Думаю, от нас требуется осудить действия этого человека, не заботясь о репутации Легиона.

– Хорошо. Давайте еще раз вернемся к его проступку. Я до сих пор не вижу в его действиях ни одного смягчающего фактора.

– Он внушил одному из до глупости исполнительных, за что вы так ратуете, пилотов совершить несанкционированный бомбовый удар. Я знаю много командиров, которые никогда не пойдут на такое даже в том случае, когда у пилотов есть приказ о подчинении. И вы считаете подавление подобной инициативы вполне разумным?

– Это зависит от того, каким образом вы разграничиваете способность быть лидером и обычное подстрекательство к неповиновению. Все, в чем действительно нуждается ваш лейтенант, так это пара лет за решеткой, которые немного охладят его пыл. После этого он, возможно, дважды подумает, прежде чем принять опрометчивое решение.

– Вряд ли мы и в самом деле склонны к такому выводу.

Оба офицера тут же прервали свой спор и обратили все внимание на полковника, которая наконец-то вступила в дискуссию.

– Высказав несколько исходных положений, майор, вы сделали ряд основанных на них выводов. Но при этом существуют вполне определенные… факторы, которые следует принимать во внимание и которые вам просто не известны.

Она сделала паузу, будто взвешивая для верности каждое слово, в то время как офицеры терпеливо ждали.

– Я категорически против подобного решения и, более того, хочу надеяться, что нам никогда не придется его принимать. Как вам известно, каждый легионер начинает жизнь заново с того момента, как он или она вступает в наши ряды. Поэтому мы ни в коем случае не должны в своих решениях принимать во внимание поступки, которые они совершали до вступления в Легион. Чтобы и дальше придерживаться этого принципа, я прошу вас сохранить в строжайшей тайне не только все, что я скажу вам сейчас, но даже и сам факт нашего сегодняшнего разговора.

Она подождала, пока мужчины кивнули ей в знак согласия, прежде чем продолжить, но и после этого, казалось, ей трудно было называть вещи своими именами.

– Думаю, не надо объяснять, что лейтенант явно вышел из обеспеченной семьи. В противном случае он не смог бы стать офицером.

Ее слушатели терпеливо ждали новой для себя информации. Не было секретом, что Легион получал деньги, продавая офицерские чины… или, с куда большей охотой, устраивал платные испытания для желающих получить их.

– Должен заметить, что у него есть даже собственный дворецкий, – сказал капитан, вовсю изображая добродушие. – Возможно, это несколько претенциозно, но не вижу ничего плохого в том, чтобы некоторые из нас могли позволить себе такое.

Полковник сделала вид, что не слышала его замечания.

– Правда кроется в том… да, а имеет ли кто-нибудь из вас соображения относительно того, почему лейтенант выбрал себе такое имя?

– Скарамуш? – нахмурясь уточнил майор Джошуа. – Если не принимать во внимание общеизвестное отношение к этому персонажу, я не вижу в нем ничего особенного.

– Мне кажется, причиной могло послужить то, что молодой человек имеет склонность к фехтованию, – поспешил высказаться капитан, чтобы не уступать своему коллеге.

– Пожалуй, нужно оглянуться назад, в давние времена. Думаю, мне следует сказать, что настоящий владелец этого имени – типичный герой итальянской комедии, дурак и фигляр, в общем – шут.

Мужчины нахмурились и незаметно обменялись взглядами.

– Я не совсем понимаю… – не выдержал наконец майор. – Какое отношение это имеет к…

– Подумайте, что вам напоминает слово «шут»?

– Я все еще не понимаю…

Полковник тяжело вздохнула.

– Отвлекитесь на секунду и повнимательнее рассмотрите оружие на своем поясе, майор, – сказала она.

Озадаченный офицер взял свой пистолет и некоторое время разглядывал его со всех сторон, поворачивая в руке. Отвлек его от этого занятия неожиданный вздох, и он понял, что капитан уже с успехом справился с предложенной полковником загадкой.

– Вы имеете в виду?..

