Kitobni o'qish: «Тулпар»

Глава 1

Старая обшарпанная словно много лет ношенные тапочки квартира наполнялась тихим плачем доносившемся из-за белой, косоватой двери. Сквозь тонкую щель слышались женские рыдания, слабые, отчаянные, воющие. Хриповатый голос то с надрывом поднимался, то затихал и стены вторили этому ритму. Полутемный коридор вел на кухню, сквозь стеклянную с разводами от неаккуратного мытья дверь просматривался мужской силуэт. Жилистая рука тянулась к губам, потом вновь опускалась – курил, курил и пил, а слезные волны словно не докатывались до его слуха. Потом тень медленно поднялась из-за стола и покачиваясь двинулись к двери. Рука шарила ручку, посыпались ругательства и дверь будто поддаваясь нелестным речам в свой адрес распахнулась, явив миру сие убожество сорока восьми лет.

Фанис, так его звали, двинулся по стеночке в сторону коридора, примятые и третий день не мытые волосы лезли в глаза, стригся он также редко, но его давно не заботил внешний вид, тем более в стенах дома. Потому одежда соответствовала его замыленным в поту волосам, он шел, щупая стену грязными пальцами, замер на мгновение перед белой дверью, прислушался, чуть клонясь в сторону. Плачь стих и чьи-то уши слушали Фаниса через дверь. Он сам себе кивнул и пошел дальше. В темном коридоре он пару раз запнулся о чьи-то тапки, выругался, так что перекрыл всхлипывания за белой дверь своим басистым голосом, потом подслеповатыми глазами нашел вторую дверь, на которой висел старый плакатик каких-то певцов с азиатской внешностью. Фанис не знал кто это и чем они занимаются по жизни, временами гадал, а кто из них мальчик, кто девочка и бурчал по-стариковски, что времена нынче не те. Рука легла на дверь и толкнула.

– Айхылу! – заревел он точно медведь разбуженный по среди зимы и прошел в комнату. Глаза резал свет, просачивающийся сквозь тонкие тюлевые занавески, Фанис привыкал, потом нашел расплывчатый силуэт дочери, которая сидела за ноутбуком на старом деревянном стуле и не замечала, кто нарушил её покой. Заметила она приход отца, только когда он влепил ей подзатыльник. Медленно, точно пойманный зверек, Айхылу повернула лицо к отцу, посмотрела на него раскосыми глазами и замерла в таком положение. В темных волосах путались нитки наушников, которые уцепил взгляд отца, и он рывком вырвал их из ушей дочери – всё в интернетах своих! – ревел он, бросая на пол наушники, Айхылу только и успела выдернуть их из ноутбука, чтобы он не полетел на пол следом. Второго такого ей никто точно не купит. Ноги Фаниса дали слабину от влитого в оплывшее тело алкоголя, он опустился на корточки, шумно дыша и посматривая пустыми глазами.

– Что? – спросила Айхылу не вытерпев этого затишья. Она смотрела на полысевшую голову отца, где волосы жили отдельными островками, но и эти жалкие клочья он не удосужился помыть хотя бы раз с момента её приезда на летние каникулы. В нос ударил стойкий запах перегара, Айхылу поморщилась и закрыла ноутбук готовясь к тому, к чему готовилась всю жизнь, каждый божий день, но так и не привыкла.

– Как в школе дела? – спросил наконец Фанис и Айхылу хотелось заржать как лошадь, едко так, колко, чтобы до его пьяного мозга дошло, о чем он спрашивает, но она сдержалась. Годами выработанная практика «не беси пьяного отца» работала и сейчас. Казалось, даже стены дома в периоды его запоев стыдливо затихали, лишь бы не дать повода этому получеловеку устроить тиранию домашним.

– Пап, я в университете учусь, уже второй год – спокойно сказала Айхылу, наблюдая как отец удивляется, чешет зад рукой и смотрит на дочь с вопросом. Потом видимо память возвращается, а с ней возвращаются и его опасения.

– По мальчикам там не шляйся, поняла меня? – рявкает он, отдохнувшие ноги просят движений, и он встает. Зачем он сюда пришел, Фанис не знает и не отдает себе отчета об этом уже с двух часов дня, как сосед по лестничной клетке пришел разобрать батареи на кухне. До батареи дело не дошло, оно замерло на том моменте, когда откупорилась первая бутылка водки. Сосед трепался о какой-то новой бабе этажом выше, часто повторял слово шалава, а Фанис кивал и глазел, как наполняется его отцовская кружка прозрачной жидкостью.

