Kitobni o'qish: «Последний бой героя»
Посвящение
Посвящается всем русским классикам
22 февраля 2022 г. 23:21
«Насилу я
На волю вырвался, друзья!
Ну, скоро ль встречусь с великаном?
Уж то-то крови будет течь,
Уж то-то жертв любви ревнивой!
Повеселись, мой верный меч,
Повеселись, мой конь ретивый!»
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
-–
Радостные крики схлёстывались в единый поток; он то становился тише, то снова распалялся. Наверное, этот гул был слышен даже за каменной толщей забора, огораживающего владимирский дворец от остального мира.
Солнцепёк раздухарился небывалый. Двое дружинников стояли сразу у крыльца гридницы, где гремел пир. Они стойко выдерживали прямые солнечные лучи, хоть каждый и чувствовал, как нагрелись его доспехи; как солёный пот течёт со лба на растресканные губы.
– Отродясь такой духоты не бывало, – проворчал один сиплым голосом, напряжённо оглядываясь по сторонам. Он хотел перебросить алебарду в другую руку, но не мог – в той он держал круглый щит, очень тёмного цвета. Цвета засохшего граната. Полоски из стали, прибитые крест-накрест, прибавляли ещё несколько килограммов к весу. – Солнцепёк.
Второй промолчал, тоже посматривая по сторонам. Он переминался с ноги на ногу, переставляя поистёртые кожаные сапоги, побрякивая серой кольчугой… Это только кажется, что быть воротницким стражником – плёвое дело. Но нести пост, стоя на месте, иной раз бывало даже хуже, чем крошиться о стан врагов. Жара! И ни глотка воды, а до смены ещё уйма времени.
Из пристройки у гридницы – широкого, массивного сруба из толстенных брёвен цвета олифы – вышла приземистая девчушка, сдобная, толстощёкая. Она держала перед собой поднос с нарубленной варёной говядиной. Звали прислужницу Настюшка, и она всё время была молчалива.
– Закатил пир, что аж каждая собака знает, – с необычайным негодованием произнёс второй стражник.
– Ты чего это? – всполошился первый, прочертив у себя по лбу глубокую морщину.
Настюха стала медленно подниматься по ступеням гридницы – деревянным, высоченным, – даже не взглянув на воинов. Из пристройки, – а это была кухня – вышли ещё две служаночки – одна высокая и худая, в белом платке, а вторая – совсем юная и рыжелицая девчушка. Одна несла с собой медную кастрюлю, от которой за версту несло квашеной капустой, а вторая – небольшой деревянный бочонок. По всей видимости, крепкий мёд.
– Да я о том, что кого здесь только нет, – огрызнулся второй. То ли по той причине, что жарился на улице, а не справлял свадьбу, то ли действительно его что-то волновало. – Ты посмотри, даже этого треклятого… – Он перешёл на шёпот, будто опасался, что его услышат. – Этого треклятого чернокнижника позвали. У него череп на поясе болтается, а его за стол садят!
– Не переживай, Борька, – отмахнулся первый. – И ты за столом будешь сидеть…
– Ох, не нравится мне всё это, чует моё нутро, – сказал Борька, и снова начал озираться,
опасаясь, что тот, о ком он говорил, резко окажется на крыльце.
Но чернокнижника там не было – сейчас он сидел крайне угрюмый среди орущих поздравления гостей. Да, тут было много всяких дружинников в кольчугах, и витязей в кожаных кирасах, и бояр в разноцветных рубахах, и он выделялся из них всех. Прежде всего тем, что он сам был знатным воителем за этим столом – суровым и воинственным. За его плечами были сотни кровавых битв, и он ничего не боялся. Чуть ли не неделю назад он разбивал черепа своим чёрным топором печенегам под Краснопольем, а сейчас уже здесь – развалился на стуле.
