Kitobni o'qish: «World of Warcraft. Ночь Дракона»
Ивлин, Мик и, разумеется, Крис, эта книга – для вас, неоценимых партнеров в создании множества сказаний об Азероте.
Пролог
Выхода не было… не было… не было…
Вокруг смыкался мрак его темницы. Ни шевельнуться, ни даже вдохнуть… Как это могло случиться? Что за подлые мелкие твари ухитрились его изловить? Грызуны, изловившие великана! Это же невозможно…
Однако так и произошло.
Хотелось ему взреветь, да не вышло. Впрочем, здесь и звука-то не существовало. Безмолвие сводило с ума. Нужно освободиться! Должен же быть хоть какой-то путь к бегству…
И тут вокруг вспыхнул слепящий изумрудно-зеленый свет. С муками, с болью вырванный из заточения, перенесенный вовне, он пронзительно завизжал.
Но вскоре визг его перешел в могучий рев облегчения, смешанного с яростью, и он широко расправил великолепные сверкающие крылья. Его исполинское тело цвета морской синевы заполнило новое подземелье, в котором он оказался, почти целиком. Вдоль спины и ото лба к затылку, точно гребень, украшающий шлем полководца, вздыбились иглисто-острые, прозрачные, точно хрусталь, шипы. Огромные, мерцающие белизной сферы – скорее, жемчужины, чем глаза – оглядели просторную пещеру, полную каменных зубьев, торчащих из полукруглого свода и неровного пола.
Вот тут-то недобрый взгляд его и пал на мелюзгу, осмелившуюся – неведомо как! – поймать в ловушку его, столь могучего. Разом окутавшись полупрозрачной аметистовой аурой, он в праведном гневе взревел:
– Гнусные червячишки! Ничтожные подлые гремлины! Так это вы посмели сделать из Ззераку зверушку в клетке?!
Стоило Ззераку выкрикнуть все это, тело его, и без того бесплотное, сделалось прозрачнее прежнего, глаза, не мигая, взирали на небольшой отряд созданий, сумевших его изловить. Эти уродливые коротышки могли бы сойти за несколько сплюснутых дренеев, но кое-где были покрыты шерстью, а кое-где – чешуей. Броня, плащи с капюшонами, безобразные пасти полны острых зубов, глаза красны, как раскаленная лава… и явная угроза с его стороны отчего-то не внушает им надлежащего страха.
Видя все это, Ззераку понял: о драконах пустоты они не знают почти ничего.
– Гнусные червячишки! Ничтожные подлые гремлины! – повторил он.
Все тело его затрещало, брызжа разрядами молний того же дивного цвета, что и он сам. Ззераку поднял когтистую лапу, будто затем, чтобы стереть этих ничтожеств в порошок, и молния тут же рванулась вперед.
Странное дело: разряды прошли мимо цели, в последний момент огибая мелюзгу стороной. В то же самое время посреди лба каждого карлика на миг вспыхнула, замерцала какая-то странная руна.
Плененный дракон пустоты немедля нанес новый удар, однако на сей раз разряды молний ударили в землю вокруг его мучителей. Осколки камня брызнули во все стороны, а вместе с ними с шипением, с рыком отлетели прочь и мелкие твари. Вот так-то. Другое дело.
– Гнусные червячишки! Ззераку всех вас прихлопнет, как мух!
С этими словами он призвал на помощь себе еще больше сил. На груди его вздулись проходящие крест-накрест темно-синие жилы, молнии затрещали с удвоенной яростью.
Вдруг его левую переднюю лапу захлестнула петлей, сдавила до боли прочная нить серебристой энергии, появившаяся откуда-то сбоку.
Изумленный, Ззераку разом забыл о задуманной атаке. Дракон пустоты – существо из чистой энергии, и нить должна была проскользнуть сквозь него, как сквозь… сквозь пустоту! Хотел он перекусить эту нить, но лишь получил жестокий щелчок по зубам, а лапа тем временем обвисла, обмякла, разом утратив всю силу.
