Kitobni o'qish: «Бывшие. Ты моё спасение»

ГЛАВА 1

Двадцать первое мая. Обвожу день в календаре и глубоко вздыхаю.

Сегодня я намерена получить должность в крупной компании под названием «Технологии будущего», но даже представить не могу, чем закончится мое собеседование.

По таком случаю на деньги, одолженные у подруги, покупаю строгое черное платье и туфли на шпильке. Чувствую себя отвратительно. Не узнаю собственное отражение в зеркале. Но это необходимо, чтобы произвести нужно впечатление.

Вздохнув, допиваю кофе, ставлю кружку в раковину и иду в коридор. Долго стою у порога, настраиваясь на победу, вешаю сумку на плечо и выхожу из квартиры.

До автобусной остановки иду, не глядя по сторонам. В ожидании автобуса прикрываю глаза и вспоминаю вчерашний вечер. Слова доктора о прогрессирующей болезни, не сулят ничего хорошего. Нужна срочная операция. Работа жизненно необходима мне и папе. Просто край! Если я не справлюсь, натворю глупостей, потеряю его навсегда.

А папа мой единственный близкий человек во всей вселенной. Мама бросила нас, когда мне было шесть лет. Ему пришлось стать отцом-одиночкой, уйти с работы, начать жизнь заново. Да, было сложно. Но я каждую минуту чувствовала себя самой любимой, самой важной, самой бесценной. Только с одним мужчиной я ощущала подобное, но он, увы, в прошлом…

Прихожу в себя под скрип колес автобуса, который только что притормозил в "кармашке". Захожу, сажусь на сиденье и повторяю слова, которые собираюсь сказать на собеседовании. Я должна произнести все четко, без заминок.

По окнам и крыше автобуса начинает барабанить дождь. Ну, вот…погода не сулит ничего радужного. Немного выпрямляюсь и настраиваюсь на мажорный лад. Хотя бы внешне.

Выйдя на нужной остановке, звучно ойкаю. Мой каблук зацепляется за канализационный люк и с характерным хрустом ломается, когда я не прохожу и пары метров. Да как же так! Что за ерунда!

Спустя минуту, еще дождь усиливается. Всё, идеальной прическе конец…

Я чуть ли не со слезами на глазах добираюсь и захожу в высотное здание. Этажей в нем примерно тридцать. Холл заполнен охраной с наушниками в ушах. Я машинально стягиваю резинку с затылка. Мокрые пшеничные волосы спадают на плечи.

Проклиная свою неуклюжесть, хромаю к лифту. Вокруг меня постепенно скапливается толпа красивых девушек. Они одеты в приличные костюмы, на ногах недешевые туфли.

Я одергиваю свое скромное платье, поправляю рукавчики-фонарики и вместе с красотками захожу в кабину, как только двери открываются. Брюнетки болтают о предстоящей встрече с заместителем генерального директора, а у меня сосет под ложечкой, веко интенсивно подрагивает. Стены крошечной кабины начинают сжиматься.

Отсчитываю от одного до десяти в обратном порядке и наконец, створки выпускают нас из заточения. Я обгоняю девушек, не смотря на потерю каблука, и первая встречаюсь с миловидным администратором по имени Алена.

Она говорит следовать за ней. Идем по широкому коридору, заходим в просторный кабинет.

– Проходите. Босс скоро будет.

Алена оставляет нас. Мы рассаживаемся за внушительным прямоугольным столом из черного стекла и замираем в ожидании. Я особенно. Пока никто не видит, снимаю туфли и прячу их в сумку. После собеседования отнесу их в ремонт.

– Здравствуйте, – в дверь заходит он. Перед моими глазами темнеет. – У меня пятнадцать минут, поэтому говорим по очереди, кто, что и почему. Давайте, я слушаю.

Я не могу не смотреть на него, и он ловит мой взгляд. Лицо вмиг краснеет, челюсть приходит в хаотичное движение.

– Меня зовут…– Подает голос одна из брюнеток.

– Тихо. – Поднимает руку, а второй опирается о свой современный стол на металлических ножках и стискивает кулак. – Все свободны, кроме вас, девушка с мокрыми волосами и размытой тушью.

Брюнетки косятся на меня, ерзают на стульях, переглядываются и лишь после его яростного взора вскакивают и покидают кабинет. Боковым зрением вижу их в коридоре. Наблюдают за нами сквозь прозрачную стену.