Звали его Рогдай. Всякий, кто осмеливался взглянуть на него, отводил взгляд – настолько свирепо он смотрел. Его мертвенно-бледная лысая голова выделялась на фоне его одеяний. Он был одет в чёрную шершавую броню, выкованную из чешуи какого-то гигантского змея, которого он сразил ещё подростком. Правый наплечник гребнем возвышался чуть ли не до уха; левый же спускался до локтя, почти соединяясь с железной чернильно-сливовой рукавицей, которую он не снял даже сейчас – во время пира. На широком стальном поясе у него действительно висел череп с одной стороны, приделанный к тонкой серебряной цепочке. Жёлтый, потёртый череп с пустыми темнеющими впадинами вместо глаз… С другой же стороны у него висел тот самый наиострейший топор полностью чёрного цвета. Что обух, что узкое лезвие, расширяющееся к концу, – одного цвета; будто уронили его в бочку с чернилами. Увесистый, смертельно опасный.
Поверх правого плеча торчала кроваво-красная рукоять меча, покоящегося в ножнах на спине. Вообще Рогдай выглядел так, будто не на княжеском пиру сидит, а где-то под Логовом Василиска готовится к тяжёлому бою.
Поговаривали, что Рогдай заполучил не только кожу змея, из которой ему сделали кирасу, чёрные, как смоль, сапоги и поножи, но ещё и яд. Поэтому своё оружие он смазывал им, и даже небольшая рана для его врага становилась чрезвычайно фатальной…
Исподлобья он глядел на пару, сидящую друг напротив друга – сразу рядом с Владимиром. Они с таким обожанием смотрели друг на друга, что Рогдай даже сломал свою ложку (деревянную!) и не притронулся к прекрасной ухе. Он понимал, что взгляд его острых глаз может привлечь их внимание, но ничего с собой не мог поделать. Он клацал челюстями, чесал рукавицей свою черно-седую бороду, но всё равно смотрел на них.
Под боком недовольно пыхтел и кряхтел ещё один неудачливый воздыхатель – Фарлаф, обычно любивший пиры и говоривший тосты через каждую кружку мёда или пива, но сейчас он бубнил что-то себе под нос. Он тоже хотел быть на месте жениха Людмилы, но судьба сложилась иначе… Он сидел в какой-то серой свободной рубахе, подпоясанной кожаным ремнём, и сейчас вовсе не напоминал собой витязя. Чем больше чашники наливали ему мёда и вина, тем всё беспокойнее он становился, но на новобрачных старался не смотреть.
– Возрадуйтесь же, дети мои! – громогласно сказал Владимир. Он встал из-за стола, держа в необъятной ладони кубок с вином. Лицо его светилось от счастья, озаряя и рыжую бороду, и серые глаза. Мощная грудь спокойно вздымалась под зелёным камзолом. – Сегодня великий день! Поистине! Моя младшая дочь, моя замечательная Людмила, венчается с доблестным сыном земель русских. Я благословляю их на вечный союз.
– Ура! – закричали гости и застучали по столу кубками и кулаками.
Красные купеческие рубахи пестрели средь дружинных блестящих кольчуг. Чернобородые, кудрявые, рыжие, златоусые – все они приветствовали новую чету и искренне радовались. И опустошали стол, естественно. Чашки, кубки, кружки. Белая икра, чёрная. Карасёвая икра, солёная рыба в сливовом рассоле, пряженые пироги.
Белая скатерть претерпевала небывалые изменения в цвете по всей поверхности длиннющего стола. Так и грохотал пир, и все приветствовали дочь князя и её возлюбленного.
Руслан же не замечал ничего вокруг: настолько его поглощала супруга в белом одеянии, чьи русые волосы ниспадали по хрупким плечами, а большие голубые глаза смотрели на него самого. На её тонких губах играла едва заметная улыбка. Она то опускала взгляд, то поднимала. Её лицо кроме природной красоты украшала ещё девичья стыдливость, и она не могла никак её прогнать.
Руслан, конечно, чувствовал неприятный взгляд Рогдая – как будто тот вот-вот вскочит с места и заорёт что-то непотребное… Но его это особо не беспокоило – перед ним его любимая, и скоро она станет его полноправной женой, хранительницей очага и матерью его детей.
