Kitobni o'qish: «Альтер Эго»

Глава 1

Остаток дня я посветил тому, что осмотрел замок. Его строили многие поколения, и как это водится, каждое вносило что-то свое. Первая постройка относилась видимо к 11-12 векам. Тогда в самом начале это крепкая башня Донжон. Со временем первоначальная постройка, которая выделялась более темными камнями, превратилась в основную часть замка, в его сердце. Последующие владельцы замка вносили изменения и добавляли новое в духе своего времени, что привело к тому, что архитектурная целостность замка была нарушена: маленькие окна соседствовали с большими, а те, в свою очередь, с бойницами. Старые башни нелепо смотрелись с декоративными. В настоящее время решено было оставить только самую древнею часть замка в которой и должен был располагаться музей. Всё остальное должно было быть снесено. Строители не работали, и в будущем музее никого не было.

В нем имелось, по меньшей мере, тридцать семь комнат. Из них не было ни одной полностью отреставрированной. Я бродил по этим помещениям, перешагивая через горы мусора, обрезок досок, опилок и прочего строительного хлама. Уже поздним вечером зашел в комнату, отличающуюся от других.

Работы не коснулись её. В отличие от других комнат, здесь не было мусора, по стенам не висели леса. Долго стоял там, рассматривая старые гобелены, изображающие охотничьи сцены. В глубине комнаты стоял альков, увенчанный короной.

В ту ночь ветер ревел и завывал в ветвях деревьев. Неожиданно мною овладела мысль, что мы со стариком в замке не одни. Откуда-то сверху доносился звук не то, чтобы шагов, но какого то движения. Звук не поддавался описанию, разве что исходил от чего-то, двигавшегося взад-вперед, взад-вперед в узком пространстве. Вышел из комнаты и прислушался, потому что звук, казалось, плыл сверху вниз по лестнице – иногда он слышался явно, иногда доносился лишь шорох; поэтому я стоял там и прислушивался, прислушивался, прислушивался, пытаясь установить его источник, пытаясь на основании рассуждений дать ему какое-либо объяснение, так как ранее его не слышал, и, наконец, пришел к выводу, что ветер, должно быть, прибивал ветви деревьев к дому и водил ими туда сюда по стене. Я попытался утвердиться в таком мнении и возвратился комнату. Однако звук начал доставлять мне всё больше беспокойства. В конец измучился, пока наконец, удалось уснуть. Однако это было ещё хуже, чем явь. Я был буквально ошарашен гротескными до предела сновидениями, в которых играл пассивную роль и испытывал всякого рода временные и пространственные метаморфозы. Вдруг всё рассеялось, и я увидел ясный сон. Увидел опять эту комнату короля. Так же ясно, как будто сам присутствую в ней. Однако нет, как будто смотрю на происходящее в этой комнате из-за какой-то ширмы. Ясно вижу большого длиннорогового оленя, в отчаянной позе остановившегося над ручьем, и трех настигающих его охотников. В глубине на алькове по синему штофному балдахину вышиты белые лилии. Рядом стоят два человека. На одном я вижу монашескую рясу, у другого грудь в латах, длинные, немного кривые ноги в лосинах и ботфортах. Однако лица обоих я разглядеть никак не могу.

– Вы выразили желание встретится со мной, сир. Я полагаю, Вы хотите снять с души какое-то ужасное бремя, – сказал тот, на ком была одета ряса.

– Не знаю, как мне быть, – медленно ответил второй. Сегодня я совершил ужасный грех, но вина моя в нём только отчасти. Во всём виновата она. Верно, она одержима демоном.

– Господи, о чём это Вы говорите, – промолвил первый и несколько раз перекрестился. Верно, он был священником, хотя повторяю, лица его я не видел.

– Помогите мне, отец мой. Я нуждаюсь в Вашем совете.

– Да, да сын мой. Я священник и свято буду блюсти тайну исповеди, и никто более не узнает о Вашем признании. Я слушаю Вас.

Воцарилось молчание, которое, наконец, было прервано этим вторым.       Он начал что-то говорить священнику. Однако опять не разобрать ни слова.      Я начал злиться, затаив дыхание и вслушиваясь, но все мои усилия были тщетны; не мог разобрать ни слова. Если бы услышал хоть слово, сразу всё понял, но не могу ничего понять. Я напрягаю все силы и…мне не хватает присутствия там.