Едва это произошло, на другой передней лапе затянулась еще одна точно такая же нить. Дернул Ззераку, но тщетно: тонкая волшебная нить оказалась необычайно прочна.
Тело дракона пустоты раздулось, прибавило в величине. Отчетливо проступавшие на нем синие жилы сделались почти черными, а сам Ззераку стал прозрачнее прежнего, будто растворился в тумане.
Серебристые нити вспыхнули.
Взревев от боли, Ззераку рухнул на пол пещеры – с грохотом, словно создание из костей и плоти. По камню зазмеились трещины.
Двое из крохотных тварей, провалившись в открывшуюся расселину, кувырком полетели навстречу неминуемой гибели. Остальные, не обратив на участь товарищей никакого внимания, пустили в ход еще пару серебряных нитей. По пятеро коротышек, разом ухватившихся за каждую, взмахнули зловещими токами силы, точно гигантскими бичами. Взмыв над спиной Ззераку, концы нитей безошибочно легли на пол по ту сторону его тела, а там были подхвачены и надежно пригвождены к земле маленькими камешками-изумрудами. Нити вспыхнули, и все его тело вновь опалило мучительной болью.
– Освободите Ззераку! – взревел дракон пустоты. – Освободите меня!
Новые нити заставили дракона распластаться по полу. Как Ззераку ни противился, волшебные путы крепко держали его в узде.
Чешуйчатые коротышки засуетились вокруг, прибавляя к путам новые жуткие нити, одну за другой, пока не оплели дракона пустоты чем-то наподобие кокона. Каждая нить впивалась в тело, обжигая и в то же самое время замораживая. От боли и ярости Ззераку завизжал, но, что бы он ни предпринимал, изменить положение к лучшему не удавалось.
Очевидно, сомневаясь в прочности его уз, мелкие твари продолжали лихорадочную суету, вгоняли в пол изумруд за изумрудом, без конца поправляя нити, чем нередко причиняли дракону пустоты новые муки. Один, видя его страдания, злорадно захихикал.
В этого-то мучителя Ззераку, наконец, и сумел пустить последний сгусток энергии. Окутанная черной силой, тварь заверещала в надлежащем ужасе, а магия дракона пустоты раздавила пленителя в кровавое месиво, тут же и затвердевшее, превратившееся в угольно-черный кристалл.
Еще одна нить немедля перехлестнула морду, притянув ее к полу. Как ни противился этому сверкающий исполин, его челюсти оказались связаны так же крепко, как и все тело.
Пленители продолжали шнырять из угла в угол огромной пещеры, словно бы в немалой тревоге, но мыслями, будто она хоть как-нибудь связана с ним, Ззераку больше не обольщался. Зашипев от досады (правда, стянувшая челюсти нить заглушила шипенье), он снова попробовал освободиться.
И снова все его старания пропали впустую.
Внезапно приземистые чешуйчатые твари прервали труды и все как одна уставились куда-то в сторону. На что? Этого дракон пустоты разглядеть не сумел, но сразу почувствовал приближение некоего нового существа – существа невероятно могущественного.
Вот он, его истинный пленитель…
Все вокруг в благоговейном ужасе пали ниц. Ушей Ззераку достиг легкий шорох. Пожалуй, он больше всего напоминал шелест ветра, но дракон пустоты знал: в это треклятое подземелье не проникнуть никаким ветрам.
– Прекрасно, прекрасно, мои скардины. Я вами довольна.
Этот голос, несмотря на все его женское очарование, коснулся того, что заменяло дракону пустоты душу, точно студенейший лед.
– Приказам они повинуются просто на славу, – с явным презрением к чешуйчатым тварям откликнулся второй голос, скорее, мужской. – Вот только хризалуновое узилище открыли слишком рано, моя госпожа. Зверь едва не ушел.
– Об этом не стоило волноваться. Попав сюда, ему уже не уйти.