И пир продолжался. Гремела посуда, лилось вино, мёд. Чашники только успевали ходить туда-сюда, как и прислужницы. Вечер неуклонно приближался, заставляя хмелеть присутствующих. Удлинялись тени.
Потом вышел бард в ярко-красной рубахе и в синих широких штанах, державший в опалённых солнцем руках гусли. Бархатным голосом он спел песню о князе, его добродетели, его прекрасных дочерях. Почти все слушали его, кроме охмелевшего Фарлафа и озлобленного Рогдая, вертевшего в руке пустой кубок.
Неожиданно Владимир медленно поднялся опять. Все последовали за ним.
– Пора, – сказал он. – Сопроводим же новобрачных…
Все молча подались от стола, давая возможность Руслану соединиться с Людмилой. Он мягко взял её под руки, заставив засмущаться ещё сильнее, а затем повёл к выходу из гридницы. При нём не было ни оружия, ни даже шлема – только его серая клёпаная кольчуга мерно позвякивала кольцами.
Проходя мимо Рогдая и Фарлафа, он почувствовал холод, как будто прошёл рядом с куском льда, но всё равно не стал оглядываться на них. Лишь отметил, что кроме них недоволен союзом ещё один человек – парень чуть старше него самого, у которого через плечо была перекинута волчья шкура. Досада проступала на его смуглом лице, и между бровей то и дело собиралась мимолётная складка. Но злости во взгляде не было.
То был Ратмир – хазарский хан. Спокойный, исправный воин.
Новобрачные прошли к выходу из гридницы; на улице уже жара спала.
– Что я хочу всем сказать… – начал Владимир своим зычным голосом где-то позади.
Гром грянул внезапно, будто огромной кувалдой со всего маху приложились к железному тазу необъятных размеров. Где-то испуганно заржали кони.
Руслан почувствовал, как Людмила крепко вцепилась ему в руку, но не издала ни звука.
– Не робей, моя душа, – сказал он ей. – Это всего лишь погода беснуется…
Налетевший порыв ветра был настолько сильным, что свалил сразу обоих стражников, стоявших у крыльца. Тьма вскружилась меньше, чем за секунду, просто упала откуда-то сверху. Людмила вскрикнула от неожиданности.
– КАК Я РАД ВАС ВИДЕТЬ! – раздался басистый голос. – ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ!
И тут Руслан скорее почувствовал, чем увидел, что его возлюбленную тянет в сторону. Хватка её на мгновение стала сильнее, а потом руки просто соскользнули. Он увидел в навалившейся тьме огромные костлявые пальцы – призрачные, но вполне осязаемые.
Испуганный крик Людмилы резко стал глуше – будто муху накрыли банкой, – а потом и вовсе затих. Темнота внезапно растворилась, оставив только кряхтящих стражников у крыльца и растерявшегося Руслана, беспомощно озиравшегося по сторонам.
На крыльцо высыпали купцы и воеводы. Первыми выскочили, конечно, Рогдай и сам Владимир. Первый положил руку на свой топор и смотрел на Руслана совсем уж по-волчьи.
– Что тут делается?! – воскликнул князь. – Руслан, где моя дочь?!
– Не понимаю, – честно отозвался витязь. – Похищена безвестной силой!.. Отец, прямо при мне её схватили!
– Как ты мог?! – вскричал разгневанный князь, сжав кулаки. Но голос его задрожал. – Я доверил тебе своего ребёнка! О, горе мне! Стража, что тут было?!
– Не знаем, – честно ответил один из них и опустился на колено. – Прости нас, князь. Мы ничего не смогли сделать.
– Ааааа! – вскричал Владимир и досадливо ударил кулаком по ладони. Он принялся расхаживать туда-сюда, беспокойно стуча сапогами, в то время как его придворные стояли, опустив головы. Но не все. – Что делать? Что же делать, други?!
– Выручать твою дочь надо, – сказал Рогдай своим сипловатым, совершенно спокойным голосом. – Не может тут двух мнений быть… Скакать надо за ней.