– Совершенно верно, капитан. – Председатель суда мрачно кивнула. – Ваш лейтенант Скарамуш не кто иной, как единственный сын и наследник ныне здравствующего президента и владельца компании «Шутт-Пруф мьюнишнз».

Ошеломленный майор уставился на пистолет в своей руке, на котором красовалось клеймо компании «Шутт-Пруф». Ведь если полковник была права, то лейтенант, которого он собирался осудить по всей строгости устава, был одним из самых молодых мегамиллионеров галактики.

– В таком случае, почему же тогда он вступил…

Слова застряли у него в горле, как только он поймал себя на том, что чуть было не совершил самую непростительную оплошность, какую только мог сделать легионер. С чувством неловкости майор вновь повертел в руках пистолет, чтобы избежать леденящих взглядов остальных офицеров. Хотя со стороны полковника и было допущено явное нарушение устава, когда она подняла вопрос о происхождении лейтенанта, никто и никого не имел права здесь спрашивать, почему он или она вступили в Легион.

Когда через несколько минут неловкость рассеялась, полковник вернулась к обсуждению.

– Так вот, при принятии решения нам следует учесть не только тот факт, что компания «Шутт-Пруф мьюнишнз» – крупнейший производитель и поставщик вооружений в галактике, не говоря уже о снабжении Космического Легиона, но также и то, что она – основное, даже единственное место, где могут найти работу увольняющиеся или уходящие в отставку легионеры. Я думаю, каждый из нас должен спросить себя самого о том, так ли уж велик проступок лейтенанта, что из-за этого следует осложнять отношения между Легионом и его главным поставщиком, даже если не принимать во внимание личную карьеру каждого из нас.

– Прошу прощения, полковник, но я никак не пойму – лейтенант и его отец, они что, не в ладах друг с другом?

Полковник Секира буквально пригвоздила капитана леденящим взглядом.

– Возможно. Но семья есть семья, и я не могу поручиться за реакцию отца, если мы засадим его единственного сына на несколько лет за решетку. Учитывая же вероятность того, что лейтенант в конце концов унаследует эту компанию, мне, например, когда я выйду в отставку, не хотелось бы иметь удовольствие просить у него работу, если окажется, что я была одной из тех, кто засадил его в тюрьму.

– Было бы куда легче, если бы он сам ушел в отставку, – мрачно пробормотал майор Джошуа, продолжая размышлять над новым поворотом дела.

– Действительно, – поддержала его полковник, становясь немного добрее. – Но он не собирается этого делать… а устав Легиона вы знаете не хуже меня. Мы можем наложить на легионера любой вид наказания, какой посчитаем необходимым, кроме одного: мы не можем выгнать его со службы, как говорится, под барабанный бой. Он может сам уйти в отставку, но принудить его покинуть Легион мы не вправе.

– Но возможно, если приговор будет достаточно тяжелым, он предпочтет отставку, – с надеждой предположил капитан Пухлик.

– Возможно, но я бы на это не полагалась. Я предпочитаю не блефовать, чтобы не сталкиваться с возможными последствиями обмана.

– Да, но как-то мы должны с ним разобраться, – сказал майор. – После всего того, что он услышал о себе из средств массовой информации, мы будем в дурацком положении, если не преподадим ему урок.

– Вполне вероятно. – Полковник натянуто улыбнулась.

Майор Джошуа нахмурился.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я имею в виду, что это, пожалуй, далеко не первый случай, когда легионер изменяет свое имя, чтобы избавиться от гоняющихся за ним журналистов.

– Надеюсь, вы не предполагаете всерьез оставить его без наказания? – вступил в разговор капитан. – После всего того, что он сделал? Я не вполне расположен спускать такие…

– Я вовсе не предлагаю оставить лейтенанта без наказания, – резко сказала полковник Секира, перебивая капитана. – Я просто думаю о том, что в этой особой ситуации самым мудрым будет такое решение, при котором мы найдем альтернативу его заключению в тюрьму. Возможно, мы должны подыскать для нашего неудачника новое назначение… достаточно неприятное, чтобы ни у него, ни у кого-либо из окружающих не зародилось мнение, будто этот суд был в отношении его просто небольшим шоу в стиле Дикого Запада.

