Kitobni o'qish: «Вот бы лето не кончалось»

Бабуля

Светало. Далеко-далеко, за лесом, поднималось солнце, раскрашивая небо розовыми красками, и полоска света, сочившегося через окно, стелилась по деревянному полу. Был бы кот дома, он бы обязательно улёгся здесь, чтобы погреться. Но у него были и более важные дела, хорошо, если вернётся поесть.

Голубые ситцевые занавески, уже старенькие и выцветшие, но чисто постиранные, покачивались от слабого ветра и рисовали причудливые узоры из теней. Тихонько тикали большие часы на стене, а сломанная кукушка лишь молчаливо осматривала комнату. Это раньше она куковала чуть не каждый час… Да и когда было это «раньше»? Дети ещё маленькие были.

На столе осталась чашка с недопитым чаем и раскрытая книга с рассказами Паустовского. Иногда ветру удавалось приподнять страничку и даже почти перевернуть её, но каждый раз напрасно. Зато он с лёгкостью сдул со стола маленькую телеграмму.

«Приедем с ребятами утренним автобусом. Жди нас. Целую».

Звонко прокукарекал соседский петух, и будто бы ему в ответ послышалось зычное мычание коровы. Вдалеке залаяла собака. Деревня потихоньку просыпалась.

Проснулась и бабуля. Она открыла глаза, улыбнулась, и морщинки на её лице стали чуть глубже. Сегодня у неё очень важный день, и нужно многое успеть сделать.

Бабуля, кряхтя, села на кровати, её пружины пискнули и провалились к полу. Нащупала помятые тапочки и сунула туда ноги, встала. Слегка потянулась, потёрла руками лицо, глубоко вдохнула. Воздух из распахнутого окна сочился свежий, вкусный. Бабуля даже порадовалась, что забыла закрыть створки. Новый день – новая жизнь.

Она прошелестела подошвами по скрипучему полу и остановилась у комода, пощупала жилистыми пальцами по кружевной скатёрке и ухватила пару шпилек. А потом, смотрясь в круглое зеркало, приладила их в седые волосы, заколов те в тоненький рогалик. Это в молодости у неё были густые косы, а теперь…

«Есть ещё что в пучок заматывать, и то хорошо, – подумала бабуля, – у деда и вовсе – лысина».

Взгляд её скользнул по чёрно-белым фотографиям, вставленным под рамку зеркала. Тут она была совсем ещё молодой девицей с ясным взглядом. Ох, сколько у неё было впереди и радостей, и горестей! А рядом стоял высокий темноволосый парень, теперь-то уже дед. Он от того, что волосы подрастерял, нисколько не расстраивался, даже гордился, что череп у него «вон какой ровный!».

С другой же стороны сияли яркими красками снимки их дочерей да внуков. Радовалась она, когда те приезжали погостить. Жаль, что ненадолго всегда.

Бабуля стянула со спинки кровати халат и побрела на кухню. Со сна тело её ещё плохо слушалось, но ничего-ничего, расходится, не догнать будет. И тут послышался какой-то грохот. Бабуля засеменила быстрее да так и охнула, войдя в кухню.

– Батюшки! – всплеснула она руками.

Железная крышка валялась на полу, а на лавке, чуть не наполовину в тарке, стоял неизвестный серый кот. Задние лапы он поставил широко, для устойчивости, передними упирался в бидон. А как услышал шум, сразу поднял голову, испуганно уставился на бабулю огромными глазами. С его шерсти и усов предательски стекало молоко.

– Ах ты паршивец! – шикнула на него бабуля. – Да как ты сюда пробрался? И где наш Кузька-защитник? Лодырь какой!

– Мяу! – обиженно ответил незваный гость и сиганул вниз.

На секунду замешкался, бросив взгляд на тарку, и даже облизнулся. Но тут бабуля схватила полотенце, и кот, ловко обойдя старушкины ноги, скрылся в комнате.

– Ворюга! – побежала она следом, да только и видела серый хвост в окне, что вечером забыла закрыть.

– Ну и ну! – бабуля покачала головой и пошла будить деда – рассказать, что случилось прямо у него под носом.

***

Заливистый храп с печки слышался по всей избе. Дед любил там спать и зимой, и летом; и кот к нему приходил – места обоим хватало, даже лишка было. Сегодня только без Кузьки – тот всю ночь где-то гулял.

Бабуля остановилась у приступков и ткнула деда в пятку:

– Колька! Эй! Просыпайся!

– Чего тебе? – буркнул он в ответ, но ноги подтянул поближе. – Сама встала ни свет ни заря, так другим не мешай. До автобуса ещё долго. Успею.