– О, сжальтесь надо мной, – проскрежетал Владимир, и на его глазах выступили слёзы. – Кто отыщет мою дочь? Кто не оставит старика в беде?
– Я, – слабо сказал Руслан, который до сих пор не мог прийти в себя.
– Сиди уже, – сказал ему Рогдай. – Ты уже сделал, что мог. Я найду твою дочь, отец.
– Я тоже могу, – пьяно ответил Фарлаф. – В конце концов, я тут самый известный воин…
– Ты известен тем, что можешь пить без передышки трое суток, мой драгоценный брат, – с едва заметной усмешкой заметил Ратмир. – Я способен спасти Людмилу.
– Слушайте, дети мои! – сказал Владимир и воздел руки к ним, будто они были последней его надеждой. – Спасите мою дочь! Кто её спасёт, тому я отдам её в жёны! Проси чего хочешь, герой! Хоть полкняжества в придачу!
– Не смей сумлеваться, отец, – сказал Рогдай и быстро спрыгнул с крыльца. – Спасу я Людмилу, не успеет даже затосковать по дому отчему. Коня мне!
Последний его окрик был настолько грубым и грозным, что купцы на крыльце невольно отшатнулись. Никто из них не стал бы соперничать с Рогдаем. По слухам он был не только жестоким воином-чернокнижником, но и жрецом Позвизда…
Откуда-то из-за гридницы появился мальчик-паж, тянущий за собой коня – огромного, чёрного, чья мощная шея отливала блеском. Густая смоляная грива ниспадала почти до брусчатки. Он храпел и недовольно фыркал, стуча тяжёлыми подкованными копытами. Узда покачивалась и поклацывала; на густо-коричневом седле с одной стороны висел серый посеребрённый колчан, полный стрел с кроваво-красным оперением. В колчане был и огромный лук, такого же грязно-пожухлого цвета. Из таких луков обычные дружинники не стреляли – сила нужна нечеловеческая, чтобы натягивать такую тетиву.
С другой же стороны у седла в необычайной связке находилась остальная поклажа: чёрный рогатый шлем с т-образной прорезью для глаз и носа, полукруглый щит, искованный из того же материала, что и броня. И длиннющее толстое копьё с блестящим зазубренным наконечником.
– Эй, мальчишечка! – рявкнул Рогдай. – Аккуратнее будь!
У пажа подкосились ноги, будто витязь пнул его с размаху своим остроносым сапогом, но всё равно ему удалось подвести коня.
– Эх, мой Ворон! – воскликнул Рогдай и мгновенно вскочил в седло. Несмотря на свои габариты – сажень в плечах – он сделал это с необыкновенной лёгкостью, будто его невидимая рука схватила и посадила в седло. – Не смей переживать, мой дорогой князь! Не далее трёх дней пройдёт, как дочерь твоя вернётся в родной дом!
Он схватил узду, и Ворон мгновенно сорвался с места, грохоча галопом к воротам.
Один из купцов украдкой крестился, незаметно спрятавшись одним плечом за Фарлафа.
– И мне коня! – пьяно взревел он. – Пока этот черножинк… Чернокжинк… Колдун не забрал мою славу!
Руслан продолжал озираться до тех пор, пока не поймал на себе взгляд Владимира. Тот теперь стоял на месте, но смотрел он с такой болью во взгляде, что Руслан вздрогнул. Хоть сердце у него и защемило, он побежал к своему коню.
Верный – гнедой быстрый скакун с серым седлом – беспокойно переступал с копыта на копыто. Руслан запрыгнул на него и принялся отвязывать свою поклажу – островерхий шлем, синюю перевязь с мечом и красный каплевидный щит.
Он поскакал самым последним – и пирующий Фарлаф, и разгорячённый Ратмир уже ринулись вслед за Рогдаем.
Владимир продолжал стоять на крыльце, поджав губы и огорчённо глядя вслед им.
––
Очень быстро городские избы, склады, гридницы и стены остались позади. Началось просторное поле с грязевой полоской дороги, вытоптанной телегами и одинокими всадниками. По обе стороны от неё возвышались зелёные копны пырея, изредка пестреющего клевером, одуванчиками и жёлтыми цветочками.