– Не шляюсь – односложно отвечала Айхылу, мозг просил «уходи, иди пей, уходи». Она не шлялась, даже не ходила по свиданиям и не потому, что росла в строгой семье, а потому, что учеба была тяжелой, а в промежутках заполнялась работой. Беднота семьи словно переехала вместе с ней в большой город, холила и лелеяла её, ежедневно заставляя чувствовать себя неуместно в кругу одногруппников, что приезжали на своих тачках, делали фотографии на дорогие телефоны, а Айхылу пользовалась старой моделью, на которую если сделать фото, то потом один черт будет знать, кто на снимке. Да и непривычно она смотрелась в кругу белокурых красавиц, со своими черными волосами и узкими глазами. Очевидного булинга в группе не было, но невидимую стену Айхылу ощутила в первый же день. Может будь она поуверенней, то вписалась бы в круг новых знакомых, может если бы не забивалась в дальний угол и присматривалась к парням на первых рядах, у Фаниса бы появился повод отлупить дочь, но его не было, она была другой.

Под ночь квартира зашумела. Айхылу просунулась в дверь и прислушалась. Шумела мать, отец по её догадкам пошел допиваться в злополучную восьмую квартиру, где постоянно собирались все сливки низов их дома. Мать больше не мешала ему пить, хоть и спорила, плакала, но руки в какой-то момент опустились, и она сдалась.

– Айхылушь – позвала мать и Айхылу пошла на зов. Вошла в комнату и опешила. Горы вещей были разбросаны по всей комнате, мать суетилась между чемоданов – собирай вещи, быстрее – поторапливала мать. Ей было только сорок, но годы страданий давно стерли с её лица намеки было башкирской красавицы. Сбежала она с Фанисом из родной деревеньки очень давно, пошла против семьи и Айхылу почти никого из родственников не знала, слышала о них от матери, но лично ни с кем не была знакома.

– Куда мы едем? – спросила Айхылу.

– Зухра-ханум тебя к себе заберет, а я пока разведусь и попробую отсудить квартиру – быстро говорила она – собирайся, Айхылушь, быстрее, пока он не пришел.

– А учеба? – уточнила дочь и мать бросила на пол платье.

– Ну до неё ещё три месяца, что ж ты сейчас то думаешь? – злилась мать своим слабым голоском – давай, бери всё и поезжай с первым же автобусом до Верхнегорска, там тебя мой двоюродный племянник подберет на машине, потом в Сибай. Давай, до автобуса два часа, надо успеть.

– А ты куда? Он же прибьет тебя – спорила Айхылу.

– Я у Нади поживу, не волнуйся, иди уже – мать пихнула её в бок и Айхылу вышла. Постояла с минуту в коридоре, раздумывая что такое Сибай, кто её таинственный двоюродный брат и чем всё это закончится. Хотела вернуться, но за дверью на башкирском выругалась мать и Айхылу покорно пошла собираться.

Это походило больше на бегство, так быстро они с матерью никогда не собирались. Поскидывали вещи матери в газель, всё что успели унести, простились и Айхылу со своим скромным багажом отправилась на автовокзал. Такси под ночь стоило дорого, она сокрушалась, что с таким успехом можно было до Магнитогорска доехать на попутках, но мать с ней не советовалась, решила всё в одночасье и уехала к тете Наде, её давней подруге, а дочь выслала куда-то далеко, в полную неизвестность. Однако в этом были и свои плюсы – завтра она не увидит своего пьяного отца. Судя по размаху их пирушки, запой обещал быть долгим, а потом он будет ещё месяц отходить, месяц ломать его будет как щепку, так что лето в каком-то захолустье звучало лучше, чем в собственном доме.