– Да я не про это! – выдохнула она. – У нас в избе воры, а ты дрыхнешь!

Дед заворочался и начал спускаться.

– Воры? Где? – он потёр кулаками глаза, осмотрелся, но особо ничего не заметил. – Что украли?

– Вот! – бабуля подняла с пола крышку и потрясла ей перед носом деда. – Пришёл среди ночи и попортил нам целую тарку молока! И Кузька не следит, бродит где-то.

– Да кто? – всё ещё не понимал дед. – Нюрка, объясни нормально.

– А я у него паспорта не спрашивала, – бабуля закрыла тарку крышкой и махнула рукой. – Столько молока…

Дед только почесал лысину и подошёл к столу, плеснул в стакан воды. Выпил. И тут заметил в окне ушастую серую морду.

– О, снова Стёпка пришёл. Нравится он мне. Ласковый такой. Видно, что чей-то был, да видать не нужен стал.

Бабуля прищурилась и снова охнула.

– Да это же тот самый бандит, что молоко испортил! А ну-ка пошёл отсюда! – она потрясла кулаком, и кот тут же скрылся.

– Да пошто ты гонишь-то его? Хороший же… – вступился дед.

– Хорошие коты в чужие дома не лазят, – бабуля сложила руки на груди. – И не надо его приваживать сюда. Или ты уже?

Она пристально посмотрела на деда. Тот пожал плечами и широко зевнул.

– Пойду воды принесу.

Он накинул куртку, взял два ведра из-под лавки и вышел в сени.

– Ну, дед… – проговорила бабуля и посмотрела на тарку. – И куда теперь всё? Кузьке разве что…

– Мяу! – будто в ответ мяукнул кот, и она почувствовала, как в ногу ткнулось что-то мягкое.

– Пришёл, гулёна, – бабуля потрепала его по рыжей голове – шерсть была ещё прохладной после улицы. – Ну, иди, что ли, молочка налью.

***

Раннее утро потихоньку взрослело. Вот уже и нет тех ярких жёлто-розовых красок, что казались такими сочными, все они растворились в голубом сиянии бескрайнего неба. Так и дети, озорные и бойкие, вдруг в какой-то момент становятся колючими подростками, а потом и задумчивыми взрослыми.

Хорошо бы оставить в себе на всю жизнь эту детскую игривость.

Баба Нюра, или просто бабуля, в глубине души всё ещё чувствовала себя весёлой рыжеволосой девчушкой. И порой, если была в настроении, то и деда за бок ущипнёт, и Кузьку верёвочкой подразнит.

А однажды, когда к ней внуки приезжали, она достала альбомы с фотокарточками, и был там один снимок из детства. Бабуля, тогда ещё совсем девчонка, сидела на коленях у мамы и щурилась от солнца. Короткое платье в горошек собралось складочками, а ноги в носочках так забавно скрестились. Тепло было на душе от воспоминаний, приятно.

Но Ванюшка с Лизой только хихикали:

– Да разве это ты, бабуля? Эта девочка совсем на тебя не похожа.

И тогда на лице её появлялась грустная улыбка…

Прошло время, назад не воротишь. Не будет она уже никогда прежней молодой девчонкой. Да и правда, глаза уже другие, нос не та пуговка, гладкое лицо изрезало морщинами. Как теперь детям докажешь, что тот человек на снимке, это ты? Да и надо ли? Главное, что сама она знала и помнила. А в её возрасте это тоже немаловажно.

– Ты наша любимая бабуля, – говорили внуки и прижимались к ней.

И сердце наполнялось теплотой.

Но бывали дни, когда и бабуля ворчала и бубнила. Вот как сегодня утром. Пока дед собирался, она только и ходила за ним следом.

– Тебе, что ли, всё равно?

– А тебе вот заняться нечем больше, только за мной ходить? – нахмурился дед.

Бабуля поджала губы, ушла на кухню. Погремела посудой, открыла окошко. Свежий воздух струйкой забрался внутрь. Вытащила картошку – нужно будет начистить и нажарить. Целую сковородку. Внуки страсть как её любят. Но кот этот ей покоя не давал, она снова вернулась к деду, а тот уже куртку надел, рюкзак на спину накинул – продуктов взять. В продмаг такой вкусный хлеб привозят, главное, успеть ухватить самый первый – с пылу с жару, с хрустящей корочкой и мягкой серединкой.

– Вот так и воры зайдут, ты скажешь: «Берите, что хотите». Да?

– Нюрка! – вздохнул дед. – Ну чего ты начинаешь опять? Жалко тебе этого молока?