– Ну, здравствуй, Софья Романовна.

От низкого тона коленки дрожат. Хотела бы встать, но будто приклеиваюсь к сиденью.

– Артур…

– Артур Алексеевич, пожалуйста.

Пугающая улыбка играет на его ангельски пухлых губах, костяшки пальцев трещат от напряжения и от соприкосновения со столешницей. Он давит на стекло двумя руками, глядит внутрь меня и дергает за невидимые ниточки с дерзким прищуром.

Мои плечи ползут вверх, а голова вниз. Я мечтаю исчезнуть по взмаху волшебной палочки.

– Не ожидал тебя увидеть снова. Сколько прошло? Два года?

– Почти три. – Еле слышно уточняю я.

– Три? Да уж, время летит. – Усмехается он, дёргая левой бровью.

Я все–таки размораживаюсь и встаю. Платье липнет к телу, облегая не нужные выпуклости.

Артур осматривает меня с головы до пят.

– Я не думала, что мы когда–нибудь встретимся и не думала, что скажу то, что скажу. Но, Артур…Артур Алексеевич, простите…мне очень нужна эта должность…Я на многое способна, я…

– Я знаю на, что ты способна. – Прищуривается сильнее, не меняя положения. В кабинете становится душно. Воздух сгущается за доли секунд. – Но я не беру на работу тех, кому нет тридцати и у кого нет детей.

– Что? – те девушки, которые мнутся в коридоре, уж точно не являются мамочками и им меньше тридцати. Даже двадцати пяти. Он придумывает правило только что. Нарочно. – Я не уйду отсюда, пока не получу желаемое.

– Хм. Интересно. Надо бы познакомиться лично с твоим резюме, и больше не доверять старой козе из кадрового.

Артур берет пульт со стопки бумаг, жмет на кнопку и стеклянную стену закрывают жалюзи.

– Тогда поговорим по–другому. На что ты готова, Софья Романовна? – Шагает от своего стола в моем направлении. – Уверен, что на всё. По глазам видно.

– Артур Алексеевич…– застываю от ауры, которая исходит от него и парализует на месте.

– Что? – проводит пальцем по моей горячей щеке. – Тебе очень нужны деньги. Иначе бы давно убежала, сломя голову. Я таких людей, как ты Евсеева, насквозь вижу.

– Вы правы. Я бы дала вам пощечину и убежала. Но деньги мне сейчас нужны, как никогда.

Он самодовольно улыбается.

– Тогда поговорим по–другому. Не против?

ГЛАВА 2

– Не против, – мотаю головой из стороны в сторону и не свожу взгляда с Артура. – Без работы я не выйду из этого кабинета.

– Верное решение. Я крайне рад.

Чернышевский игриво скалится, отступает, резко разворачивается на месте и сует руки в карманы брюк. Я сначала буравлю глазами его широкую спину, а потом лицезрею суровое лицо. Чего он хочет? Какое условие мне поставит?

Три года назад я сделала ему очень больно. Ужалила в самое сердце и сбежала, уехала с папой в соседний городок. Мне хотелось начать жизнь с нуля, перевернуть время, проведенное с Артуром, словно страницу книги.

Мы разные. И всегда не подходили друг другу. Богатый наследник, мальчик, выросший с золотой ложкой во рту, ценитель дорогих украшений, элитного отдыха и коллекционер миниатюрных фрегатов.

И я. Девочка без роду, без племени. Без матери.

Глубокий, медленный вдох дает мне небольшую фору. Утихомириваю скачущее галопом сердце, сглатываю игольчатый ком.

– Знаешь, – Артур вертится, обдавая меня холодной улыбкой. – Ты очень вовремя появляешься в моей жизни. Отец давно ищет помощницу. Ту, кто будет держать его в курсе дел в компании, пока он отдыхает на Бали с очередной разукрашенной куклой. Бегать за трюфелями в частную кондитерскую. Забирать вещи из химчистки и так далее, и тому подобное. Ты идеальный вариант. Не из нашего круга, нашей среды. Чиста, как белый лист.

Нет, я не властна над своим сердцем. Ни капли. Оно живет вне меня. Существует по своим законам и правилам. Прикрываюсь липким солёным потом. Растираю ладони о бедра, а они вмиг вновь становятся влажными.

Артур никогда ничего не говорит просто так. Каждое его слово весит тонну. И вокруг него всегда полно тех, кто ловит любой его чих и готов выпрыгнуть из окна, если он попросит.