Под слабым светом ламп бесновались мотыльки и мушки. Платформа пустовала, ночь разливалась душным июньским воздухом, Айхылу сидела одна одинешенька, с дорожной сумкой и рюкзаком, разглядывая как облачко насекомых бьется о стекло лампы безутешно, безостановочно. Невольно она подумала, что и мать так билась с отцом уже много лет. Терпела, ведь у башкирок её рода так положено. Айхылу казалось, что этим намеренным заточением с одним мужчиной мать пыталась сохранить хоть каплю потерянной чести при побеге. Дважды замужние в её понимании были падшими женщинами, и она терпела, терпела и Айхылу невольно следуя их женскому девизу. Телефон завибрировал в кармане, на экране высветилось сообщение от незнакомого номера «будешь в Магнитке, позвони. Эльмир». Айхылу убрала телефон, вздохнула. Тело клонило в сон, но впереди ждало около семи часов дороги в тесном автобусе и какой-то Эльмир маячил на горизонте.

Вскоре стали подходить люди, все сонные, они волокли за собой свои пожитки, становились на платформу и ждали один единственный ночной автобус до Магнитогорска. Айхылу рассматривала мотыльков, их стало как будто больше, точно легкая вуаль они окружали лампу с единственной целью – добраться до огонька и сгореть. Прибыл автобус, на платформу вышла тучная и злая женщина в форме, теребя в руках засаленные бумаги.

– На багаж билет где? – громко говорила она какому-то старику.

– Ась? Не слыхаю я – отвечал он. Айхылу стояла в конце очереди, люди роптали на старика.

– Багаж, ба-гаж. Билет на него – повторяла хмурая женщина, тыкая бумагами в клетчатую сумку.

– Ась? Вот билет – он достал большой лист и показал, женщина всплеснула руками, Айхылу усмехнулась, догадываясь, что билет ему купили онлайн и как непутевому распечатали, а о багаже никто и не подумал.

– Да не тот! Идите на кассу…

– Давайте я схожу – предложила Айхылу, старик мял в руках бумажку, не слышал, смущался.

– Сходи, а то мы тут вечность стоять будем. Садись, дед, купят тебе – Айхылу подумала, что денег ей точно не выбить из этого деда, но отчего-то было плевать. Мать с детства закладывала в её голову мысль о том, что стариков надо уважать и помогать, даже если сама нуждаешься в помощи.

Автобус тронулся, весь скрипя и покачиваясь. Свет погас, кто-то болтал, кто-то ужинал, так что по салону потянуло копчёностями. Айхылу не любила этот запах, так пахли попойки отца, и она весело отметила про себя, что завтра его уже не будет в её жизнь, но в глубине души понимала, что это временный разрыв. Не первый раз мать порывалась уйти, но делалось это всегда, чтобы вразумить алкаша-мужа, а значит пара недель в неизвестном ей Сибае и Айхылу вновь окажется на пороге отчего дома.

Глава 2

– Я на входе на вокзал – говорила в телефон Айхылу, задорный голос обещал прийти с минуту на минуту – хорошо.

Автобус прибыл в пять утра, тело холодило от прохладного ветерка, люди быстро разбредались по улицам, шумно, недовольно волоча вещи. Вокзал в Магнитогорске был большой и битком наполненный даже в эти ранние часы сомнительными личностями. Айхылу не пугалась, она два года жила в большом городе и привыкла к толпе. Больше она боялась, что в таинственном Сибае будут проблемы с интернетом. Это была её последняя связь с миром, с миром веселых подружек из общежития, с миром сплетен и пересудов, с миром приложений для знакомств, которые в её бытности стали приятным время препровождением. С некой тоской она вспоминала как в последний месяц учебы подружка и по совместительству соседка по комнате Олеся нашла себе после долгих свиданий статного и взрослого мужчину с которым отношения её начали быстро развиваться. Айхылу любила её послушать, как и остальных девочек с этажа. Эти слащавые истории любви, эти живые девичьи эмоции, завораживали, вызывали легкую зависть, и она слушала, она всегда слушала: мать, пьяного отца, подруг, а её обычно не слушал никто, да и рассказывать было особо не о чем.

Наверно, а может и всецело эта поездка становилась самым ярким событием в жизни Айхылу. Не было под боком бойких подруг из города, что решали вопросы с бравыми молодчиками и помогали с поиском работы. Впервые Айхылу была отдана на откуп самой себе, но ещё не осознала всю ценность момента. Пока она только вылавливала в толпе случайных пареньков, гадая это ли её брат Эльмир или же нет. Было скучно, сонно тянулись мысли в голове, о том, как долго в этот раз продержит осаду мать, прежде чем не заскучает по отцу и всё не вернется на круги своя. Вечерние мысли, как здорово изменится её жизнь, сменились трезвым пониманием, что для серьёзных перемен в судьбе её семьи нужно что-то посерьёзней, чем вполне ординарный и привычный запой отца.