Сон закончился. Я мокрый от пота присел на кровати. Затем нашарил рукой стакан с водой и сделал пару глотков. Потом встал, оделся и вышел из комнаты.

Старик не спал, когда я его нашел.

Как уже говорил, я чувствовал себя немного странно. По моей коже то и дело пробегал жар, в то же время меня знобило. Пальцы не слушались, кроме всего прочего глаза закрывались, то ли от обильной пищи, то ли от моего болезненного состояния. И вдруг в этот момент реально представил, что если выйти из этой залы и подняться по большой каменной лестнице наверх, то прямо надо мной будет та комната.

– Послушай, нет ли прямо над нами комнаты – я поднял глаза к потолку.

– Да, есть. В башне над нами есть комната короля.

– Что значит комната короля?

– В каждом рыцарском замке была специальная комната, как правило лучшая, которая предназначалась для короля, в случае, если бы он посетил замок.

– Послушай, – мне ужасно хочется провести ночь в той комнате, сам не знаю почему.

Просьба казалось, смутила старика. Он поднял глаза и, собравшись, сказал:

– Подумайте хорошенько. Комната это не жилая, в ней по приданию рождались и умирали все из рода де Беатц, в ней скончалась последняя хозяйка – произносил эти слова старик тихим голосом.

– Кто мне запретит ночевать там, где я хочу.

– Есть кое-что, господин…– старик вдруг замолчал.

– Будьте любезны, скажите, что такое?

– Вам не понравится, вот что такое.

– Я непременно хочу ночевать там, сказал я.

– Подумайте очень хорошо.

– И думать не о чем, ночую там.

– Это не пройдет Вам даром.

– Я не имею причин опасаться, кого бы то ни было, будь то живые или мертвые.

Приготовлю Вам постель в той самой комнате сказал вдруг старик, вставая.

Сколько я оставался один не знаю.

– Всё готово, я провожу Вас, – сказал старик.

– Идём – я просто уже желал увидеть комнату.

Зайдя в комнату, старик поставил рядом с кроватью ночник.

– Вы желаете, чтобы я запер дверь снаружи?

– Зачем? А впрочем, делай, как знаешь, – сказал я. Мне действительно было уже всё равно. Я слышал, как он запер дверь и медленно побрел по коридору. Вокруг меня воцарилась тишина, тусклый свет ночника колебался, словно от порывистых взмахов незримых крыльев. В комнате было холоднее, чем в колодце. Комната была просторна, оклеена тисненой кожей. Она была уставлена великолепной, обитой гобеленами мебелью и освещалась тремя большими окнами. Посередине стояла массивная кровать. Пятнадцать или двадцать лет назад лечь и спать или проснутся в ней, было одно удовольствие, но с тех пор сырость, грязь, запустение да ещё крысы и пауки сделали свое дело. Наполовину окна были разбиты. Я взял оставленный мне ночник и не спеша, обошел родовую спальню и увидел то, что хотел увидеть. Такой же портрет, что я видел внизу в большой зале. На нём была изображена юная женщина в полный рост. Она буквально притянула меня к себе. Лицо было дивной красоты, гладко причесанные светлые волосы, высокие дуги бровей, маленький и страстный рот с приподнятыми уголками и белое платье, открывавшее до половины грудь.

Вдруг я опять почувствовал сильную боль в сердце, от которой у меня пальцы сжались в судороге. Мне казалось, что вот-вот лишусь чувств. Наконец, в каком-то полубредовом состоянии, я оторвал взгляд от портрета, мысли мои путались, свет ночника заструился у меня перед глазами и, превозмогая боль, я дошёл до постели и лёг. Тут же мне представилось, что я вижу себя спящим, как будто моя душа уже отлетела от меня, старался открыть глаза, но они сами закрывались, и вот, наконец, я, это может показаться невозможным, но лёжа с закрытыми глазами я увидел как за окнами начало садиться солнце, его последние лучи готовились покинуть каменные плиты пола. Тут же мне представилось, что я вижу себя спящим, как будто моя душа уже отлетела от меня, я старался открыть глаза, но они сами закрывались, и вот, наконец, я, это может показаться невозможным, но лёжа с закрытыми глазами я увидел как за окнами начало вставать солнце, его первые лучи заиграли на каменных плитах пола, и наконец начали заливать светом комнату. И вслед за этим весь портрет, который произвел на меня ужасное впечатление, охватило беззвучное пламя солнца. Голова женщины казалось, отделилась от портрета и открыла губы.