Женский голос звучал все ближе и ближе… и вскоре в поле зрения Ззераку появилась крохотная фигурка. Бледнокожая женщина в облегающем платье цвета ночного мрака остановилась, чтоб рассмотреть его и, в свою очередь, позволить ему рассмотреть себя. При виде этой женщины Ззераку сразу же вспомнилась другая – та, что пыталась с ним подружиться, показать ему что-то помимо абсолютного хаоса, окружавшего его в землях, называемых некоторыми Запредельем. Однако дракон пустоты явственно чуял, что существо это, хоть и похожее на ту, кого он вспомнил, в некоторых отношениях, весьма и весьма отличается от нее во всем остальном.
Длинные, черные, как смоль, волосы водопадом текли по ее плечам. К плененному зверю она стояла боком, будто не обращая на него особого внимания, но Ззераку прекрасно знал: это вовсе не так. Обращенный к дракону пустоты, ее профиль был безупречен и даже превосходил красотой лицо его давней подруги.
Вот только из-под ее полуопущенных век на Ззераку повеяло таким холодом, что исполин снова рванулся на волю.
Уголки ее алых губ изогнулись кверху.
– Тебе ни к чему так утруждаться, маленький мой. Лучше устройся-ка поудобнее. В конце концов… я ведь всего лишь домой тебя привела.
Не находивший в ее словах ни малейшего смысла, Ззераку рвался, рвался из волшебных уз, рвался бежать… бежать подальше от крохотной женщины, отчего-то внушавшей ему такой страх.
А женщина повернулась к нему лицом, отчего Ззераку сделалось видно, что левая сторона ее лица прикрыта шелковой вуалью – вуалью, откинувшейся при повороте в сторону ровно настолько, чтобы дракон пустоты смог разглядеть и ужасающую обожженную плоть под полупрозрачной тканью, и зияющую дыру на месте второго глаза.
Конечно, в сравнении с громадой дракона пустоты она была – что песчинка, однако вид ее изуродованного лица усилил тревоги Ззераку в тысячу крат. Хотелось лишь одного: оказаться как можно дальше и никогда больше не видеть этого зрелища. Да, вуаль, опустившись, прикрыла обожженную кожу, однако дракон пустоты по-прежнему чуял таящийся под нею ужас и зло.
Зло, затмевавшее собой все, что ему довелось повидать в Запределье.
Женщина улыбнулась еще шире. Казалось, ее холодная улыбка вот-вот выйдет за пределы лица.
– Сейчас тебе лучше всего отдохнуть, – проговорила она тоном, подразумевавшим повиновение.
Ззераку тут же начал терять сознание.
– Отдыхай, – добавила она, – и ничего не страшись… в конце концов, теперь ты среди родных, дитя мое.
Глава первая
«Как быстро время летит, когда ухитряешься дожить до столь преклонного возраста», – подумал некто в длинных одеяниях, сидя в укромной горной обители и обозревая весь мир, отраженный в бесконечной череде мерцающих шаров, паривших вокруг. По мановению руки создателя шары скользнули вдоль стен исполинских овальных покоев, и тот, что был ему нужен, остановился перед ним, прямо над одним из ряда пьедесталов, вылепленных при помощи колдовства из сталагмитов, некогда наполнявших пещеру. Казалось, над подножьем каждого пьедестала потрудился резец искусного скульптора – столь совершенны были их линии и углы. Однако ближе к вершине все они превращались, скорее, в нечто вроде грез спящего, чем в произведения человеческих рук. В этих грезах, в их причудливых формах, чувствовались намеки на драконов, на духов, а венчало каждый из пьедесталов что-то напоминавшее окаменевшую руку с длинными, жилистыми пальцами, поднятыми к потолку и едва не касавшимися парящей над ними сферы.
В каждом из шаров отражалась картина, значившая для волшебника по имени Крас очень и очень многое.