Но сейчас мы одни и я вынуждена барахтаться на дне, надеясь только на себя саму.

– Помощница Алексея Ивановича? Я? – откашливаю тот самый колючий ком. – Ты шутишь? Нет, ты точно не в себе…какая из меня помощница? Я не смогу, я не справлюсь…

Тараторю, незаметно ковыряя ноготь указательного пальца большим пальцем. Волосы встают дыбом там, где не должны.

– Во–первых, на «вы», а во–вторых, я заплачу тебе столько, сколько скажешь. Переведу деньги, как только пройдешь первый этап оформления. Назови сумму.

Все двадцать три года моей жизни проносятся перед глазами в одном спешном потоке слайдов. Щелк, щелк, щелк…

А Артур спокоен и собран. Сдирает с меня кожу одним только взглядом.

– Почему? В чем ваша выгода?

– Ты же именно этого и добиваешься, Софья Романовна? Вся суть ведь деньгах? Я ни к чему не склоняю, ты сама говоришь, что не выйдешь из моего кабинета без работы. Я предлагаю тебе бонус к деньгам: должность девочки на побегушках у моего отца. Об этой должности мечтают тысячи девушек. Работать в такой компании, как эта, большая удача. Даже если ты разносишь кофе и подтираешь зад старому чудику. – Он замолкает на целую секунду. Явно планирует изучить мою анкету, узнать причину моего возвращения в город. А в ней ничего. Лишь сухие выдержки из моей профессиональной жизни. – Пополню твой счёт сейчас той суммой, которую попросишь и ежемесячно будешь получать зарплату, прописанную в трудовом договоре. Социальный пакет в полном объеме. Выбор за тобой.

Артур разводит руки, рубашка на груди натягивается и кажется, я слышу треск ткани. А возможно, это у меня нервы лопаются. Виски сильно давит, даже тошнить начинает.

Ненадолго прикрыв глаза, свожу все «за» и «против». Я смогу завтра же перевести деньги за операцию, смогу вытащить своего отца из пропасти. Мы заживем как прежде. Вдвоем. Перестанем думать о неизбежном и гадать, когда же оно настанет.

А оно может настать внезапно. Я провожу все свободное время в папиной палате и благодарю бога за любой его вдох, за едва заметное подрагивание век, за шанс видеть его утром в окружении пищащих приборов.

– Твой ответ. Я жду.

Соленый морской бриз, свежесть цитрусов…так пахнет только Артур. Его одеколон окружает меня невидимым облаком. Я даже растираю этот запах языком, вспоминая солнечную Тоскану и наш незабываемый отпуск.

– Я согласна. – Распахиваю глаза и вижу его прямо перед собой. Он выше папы. А мой папа в юности был капитаном баскетбольной команды. И сейчас, я будто играю в защите, а он в нападении. Позади стол, впереди Артур. – Шестьсот тысяч. Столько мне нужно.

Ощущаю пульсацию вены на шее и зажимаю ее рукой. Тише, Соня, спокойнее, все в порядке.

Но так ли это? Почему тогда мои колени дрожат, словно я сдаю самый важный экзамен. С чего вдруг мурашки хватают флаги и несутся на амбразуру?

– Договорились, Софья Романовна. Отправляйтесь в отдел кадров, и скажите, Милане Ренатовне, что вы на место Валентины.

– Хорошо.

Нащупываю сумку, сжимаю ее и, стараясь не задеть Артура даже поверхностно, иду к двери.

Молюсь о том, чтобы не упасть. Только мозг ногам не указ. Они не слушаются и время от времени подкашиваются.

– Почему ты босиком?

Артур застает меня прямым вопросом, когда я уже берусь за ручку и кручу ее вправо.

– Настроение такое. Босоногое.

Полушепотом отвечаю я и скрываюсь за дверью.

Брюнетки хмыкают, оглядев меня небрежными взглядами.

– Везет же мышам. – Бурчит одна из них. Даже не знаю кто. Я быстро двигаюсь по коридору, желая поскорее найти местечко для собственной реанимации.

Мне срочно нужен разряд в двести двадцать вольт для восстановления нормально ритма.

– Эй, новенькая!

Алена окликает меня, а я спешу к кулеру с водой и наливаю полный стаканчик.

– Я с тобой разговариваю! – девушка хмурит брови, становясь рядом со мной. – Отдел кадров этажом ниже. Я уже позвонила туда и сказала, что ты сейчас придешь.