– Дайте мне руку, проговорила она тонким холодным голосом.

– Дайте же мне руку, я освобожусь, – повторила она.

– Руку ей, руку – беспомощно шептал я себе.

* * *

Дверной замок щелкнул, прекращая безумие. В комнату ослепительный от солнца зашел мой старик. Он подошел к кровати и, подняв балдахин, осторожно заглянул. Казалось бы, это был вчерашний старик, но нет, это был незнакомый мне молодой юноша.

– Мой сеньор, Вы просили разбудить Вас при последних лучах солнца – сказал он бархатистым твердым голосом. Все в сборе. Робер де Клари, Диас де Бивар, Гастон де Бриен, Клисон де Ланц, Жан де Фруассар барон дю Геклен, Антуан де Морвер Вас ждут. Тяжело раненый славный сеньор Карл де Грейи также здесь. Признаться, мой сеньор, когда он рухнул на крепостной стене, как подкошенный, я уже подумал… Его голос утонул в моем сознании. Я был сражен, убит происходящим. Я оглянулся. Комнату было не узнать. Нет, это была, несомненно, вчерашняя комната, но она была проще, грубее. Но главное не было портрета, его вообще не было. При последних лучах красного солнца и смоляных факелах, появившихся на стенах, я ясно видел каменную кладку стены. На ней уже не было тесненной кожи, не было и портрета.

– Вы отдохнули, мой сеньор – продолжил слуга, теперь не угодно ли Вам одеться.

– Наверное, я умер от страха во сне, думал я, в то время как слуга одевал меня. Затем слуга предложил мне знаком следовать за ним, что я и сделал как в бреду. Вчерашний замок теперь ожил. Я слегка прикрывал глаза от копоти смоляных факелов по стенам и шел за своим провожатым, рассматривая, висевшие по стенам гобелены приглушенных тонов – коричнево-золотые, изображающие сцены каких-то битв. Кругом царило оживление. Везде вереницами ходили слуги с огромными серебреными блюдами, полными яств. Всё это текло в большую залу. Оттуда доносился гул множества голосов, пение менестрелей. Я остановился на пороге. Трудно себе представить, какие ужасные изменения претерпела эта зала после последней ночи. Теперь этот зал представлял картину рыцарского пира со всеми её атрибутами. В комнате, где вчера вечером я сидел, наслаждаясь вином и беседуя со стариком, теперь происходил дикий разгул воинов. Сам сатана, наверное, присутствуй он здесь не смог бы сгустить краски этого пира.

Как только я вошел, наступило молчание. Я увидел множество рыцарей, сидящих за столом, блиставших пышностью и великолепием. По обе стороны стола, ломившегося под тяжестью золотых и серебряных блюд с самыми изысканными яствами, сидели люди с непокрытыми головами, но в практически полном, тяжелом и блестящим вооружении. Лица многих показались мне удивительно знакомыми. Меж тем, я не был знаком с ними. Как только эти несколько сотен людей увидели меня, тяжелый гул множества голосов поднялся под своды каменной залы. Они приветствовали меня, потрясая оружием и кубками с вином. Они что-то кричали мне, перед глазами у меня мелькало множество лиц и я шел за своим слугой, который вёл меня во главу стола. Я сел во главе стола, рядом с огромным рыцарем. На нём был, накинут плащ; он сидел с засученными по локоть рукавами, забрызганными кровью. У большинства людей были длинные волосы, откинутые назад. При свете факелов, которыми освещалась зала, это придавало ещё больше свирепости и без того жестким лицам. Опьяненные каким-то успехом и обильными возлияниями, они всё обратились ко мне, как к своему предводителю. Их разговоры и песни, которые они пели, стихли. Все они ждали, что скажу им я. Заметив это, я оглянулся по сторонам, ища своего провожатого. Тут я увидел группу менестрелей и каким-то привычным движением сделал им знак играть.