Чуть различимый раскат грома, донесшийся до его потайного убежища, явно свидетельствовал о неспокойной погоде снаружи. Прикрыв изображение надвигающегося ненастья фиолетовым одеянием, некогда – знаком принадлежности к Кирин-Тору, худощавый, бледный лицом чародей склонился к шару, чтоб лучше видеть последнюю сцену. Голубое сияние шара озарило черты сродни чертам высших эльфов – народа, ныне почти исчезнувшего с лица Азерота, – включая и угловатые скулы, и аристократический нос, и несколько удлиненный череп. Но, несмотря на всю внешнюю красоту, свойственную этой вымершей расе, ни к одному из настоящих эльфийских родов Крас явно не принадлежал. Дело было даже не в ястребином лице, изборожденном паутиной морщин и шрамов – из которых прежде всего бросались в глаза три длинных рваных отметины, сверху вниз пересекшие правую щеку, – какими ни один эльф не мог бы обзавестись, не прожив значительно больше тысячи лет, и даже не в диковинных черных и алых прядях в седых волосах. Наглядным тому свидетельством были, скорее, блестящие черные глаза – глаза, не похожие ни на человеческие, ни на эльфийские, глаза, говорящие о возрасте, далеко превышающем срок жизни, отпущенный природой любому из смертных созданий.
О возрасте, до которого мог дожить лишь один из старейших драконов на свете.
Крас… Так звался он в этом облике, под этим именем был известен многим лишь как один из бывших старейших членов внутреннего круга правящего Далараном совета волшебников. Но Даларан, невзирая на все старания, подобно множеству королевств, не сумевших одержать верх в войнах с орками и последовавшей за ними борьбе против Пылающего Легиона и Плети, не смог преградить путь приливным волнам зла. Погибли многие тысячи, мир Азерота перевернулся вверх дном и до сих пор едва-едва сохранял равновесие… равновесие, с каждым минувшим днем казавшееся все более и более шатким.
«Как будто все мы застряли за нескончаемой игрой, и жизни наши зависят от прихоти игральных костей или выпавших карт», – подумал Крас, вспомнив и о других, куда более давних бедствиях. Сам он повидал гибель многих цивилизаций, превосходивших древностью любую из существующих ныне, и хотя приложил руку к спасению части великого множества, свершениями своими не остался доволен ни разу. Он был всего-навсего одним живым существом, всего-навсего одним драконом… пусть даже не просто драконом, а Кориалстразом, супругом великой Алекстразы, королевы рода красных драконов.
Но ведь и сама величайшая, Аспект Жизни, возлюбленная госпожа, не смогла ни предвидеть, ни предотвратить всего произошедшего…
Да, Крас понимал, что взвалил на плечи груз куда тяжелее, чем следовало, однако попыток помочь жителям Азерота дракон в облике мага оставить не мог, пусть даже некоторые из его начинаний были заранее обречены на провал.
Вот и теперь его внимание привлекало многое из творящегося на свете: все это вполне могло послужить причиной полного разорения Азерота… а корень проблемы являли собой его сородичи, драконы. Вот, например, необъятная трещина, ведущая в поразительные края под названием Запределье, огромный портал, более всех восхитивший и в то же время встревоживший стаю синих, хранителей самой магии. Из-за этого портала уже появилось загадочное средство для исцеления безумия, давным-давно обуявшего повелителя синих. Да, теперь Аспект Магии, Малигос, обрел полную ясность ума, однако Красу очень не нравился новый ход мыслей синего исполина. Разгневанный тем, что показалось ему пагубным злоупотреблением магией со стороны юных рас, Малигос начал внушать всем прочим Аспектам, что для сохранения Азерота может потребоваться полное истребление всех, владеющих ее силами. Более того, когда Малигос, Алекстраза, Ноздорму Вневременный и Изера Спящая в последний раз сошлись вчетвером на далеком северо-востоке, у величавого древнего храма Драконьего Покоя посреди скованного льдами Драконьего Погоста, ради немаловажного ежегодного ритуала, изначально знаменовавшего собою победу, одержанную их объединенными силами над чудовищным Смертокрылом более десяти лет назад, в этом своем намерении Хранитель Магии был непреклонно тверд.