– Айхылу? – спросил мужской голос, и она обернулась. Низкорослый парнишка, больше тянувший на подростка, смотрел узкими глазами с любопытством – я Эльмир.

– Привет, да, рада знакомству – поспешила ответить Айхылу и начала поднимать вещи. Эльмир перехватил её сумку и бодро зашагал, петляя между людьми. Черные как смоль волосы топорщились смешным ежиком на его голове, ноги были обуты в обычные шлепанцы судя по истрепанному виду, повидавшие куда больше, чем Айхылу. Такой Эльмир был весь простой как три копейки, а солнце уже выглядывало на небе и обещало изнуряюще жаркий день.

– Учусь в медицинском – уже в машине рассказывала Айхылу, которую Эльмир буквально заваливал пестротой вопросов.

– Ого, так ты врач? – живо удивлялся он, выпучивая глаза на дорогу.

– До врача мне ещё очень далеко – вяло отвечала Айхылу наблюдая серые улицы промышленного города. Где-то за рекой дымились точно отцовские сигареты трубы, люди спешили потоками на работу, прыгали в автобусы, забитые до отвала, а старая шестерка Эльмира катила по улицам урча точно изнежившийся на весеннем солнце кот.

– А я вот техникум в Сибае заканчиваю. Девушку ищу. У тебя нет случайно свободных подружек? – он весело ей подмигнул, Айхылу покачала головой. Свободных подруг была уйма, только вот они её на смех поднимут, если она им в качестве кандидата предложит этого пацаненка. Нет, девочки из общежития ловили на свои удочки состоятельных дяденек, а не молодых ребят из глуши.

– Нет, у меня мало друзей – отвечала она и глянула в телефон. Олеся уже написала ей целую прорву голосовых сообщений, но из уважения к родственникам Айхылу не читала, не втыкала наушники в уши, а продолжала вести ненавязчивый разговор.

– О, в Басае полно у тебя друзей сыщется. Туда на лето много кто съезжается. Я поеду, братишка по отцу, две сестры, но они мелкие, школьницы все, но знаешь, веселые – он рассмеялся.

– Басай? Я думала Сибай – уточнила Айхылу.

– Не, сперва, конечно, в Сибай покатим, там родня уже стол накрывает. А жить то ты будешь у Зухры-ханум, в Басае. Барана наверно уже зарезали, беш будет жирный – он похлопал себя по тощему животу, Айхылу задумалась. Особой разницы между Басаем и Сибаем она не подмечала, потому что ни тот, ни другой не видела. Полагала, что это тоже какой-то маленький городок и не беспокоилась – беш любишь?

– Люблю – кивала она.

– А лапшу катать умеешь? – Айхылу умела, но не любила. Эти огромные лепёшки мать заставляла катать часами, потом они сушились по всей квартире, что и мухе сесть негде было. Это был целый ритуал и о дне варки бешбармака мать сообщала заранее, и вся другая работа по дому ставилась на паузу.

– Умею – вздохнула Айхылу.

– А я нет, зато разок от матери скалкой по хребтине получил – он рассмеялся, Айхылу усмехнулась с ужасом, знала она эти скалки – огромная палка длинною с руку и толщиною тоже с руку. Она прикинула насколько это больно получить такой по спине и решила, что Эльмиру досталось здорово – я понимаете-ли слепил одну лепёшку. А эт нифига не я был, младший Азамат пакостил. Вечно мне за него прилетает – ворчал Эльмир.

– А ты живешь с родителями?

– Конечно, мне от дома до техникума ехать-то фигня – Айхылу кивала, понимая, что перед ней сидит прообраз мамочкиного сынка, которых девушки её статуса студентки предпочитали обходить стороной – а ты на башкирском не говоришь?

– Нет. А это проблема?

– Не, ты что, молодняк весь на русском балакает, ну мы эти как их… – он задумался.

– Билингвы?