– Ого! Гром и молния – воскликнул рыцарь с окровавленными глазами, обращаясь ко мне. Тот, кто смотрел утром своим врагам в лицо на поле битвы, не хочет смотреть своим друзьям в глаза на пиру. Он засмеялся, протягивая мне вино.

Я делал неимоверные усилия памяти, чтобы вспомнить этих людей и всё остальное. Боже мой! Да, конечно, я здесь жил когда-то, сидел за этим столом, а ещё сегодня утром рубил своих врагов мечом.

Пир был в самом разгаре. Сидящие вливали в себя огромное количество вина, заедая его такими же кусками мяса. Кости все бросали себе за спину на каменный пол, устланный соломой и собаки тут же подбирали их. Я прислушался к разговору.

– Нет, граф де Бюд вместо того, чтобы ждать пока откроют ворота и спустят мосты, прокладывал себе дорогу через стены и рвы. Говоривший был красивый молодой человек с благородным лицом и волосами, заплетенными в косички.

– Да, Робер де Клари, ты прав, смерть его была завидной. Он покинул этот мир с улыбкой праведника на устах. А теперь перестань, в конце концов, мы затравили зверя – промолвил насмешливо человек, сидевший напротив того, кого назвали Робером де Клари.

Временами один из рыцарей вставал и обращался к окружающим с краткой речью и поздравлял всех с общей славной победой. Я понял, каких слов все ждали от меня.

Вдруг в зале началось волнение, и пара воинов втащили в зал человека. У него был растерзанный вид, растрепанные волосы. На его блестящих латах хорошо виднелась литая серебреная лань с пучком травы в зубах. Вид его красноречиво говорил о том, как с ним обращались. Несчастного подтащили к моим ногам и сидящих рядом со мной, и бросили на пол. Однако в эту минуту он выказывал мужество и достоинство. Взгляд его был решителен. Я был поражен. Сидевшие начали бросать на меня удивленные взгляды, не понимая, почему я молчу. Наконец, один из рыцарей, по- видимому имевший такое же право голоса, как и я, встал и сказал лежащему.

Я, Гастон де Бриен говорю тебе от имени всех здесь сидящих. Готовься к смерти, подлый Жан де Рожель. Воин, говоривший это сжал кулаки, стиснул зубы и, переведя дух, продолжил. Ты предал нашу дружбу и подло продал нас герцогу Филиппу. Сейчас ты увидишь свою смерть, как её увидел сегодня утром герцог. Чего бы ты не сделал теперь, чтобы было иначе! Я готов убить тебя. При этом он сделал несколько тяжелых шагов и, подойдя к Жану де Рожелю, вытащил из ножен меч. Показав страшное орудие лежащему, он остался стоять подле него.

– Жан де Рожель, проговорил тот, которого звали Робером де Клари, я хорошо тебя знаю, ты ведь готов заплатить любую цену, чтобы спасти свою жизнь?

Лежащий поднял бесстрашный взгляд на сказавшего эти слова и грустно взглянув на стоящего рядом Робера де Клари, остановил свой взгляд на мне.

– Выслушай меня ты, а также все присутствующие здесь рыцари, если здесь найдется хоть один, достойный называться так. Выслушайте, какие условия я могу предложить за свою жизнь.

– Ты, – он обратился ко мне, силой захватываешь не принадлежащие тебе по праву земли и замки своих соседей, уничтожаешь их посевы, вырезаешь скот и убиваешь жителей. Сегодня ты захватил замок герцога Бургундского, перебил его слуг, разграбил его имущество и убил его самого.

– Кончил ли ты, перебил его стоящий по-прежнему с занесенным мечом Гастон де Бриен.

– Нет, я не сказал условия в обмен, на которые могу спасти свою жизнь.

– Продолжай, – да смотри, чтобы всем конец понравился больше чем начало!