Раздосадованный сильнее прежнего, Крас отослал прочь шар, в который вглядывался, и призвал следующий, однако размышлял все о том же, о наболевшем, на сей раз – о последней из четверки великих драконов, Изере. По слухам, в ее владениях, Изумрудном Сне, творились кошмарные вещи. Какие именно? На этот вопрос не мог ответить никто, но Крас начинал всерьез опасаться, как бы Изумрудный Сон не превратился в проблему куда более страшную, чем любая другая.
Следующий шар он едва не отправил прочь, почти не взглянув на него, но в последний момент узнал изображенные в нем места.
Грим Батол…
Стоило Красу увидеть зловещую гору, все мысли о Малигосе и Изумрудном Сне разом вылетели у него из головы. Грим Батол он знал хорошо – даже слишком, так как в прошлом и сам бывал здесь, и посылал агентов, служащих его целям, в самое сердце этих проклятых земель. Там томилась в плену его возлюбленная госпожа, Алекстраза, порабощенная орками – той самой варварской расой, что, как ни странно, оказалась столь ценным союзником тринадцатью годами позже, по возвращении в Азерот демонов из Пылающего Легиона – при помощи жуткой реликвии под названием Душа Демона. К несчастью, Душа Демона смогла подчинить Орде волю Алекстразы, потому что была выкована самими Аспектами, но лишь затем, чтобы один из них смог обратить ее против своих. Так Алекстраза и оказалась вынуждена производить на свет молодняк для военных нужд орков, превращавших ее потомство в кровожадных боевых скакунов и отправлявших их на убой. Этот-то молодняк и гиб многими дюжинами в битвах с волшебниками и драконами из других родов…
Руководя необузданно храбрым волшебником по имени Ронин, воительницей из высших эльфов Верисой и еще несколькими фигурами, Крас сыграл важную роль в освобождении королевы из плена. Подавить последние очаги орочьего сопротивления помогли воины-дворфы. Грим Батол опустел, а его злое наследие было навек уничтожено.
По крайней мере, так все подумали поначалу. Первыми, кто почувствовал насквозь пропитавшую это место тьму, оказались дворфы – оттого они и покинули эти края сразу же после победы над орками. Тогда Крас с Алекстразой сочли, что род красных должен вновь взять Грим Батол под охрану. Несмотря на всю злую иронию того обстоятельства, что, охраняя его со времен древней битвы за гору Хиджал, красные драконы стали легкой добычей для орков, пришедших туда и поработивших их при помощи Души Демона.
Так, несмотря на кое-какие опасения со стороны Краса, алые исполины вновь начали нести караул в окрестностях Грим Батола, дабы никто – волею случая, либо задумав обратить его зло к собственной выгоде, – не забрался внутрь.
Но вот в недавнее время караульные захворали без всяких на то причин. Кое-кто даже умер, а некоторые настолько повредились умом, что их, из страха перед бедствиями, которые они могли учинить, пришлось предать стражей смерти. После этого род красных, наконец, последовал примеру всех остальных и предоставил Грим Батол собственной участи.
Так Грим Батол стал всего-навсего пустым склепом, памятником окончанию старой войны и началу мирной жизни – как оказалось впоследствии, очень и очень недолгой.
Однако…
Крас впился взглядом в темную громаду горы. Даже отсюда, невзирая на расстояние, он чувствовал нечто, исходящее изнутри. За сотни лет Грим Батол так пропитался злом, что об очищении не стоило и помышлять – отсюда и недавние слухи, подразумевающие, будто зловещее прошлое вновь возрождается к жизни. Красу были известны они все. Разрозненные, противоречивые россказни повествовали об огромном крылатом создании, замеченном в ночном небе, о призрачном силуэте, в одном случае начисто уничтожившем целую деревню во многих милях от Грим Батола. Другой рассказчик утверждал, будто видел в свете луны существо вроде дракона, только не красной, не черной, не любой другой известной масти. Этот дракон был аметистовым, каковых на свете не существует, а стало быть – наверняка являлся ничем иным, как плодом воображения перепуганного крестьянина. Однако способные видеть издали, в основном – агенты Краса, докладывали о странных сполохах в небе над самой горой, а один, вполне надежный молодой дракон из его же стаи, осмелившись выяснить, откуда берутся эти сполохи, бесследно исчез.