Вечер заканчивался стремительно, и вскоре ночь поглотила всё вокруг. Руслан более не видел своих соперников – они могли ускакать куда угодно. В какой-то момент он и сам понял, что скачет бесцельно, дорога под копытами стала едва заметная, так далеко он забрался, оставив позади просёлочные перекрёстки, и подобравшись близко к лесу.
Нельзя сказать, что деревья здесь были очень большие, но в целом лес был девственно нетронут, и макушки пихт и елей мерно покачивались в темноте, шурша ветками.
– Эх, друг мой, Верный, – сказал Руслан, сначала перейдя на трусцу, а затем и вовсе остановив скакуна. – Устал ты. Давай искать реку. Тебе надо попить.
Верный тяжело дышал, но ушами заинтересованно трепетал, будто понимал, о чём толкует наездник.
Где-то стрекотали кузнечики, великое множество. Ещё где-то ухала сова. Лес стоял недвижим и практически тих. Разумеется, Руслан знал, что где-то у опушки протекала река – он неоднократно проезжал по мосту. Было это не здесь, а в паре километров, но витязь не сомневался, что река не заканчивалась, протекала и тут.
– Куда же мне идти, а? – спросил Руслан вслух и спрыгнул с Верного. Где-то всполошились птицы. – Пошли.
Он подхватил своего коня под узду, и они медленно побрели к деревьям, стараясь сильно не хрустеть подножной травой. У Руслана была фляга в поклаже, но он не наливал в неё воду в последний раз, и, скорее всего, она была пуста.
Вскоре они оказались на небольшом земляном выступе с первыми деревцами – небольшими, но дальше они вырастали в почти непроходимую чащу, усеянную валежником. Под ногами почувствовались колоссальные заросли мха. Только отсюда было слышно, что где-то впереди шумит река, но ещё довольно далеко.
Руслан вёл своего скакуна осторожно, чтобы не напороться на какой-нибудь острый сук, и чтоб под копытами Верного не оказалось канавы или ямы.
– Пришли, – выдохнул витязь через метров сто, когда деревья снова неожиданно заредели, а земля превратилась в скалистый бережок. Вода здесь не грохотала, а просто громко шуршала – поток был не настолько мощный. – Пей, мой друг.
Он разнуздал крайне послушного коня, и тот робко спустился к воде. Руслан же тоже достал медную фляжку и последовал за конём, встав выше по течению. Когда он разогнулся, чтобы попить, то увидел выше по течению тусклый свет. Он светил как будто из-под земли.
«Что это ещё такое?!» – всполошился Руслан. Он повесил фляжку на своего пьющего друга, медленно вытащил меч. Его лезвие казалось синим в наступившей полутьме. Витязь не мог оставить увиденное просто так, поэтому стал неспешно подниматься по своей стороне навстречу неизведанному.
Пройдя шагов тридцать, пригибаясь как можно сильнее к земле, чувствуя сырой запах листьев и слыша шум воды, он увидел, что свет излучается не сам по себе. Там была пещера, больше похожая на отверстие в огромном булыжнике. Воин поравнялся с ней и силился изо всех сил разобрать, что же там.
– Чуть поодаль есть мостик, перебирайся сюда, – послышался старческий голос из пещеры, отчего Руслан отпрыгнул назад, механически вскидывая меч. – Не страшись меня, путник… И лошадку свою сюда веди.
Руслан снова был в нерешительности… Но почему-то голос из пещеры показался отеческим, что ли… Никакой опасности от него не исходило, скорее наоборот: он имел успокаивающий эффект.
– Что же ты замер? – послышался голос куда ближе, и у выхода из пещеры появился старик в синем балахоне с длиннющей седой бородой. В руке он держал большой масляный светильник, чадящий и тяжело пахнущий. Однако свет был доволен ярок, во всяком случае, его с лихвой хватало, чтобы Руслан мог разобрать перерезанное глубокими морщинами лицо старика. Руки его – с большими узловатыми запястьями – всё ещё выглядели крепкими. – Проходи, сынок. Поговорим.