– Я перечислил твои преступления, а также преступления твоих людей, – продолжил де Рожель, опять пристально смотря на меня. В обмен на свою жизнь, могу предложить тебе.… При этих словах в зале наступила мертвая тишина. Лицо его было ужасно. Ты владеешь здешними землями, тебе принадлежат здешние леса, поля. Я хочу в обмен на свою жизнь предложить тебе то, чего у тебя нет – проговорил он. Слыша, что я молчу, он продолжил. У меня есть невиданный цветок, выросший в лесу среди диких трав. Его красота достойна королевского внимания. Его нельзя сравнить ни с чем, но я готов продать его в обмен на свою жизнь.

– Я не интересуюсь цветами, тем более не покупаю их, – ответил неожиданно для самого себя я, также внимательно смотря на этого человека. Я чувствовал, что сейчас в моем мозгу откроется клапан, не дающий воспоминаниям вырваться наружу.

– Этот цветок моя восемнадцатилетняя дочь – проговорил несчастный.

Первое, что я вспомнил при этих словах, это женщина, которую я видел вчера, хм вчера!? На портрете здесь в этой зале и потом наверху в комнате. Затем медленно, как туман, в моей голове встала другая картина. Я увидел себя в лесу около замка, стоявшего передо мной Жана де Рожеля. Я не сомневался, что это его замок. Там я встретил красивую девушку. Я подошел к ней и не знаю почему, но мы обнялись, и губы наши слились в жарком поцелуе. Это было воспоминание. Далекое воспоминание. В это время Гастон де Бриен нанес удар мечом и его жертва без крика упала мертвой к его и моим ногам. Все повскакивали со своих мест и молча смотрели на ужасную развязку.

– Негодяй, я не мог больше слушать его дьявольские слова – прокричал Гастон де Бриен, громовым голосом, угрюмо поглядывая по сторонам. Его слова были одобрены сотней голосов.

– Однако де Бриен, мы ведь хотели его повесить – произнес один из рыцарей.

– Что же нам мешает сделать это сейчас, давайте, прицепим его к оконной балке.

Предложение пришлось всем по нраву. Тот час труп подвесили.

– Тебе нужна его дочь. Я вздрогнул.

Гастон де Бриен тремя глотками осушил кубок с вином. Негодяй думал провести тебя, но я сразу понял его задумку, потому как знаю, где еге искать, он помедлил

В замке Тарс, я совсем забыл про него. Послушай-ка, де Бриен чуть склонился ко мне, а что если отпустим всех мелкопоместных дворян, оставим только Робера де Клери и Диаса де Бивара с их людьми, да еще я и ты со своими людьми. Ворвемся туда вместе и, кто сможет получить больше- получит, кто сможет больше взять – возьмет.

– Опускаю знамя перед победителем, прошептал я с напускной веселостью, чувствуя, что бледнею. Я посмотрел на труп висевший, на окне и освещенный светом месяца. Он отбрасывал на пол тень, бледную, но достаточно четкую, чтобы понять, какой страшный предмет она обрисовывала. Я протянул кубок виночерпию. Вспомнил пока ещё кое – что, какие-то обрывки и, чтобы подтвердить, их я встал и крикнул.

– Да здравствуют король. Ответом мне был тот самый боевой клич, который я надеялся и боялся услышать в ответ. Все вскочили и закричали.

– Монжуа! Это был боевой клич французов, который установился в двенадцатом веке.

Теперь, я знал, наверное, что жил в этом замке. Но, в качестве кого. Я не мог дать ответы на вопросы, возникающие в моем мозгу. Одно казалось несомненным; когда жил здесь, я был очень несчастлив; иначе я не мог объяснить щемящее чувство тоски, которое охватило меня, когда я забрел сюда. Но я вспомню всё, нить свяжет воедино отрывочные образы и звуки, иначе, зачем я здесь. Я протянул кубок виночерпию.

