Kitobni o'qish: «Каникулы юной ведьмы»

КАНИКУЛЫ ЮНОЙ ВЕДЬМЫ

Глава I
Знакомство с Белозером

Пожилая проводница распахнула дверь и, охнув от натуги, рванула вверх металлический щит, прикрывавший ступени. В тамбур со свежим воздухом ворвался незнакомый, чуть горьковатый запах.

Папа спустился вниз, выставил на платформу чемоданы и повернулся ко мне, чтобы подать руку. Но я успела прыгнуть, так что папе ничего не оставалось делать, как только исхитриться поймать меня. Оказавшись в папиных руках, я перехватила неодобрительный взгляд какой-то тетки в вагонном окошке, но тут же и забыла о нем, поскольку папа (в ответ на мой прыжок) лишь ухмыльнулся:

– А если б не поймал?

– Если бы, да кабы…, – протянула я.

Поезд, избавившись от нас, тяжело вздохнул, потянулся, гулко хрустнув всеми сочленениями, и медленно, словно тяжелая гусеница, пополз дальше к незнакомым землям. А мое прибытие на родину предков свершилось.

Старая, вся в трещинах, густо опутавших поверхность, просевшая кое-где до земли платформа, на которой мы оказались, совсем затерялась среди леса. И только вдали виднелась какая-то избушка с небольшим клочком расчищенной земли.

Едва железная гусеница скрылась за поворотом, как на меня мягко навалилась оглушительная тишина. Я собралась испугаться, что почему-то оглохла, но, к облегчению, уловила щебет птиц в глубине леса.

– Это что, и есть Белозеро? Это здесь мы жить будем? – потребовала я ответ у папы.

Но папа отмолчался – то ли не хотелось ему говорить, то ли просто не расслышал. Он стоял, запрокинув голову в небо, и лишь раздувал ноздри, шумно втягивая воздух. Я подумала, что, может, так и надо, и тоже стала принюхиваться, чем же может пахнуть отечество. От медленно колыхавшегося марева, струившегося от земли, на нас волнами наплывал все тот же запах с легкой горчинкой, который я уловила еще в тамбуре поезда. И мне представилось, что этот воздух можно было бы пить, будь он хоть чуть-чуть погуще.

– Значит, Тимофеич, доехал-таки?

Скрипучий голос прозвучал так внезапно, что я вздрогнула. Незаметно, словно из-под земли, рядом с нами возник смешной дед в драной телогрейке. А ведь я могла поклясться – еще какое-то мгновение назад здесь никого не было. Кудлатая дедова борода с застрявшими в ней соломинками топорщилась в разные стороны. Внезапно незнакомец принялся отчаянно чесать живот, и по его лицу разлилось такое блаженство, что я не выдержала и захихикала.

Наконец дед крякнул, успокоился и открыл глаза.

– Доехал, а то, как же, раз обещался, – спокойно ответил папа, а я стала судорожно соображать, пока они обнимались. Выходит, Тимофеичем здесь зовут моего папу? А, ну конечно, какая же я бестолочь, дедушку звали Тимофей, значит, папа – Тимофеевич, а это в свою очередь означает, что встречали именно нас.

– Вот, Ника, знакомься, твой двоюродный дед Кузьма Петрович.

– Да чего там! Просто дед Кузя, – заулыбался родственничек.

Взрослые подхватили чемоданы и двинулись к домику, примеченному мною раньше. Там нас поджидала грустная пегая лошадь, запряженная в телегу, полную душистого сена. Животина уныло покосилась на нас, но, видимо, ничего приятного не обнаружила и, хлестнув хвостом по спине от надоедливых слепней, снова уставилась в землю перед собой.

Мне же очень понравились колеса у телеги: деревянные, с железным ободом; и я стала запоминать конструкцию, чтобы по возвращении рассказать Саньку. Мы с ним давно хотели сделать что-нибудь подобное…

Внезапно я подлетела в воздух, а через мгновение упала прямо на сено. Аж дух захватило от полета. Это папа закинул меня наверх копны, а сам устроился с дедом Кузей на передке.

Лежать в сене оказалось необычайно здорово! От него так вкусно пахло летом. К тому же в траве ползало множество букашек, и я, вспомнив, что нам на лето задавала Римма Анатольевна по биологии, решила начать их изучать.