Руслан на этот раз подчинился. Он вернулся за Верным, который уже напился и стал мерно пощипывать траву, чтобы вернуться вместе с ним к пещере. Старик всё ещё стоял у входа, но больше ничего не говорил, терпеливо выжидая, когда же Руслан найдёт, наконец, мост.
Мостик и вправду был – нарубленные кусты и ветки огромной кучей перекидывались через реку. Верный сначала упирался, но упорство Руслана заставило его всё же пойти
вслед за своим хозяином.
– Доброй ночи, витязь, – сказал ему старец, выйдя из пещеры уже метров на двадцать. –
Ты выглядишь очень понуро, тебе надо отдохнуть.
Руслан неожиданно понял, что он действительно очень устал за прошедшие несколько часов, хотя ничего ещё не сделал. Он не стал привязывать Верного – за эти годы тот так привык к Руслану, что в этом не было нужды, он никогда не бросал его. И просто зашёл в пещеру, всунув меч в ножны.
– Долго ли ты тут, отец? – спросил Руслан, когда они оказались под сводами пещеры, что были ровесниками самой природы.
– Двадцать лет, – весело ответил тот. И хоть витязь не видел его лица, он понял, что старик улыбается.
– Двадцать лет в изгнании?! – изумился воин. – И за что?
– Я сам себя изгнал, но это долгая история, – ответил старик.
Пещера расширилась, и они вышли в помещение с грубым деревянным столом, покоричневевшим от сырости и времени, а на полу была уйма соломы и меховых тряпок. Был тут и один грубо сколоченный табурет, который старик предложил воину, но тот жестом отказался, оставшись стоять у рельефной серой стены.
– Я знаю, что с тобой, – кивнул старец и поставил светильник на край стола. – Тебя настиг рок.
– О чём ты? – не понял Руслан.
– Раздевайся, – кротко пояснил старец и весело рассмеялся. – В доспехах нет нужды. Тут спокойно. Ни Рогдай, ни Черномор сюда не суются. Они – властители других мест.
Руслан повременил с предложением и просто огляделся повнимательнее. Он увидел большой глиняный кувшин в углу, судя по всему, с водой, рыболовную сеть и деревянный молоточек.
– Откуда ты знаешь…
– Я всё знаю, – уклончиво заметил старик. – Я здесь двадцать лет, сказал же. И знаю самых опасных существ на нашей земле. Узнай же, сынок: ты оскорблён Черномором.
– Кто это?! – воскликнул Руслан и схватился на рукоять меча.
– Нет, меч не поможет, – покачал головой старик. – По крайней мере, не этот. Черномор – страшный колдун, ещё пострашнее Рогдая. Он похитил не одну красавицу. И твою возлюбленную он тоже похитил.
– Что же мне делать?! – в отчаянии вскричал витязь, отчего его голос эхом прокатился по пещере.
– Не робеть сердцем, – снова уклончиво ответил старец. – Ты одолеешь врагов, и будешь нарекаться «Возрождённым», и «Ворожьей Грозой», и «Медвежьим сердцем». Словом, слава будет опережать тебя и твоих детей.
– Откуда… – снова начал было воин.
– Я всё знаю, – остановил его старец, подняв руку с серой ладонью.
– Тогда расскажи, как ты здесь оказался, – попросил Руслан.
– Когда-то и я был молод, – ответствовал старик, и на уголках рта его заиграла лёгкая улыбка опять. – И был я влюблён… Как же я был влюблён. В черноволосую роковую красавицу. Ты бы только видел её глаза! Как она смотрела… Поражала всех в самое сердце. И решил я добиться её. Но я был обычным пастухом, пас овец, а она… Её яркий кафтан дышал свежестью, а на белой шее блестело золотое ожерелье. Её отец был страшно богатым купцом. Я как сейчас помню его тёмные сапоги с острым носком. Он
хотел для своей дочери лучшей участи, чем пастух.
– А она?