– Быстро. – Я выпиваю воду залпом.

– Артур Алексеевич ненавидит медлительных людей. Так что, поторопись, а то и мне из–за тебя прилетит.

Я молчу. Мне просто нечего ей сказать. Смотрю на нее и хлопаю ресницами.

– Ну, чего стоишь? Вперед!

Выбрасываю скомканный стаканчик в урну возле кулера и иду к лестнице, на которую мне указывает Алена. Девушка выглядит сурово. И не только потому, что на ней ядовито–алая юбка и такие же туфли. Но и по вине острых черт лица: длинный ровный нос, узкие карие глаза, треугольный подбородок.

Я спускаюсь вниз и следую по коридору, читая таблички на стенах возле дверей. Финансовый отдел, планово–экономический, юридический и наконец, кадровый.

Если я сейчас переступлю порог, моя жизнь кардинально изменится. Навсегда. И грустный смайлик, нарисованный мной утром, превратится в смайлик с ручьями слез.

– Пока, девочки. Увидимся завтра на…

Из отдела кадров выходит ОНА. Рыжая бестия, кобра, с талантом отравлять чужие сердца ядом. Против нее нет антидота. Только смерть. И вот мы нос к носу. Глаза в глаза. В моем животе болезненные колики, которые усиливаются с каждым вдохом.

– Ты? – ее зрачки разливаются и затемняют зеленую радужку. – Мне не мерещится?

– Здравствуй, Алина.

Какой у меня осипший голос…

– Что ты здесь забыла? Снова хочешь попытать удачу с моим братом?

Приставляет тонкие ручки к своей осиновой талии.

– Он только что принял меня на работу. Буду помогать вашему отцу в мелких делах и выполнять разные поручения.

– Чего? Артур совсем рехнулся?!

Алина брезгливо морщится, осматривая меня надменным взглядом.

– Ну, я ему устрою!!! А ты, – ее пальчик упирается мне в грудь. – Ноги твоей не будет в нашей компании!!! Я сделаю все, чтобы и в этот раз ты не получила ничего. Эта компания и должность генерального директора мои по праву!

Чернышевская Алина Алексеевна откидывает гладкие рыжие волосы на спину и, вонзая каблуки в бетон, исчезает в конце коридора. Я захожу в отдел кадров и спустя полчаса, направляюсь в бухгалтерию.

Еще получасом позже, стою возле тридцатиэтажного здания, задрав голову к небу, и пытаюсь вдохнуть теплый майский воздух. Но дыхательные пути сужены, будто я несколько часов пробыла в задымленной комнате. На языке привкус гари, а все тело болит от ожогов.

Ожоги невидимы. О них знаю лишь я. Но боль, которую они доставляют невыносима.

Я думала, все в прошлом. И боль, и страх, и обиды. Всё иначе. Раны до сих пор кровоточат…

Фух…выдыхаю, спустя целую вечность.

Телефон издает «плям» и я достаю его из сумки с туфлями. Надо не забыть свернуть в ремонт обуви.

«Перевод на сумму шестьсот тысяч от Чернышевского А.А»

Моргаю, будто сообщение о пополнении счета сотрется. Не стирается. Перечитываю его снова и снова, и понимаю, назад дороги нет.

Прижав телефон к груди, стою неподвижно секунду или две. Папа будет жить…а остальное неважно…

ГЛАВА 3

У меня в груди будто бы дребезжит колокольчик, когда я перечитываю сообщение о пополнении счета на шестьсот тысяч. Мне до сих пор не верится, и я упорно гляжу в телефон, боясь моргнуть, и потерять уведомление из виду.

Но все реально. Не сон.

Папа получит шанс побороть тяжелый диагноз, сможет вернуться к нормальной жизни. Относительно нормальной. А я перестану вздрагивать от телефонных звонков из больницы и со щемящим сердцем просыпаться каждое утро.

– Сонечка…– папа кашляет, пытается содрать кислородную маску.

– Папуль, – я спрыгиваю с подоконника и спешу к нему. – Папулечка, тише, надень маску обратно.

Его трепещущая рука тянется к моему лицу. Я быстренько возвращаю маску назад, ловлю его холодную ладонь и сплетаю наши пальцы. Его ослабшие и мои дрожащие.

– Хочешь хорошую новость? – прикладываюсь губами к холодной и влажной коже. Наслаждаюсь близостью к папе. – Завтра тебя перевезут в другую больницу. Сам доктор Миронов будет тебя оперировать.