– Н-о-о! – свирепо гаркнул дед Кузя и телега, качнувшись с боку на бок, тронулась с места.

Но тут папа отвлек меня от исследований вопросом:

– Ну, как, нравится тебе здесь?

Я не ожидала подвоха и ответила, что, конечно, нравится.

– Вот видишь, а вспомни, как ты сопротивлялась, когда я сказал, что поедем в деревню, а не на дачу? Ты помнишь, как вредничала?

Он бы еще что-нибудь предложил вспомнить. Это было так давно. И я совсем не вредничала, а хотела просто выразить свое мнение. Но разве взрослым что объяснишь? Поэтому я насупилась и решила отмолчаться. Может, отстанут. И действительно, они стали что-то бубнить о своих знакомых и о всякой всячине, впрочем, я особо не прислушивалась…

…Уже стало смеркаться, когда лес внезапно расступился, а наш путь преградил забор из длинных, косо выставленных жердей. Дед Кузя слез с телеги и вытащил из укосин две жердины, загораживавшие нам колею. Машка (это лошадь нашу так звали) тут же прошла сквозь освободившийся проём и остановилась, дожидаясь возницу, пока тот заправит препоны обратно.

Я-то ожидала увидеть нечто большее. Не город, конечно, но как на картинках в учебнике по истории: холмы, густо обсаженные большими деревянными теремами в два, а то и три этажа; много людей в ярких нарядах, все что-то делают, куда-то спешат, из труб валит дым. А здесь лес с неохотой отдал людям чуток своих владений, чтобы они втиснули вдоль дороги (она же улица) домов тридцать с небольшими огородиками. Мы медленно катились мимо палисадников. Но меня уже не радовали ни резные наличники, ни гуси, ни куры, неохотно убегающие из-под копыт Машки. Я загрустила окончательно. Здесь точно не предвиделось большой компании, такой, как у нас на даче. А с кем я беситься буду? Тут я вдруг подумала, что местные дети тоже, наверное, уезжают на свои дачи, и в деревне кроме меня никого не окажется.

И стоило соглашаться с папой, чтобы обречь себя на заточение в этой лесной глуши?

Тут Машка остановилась, и большие резные ворота по правую руку от нас стали открываться, словно сами по себе. На неожиданно большом подворье, куда завернул телегу дед Кузя, нас, видимо, давно поджидали. Под навесом, устроенным на высоких шестах, стояли длинные столы в два ряда, заставленные мисками, тарелками и прочими емкостями. На лавках вдоль столов сидели люди, разом обернувшиеся на скрип тележных колес. Они все дружно бросились к нам обниматься и целоваться. Я ничего не успела сделать, как меня схватили и стали передавать друг другу, тиская и приговаривая:

– Ой, какая же ты стала большая!

Я мужественно вытерпела, поскольку не знала, кто из них мне приходится родственниками, судя по всему – вся деревня, но поклялась себе больше в деревни не ездить. Наконец какая-то добрая женщина просто вырвала меня из нескончаемых объятий со словами:

– Поди, деточка, пока, умойся с дороги, переоденься, а Лизка тебе поможет. Лизка-а, ты где?

Передо мной появилась девочка почти такая же, как я, может, лишь чуть-чуть выше. Склонив чуть набок голову, она внимательно стала меня разглядывать. Я в свою очередь тоже стала играть в гляделки. Осмотр принес свои положительные плоды – Лизка как Лизка. По крайней мере, одна девочка в деревне Белозеро есть. Пусть молчунья, зато не глухая, всё понимает, да и глаза вроде ничего, не злые. Мама меня учила оценивать человека по глазам. Смотрит ли он на тебя прямо и так далее. Так вот, по маминой методике, с Лизой я смогу подружиться.

Тут она меня взяла за руку, словно маленькую, и повела за крыльцо. Я выдернула руку, но пошла следом. Вскоре обнаружился такой же уличный рукомойник, как и у нас на даче. Я еще смывала мыльную пену, а Лиза тем временем обернулась в дом за полотенцем и теперь стояла, наблюдая, как я вытираюсь.

– А почему у тебя имя такое не русское?

Я чуть не упала. Оказывается, Лиза умеет говорить, а я-то приняла ее за немую.

– Конечно не русское. Это греческое имя. Так меня назвали родители.

– А что оно означает?