Офицеры погрузились в молчание, стараясь придумать такое назначение, которое полностью бы соответствовало изложенным требованиям.

– Вот был бы он капитаном, – нарушил тишину майор, разговаривая сам с собой, – мы могли бы отправить его в роту под кодовым названием «Омега».

– Что такое, майор? – Голос полковника прозвучал неожиданно резко.

Джошуа заморгал, словно пробудился ото сна, и чуть встряхнулся, вспомнив о том, что председатель суда направлен сюда из штаб-квартиры.

– Я… Да так, ничего. Просто порассуждал вслух.

– Мне показалось, вы говорили что-то о роте «Омега»?

– Ну…

– А вы, капитан, знаете что-нибудь об этом?

– О чем? – ответил вопросом на вопрос капитан Пухлик, мысленно проклиная майора за длинный язык.

Прежде чем заговорить вновь, полковник смерила обоих мужчин леденящим душу взглядом.

– Джентльмены, позвольте мне вам напомнить, что я нахожусь в Легионе раза в два дольше вас. У меня есть глаза, и я никогда не считала себя дурой, и очень прошу вас не относиться ко мне как к таковой.

Двое членов суда буквально сжались от ощущения явного неудобства, будто школьники перед кабинетом директора, и это ощущение усилилось, когда она продолжила.

– Космический Легион по личному составу значительно уступает регулярной армии, а тем более войскам безопасности или силам быстрого реагирования. У них в этом отношении есть уже то преимущество, что каждое их действующее подразделение укомплектовано личным составом с какой-нибудь одной планеты, в то время как наша политика подбора кадров опирается на то, что мы принимаем на службу всех желающих, не задавая при этом лишних вопросов.

Я вполне понимаю, что такой подход создает массу проблем для таких, как вы, полевых офицеров. Но кроме слабой дисциплины и нарушения устава, наши беды множат еще и легионеры, которые вообще не подходят для несения военной службы. Я имею в виду разного рода никчемных людей, неудачников – называйте их как хотите. И я вполне осознаю, что в роте «Омега» наверняка регулярно случаются нарушения уставных отношений между легионерами. Эта рота фактически – свалка для всех нарушителей дисциплины, которыми не хотят заниматься полевые офицеры из-за чрезмерной занятости или просто по нежеланию. Когда об этих отбросах становится известно в штаб-квартире, то обычно в отношении их принимаются строгие меры, но постепенно все возвращается на круги своя, до следующего происшествия, и когда слухи очередной раз просачиваются наверх, игра начинается вновь.

Говоря это, полковник нетерпеливо постукивала по столу указательным пальцем.

– Мне обо всем этом прекрасно известно, джентльмены, и я хочу только задать вам один прямой вопрос: рота «Омега» по-прежнему представляет собой именно то, чем она всегда была?

Имея перед собой такой конкретный вопрос, офицеры практически не могли не ответить, и ответ их должен был быть предельно правдивым. Честность в Легионе являлась одним из основных требований (что вы скажете посторонним – это уже другое дело, но своих нельзя было обманывать ни под каким видом), и несмотря на то что участвующие в обсуждении были вольны использовать полуправду и недомолвки, в данном случае им оставлялось очень небольшое пространство для маневра – чем полковник и не преминула воспользоваться.

– М-м-м… – невнятно промычал майор, подыскивая слова помягче, чтобы сгладить предстоящую исповедь. – Эта рота состоит из гораздо большего числа легионеров, чем положено… причем у всех них некоторые трудности с соблюдением внутреннего распорядка…

– Неудачники и правонарушители, – вмешалась полковник. – Давайте называть вещи своими именами. Где они находятся?

– На планете Хаскина.

– Планета Хаскина? – Секира нахмурилась. – Не уверена, что мне знакомо это название.

– Планета названа по имени одного биолога, который занимался там исследованием болот перед тем, как началось строительство поселений, – с надеждой в голосе подсказал Джошуа.