Папа натянуто улыбается, дышит редко и тяжело.

– Что ты учудила, Сонь?

Его голос тихий–тихий, но я разбираю каждое слово. За последний год научилась читать по губам, распознавать его мимолётные жесты.

– Я нашла деньги, папуль. – Трусь щекой о его вялую руку и легонько улыбаюсь. – Все наладится.

– Шла и нашла? Так только в кино бывает. Сонь, ты снова влезла в долги?

Папа знает обо всем. Я всегда перед ним честна. Он переживает со мной все взлеты и падения, стирает мои слезы после проваленных экзаменов или неудач на любовном фронте. Я плачу, а он шепчет: у собачки боли, у кошечки боли, а у Сонечки сердечко не боли.

Печаль о прошлом уходит и остается светлая тоска. Такая же невесомая, как и его рука сейчас. Сжимаю ее крепче и целую, целую, целую. Наивно верю, смогу перенять часть его жуткой боли, облегчить страдания.

– Мне дали кредит. И плюс, мой блог набирает обороты. Ты сам говоришь, я очень талантливая. Вся в бабулю. Она вон как пела в хоре!

Папа сильно закашливается, задыхается от болезненных вдохов и ненадолго прикрывает глаза.

– Не думал, что ты у меня умеешь так искусно врать.

Хрипит, поверхностно дышит. Я сгоняю брови в кучу, глажу его грудь.

– Папуль, ну, ты чего? – аккуратно укладываю его руку на живот и расправляю тоненькую простынку поверх иссушенного болезнью тела.

– Знаю я тебя. Будешь молчать до последнего.

Я морщусь от его слов. Они бьют точно в цель, но разве я признаюсь? Разве скажу ему об Артуре? Он его ненавидит. Даже слышать о нем и его семье не желает.

А в нынешнем состоянии весть о моем трудоустройстве в «Технологии будущего» добьет его окончательно.

– Ты лучше настраивайся на завтрашний переезд. Я приеду утром, а потом вечером, и так, пока не выйду на работу. Нам придется привыкать к новым обстоятельствам и…

– Работой? – редкие торчащие брови папы вздыбливаются, а я прикусываю язык. Но поздно. Вот так всегда. Язык мой – враг мой.

– Не бери в голову. Сейчас позову твою любимую медсестру Галю и попрошу ее рассказать тебе очередную байку о каком–нибудь пациенте. Ладно?

Выпрямляюсь, заставляю себя стоять ровно и не трястись. Жалкие попытки, но что же делать. Мой папа в прошлом сотрудник полиции и он видит мою актерскую игру насквозь.

Помню, я как–то загулялась с одноклассником, который мне безумно нравился, пришла далеко за полночь. Папа встретил меня у порога с дедовскими армейскими часами в руке. Он всегда брал их, когда готовился отчитать меня по полной программе. Я втянула в ложь свою лучшую подружку Вику. Соврала, что засиделась у нее дома.

Папа позвонил ее родителям и те естественно выдали правду с потрохами. Ноги моей в их доме не было и не могло быть. Вика тогда находилась на тренировке по плаванию.

Он не ругался. Нет. Вручил мне часы и наказал носить их с собой, раз к семнадцати годам не ориентируюсь во времени. На следующий день даже подогнал ремешок по моему запястью.

С тех пор старая фамильная реликвия всегда со мной. Напоминание о папиных словах.

– Ой, побежала я. – Стучу по циферблату и переминаюсь с ноги на ногу. – Вечером ещё загляну, почитаю тебе твоего любимого Дюма.

– Сонька…– кхыкает папа и сужает глаза.

Я чмокаю его в одну и в другую щеку, и с жестом «пока–пока», тороплюсь выйти из палаты.

Галина выходит из сестринской, которая ровно напротив папиной палаты, и мы дружелюбно улыбаемся друг другу.

– Сонечка, как же я тебя пропустила–то? Специально пару пирожков с капустой приберегла от прожорливых врачей. Ты ж любишь с капустой, да?

– Здравствуй, теть Галь. Я приехала пару часов назад и никуда не выходила. От пирожков не откажусь, не ела с утра ничего.

– Что же ты так, – Галя осматривает коридор и никого не обнаружив, берет меня под руку. – Я все раздала уже. Ждала тебя весь день, но прокараулила.