– Победительница.

– И кого же ты победила?

«Ехидина какая».

– Пока никого, но в будущем обязательно.

– А ты сама выбираешь себе прическу?

Незадолго до поездки мы с мамой сделали мне новую прическу – длинное «каре», чем я очень гордилась. У самой же Лизы была толстенная, огромная коса почти до пояса. Мне такой и за всю жизнь не отрастить.

– Конечно! Кто же еще?

В это время нас стали торопить, и Лиза, уже не хватаясь за руки как в детсаде, побежала в дом. Я никогда не бывала в настоящем деревенском доме, но постаралась не показать виду перед Лизой, как мне здесь понравилось. Тем более что это был наш дом, доставшийся папе по наследству. Дед Кузя и тетка Варвара присматривали за ним, но не жили тут. Из сеней я сразу попала в горницу. А на лавке у окна кто-то уже разложил мои вещи. Наскоро переодевшись, я расчесала на ходу волосы, решив, что времени на осмотр у меня еще хватит, и вернулась во двор.

Взрослые уже зажгли фонари над столами во дворе. Нам с Лизой достались места напротив моего папы, рядом с теткой Варварой, той самой, что спасла меня от смертельных объятий родичей.

Но, как выяснилось, это оказалось не самое удачное место. Тетка Варвара и Лиза наперебой стали угощать меня всякой всячиной, не забывая, впрочем, подкладывать еду и в свои тарелки. А мне есть совсем не хотелось. Я долго терпела, а потом просто демонстративно отложила вилку в сторону. Лизка вроде поняла, и отстала было, зато тетка Варвара продолжала командовать:

– А вот, может, кусочек гуся? Ну-ка, Лизка, подложи гостье во-он тот кусочек.

Я мучительно вздыхала и пыталась перехватить взгляд папы, чтобы он выручил меня. Но он лишь изредка подмигивал, совершенно не обращая внимания на мой умоляющий взгляд, и продолжал веселиться. Я несколько раз порывалась уйти. Только куда бы я ушла? Я ведь даже не знала, где мы будем спать.

Но, видимо, еще осталась на земле справедливость. Потому что тетка Варвара образумилась:

– Пойдём-ка, я покажу тебе кровать, а то ты уже сидя глаз не размыкаешь.

Она отвела меня в дом, где я быстро забралась под тяжелое одеяло и мгновенно уснула, хотя за окном затянули песни…

Глава II
Странная поляна

Просыпаться не хотелось совершенно. Я приоткрыла один глаз, но вокруг царила непроглядная темень.

И тут, близко-близко, как будто прямо под окном, разорался петух. Откуда-то издалека ему ответил еще один такой же полуночник. Слышно было, как первый шумно похлопал крыльями и немного поклекотал, прочищая горло. И снова воцарилась тишина, однако весь сон уже куда-то пропал, и я стала раздумывать, чем же мне заняться в первый день. Ничего не решив, я вновь сомкнула веки и «отправилась» на свой остров.

Я и так, пока мы ехали в поезде трое суток, не вызывала к жизни Морских жителей, и Принц, наверное, совсем заскучал. Раньше я пыталась записывать в общую тетрадь все, что с ними происходило, чтобы хоть что-то оставалось на память, но потом бросила. Гораздо лучше просто лежать с закрытыми глазами в тишине и представлять себе зеленый остров посреди моря, где живут смелые мореходы, и придумывать им приключения. Иногда я была просто наблюдателем, но гораздо чаще сама участвовала в их жизни. Сегодня, например, выяснилось, что Принц смертельно заболел, а придворные лекари лишь бессильно разводили руками. Тогда я стала путешествующей знатной Дамой, которая в далекой Индии овладела всеми секретами йоги. Эти секреты выдал один влюбившийся в меня махараджа, он хотел забрать меня в свой гарем, но я с помощью пиратов сумела убежать и теперь спешила к своему Принцу.

Но вот заскрипела входная дверь в каюту, и в тот же миг все исчезло: белое воздушное платье, в котором я стояла на носу белоснежной яхты, всматриваясь вдаль, когда же покажется берег; пираты, сторожившие награбленные сокровища; дельфины, сопровождавшие меня в пути…

– Хватит бока давить! – весело закричала с порога тетка Варвара. – А то все на свете проспите. Уж завтрак давно готов.