* * *

Пир казалось, не закончится. Я абсолютно не понимал, что происходит. Что это? Сон или явь? Ответа мне дать не мог никто. Чувствовал я себя довольно странно. Казалось размах моих плеч несколько увеличился, как будто в них кривая сажень застряла. Кроме того, чувствовал, что моя грудная клетка также увеличилась и, в настоящее время мои легкие напоминают кузнечные меха. В руках, плечах и спине я чувствовал некую тяжесть, как будто весь день тело мое изнывало под тяжестью тяжелых доспех, а руки целый день орудовали двуручным мечом. Всё это было более чем странно. Тогда я задал себе вопрос, помню ли вообще, кто я такой. Это не вызвало у меня затруднения. Я вроде бы помнил, однако думать мне об этом не хотелось. Как будто мой разум находился в гостях и ему говорили, сиди и помалкивай, здесь все живут по другим правилам. Всё же усилием воли я заставил себя умножить число пятнадцать на семнадцать и посчитать, сколько это будет. Убедившись, что считать могу , я взял лежащий на столе нож и попытался выцарапать на столе слово «сон». Писать я совершенно не мог, и чуть не порезался ножом, хотя, четко помнил, как пишется это слово. Просто пальцы мои никогда не держали авторучки. Всё это было крайне невероятно.

Я подумал, что неплохо бы выйти отсюда, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Как только я подумал, как бы получше это сделать, вдруг неожиданно для самого себя тяжело опустил кулак на стол, так, что подпрыгнули серебряные блюда и закричал.

– Ей, разрази Вас тысяча чертей, кто ни будь подойдите сюда.

Тут же от стены отделился слуга, который сопровождал меня в эту комнату.

– Я слушаю Вас, монсеньер?

– Послушай…, как тебя?

– Меня зовут Эббон, монсеньер.

– Да, конечно Эббон, послушай, проводи меня в мою…, в мои…

– Слушаюсь – Эббон поклонился.

Пока мы шли по долгим каменным коридорам, оставив пирующих, я не переставал удивляться. Раньше бы я никогда так не стукнул кулаком по столу и не закричал таким образом. Непостижимо. Тут я только заметил, что даже походка у меня стала другой, какой-то, что ли грузной.

Слуга привел меня в ту самую комнату, а может быть похожую на неё, в которой я проснулся. Я огляделся в поисках зеркала, но ничего похожего не увидел.

– Послушай, где здесь есть зеркало? Мой вопрос вызвал недоумение у слуги, словно он не понимал, о чём идёт речь.

Вдруг опять неожиданно для себя я сказал.

– Эббон, вели срочно принести сюда бочку с водой, хочу посмотреть на своё лицо и умыться.

Эббон тот час исчез.

Теперь мне стало ясно, что любые действия, которые выполнял обычно определенным образом, я выполнял здесь по другому. Подошёл к одному из окон, напоминающих огромную бойницу и посмотрел наружу. В воздухе стоял сумрак, который бывает обычно перед рассветом.

Через некоторое время тяжелая массивная дверь открылась и с несколько человек под руководством Эббона, втащили большой бочонок с водой. Я подошёл и с большим волнением взглянул на свое отражение, а затем застыл неподвижно. На меня смотрел совершенно мне не знакомый человек.

– Что же это, Господи – промелькнуло у меня в мозгу.

Я потрогал свое, теперь уже не свое лицо. Это было совершенно не моё лицо, как впрочем, и тело. Этот шрам над правой бровью, откуда он у меня. Я медленно опустился на кровать. Ясно было, что я попал в другой мир и в другое тело, хотя разум сохранил свой. Впрочем, очевидно, что мыслю я и поступаю, как житель того мира, в который я попал, иначе, отчего я стукнул по столу там, в зале, так закричал. Я совершенно не удивлюсь, если здесь я смогу убить человека, что естественно для той эпохи, в которую я попал и совершенно противоестественно для того мира, где я родился и жил. Проше было бы сказать, что я вселился в непонятного мне человека, при этом, оставаясь на второстепенных ролях наблюдателя и этот человек, то есть, получается я поступает согласно своим привычкам и убеждениям. Всё это непонятно для меня. Тут я услышал, что Эббон наклонился ко мне и трогает меня за плечо.

– Мой сеньор, что случилось, на Вас лица нет?

– Послушай, Эббон, ты не мог рассказать мне, кто я такой?

Тот к кому я обратился, выпучил глаза и тихо попятился назад.

Я понял, что вопрос звучит не совсем корректно.

