Хорошее, качественное фэнтези с очень неожиданной трактовкой былин. Да и сам Илья Муромец достаточно сильно отличается от канонического образа. Но мне понравилось. Где-то улыбнуло, где-то заставило задуматься. Одно плохо – теперь придётся ждать продолжения :)
Сафар-наме, или Язык до Киева доведёт …
Если не умеешь держать его за зубами, и разум твой на него управы не имеет.
Молчание – золото, но кто его ценит, когда слова серебром сыплются?
О золоте (то бишь, о молчании) вспоминается только тогда, когда слово жар-птицей с павлиньим хвостом из уст вылетело, да и попалось, как в силки, пером на бумагу: «А, попалась, птичка, стой! Не уйдёшь из сети …» Но, что пером писано да печатью скреплено, исполнять придётся.
Так спусковым крючком всех дальнейших событий, описанных Ренатом Янышевым в Книге Странствий, стало СЛОВО (кстати, думаю, что Вселенную это почему-то нисколько не удивило) со всеми вытекающими, составленными на бумаге при свидетелях. И слово это было (как нередко случается в жизни) хвастливое, неразумное, невоздержанное, хмелем взращённое, наперёд ума-разума выскочившее: ты не можешь, дай-ка Я(!), – потянувшее за собой, словно за поводок, героя с ретивым сердцем из сытой размеренной жизни в благословенном южном краю за тридевять земель, в леса и болота севера, прихватив по пути и любопытного зеваку-читателя (в моём лице), охочего до чужих приключений.
Мимоходом вспомнился купец Афанасий Никитин, что за три моря хаживал, чудеса мира смотрел да в путевой книге про них записывал. Так то купец, работа у него, понимаете, такая. А молодому дихкану из Персии что понадобилось в северной лесной глуши: дело поехал пытать али кровь горячую южную остужать? Оказывается, поехал и за тем, и за другим – искать чудо волшебное да такое, о котором все слышали, а где взять не знают-не ведают.
В тех лесах встретил он «варваров необразованных», да и прикипел к ним всей душой своей пылкой (хотя гордость его родовая этим весьма недовольна была). Но невозможно ей, душе, противиться наивной искренности, простому обаянию, крепкой и верной дружбе. Да и не чужие они вовсе теперь, хоть и неведомые до сих пор: наградила его земля далёкая побратимом. А это большая честь (как оказалось) и большая ответственность! Смуглый горец уж и не помнит, когда последний раз обижался на «Федю» – имя, переиначенное Ильяс-джаном для простоты использования вместо благородного «Фархад».
Встреча их, Фархада да Ильи, наречённого впоследствии молвой людской Муромцем, предопределена свыше была (ну, как минимум, творцом-писателем) и произошла самым чудесным образом и обычным манером: нежданно-негаданно. И связала их судьба крепко-накрепко, а нитью стало диво, за которым Фархад в дальний путь и отправился.
Казалось, встреча героев произошла, чудо – вот оно, руку протяни и потрогай. Ан, нет. То были лютики-цветочки. Настоящие ягодки сафара (путешествия), полного опасностей, неясностей и загадок, впереди. И не все они сладкие (хотя попадались и такие), больше горьких, с оскоминой, ядовитых. А чудо, как фата-моргана, исчезло, но след свой всё же оставило.
Вот поэтому следу и пустятся побратимы, своими делами творя историю, создавая сказки, оставляя позади себя легенды и сказания былинные, богатырские. Ну, а золото, что молчанием зовётся, вещь, конечно, ценная, да всё ж не в чести у наших героев. Слова, каким-то невероятным способом, так и рвутся наружу. А за каждым необузданным словом – непредвиденный поворот на дороге судьбы.
А читатель (я, в частности) за ними следом, прямо что называется по пятам, через все буреломы сюжета и овраги фабулы, не разбирая дороги, благо слог лёгкий, захватывающий с первых строк, приправленный юмором. Интересно же, куда очередное слово завести может: и прямая дорога вдруг оказывается окольною, а дальше только успевай поворачиваться да оглядываться; вон и до Киева было уж рукой подать, а теперь вёрст немеряно.
Но в книге путешествий перипетии ждут не только героев, есть неприятный «сюрприз» и для читателя (меня конкретно), унёсшегося своими мыслями уже дальше Киева, града стольного, примеряя на себя роль творца-писателя. Размечтался, а тут и конец. Конец первой книги.
Так тоскливо стало, будто ожидания обманутыми оказались. Захотелось посмотреть в глаза автору и сказать всё, что на языке вертится: «Когда же продолжение?! Хочу в сафар с Ильёи и Фархадом! Как они там без меня! Эх!..
Но пропитанные сильной позитивной энергетикой книги, не будем падать духом, а будем с надеждой смотреть вперёд. Ведь там такая радостная встреча с полюбившимися героями, которые обязательно возьмут меня с собой в путешествие, я смогу снова стать участником их приключений. И пусть будут слова, необдуманные и несдержанные, пусть язык доведёт до Киева, а может, и до Царьграда самого. Пусть. Надо только ждать и верить. Верить в писателя-творца и его героев.
Читатель Книги Странствий, не первый, но и не последний: за мной другие придут, уверен в том.
С самых первых строк этой книги окунаешься в волшебную атмосферу арабских сказок. Так и слышится «типичная восточная речь», ведущая за собой в их удивительный мир. Боясь пропустить хоть единое слово, хочется вдуматься в значение каждого из них и вслушаться в его звучание. И при этом постоянно жалеть, что до сих пор история всегда казалась состоящей из фактов, но не эмоций. Поскольку весь текст, облаченный в сказочную форму, на самом деле насквозь пронизан подлинными историческими событиями и героями, абсолютно все – будь то описания интерьера или застолья, любовные или бытовые сцены, да просто каждая деталь пейзажа ли, обстановки, особенности внешности и речи персонажей – кажется совершенно реальным. Так что постепенно забываешь, что это сказка, и, незаметно для себя, становишься не только свидетелем, но и участником описываемых событий, вместе с их героями пытаясь угадать будущее.
«Сафар-наме, или Книга Странствий» kitobiga sharhlar, 3 izohlar