Я уткнулась в подушку, а когда с меня стали стаскивать одеяло, начала брыкаться. Тут кто-то громко охнул, и я поняла, что опять перестаралась. Тетка Варвара потирала бок:

– Ишь, какая лягастая кобылица у тебя выросла, а не дочка. А, Тимофеич?

– Да уж! – самым своим грозным голосом ответил папа (оказывается, он спал в одной комнате со мной). – Кто-то сейчас получит по полной программе за нанесенное троюродной тетке увечье.

Но гроза в голосе меня не обманула. Папа вовсе не сердился. Хотя на всякий случай я обернулась, чтобы убедиться.

Он тут же бросился на меня, словно только и ждал моего взгляда, как команды, схватил в охапку и побежал вон из дома. На улице оказалось прохладно, и я стала лягаться по-настоящему. Я сильно обиделась, хотя это и не спасло меня от обливания холодной водой. В общем, утро прошло бурно.

Так что после завтрака, который, к слову сказать, накрыли там же, где праздновали вчера наш приезд, я побыстрее решила смыться, чтобы найти Лизу, пока мне не придумали какое-нибудь глупое занятие.

Выскочив за ворота, я в растерянности остановилась. Где мне найти Лизкин дом? Но, по счастью, на завалинке у соседней избы на бревнах сидел дед Кузя и что-то мастерил. Я направилась к нему. Он явно заметил мое приближение, но головы не поднял. Присев рядом, я стала наблюдать, как он осторожно обстругивал ножом узловатый корешок.

И вдруг из-под острого лезвия, отсекавшего все лишнее, стал проявляться чертик. Это было так здорово! В стороны отлетали толстые и тонкие щепки, и вот уже обозначилась голова с рожками. А вот и весь черт, с копытцами и хвостом, устроился на ладони деда Кузи. Такой смешной и чем-то неуловимо похожий на своего создателя.

– Ну, вы даете! Прямо как папа Карло! – восхитилась я.

– Это который деревяшку оживил? – пробурчал дед. – Дык и мы с усами.

Он стал что-то шептать, затем подышал на чертика и, на что угодно могу поспорить, это чудо вдруг помахало мне рукой. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, чертик вновь был неподвижным.

– Иди вон в тот дом с зелеными воротами. Там Лизка живет. А то уж забыла, поди, зачем пришла? – дед помолчал, а потом протянул мне чертика. – На! Возьми, коли понравился.

Я осторожно положила игрушку в свой любимый рюкзачок и, не забыв поблагодарить (вежливость – моя отличительная черта), пошла за Лизой. По пути я пыталась понять: привиделось мне, что чертик пошевелился, или нет, хотя сам он, весь такой деревянненький, был вполне реальным.

Лизка стояла на крыльце и кивала, как китайский болванчик, в ответ на то, что говорила ей мама. Я подошла поближе и поздоровалась. Чуть позже мне стало ясно, что мой папа привез какие-то лекарства для лесника Николая, и Лизу как раз снаряжали в путь. Естественно, я увязалась с ней. В жизни не видела настоящей заимки с живым лесником!

Вначале все было хорошо. Золотисто-коричневые стволы сосен изредка перемежались березовыми рощицами, солнце, тепло, даже комары почти не донимали. Тропка вилась меж стволов деревьев, пересекалась ручейками, ныряла во впадины и поднималась на взгорки. Мы с Лизой шли и болтали о том, о сем. А потом она вдруг, в ответ на мой рассказ, сказала, что я врунья. Хотя я действительно сама видела по телевизору, как козы лазают по деревьям. Короче, мы поссорились. А еще она стала утверждать, будто я одна в этом лесу заблужусь. Хм… Можно подумать, я с папой ни разу за грибами не ходила. А у нас на даче тоже настоящий лес. Только, может, не такой красивый.

Мы даже остановились, а потом Лизка недовольно топнула ногой:

– Ну, ты идешь или нет?

Я не люблю, когда так со мной разговаривают, и, конечно, сказала, что нет. Вот так я и осталась одна. Лизка скоро скрылась за поворотом, а я села на пенек и стала думать, что же мне делать: идти позади Лизки, потихоньку, чтобы все же посмотреть на заимку, или вернуться в деревню.