В мире происходило столько разного, что сосредоточиться на одном Грим Батоле Аспекты попросту были не в состоянии, но и Крас не мог оставить Грим Батол без внимания. Не мог он больше и полагаться во всем на агентов: жертвовать другими было совсем не в его обычае. Теперь за дело следовало взяться самому, чем бы это ни кончилось.
Пусть даже его гибелью.
Сейчас он мог бы рассказать обо всем лишь двум живым душам на всем белом свете… однако Ронину с Верисой хватает своих забот.
Выходит, придется справляться самому.
Взмахом руки Крас отослал сферы в сумрак под потолком. Смерти он, много раз смотревший ей в лицо, много раз побывавший на грани гибели, не страшился ничуть. Хотелось бы лишь одного: если уж суждено ему умереть, то умереть не напрасно. К смерти во имя спасения мира и всех, кто ему дорог, он был более чем готов.
«Если, конечно, потребуется», – напомнил самому себе дракон в облике мага. Он ведь еще даже не отправился в путь, а значит, и думать о гибели пока что не время.
«Искать нужно втайне, держась неприметно, – размышлял Крас, поднимаясь на ноги. – Все это не просто стечение обстоятельств. Происходящее угрожает нам всем, я чувствую…»
В другое время, во время Второй Войны, Крас точно знал бы, кого в этом винить. Он сразу бы заподозрил во всем обезумевшего Аспекта, некогда звавшегося Хранителем Земли… или, точнее, Нелтарионом. Однако изначальным именем гигантского черного дракона никто не называл уже тысячи лет. После первых же чудовищных замыслов повредившегося умом исполина в обиход вошло новое, куда более подходящее имя.
Смертокрыл – вот как он звался теперь. Смертокрыл Разрушитель.
Остановившись посреди огромного подземелья, Крас перевел дух и приготовился к тому, что последует дальше. Нет, Смертокрыла винить во всем этом нельзя: теперь-то он почти наверняка мертв. Почти наверняка… Что ж, это гораздо лучше всех прошлых случаев, когда черного дракона считали всего лишь весьма вероятно погибшим.
Вдобавок, Смертокрыл – отнюдь не единственный великий злодей во всем мире…
Крас вытянул руки в стороны. Что ныне творится там, в Грим Батоле – просто последние всплески многовекового зла, или некие новые гнусные злодеяния, – разницы нет. Так ли, иначе, а до истины он докопается.
Тело его вспухло, начало разрастаться вопреки всякому естеству. Закряхтев, маг припал к полу, опустился на четвереньки, лицо его вытянулось вперед, нос и губы срослись воедино, превратившись в длинную морду с могучими челюстями. Клочья лопнувших одеяний взлетели в воздух и сразу же вновь утвердились на теле, где сделались твердой, малиново-алого цвета чешуей. Пара крохотных перепончатых крылышек, проклюнувшихся из спины, начали расти вместе с телом и длинным остроконечным хвостом. Руки и ноги, изогнувшись, обернулись могучими лапами с полным набором острых когтей на кончиках пальцев.
Преображение продолжалось всего-навсего миг, но к тому времени, как оно завершилось, от мага по имени Крас не осталось и следа. На его месте стоял величественный красный дракон, заполнявший собой почти все подземелье. Немногие из сородичей, если не брать в расчет великих Аспектов, превосходили его в величине.
Расправив огромные крылья, Кориалстраз взмыл вверх, к потолку.
Прежде чем он достиг каменных сводов, потолок замерцал, тонны камня подернулись рябью, будто вода, и алый дракон беспрепятственно нырнул в утратившую твердость скалу. Могучие мускулы стремительно несли его ввысь, и вскоре магическая преграда осталась позади.
Спустя пару секунд, он взвился в ночное небо. Скала, пропустив его, вновь затвердела, сделалась точно такой же, как прежде.