– Должно быть, сегодня я получил тяжелый удар по голове во время сражения и, вдобавок перебрал вина, поэтому я хочу, что бы ты сейчас мне рассказал, кто я такой, какое положение занимаю.

– Как мой сеньор, Вы забыли, что Вы знаменитый Шарль де Беатц, очень богатый вельможа, чьи сокровища и обширные владения не уступают королевским, а также то, что Вы маршал и пэр Франции?

– Нет, я помню это – я встал и нервно прошелся по комнате.

Только сейчас я понял, что говорю не на своем родном языке.

– Понимаешь, Эббон – продолжил я, конечно же, помню все про себя, но просто мне хочется, что бы ты мне рассказал очень подробно обо всей моей жизни, мне было бы приятно.

– Кажется, я понимаю Вас, монсеньер – ответил Эббон, хотя по его лицу было ясно, что он ничего не понимает.

– Вот и прекрасно, тогда рассказывай, всё, что тебе известно про меня.

– С чего же начать, монсеньер?

– С чего хочешь и вот, что скажи мне, женат я или нет?

– Насколько мне известно, нет.

– Продолжай и начни, пожалуй, с того, что скажи мне, в каком мы живём году от Рождества Христова?

После того, как Эббон ответил мой вопрос и начал восхвалять мои подвиги, я окончательно отказался от мысли, что вижу всё это во сне, уж слишком невероятным, он бы был.

Через некоторое время красноватые лучи восходящего солнца проникли в комнату.

– Проведи меня на крепостную стену, Эббон – сказал я.

Последний как всегда молча поклонился и взял со стены факел. Опять мы прошли по многим коридорам, поднялись по нескольким каменным лестницам и оказались снаружи. Ветер холодной волной дунул на меня. Мы стояли на каменной крепостной стене замка. Внизу, кругом насколько хватало взора тянулись леса, перемежаемые кое-где открытыми пространствами. Справа от меня я увидел чудную деревеньку. За ней голубой змеей извивалась река. Сам замок, по всем правилам стоял на горе. Оставалось увидеть город, который он защищал. Я посмотрел назад и увидел его. Город был опоясан стеной с оборонительными башнями. Я насчитал больше двадцати, остальные были невидны из-за предрассветного тумана. В одной из башен были сделаны ворота. Отсюда было видно часть городских построек. Меня поразило дикая беспорядочность застройки города; узкие, кривые улочки, дома, прилепившиеся к самой крепостной стене. Рядом с городскими воротами расположились строения, напоминающие рынок. Сейчас здесь было пусто. Я проследил насколько возможно глазами улицы к середине города. Там темнели очертания какого-то большого здания, должно быть ратуши, так как к её высокому шпилю тянулись все видимые мне здания и сооружения.

* * *

Проснулся при первом блеске зари. Признаться, я лишился всех сил. Вчерашнего слуги не было. Я оделся и подошел к окну. Утренний холод чуть знобил меня. Пальцы мои были влажные и красные, словно обагрены кровью. Длинная оранжевая полоса пересекала небо, словно разрезая его пополам. Со двора доносилось отдаленное эхо каких-то звуков, голосов. За дверью послышались тяжелые шаги, ругань и дверь распахнулась.

В комнату зашел Гастон де Бриен.

– Понапрасну я вчера не доверял людям Антуана де Морвера. Это поистине хищные волки. Если кто – ни – будь в состоянии спасти Францию, то я готов умереть за него. Его люди выступят с нами. Де Бриен посмотрел на меня.

– Да, продолжил он, гулко прохаживаясь по комнате, рассуждая, по-видимому, сам с собой, в родовом замке подлого Жана де Рожеля пировал мой дед, взяв его приступом. Чувствую, что и нам придется побывать там. Камни его часто поливали кровью. Они пропитаны ею и от нее стали черными. Я в восторге от того, что буду пить красное вино на его стенах.

– Да, добавил он, я думаю, что пора подать вино и какую ни будь еду, с тем чтобы обсудить план нашей компании. Нам предстоит много верховой езды.

Де Бриен задумался, наверное, над планом того, что нам надо было сделать. Я посмотрел по сторонам, рассуждая про себя, как бы заказать завтрак.