– Ах да. По контракту с местными шахтерами. В общем, несут караульную службу на задворках вселенной, а?

Пухлик резко кивнул, испытав облегчение от того, что старший офицер так спокойно воспринял эти сведения.

– Офицер, командующий ими, проявляет некоторую… вялость, связанную, вероятно, со скорым его переводом…

– И, конечно же, с чем-нибудь еще, – мрачно добавила полковник. – Вялость… Нравится мне такая формулировка. Вам, наверное, стоило попытаться сделать карьеру в средствах массовой информации, майор. Пожалуйста, продолжайте.

– В действительности ситуация вполне может сама исправиться без вмешательства штаб-квартиры, – заметил капитан, стараясь избежать передачи разборки дел офицеров в штаб-квартиру. – По слухам, контракт тамошнего командира скоро заканчивается, и никто не думает, что он останется на дополнительный срок. Не исключено, что новый офицер сумеет взять ситуацию под контроль.

– Может быть… а может быть, и нет.

– Если же вас заботят трудности, связанные с изменением его назначения, – торопливо заговорил майор, – то я уверен, будут обычные трения…

– Меня заботит приговор нашему лейтенанту Скарамушу, – сухо перебила его полковник. – Если вы помните, именно это – предмет нашего обсуждения.

– Да… разумеется. – Пухлик облегченно вздохнул, поскольку был слегка озадачен внезапным изменением темы разговора.

– Я хочу сказать следующее, – продолжала Секира. – Принимая во внимание новую информацию, мне кажется, что недавно высказанные соображения майора вполне соответствуют тому, что нам нужно.

Это заявление заставило офицеров внимательно проследить за ходом ее мыслей. Справившись с этим, они оказались буквально захвачены врасплох.

– Что? Вы предлагаете направить его в «Омегу»? – воскликнул майор Джошуа.

– А почему нет? Как я только что уяснила, рота «Омега» для Легиона – вполне реальный факт. – Она наклонилась вперед, поблескивая глазами. – Подумайте об этом, джентльмены. Неприятное, безнадежное назначение может оказаться тем самым фактором, который убедит нашего молодого лейтенанта уйти в отставку. Если он не уйдет, то будет хотя бы убран с глаз долой самым простым и действенным способом и, таким образом, не будет для нас источником затруднений. Вся прелесть такого решения заключается в том, что никто, включая его отца и самого лейтенанта, не сможет упрекнуть нас, что мы не предоставили ему возможности продвижения по службе.

– Но единственная офицерская должность, какая там есть и будет в ближайшем будущем, это должность командира роты, – возразил майор, – и занимать ее должен по меньшей мере капитан. Вот что я имел в виду, когда говорил…

– В таком случае его следует повысить в звании.

– Повысить? – произнес капитан с болезненным осознанием того, что речь идет о чине, который имел он сам. – Мы собираемся наградить его за все эти нарушения? Мне кажется, тут что-то не так.

– Послушайте, капитан, вот вы бы посчитали за награду назначение в роту «Омега»? Даже если бы это было связано с повышением в звании?

Пухлик и не пытался скрыть гримасу, исказившую его лицо.

– Я слежу за ходом ваших рассуждений, – заметил он, сдавая позиции, – но будет ли это воспринято лейтенантом как наказание? Он ведь в Легионе новичок. Вполне возможно, что он не знает, что такое рота «Омега».

– Ничего, скоро узнает, – мрачно заметила полковник. – Ну так как, джентльмены? Мы пришли к согласию?

Вот с этого-то решения, безрассудного, принятого как акт отчаяния, в уже и без того пестрой истории Легиона открылась новая глава. Сами того не зная, офицеры, заседавшие в трибунале, просто-напросто заложили свои головы, не говоря про сердца и души, группе людей, известной в то время как рота «Омега» и которую впоследствии средства массовой информации предпочитали называть «Шуттовская рота».

1.Легендарный предводитель индейцев. – Примеч. пер.

2.Защитник безнадежного дела. – Примеч. пер.