– Да, точно, они самые. А так может старики к тебе придерутся, мол чего башкирский не учишь, но ты кивай, да в голову не бери. Они так всем в уши льют, старики, чего с них взять. Картатай вообще на старости лет свихнулся, арабский вздумал учить и весь дом заставляет намаз совершать. Потому я к вашим с ночёвкой не суюсь – он рассмеялся, потом затих – нет, я по исламу, конечно, стараюсь жить, но терпиловки вставать в пять утра у меня не хватает. Потом вот, тоже состарюсь и буду коран читать – Айхылу кивала, вспоминая скромные традиции матери складывать ладошки после всякого приема пищи. В такие моменты и Айхылу подчинялась неведомым традициям, складывала ладошки лодочкой, с минуту, пока мать бормоча молится, смотрела на изгибы линий на ладонях, а потом как бормотание стихало делала движение будто умывается и весь стол вставал.

– Там-то? Там карьер, вот от нашего района вообще рукой подать. Мы мальцами там лазали, но сейчас уже не интересно – рассказывал Эльмир, когда они въехали в таинственный Сибай. Город был уютным и удивительно чистым. Дороги не были забиты машинами, дышалось как будто бы легче – мы в поселок Горный, пока по всей родне проедешь, наверно уже к выходным в Басай поедем.

– Тут наверно шахтеров много живет?

– Да нет, уже нет. Добыча то почти на нет сошла. Так, по мелочи. Батя мне рассказывал, мол раньше белазы круглые сутки гоняли, отвалы, вон они, кстати, как горы росли на глазах. А теперь похерили, ну или добывать нечего, я хрен его знает. Но работы в городе мало – Айхылу смотрела как мимо прокатил грузовик грохоча пустым кузовом – не, это камаз обычный, белазы больше раза в три.

В доме какой-то троюродной бабушки толклись люди. Айхылу, к её удивлению, встречали со слезами на глазах, все её обнимали, вели в дом по вязанным коврикам. Она осматривалась по сторонам, постоянно с кем-то здоровалась, отвечала про мать, и все женщины в унисон вздыхали, заслышав только намек на слово развод. Здесь были старики и дети, были молодые парни и девушки её возраста, но все как один приходились ей каким-то боком родственниками. На десятом имени Айхылу решила, что объем памяти в её мозгу заполнен и перестала пытаться запоминать, как и кого зовут. Башкирская речь лилась тут и там вперемешку с русской. Даже в процессе говорения в одном предложении могли стоять рядом русские и башкирские слова, так что иногда Айхылу улавливала смысл разговоров. Больше всего ей понравились две сестренки Ляйсан и Гузель. Погодки, одной шестнадцать, другой пятнадцать были так на друг дружку похожи, что казалось они близняшки. Шумные, смешливые, они сразу перехватили Айхылу в свои руки, споря по какой-то мелочи с Эльмиром и тот ушел в тень. Девушки были говорливы, всё про всех рассказывали, но силы Айхылу после ночной дороги были на исходе, хотелось спать, а впереди был только жирный завтрак, больше походивший на мировое застолье.

– Мы каждое лето в Басае у бабули. Там мало, конечно, ребят нашего возраста, но есть. Много кто летом приезжает, а зимой там делать нечего – рассказывала Гузель.

– А интернет там ловит? – спросила Айхылу.

– Ну мэтеэс плохо ловит, но есть связь, конечно – кивала Гузель – Эльмир тебя повезет?

– Вроде да – отвечала Айхылу, переваривая слово «мэтеэс», которое так и резало слух.

– Да ты если что с нами поезжай, нас папа возит, хоть ни в этой чертовой шахе ехать.

– Чего ты мою ласточку засираешь? – огрызнулся Эльмир и девушки прыснули хохотом. Айхылу улыбалась, усаживаясь за стол. Потом какой-то дед забормотал на арабском, долго говорил непонятные далекие слова, Айхылу изучала ладони, успокаивая себя мыслью, что у неё не «мэтеэс», а йота, а значит в глухой деревеньке будет не так уж и скучно, главное подальше от отца. Хотелось уже прослушать сообщения Олеси, позвонить Тане и узнать, как прошло её первое свидание с тем женатым мужчиной, в общем хотелось собрать сплетен и почувствовать себя причастной к тому, к чему по факту она никакого отношения не имела.