– А что она? – его взгляд устремился в пламя светильника и стал чуть мутноватым. Он предался далёким воспоминаниям. – Она и сама не хотела быть с пастухом. Так и сказала мне. «Пастух, я не люблю тебя». Вот что она сказала. Это меня ранило, признаюсь. И я решил добиться славы, чтобы быть не просто пастухом. Эх, как славно мы бились! Южане бежали, бросая пожитки, от наших северных мечей. Мы прогнали много диких южных племён и поделили дары и дань.
На глазах старик преобразился: в нём возник неожиданный стержень, словно он стряхнул пыль с себя, как фазан охапку снега. Руслан даже удивился, что в этом дряхлом старце ещё есть воинская доблесть.
– И как долго вы завоёвывали славу со своей дружиной?
– Десять лет, – он хрипло усмехнулся и провёл рукой по исказившемуся лицу. – Да, сынок, десять лет мы воевали. Я чего только не видывал… Кровь лилась рекой, и монеты звенели. Ух, как же нас боялись, сынок!
– И что же сказала твоя возлюбленная, отец? – спросил Руслан, поглощённый рассказом. – Ну, ты же вернулся…
– То же самое, – он рассмеялся, но в этот раз довольно горько. Где-то заросшая в душе заноза снова пошевелилась. Вернее, её пошевелил сам Руслан своими вопросами. – Я пришёл к её дому в сияющих доспехах. У меня в руках были меха, а со мной было ещё сорок человек: они принесли с собой золото и серебро. Я ждал, что покорю её, я верил в это. Я бросил к её ногам свои добытые сокровища… А она сказала мне, что… Не любит меня. Герой, я не люблю тебя. Так и сказала.
– И что ты сделал?
– Признаюсь, я был вне себя от ярости, – старик опустил взгляд. – Я почти обезумел, я захотел заполучить её любой ценой. Я пошёл к колдунам. Я знал племя сильных колдунов. И пошёл к ним. И они приворожили её… Но всё оказалось напрасно.
– Почему? – спросил Руслан, услышав, как снаружи пещеры стал завывать ветер.
– Потому что мне пришлось заплатить, – прошептал старик. – Я потерял сорок лет, понимаешь?! Она явилась ко мне горбатой старухой, сморщенной. Омерзительной. Она сказала, что готова поддаться страсти. Но прошло уже сорок лет!
Он резко замолчал, сильно помрачнев.
– Она сама стала ведьмой и возненавидела всё живое… Руслан, будь осторожнее. Тебе предстоит сражаться с такими силами, которых ты ещё не видел, честно.
– И что же делать, отец? – обеспокоенно спросил парень.
– Скачи к Порфирию Львовичу, – ответил тот. – Ты же знаешь, кто это?
– Я слышал, – кивнул Руслан. – Это пахарь.
– Это добросердечный богатырь, я за него ручаюсь. Спроси у него совета. Он сам противостоял многим ворогам. Сильным и хитрым. Он по-бычьи силён и необычайно умён. Как выберешься из леса, ищи берёзовую рощу, к ней и скачи. Она довольно далеко, но около неё и найдёшь необъятные пашни. Там разберёшься.
– Что ж, тогда надо скакать, – сказал Руслан и заёрзал.
– Нет, тебе надо отдохнуть, – не в пример строго сказал старец. – Толку от тебя сейчас не будет. Ложись, я подниму тебя по рассвету. И поскачешь. Да и скакуну твоему отдых нужен.
Руслан не стал спорить, хотя хотелось узнать много ещё о чём и помчаться прямо
сейчас. Он стал снимать с себя доспехи, чтобы остаться в нижней рубахе.
Подстилка на полу изо мха и соломы оказалась не слишком мягкой, но Руслан почти сразу же уснул. Как будто сражённый ударом молота.
Спал он тревожно и чутко, ему снилось, что он пытается вытянуть из бурлящей чёрной реки Людмилу, но её та неуклонно засасывает, превращаясь в тягучую грязь. И в конце тяжёлой борьбы Руслан сам падает в неё, безуспешно пытаясь выбраться.