В это время дверь распахнулась, и вошел слуга в красно-черной одежде с жезлом в руке, как потом выяснилось знаком его старшинства над прочей челядью. Слуга торжественно вступил в зал и посмотрел на меня, видимо ожидая знака. Я кивнул ему головой. Тот час вошли четыре слуги, еду, запах которых мог пробудить аппетит у покойника. Водрузив все на стол они молча вышли.

Де Бриен обратился к дворецкому, который стоял по – прежнему в комнате.

– Передайте сеньорам…, что мы ждем их для совета. Скажите, что за завтраком, на который их приглашает владелец замка, мы должны обсудить детали похода.

Де Бриен посмотрел на меня, желая удостовериться, согласен ли я с его словами. Я кивнул дворецкому, тот молча вышел.

В комнате осталось два человека, которые должны были прислуживать за столом. Я посмотрел на блюда. Мне бросились в глаза огромные куски мяса и чесночная похлебка.

Вскоре дверь опять открылась и несколько рыцарей зашли в комнату. Их звали Робер де Клари, Диас де Бивар и Антуан де Морвер. Гастон де Бриен взглянул на меня, и, встав, обратился к присутствующим.

– Братья мои, вчера мы закончили успешный поход и взяли приступом замок Жана де Рожеля, а труп последнего сегодня жрут собаки. Все сегодня должны были разъехаться по своим вотчинам и занятся своими делами. У тебя Робер де Клари, волнения в твоих землях, крестьяне недовольны и бунтуют и тебе надо усмирить их, – при этих словах де Бриен обратился к де Клари. Я знаю это – продолжил де Бриен. У тебя Диас де Бивар жена вот – вот должна родить и ты быстрее хочешь увидеть наследника, но все это можно отложить, ибо появилась одна важная работа для нас и наших людей.

В зале воцарилась тишина.

– Тарс – родовой замок Жана де Рожеля. Поистине лакомый кусок.

Де Рожель свозил туда отовсюду богатства. Это поистине золотая бочка. Кроме того, это гнездо врага трона и нам надо его разворошить. Антуан де Морвер, сколько у тебя осталось людей.

Антуан де Морвер, к которому были обращены эти последние слова, поднял свою красивую голову

– Я недосчитался многих моих людей после вчерашней битвы, но я готов выставить всех оставшихся у меня людей. Двести мечников и сотню лучников. Это всё, что у меня осталось.

– У тебя ещё было полторы сотни булавоносцев – сказал де Бивар.

– Эти люди были плохо подготовлены, вчерашние крестьяне, половина из них погибла, оставшиеся разбежались.

– Ладно, после этой компании я помогу тебе перевешать это отродье, а теперь, что скажешь ты Диас де Бивар? – сказал де Бриен.

Тот, к кому были обращены эти слова поднялся.

– Готов ли, кто-либо из здесь присутствующих упрекнуть меня в том, что я или мои люди плохо дрались вчера.

Выждав, он продолжил. Из сотни лучников, бывших у меня ещё вчера, я потерял добрую половину. Из двухсот меченосцев у меня осталось около сотни. Я отдаю всех людей под Ваше начало, но сам не могу умереть, не увидев своего сына.

– Хорошо Диас де Бивар, ну а ты Робер де Клари?

– У меня было полторы сотни пикейщиков из которых я потерял около двадцати и пятьдесят арбалетчиков, которые остались все живы. Всех их я передаю под ваше начало, за исключением нескольких десятков, так как сам я хочу сопровождать смертельно раненого Карла де Грейи в его замок.

– Да, я полностью одобряю тебя де Клари. Славный де Грейи был сильно ранен вчера. Позаботься о том, чтобы этот воин ни в чем не нуждался. Что касается меня – продолжил де Бриен, то я выставляю всех, кто способен стоять на ногах. Это две сотни арбалетчиков, полторы сотни пикейщиков и пятьдесят меченосцев. Таким образом, у нас без людей Шарля де Беатца, при этих словах де Бриен взглянул на меня, у нас с Божьей помощью наберется четыре с половиной сотни пикейщиков, полторы сотни лучников, полторы сотни меченосцев и две с половиной сотни арбалетчиков.