Лизка не вернулась, чтобы помириться, и я двинула обратно. В одном месте, я хорошо это помнила, тропка делала большой крюк, так почему бы его и не срезать? И я тут же стала первооткрывателем, пробирающимся в джунглях Африки.

Хотя делать этого не следовало. Пока я воевала с дикими обезьянами, залитый солнечным светом сосновый бор незаметно сменился глухим ельником. Серые стволы с иссохшими сучьями, до макушек поросшие голубоватым мхом, обступили меня. Вокруг все замерло. Только молчаливые мураши из окрестных муравейников спешили по своим делам да пауки сидели на своих паутинах, поблескивавших то тут, то там. Мне показалось, что кто-то наблюдает за мной, но, обернувшись, никого не увидела.

Вот это влипла, что называется! В первый же день заблудилась в лесу. Когда меня найдут, ох и попадет же мне от папы. А потом в голове зародилась мысль, не понравившаяся мне гораздо больше первой: а если не найдут? Я стала вспоминать все, чему нас учили по ОБЖ в школе, но оказалось, что ничего путного в памяти не всплыло, кроме одного: если вы потерялись, то оставайтесь на этом же месте и кричите о помощи. Но, во-первых, мне это место совершенно не нравилось, здесь даже посидеть негде; а во-вторых, я долго кричать не могу: сразу садится голос. Поэтому я решила пойти обратно, чтобы выйти на тропку туда, где мы расстались с Лизой.

И, естественно, эта затея провалилась. Хоть я и твердила себе, что найду тропинку, но уже успела два раза прореветься, разбить коленку, а лес вокруг лишь становился все гуще и гуще. И самое неприятное: начинало смеркаться. В очередной раз упав, я не стала подниматься, но только приготовилась немножко поплакать, как услышала чье-то хныканье. Кто-то неподалеку тоже то ли поскуливал, то ли всхлипывал. Не понять. Неужели еще кто-то заблудился? Пусть даже не человек, а хотя бы собака. Все равно, собака – друг человека, мне сейчас очень нужен настоящий друг, не такой, как Лизка. Я поднялась на ноги и пошла на звуки.

По мере приближения стало понятно, что звуки доносятся как бы из-под земли. А вскоре я заметила впереди темный провал. Когда я подошла вплотную к краю, мне стало не по себе, поскольку яма оказалась очень странной. Я сразу представила себе, что это великан ткнул пальцем и пошел дальше. Только палец его был в два моих роста. А на дне ямы копошилось что-то маленькое. Оно сразу затихло, заметив меня. Ну, точно, щенок упал в эту дыру и не может выбраться.

– Сейчас, маленький, я тебя вытащу, – постаралась я его успокоить и стала придумывать, что сделать. Тут я вспомнила, как мы на даче вылезали из ямы. А вскоре нашлась и подходящая упавшая сосенка, обломанная так, как было нужно: не слишком толстая, сухая, с крепкими ветками. Конечно, пришлось повозиться, чтобы дотащить ее до ямы. И парадно-гуляльное платье, сшитое мамой перед поездкой, оказалось порванным в двух местах, но ради спасения живого существа настоящий спасатель пожертвует всем, даже сыром (ой, опять меня заносит).

Наконец бревно оказалось рядом с ямой, и я стала аккуратно спускать его вниз. Но рваный край платья незаметно зацепился за сук и, когда ствол стал заваливаться, то потянул и меня. Я не успела испугаться, как оказалась внизу. Отфыркиваясь и отплевываясь, я вскочила и поняла, что упала очень удачно. Ничего не сломано, правда, опять разболелась коленка. Настала пора спасать пленника земли. Ой, мамочки! Это оказался не щенок, а медвежонок, опять захныкавший при моем появлении. Совсем-совсем маленький.

– А где же твоя мама? – пожалела я малыша и стала примеряться к подъему наверх. Медвежонка я на всякий случай положила в рюкзачок, а чертика пересадила за пазуху, так что он теперь торчал у меня под подбородком. Сосну я выбрала удачную, было за что цепляться, и скоро мои глаза поравнялись с поверхностью. И вот тут я поняла, что теперь пора заплакать по-настоящему. У края ямы нас поджидала мама малыша. Она стояла на четырех лапах, мотая головой из стороны в сторону. Тут медведица заревела, и мне стало совсем дурно. Я чуть не свалилась обратно, и только мысль, что могу придавить в падении малыша, помогла удержаться на ногах.