С охами качает седой головой.

– Ничего страшного. – Чуть свожу плечи, и мы идем к главной лестнице. – Я просто сразу же поспешила к доктору, а потом к папе.

– А что такое? Не уж–то деньги смогла собрать?

Тетя Галя замедляет наш и так неспешный шаг.

– Да, всю сумму. Завтра папу перевезут в другую больницу.

– Господи, боже мой! – отпускает меня и хлопает в ладоши. – Счастье–то, какое! Есть на этой земле справедливость. Есть!

Я заправляю волосы за уши, втягиваю голову и, бросив на нее беглый взгляд, рассматриваю носки своих отремонтированных несколько часов назад туфель.

– Теперь все наладится, – трогает мое плечо, я становлюсь одной большой мурашкой. – Обязательно наладится. Доктор Миронов волшебник. Настоящий кудесник!

Тоже хочу верить в чудо. И буду. Вопреки всему. Всем мыслимым и немыслимым законам вселенной. Ведь папа мое всё!

Мы с ним не раз плыли против течения, доказывали, что отец–одиночка – это не наказание, а дар. Дар, который выдерживают только настоящие мужчины. А мой папа именно такой. Он смог подарить мне лучшее детство, дать серьезное образование и научил справляться с трудностями. Я никогда не ощущала себя обделенной вниманием и любовью. Ни разу. Девочка без мамы не пропала, она выросла и вычеркнула ее из воспоминаний. И сейчас мы тоже справимся. Вместе.

А если не вместе, то я одна смогу бороться, помня все прошлые уроки. Я его люблю, и пусть он никогда не попросит о помощи, просто будет чувствовать меня рядом.

– Я пойду, теть Галь. Уже поздно, а мне еще в магазин нужно.

– Конечно–конечно, беги. Я вот закончу вечерний обход и загляну к Роману Витальевичу.

– До свидания.

Я спускаюсь по ступеням, а тетя Галя шепчет мне вслед:

– Мужика бы тебе хорошего, Соня, чтоб не вот так в одиночку все тянуть на себе.

У меня был такой. Любящий, серьезный, надёжный…но все рухнуло в одночасье…

Вспомнив, благодаря Гале об Артуре, толкаю тяжелую дверь и меня сразу же обдает вечерней прохладой. Я растираю предплечья, верчу головой. Немного постояв под крышей здания, которую держат массивные колонны, спускаюсь по еще одной веренице ступенек и иду на остановку.

***

В нашей с папой двушке темно и пугающе тихо. Я быстро нахожу рукой выключатель, сбрасываю ненавистные туфли прямо у порога и несу пакет с продуктами на кухню.

Ужин сегодня у меня будет скудный. До зарплаты еще далеко, да и деньги мне нужны для более важных дел.

Артур оплачивает операцию, дорогостоящее пребывание в стенах больницы и лекарства. А все остальное на мне: обеды, витамины, фрукты–овощи, любимые папины книги. Да и мне надо на что–то жить, элементарно проезд и какой никакой перекус. Так что, придется чуть–чуть потерпеть. Но не впервой же, осилю.

Смайл с грустной улыбкой, нарисованный мной утром, настойчиво глядит на меня с холодильника. Лезет в душу, скребётся в ней. Беру маркер и перечеркиваю его крест–накрест. Рисую рядом разбитое сердечко. Жирно–жирно вывожу контур и, вздохнув, понимаю, завтра меня ждет ад.

Разбитое сердце превратится в кровоточащее месиво. Артур хоть и не будет моим боссом, но пересекаться мне с ним придется. Постоянно. И с Алиной тоже.

Алина…

Начинаю распаковывать пакет и, взяв батон вареной колбасы, припечатываю его к столу. Не знаю, как выдерживают деревянные ножки.

Чернышевская Алина ни за что не оставит меня в покое, ведь я чуть было не вышла замуж за ее брата, и не лишила ее возможности получить отцовский бизнес.

Я приседаю на табурет, подпираю голову руками и плачу. Смогу ли я противостоять ей? Справлюсь ли с ее нападками? В прошлом, она прошлась по мне катком, смеясь во все горло и счищая мою плоть с брендовых туфель.

Вся трясусь, и фарфоровая перечница с солонкой побрякивают. Возле уха тоже что–то звенит. Часы. Поглаживаю потёртый ремешок, обвожу пальчиком циферблат и шепчу сквозь слезы: дочки полицейских не плачут…