– Конечно, мы же люди добрые. Нам не жалко.

– Вот прицепилась.

– Я Ванюшку с Лизой хотела молоком этим угостить. Или пюре сделать. А теперь как?

– Как-как? Новую тарку возьми у Людки. У неё поди корова не перестала молоко давать. Эка печаль.

– Всё вот у тебя так легко и просто, – покачала головой бабуля.

– С кем поведёшься… – дед погладил её по спине крепкой рукой, будто постучал. – Я пошёл! Жди с гостями.

Хлопнула дверь. Шаги и скрип половиц становились всё тише. И тут снова раздался уже знакомый бряк…

– Ах ты, паршивец! Снова забрался?! – Бабуля вошла в кухню и увидела лежавшую на полу крышку.

Только на лавке сидел Кузька. Он перестал вылизывать свою довольную рыжую морду и посмотрел на бабулю.

– Мур? – муркнул он и продолжил умываться.

– И ты, Брут… – вздохнула бабуля. – Будь оно не ладно, это молоко. И правда, схожу к Людке, да нового возьму.

Она села рядом с котом на лавку, погладила того по спине морщинистой рукой.

– И что я так распереживалась из-за него? Чай не конец света.

– Мур-р-р-р, – будто подтвердил Кузя.

– Давно внучат своих не видела. Соскучилась уже…

Бабуля вздохнула и посмотрела в окно. Тонкие веточки берёзы покачивались от ветра и иногда толкали своими зелёными боками стекло.

– Мяу! – Кузя спрыгнул со скамьи и ловко заскочил на подоконник.

Потёрся о деревянную раму с облупившейся белой краской и исчез – юркнул через открытую створку, только его хвост и видели.

– Да, верно, Кузька, и мне пора за дела приниматься, – проговорила бабуля.

***

Совсем скоро должны были приехать. Бабуля уж и посуду перемыла, и чайник вскипятила, и картошечки нажарила. Всё в её руках спорилось, выходило ладно да складно. Напевала что-то себе под нос, будто и не восьмой десяток ей шёл, а только четвёртый. Никто под ногами не крутился, не мешал. Да и того серого кота не видела, и хорошо. Нечего на чужое молоко зариться! Ишь, чего удумал. Только вспомнились ей вдруг дедовы слова, что чей-то он был. В голове не укладывалось, как же так можно – взять животинку, пригреть, а после выбросить, как ненужную вещь? Разве ж это по-людски?.. А может и ничейный он. Сам по себе бродил.

Наконец, послышалась возня и детские голоса.

– Приехали! – бабуля наспех вытерла руки о фартук и пошла к дверям.

Первым зашёл дед.

– Принимай гостей, Нюрка! – сказал он и поставил рюкзак на пол. – Хлеба взял три буханки. Колбаски да конфеток.

– Проходите-проходите, – бабуля включила в сенях свет. – Чего там застряли?

– Ой, мама, здравствуй, – сказала Катя, прошла в избу, скинула сумку и крепко обняла бабулю. – Да вот, копошатся чего-то. Друга себе нашли.

– Здравствуй, Катерина, – баба Нюра погладила её по спине, похлопала. – Дождалась. Как доехали? Автобус большой был?

– Да нормально. ПАЗик, но удобный. Кресла мягкие.

– Вань, Лиза! – крикнула она в сени. – Ну, вы чего? Долго там будете стоять?

– Идём, мам! – ответили дети хором.

Послышался топот маленьких ног, какое-то шушуканье.

– Давай ты, – горячо шептала Лиза брату.

– Почему я?

– Ты же мальчик! Ты смелый.

– Ну уж дудки!

– Идите сюда, обнимите бабушку, – бабуля раскрыла объятия, когда увидела светлые головы внуков на пороге.

Ваня что-то прятал за пазухой, а Лиза топталась рядом. И лица у них были загадочные-загадочные.

– Бабуль, – проговорил Ваня и глянул на неё огромными голубыми глазами. – Давай он будет здесь жить?

– А мы тебе помогать будем! – поддакнула Лиза. – Всё-всё-всё делать, что нужно!

– Кто, милые мои? – бабуля даже прищурилась да так и охнула.

За пазухой сидел тот самый серый кот.

– Мяу?

Бабуля даже не знала, что сказать, так и смотрела молча на серый комок за пазухой у внука. Кот тоже смотрел на бабулю, почти не мигая, и та заметила, что глазищи у него были огро-о-омные и зелёные-зелёные. Кот подёргал ушами и понюхал воздух: пахло жареной картошечкой. Но сидел, не вырывался.