Внезапно медведица замолчала, хотя продолжала внимательно смотреть.

– Пожалуйста, не трогай меня, – дрожащим голосом начала я свою речь, – я ведь только хотела помочь твоему ребенку. Я тоже ребенок, и у меня тоже есть мама, которая будет плакать, если ты меня съешь.

С этими словами я вытащила малыша, безуспешно до этого возившегося в рюкзачке, и протянула матери. Она покатала его по хвое и затем, отшлепав, отчего тот опять захныкал, закосолапила прочь. Но, пройдя несколько шагов, повернулась ко мне и мотнула головой. Если я не ошибаюсь, меня куда-то пригласили? Мне подумалось, что хуже не будет. И я храбро пошла навстречу неизвестности.

Чертик занял свое место в кармане. Медведица неспешно потрусила впереди, причем медвежонок болтался, зажатый клыками за шкирку в маминой пасти, а я из последних сил бежала, пытаясь не отстать.

По счастью, бежать оказалось недолго. Вскоре мы выскочили на небольшую, но очень уютную полянку. Медведица остановилась, рыкнула на меня так, что я замерла от неожиданности, и быстро исчезла меж деревьев. Я попробовала ее догнать, но она словно растворилась среди елок. Уже стремительно надвигалась темнота, мне было страшно, живот сводило от голода, и ужасно хотелось пить. Тут я вспомнила, что на полянке, где я отстала от медведицы, был ручей, и вернулась. Полянка словно специально поджидала меня. Деревья расступились, и стало хоть чуточку, но светлей. Я отыскала ручей и опустилась на траву, чтобы напиться. Неожиданно трава оказалась удивительно мягкой и нежной. Лежать на ней было так приятно, что я, напившись, не стала подниматься на ноги, а отползла чуть-чуть от ручья и разлеглась на траве. От земли исходило какое-то доброе, надежное тепло. Я незаметно успокоилась и уставилась ввысь. Тьма окончательно поглотила лес. Круглая ярчайшая луна в окружении сверкающих звезд, каких никогда не увидишь в городе, давала достаточно света, чтобы мне не было страшно. Тут я вспомнила о подарке деда Кузи, вытащила чертика из кармана и положила его рядом, чтобы он тоже мог полюбоваться на все это…

…Мне снился сон о том, что утром дорога домой легко отыщется. Или добрая фея леса, пожалев меня, взмахнет волшебной палочкой и сделает так, что, когда я вернусь, никто еще не будет меня искать, а тем более ругать. А быть может, эта фея даже сумеет вернуть меня в тот момент, когда я еще не поссорилась с Лизой. Мне было так хорошо во сне, меня окружали всякие смешные существа, они веселились на поляне, плясали и пели песни. Я понимала, что вижу сон, и жалела, что их нет наяву, такие они были славные…

…Мне стало щекотно, и я открыла глаза, в тот же момент вспомнив весь вчерашний день. Но настроение от этого не ухудшилось. Выспалась я прекрасно, даже лучше, чем дома. Есть не хотелось совершенно. Я напилась и умылась у ручья и спокойно пошла в лес, выбрав направление наугад. Вокруг снова был хороший бор, идти было легко. И солнце еще не успело достичь зенита, как я уже вышла на какую-то тропку. Я двинулась по ней и за ближайшим поворотом наткнулась на Лизку, стоявшую руки в боки:

– Чего ты там застряла? Нам еще идти и идти.

Я бросилась было к ней:

– Ой, Лиза! Со мной такое случилось, такое… – и вдруг вспомнила сон про фею. Я остановилась и глянула на подол – платье снова было целым. Сунув руку в карман, я обнаружила там чертика. – Представляешь! Я вчера, то есть сегодня, ну… – тут я запуталась окончательно. – Да! Я вчера потерялась и заблудилась…

Тут я та-ак укололась ладонью о чертика, что вскрикнула от боли. Выпростав руку, я слизнула капельку крови и замолчала. Что-то расхотелось посвящать Лизку в свои приключения.

Она с недоумением смотрела на меня, потом, видимо решив, что не стоит обращать на это внимания, махнула пренебрежительно рукой и двинулась дальше. Но я теперь не обижалась на нее, а идя следом, размышляла, что же это со мной приключилось…