Неделю, как пророчил Эльмир, Айхылу таскали по всем родственникам в Сибае. Она съела в общей сложности ни меньше пяти литров бешбармака, пару коробок чак-чака, может около банки сметаны и уйму всего того, от чего желудок, не привыкший к такой плотной кухне, заворачивался в узел, но корни, а точнее гены к концу недели свыклись с местными блюдами и Айхылу уплетала всё за обе щеки. В процессе она познакомилась, как ей казалось по крайне мере с пятьюдесятью ребятами и девушками её возраста, кто, как и все остальные приходился ей роднёй. Упреки по поводу незнания языка вызывали бурю споров, к которым она отношения не имела. Тут всегда оказывалась какая-то современная тетка лет сорока, что катила бочку на стариков и отстаивала свою позицию отсутствия острой необходимости изучать башкирский. Тетки были всегда разные, споры одинаковые.

– И как он? – спросила Айхылу. Ночь клубилась дымом топленой бани, за забором лаяла собака соседей, а в доме бушевала в этот раз тетка Марьяна, что с горячим рвением отстаивала то, за что сама Айхылу даже не планировала бороться, а просто игнорировала.

– Ой, он чудо, просто чудо! Я разведу его на новенький айфон. А Светку помнишь с нижнего этажа? Ну эта, у неё ещё губы накачены. Ну так вот, она говорят залетела от паренька с четвертого курса, какой-то пропойца, вообще не говори – Айхылу и не говорила, слушала разглядывая как мечутся мотыльки под крышей бани, где ещё горела одинокая лампочка – а ведь она говорила, что замуж только за богатого. Но мой, ну это просто рубь золотой. Цветы, ухаживания, в постели тоже всё ничего такое – Олеся хихикала, Айхылу задрала голову к небу и удивилась, здесь были видны звезды, куда лучше, чем в её родном городке – а Таня зря с женатым крутит. Вообще я этого не одобряю, что мало свободных мужиков, ну вот я ведь нашла. Вообще она головой не думает. Может он ей заливает, что уйдет из семьи, но всё враки. Ребенок все-таки.

– Угу – протянула Айхылу не замечая, что рассказ её не так много трогает, как тот факт, что кроме Большой медведицы она больше ни одного созвездия не знает. Стало как-то стыдно за себя перед самой собой.

– Но она говорит любовь, ага любовь. Ему лишь бы молодуху затащить в постель. Ей о будущем надо подумать. Я вот иногда так думаю…

– Мы вчера с ним пять часов разговаривали. Представляешь, пять? – Айхылу не сразу осознала, что говорит уже не с Олесей, а с Таней, как-то выпал из её головы момент, когда сменились собеседники. Она напрягла мозги, пытаясь понять, чего лишнего ляпнуть с Таней нельзя, что можно было с Олесей – он меня понимает, как никто. Мне кажется, мы говорим на одном языке, он чуткий до эмоций.

– Какой молодец – поддакивала вовремя Айхылу, гугля попутно названия созвездий и пытаясь их найти в небесной черноте. После ночной поездки неделю назад, ей ещё пару дней было по привычке интересно узнать все сплетни, но там речь шла о любви и деньгах, и она вспомнила как в общежитии отключала голову, чтобы не засорять себе мозг. Казалось, в её восприятие мог укладываться только один определенный уровень сплетен, который подруги регулярно превышали, потому срабатывал аварийный сброс и половины Айхылу и не слышала. А может не слушала потому, что сама такой жизнью не жила, ни там и ни здесь уж тем более. Здесь был ежедневный шабаш, родственник и бедные барашки, которых резали чуть не каждый день и Айхылу невольно думала, что её приезд для баранов не меньше, чем явление всех всадников апокалипсиса.

– Олеся помешана на выгоде, она меркантильна до мозга костей. Мы с ней на днях поругались, она мне сказала, знаешь что?

– Что?

– Чтобы я башку включила, мол, с Вадиком будущего нет. Вот ты заметила, как она эти курсы саморазвития прошла, так прям считает себя великим оракулом – пыхтела Таня от злобы – мы говорили с Вадиком о многом. Он просыпается и пишет мне, засыпает и звонит или пишет. Всегда такой ласковый. Боже, он словно мой личный психолог, лечит мои травмы – Айхылу пыталась припомнить о каких именно травмах идет речь, но не смогла, Танина жизнь в её понимании была апогеем благополучия – Айхылу, это любовь, истинная любовь в словах.