Последнее из его тайных прибежищ располагалось среди гор, невдалеке от разрушенного Даларана. Да, руин, развалин некогда горделивых башен и неприступных крепостных стен, внизу виднелось немало, однако бо́льшую часть сих легендарных земель окружало нечто гораздо, гораздо более удивительное. Начало оно брало там, где некогда правил Кирин-Тор, а оттуда тянулось на равное расстояние во всех направлениях. То был плод отчаянных попыток оставшихся членов внутреннего совета восстановить былую славу, возродить прежнее могущество, и в то же время помочь Альянсу отразить натиск Плети.
Снаружи все выглядело как огромный волшебный купол, целиком состоявший из бурлящих магических сил, окрашивавших его поверхность то искристо-фиолетовым, то ослепительно-белым. Что происходит внутри, совершенно непрозрачная полусфера разглядеть не позволяла. Узнав, что затевают волшебники, Кориалстраз счел их безумцами, но препятствовать не стал: возможно, у них еще все получится…
Несмотря на немалые возможности, о драконе в собственных рядах совет магов ни коим образом не ведал. В бытность Кориалстраза членом ордена, а на деле – одним из тайных его основателей, он был известен всем лишь как Крас, а не как тот, кем являлся на деле. Пожалуй, так оно было лучше: запросто вести дела с мифическим зверем большинству представителей юных рас оказалось бы не по силам.
Укрытый от посторонних глаз колдовством, дракон пронесся над дивным куполом и направился на юго-восток. Как ни велик был соблазн завернуть во владения рода красных, задержка могла обойтись очень уж дорого: что, если королева усомнится в целесообразности его затеи, а то и вовсе ее запретит? Нет, назад Кориалстраз не повернет даже ради нее.
Тем более что в первую очередь ради нее туда, в Грим Батол, он и стремится.
Выглядели дворфы на удивление пестро, даже в сравнении с тем, как нередко выглядят в глазах людей или иных посторонних рас. Конечно, они и сами предпочли бы, чтоб дела обстояли получше, но долг перед дворфским народом требовал стойко терпеть лишения.
Среди невысоких, но крепко сложенных дворфских воинов имелись и мужчины и женщины, однако тем, кто не принадлежал к их расе, заметить разницу издали было бы трудновато. Женщины не носили густых бород, отличались не столь мускулистым сложением и, если как следует вслушаться, слегка менее хриплыми голосами. Но, несмотря на все это, бились они так же решительно, как и мужчины, а порой даже превосходили их в отваге.
Впрочем, мужчины ли, женщины – все они были чумазы, здорово выбились из сил, а еще потеряли в тот день двух товарищей.
– Альбреха я могла бы спасти, – вздохнула Гренда, скорбно, виновато поджав губы. – Могла бы ведь, Ром!
Дворфа постарше годами, к которому она обращалась, украшало куда больше шрамов, чем любого другого. Ром был их командиром и знал историю Грим Батола лучше всех. В конце концов, разве не он командовал дворфами много лет назад, когда волшебник Ронин, лучница из высших эльфов Вериса и наездник на грифонах с Заоблачного Пика помогли его отряду очистить это гнусное место от орков и освободить королеву драконов? Прислонившись к стенке туннеля, которым только что бежал и он, и его отряд, Ром перевел дух. Не так уж давно он был молод, но за четыре недели, проведенные здесь, заметно состарился, причем не естественным образом, и был уверен: все это из-за нее, из-за злобы здешних земель. Вспомнить хоть донесения насчет красных драконов: те пострадали еще сильней, пока, наконец-то, едва месяц тому назад, не образумились да не ушли! Одни только дворфы настолько бесшабашны, чтобы отправиться туда, где убивает сама земля.
Земля… а не земля – так черное зло, зарывшееся в самую глубину этих жутких пещер.
– Ты, Гренда, ничего тут поделать не могла, – буркнул он в ответ. – И Альбрех, и Катис знали, что так может обернуться.