Дед выглянул с кухни, хмыкнул. Катя подошла к матери, погладила по плечу.

– Шутят они, конечно. Куда вам с папой второй кот.

– Мы не шутим! – возмутились дети.

– Как мы теперь его обратно… на улицу? – проговорил Ваня, и его подбородок предательски задрожал.

– Он всегда там жил, всё уже знает, – сказала Катя.

– Но мы… Но мы… – заговорила Лиза. – Мы же ему ОБЕЩАЛИ!

Она тоже чуть не плакала.

– Ну-ну-ну, полно воду разводить, – улыбнулся дед. – У обоих уже глаза на мокром месте.

– А ты, Нюрка, чего застыла? – Он потрепал кота по серой голове. – Чай не рада новому жителю?

– Без меня меня женили, – покачала головой бабуля. – Проходите уже, чего в дверях стоять.

– А куда Стёпку? – протянул Ваня.

– Ты уже и имя его знаешь? – удивилась бабуля.

Дед усмехнулся и скрылся в кухне.

***

Сегодня в комнате было шумно. На круглом столе красовалась цветастая скатерть и блестел начищенными боками железный чайник. Бабуля расставляла тарелки, Катерина резала зелень, дед накладывал всем картошку. Вкусно пахло свежими огурцами. Ваня с Лизой нашли верёвочку и гонялись с ней по дому, а за ними – осмелевший Стёпка. Это он только утром такой робкий был.

Вдруг послышалось шуршанье за окном. Ваня оставил верёвочку сестре и открыл створки. Кузя, висевший на когтях, подтянулся и, царапая бревенчатую стену, забрался внутрь.

– Мур! – он потёрся головой о руку мальчика и хотел было спрыгнуть на пол, как вдруг увидел Стёпку.

Рыжий хвост мгновенно распушился, шерсть на загривке поднялась дыбом.

– Ф-ш-ш-ш! – зашипел Кузя.

Стёпа тоже встал в позу: вздыбился, изогнулся скобкой и на кончиках лап попятился вбок.

– Ой-ёй-ёй! – Лиза зажала рот ладошкой. – Они что – не хотят дружить??

– А ты как думала? – усмехнулась бабуля. – Кузька всегда был единоличным тут хозяином. А теперь с кем-то делиться.

Катерина ловко подхватила Степана на руки, погладила по спине.

– Тише-тише, что ты начинаешь? – проговорила она.

– Мам, права ты была, не стоило его брать домой…

Бабуля промолчала, только покачала головой. Подошла к окну, положила морщинистую руку на мягкий лоб Кузьки. Кот стал чуть спокойнее, опустил шерсть, но всё равно урчал. Бабуля взяла его на руки, прижала к себе. Кузя сначала закрыл глаза, даже завёлся по привычке, как маленький трактор, а потом встрепенулся и очень строго посмотрел на «засланца».

– Ур-р-р-р, – сердито заурчал он.

– Не ворчи, Кузьма, – погладила его бабуля. – Ты ведь тоже сам к нам пришёл.

– Ага, – поддакнул дел. – Выхожу как-то на двор – а там кот этакий сидит. Нахохлился, как воробей. Рыжий-рыжий.

– Я и не думала, что такие рыжие-то бывают, – добавила бабуля. – Как солнышко. – Она прижала Кузьку к себе.

– И на другое утро сидит. И потом, – продолжил дел. – Так и стал у нас жить.

– Нехорошо будет, что приютили зверёныша, а после – выгнали его, как ненужного. Пущай живёт, – кивнула бабуля и даже, кажется, подмигнула Степану. – Только молоко больше чтоб не воровал! – она погрозила ему пальцем.

Стёпка зажмурился и тихонько замурлыкал.

***

Сели обедать. Давненько за этим столом все вместе не собирались, а теперь каждый стул занят был. Послышалось мерное звяканье ложек и вилок. Дед взял чашку с чаем, подул и с удовольствием отхлебнул.

– Какая всё-таки вкусная картошка, – сказала Катя и рассмеялась: – Я, пожалуй, добавки буду просить.

– Ешь-ешь, – кивнула бабуля. – Это ведь не у вас в городе.

– Я бы даже и жить тут осталась. Если бы уборная была в доме, – пожала плечами Катя. – Хорошо здесь, спокойно.

– Ой, а мы люди не гордые и во двор ходим, – бабуля тоже отхлебнула чаю. – А воздух здесь какой чистый!

– Так бы и съела его.

– А как его есть? – не понял Ваня. – Он же… – мальчик провёл рукой перед собой и попробовал поймать воздух в кулак, – невидимый.