– Но бросить их одних биться против скардинов…
Ром сунул руку под кирасу и вытащил длинную трубку. Без трубки дворф никуда шагу не сделает, хотя курить порой приходится не то, что обычно предпочитаешь. Последние две недели отряд пробавлялся смесью бурых земляных грибов – в подземных туннелях их было полно – с красноватой травой, найденной невдалеке от ручья, лучшего из окрестных источников пресной воды. За неимением лучшего, курево вышло сносное.
– Они сами решили остаться и помочь нам, остальным, сделать дело, – ответил Ром, набивая трубку, а, раскурив ее, добавил: – То есть, вот эту вонючую тварь с собой назад привести.
Гренда и остальные взглянули в сторону пленного. Скардин, зашипев, будто ящерица, лязгнул на Рома зубами. Тварь эта (да, Ром был твердо уверен в ее принадлежности к мужскому полу, но не желал удостаивать скардина даже малой толики индивидуальности) слегка уступала ростом среднему дворфу, но в плечах была чуточку шире. А вся эта лишняя ширина являла собою сплошные мускулы: землю чешуйчатые создания рыли когтями так, как не под силу даже самым могучим из соплеменников Рома.
Лицом скардин, таращившийся на пленителей из-под рваного коричневого клобука, напоминал жуткую помесь дворфа с какой-то ящерицей или змеей, и первое никому не казалось странным – как известно, скардины вели происхождение от той же расы, что и Ром, и его товарищи. Их общими предками были ненавистные дворфы Черного Железа, уцелевшие в Войне Трех Молотов сотни лет тому назад. В эпическом противостоянии дворфов с дворфами большая часть вероломного клана Черного Железа была истреблена, но слухи, будто кое-кто из них скрылся в Грим Батоле сразу после того, как их предводительница, чародейка Модгуд, прокляла Грим Батол, а вскоре была повержена, не умолкали до сих пор. А не умолкали они оттого, что охотиться за остатками врагов в местах, оскверненных магией, в то время никто не пожелал, и правду Ром с товарищами имели несчастье узнать лишь недавно, вскоре после прибытия.
Однако родство, связывавшее народ Рома со скардинами, давным-давно сделалось настолько смутным, что в расчет его можно было не принимать. Общий облик да кое-какое сходство в чертах лица скардинам сохранить удалось, но даже там, где раньше красовались пышные бороды, их кожу покрывала колючая, жесткая чешуя. Зубы их в самом деле больше напоминали клыки, клыки ящерицы, а то и дракона; безобразные руки – точней сказать, лапы – тоже немедленно наводили на мысль о рептилиях. Вдобавок, захваченная дворфами тварь, скорее всего, бегала на четвереньках не хуже, чем на двух ногах.
Нет, это вовсе не значило, что скардины – просто животные. Они были хитры и прекрасно управлялись с оружием, будь то кинжалы, которые эти создания носили на поясе, нимало не изменившиеся со времен войны Трех Молотов топоры, или же металлические, утыканные хищными шипами шары величиной с кулак – их скардины метали, когда руками, а когда из пращи. И все же, разоруженные, они охотно пускали в ход зубы да когти – что дворфы и выяснили на горьком опыте при первом же столкновении.
Тогда же подтвердилось и их происхождение от дворфов Черного Железа: одежда скардинов по-прежнему сохраняла приметы клана изменников. К несчастью для Рома с его отрядом, взять хоть одну из этих тварей живьем оказалось очень и очень трудно – бились скардины до последнего. Трижды до этого устраивал Ром рейды за пленными, и трижды у дворфов ничего не получалось.
И трижды в бою гибли те, кем командовал Ром.
Вот и сегодня вечером треклятая череда неудач не завершилась: потеряны двое превосходных бойцов… разве что их старания на сей раз, стоило надеяться, не пропали впустую. Теперь в руки Рома наконец-то попался «язык», который уж точно расскажет все. От какой-такой злой силы в страхе бегут даже драконы? Какая-такая тьма заполучила над скардинами столь абсолютную власть, что эти выродки готовы биться за нее насмерть?
