Kitobni o'qish: «Чингисхан. Сотрясая вселенную»

Shrift:

Глава первая. Юный криминал

18 августа 1227 года нашей эры, Тангутское царство, осадный лагерь под городом Чжунсин

– Кто-о-о?.. – без особого интереса спросил Темучжин.

Каган Монгольской империи лежал на соболиных шкурах и флегматично жевал основательно разваренное мясо куропатки. Зубы у него были уже не те, поэтому китайский лекарь рекомендовал не напрягать челюсти понапрасну. Еще у него сильно болела спина, поврежденная при падении с лошади.

«Как же плохо быть старым… – подумал Темучжин, более известный как Чингисхан. – Ох, как хорошо было быть молодым…»

– Великий хан, гонец от Боорчу-багатура¹, – заполз в ханский шатер рядовой кешиктен² Хортау.

Он велел ему лично передавать любые вести без риска лишиться головы за их содержание, но только потому, что Хортау чем-то напоминал ему Тогрула³, побратима его отца.

«Старая история…»

– Заводи… – вяло махнул рукой Темучжин.

– Боорчу-багатур докладывает, что сжег все усадьбы вокруг города Гуюаня и перехватил два крупных отряда из земель Цинь, – сообщил Хортау. – Он со своим туменом⁴, как вы мудрейше велели, движется на соединение с туменом Борохула.

– Правильно… – тихо произнес Темучжин, отбросив ножку куропатки. – Еще?.. Что?..

Желудок его слабо проурчал что-то благодарственное. Пища в последнее время проходит плохо, так и норовя застрять в его старых кишках, вызывая стойкие запоры. Есть большую часть дня не хотелось, поэтому приходилось заставлять себя.

Он почти прикончил тангутов, нанесших ему смертельное оскорбление шесть лет назад. Кто-то бы забыл, но не он.

«Проклятые рисоеды… – раздулся в нем застарелый уголек ненависти. – Недостаточно сил у меня? А что вы теперь скажете?»

– Великий хан… – вновь упал на колени Хортау. – Прибыл император тангутов Мочжу. Он сдается со всем своим двором и просит пощады для себя и своей страны…

– Запускай… – разрешил Темучжин, после чего с натугой отрыгнул.

Ждать пришлось недолго. Зная, что после трапезы у Чингисхана редко бывает хорошее настроение, императора затолкали в шатер и поставили на колени.

– Говори… – произнес Темучжин.

Император Мочжу открыл рот, чтобы начать что-то говорить.

– А хотя знаешь… – поморщился великий хан. – Бадай, задуши его…

Император тангутов, обряженный в роскошные шелка, в многосоставную черную шляпу, типично тангутскую, был схвачен ближайшими кешиктенами, после чего на его шею была накинута удавка. Он не успел ничего сказать, не успел сделать лишнего вдоха, как настала его смерть. Зачем говорить, если и так все понятно?

– Хортау, – позвал Темучжин, потеряв интерес к удавлению тангутского наглеца, – шли гонца к Боорчу… Пусть… хрф… уф… Пусть… ххрф…

Темучжин внезапно завалился набок и выпучил глаза.

– Великий хан!!! – подлетел к нему обеспокоенный Хортау. – Господин! Повелитель!

– Хрф… – выдохнул Темучжин, лицо которого покраснело, а левый глаз наполнился кровью. – Хрф… Ыф… Убить… всех… Хрыф… Города… Ыф… Сжечь… Сжечь… А-а-а…

18 августа 396 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Кхы… А-а-а… – издал ребенок первый в жизни звук. – А-а-а… А-а-а-а!!!

– Abraba hropjan!⁵ – радостно провозгласила некая старуха неприятного вида, но Темучжин видел лишь мутные тени и блики света.

Он ничего не понимал, голову будто сжало, глаза ослепли, не видно ничего, тело ощущается будто чужое, страшно до одури, непонятно, что происходит и что его ждет.

В голове была пустота, мысли не могли выстроиться в связную конструкцию, а еще эта пустота болела, но как-то отстраненно, будто не с ним, а с кем-то еще. Пытаясь сохранить ускользающую, будто вода между пальцами, целостность разума, Темучжин заставил себя успокоиться, начав считать до десяти, как когда-то учила мать, Оэлун. Жизнь показала, что это не помогает, поэтому Темучжин совершил много необдуманных дел, за которые приходилось расплачиваться, но возраст и опыт со временем взяли свое…

Счет помог выиграть немного времени – истекание разума замедлилось. Но вечно это продолжаться не могло, потому что Темучжин чувствовал, как начинает терять сознание и часть себя. Все мутнело, меркло, терялось и таяло…

19 августа 401 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония

– Эйрих, иди домой! – позвала его Тиудигото.

Тиудигото – это мать. Но есть еще отец, Зевта. А еще есть два старших брата, Валамир и Видимир. Первый родился за два года до Эйриха, а второй – за год. Также есть Эрлиева, она родилась через год после Эйриха. Но ходят слухи, что была еще некая Эвохильда. Эти же слухи утверждают, будто она умерла за год до рождения Эйриха. Родители ничего не говорят об этом, за неурочные расспросы Эйрих был бит отцом, а затем ему дополнительно прилетело от матери. Злые люди…

Воспоминания начали возвращаться к нему только примерно год назад. Тогда-то он понял, что Эйрих – это не его имя. Настоящее его имя – Темучжин, великий хан монголов. В какой-то момент все начали звать его Чингисханом, а ему так понравилось, что впредь его звали только так.

Язык учился очень легко, потому что он себя не помнил и постигал язык готов будто первый. Это простой язык, в нем нет многих понятий, к которым он привык, поэтому учиться ему было легко.

– Иду, – ответил Темучжин и бросил недоделанные силки, которые мастерил за домом.

Здесь все совершенно иначе. Он до сих пор не понял, где находится. Возможно, Тенгри послал его на небеса, так он считал последние полгода, но однажды он порезался кремневым ножом и понял, что этот мир настоящий. Ведь все же знают, что на небесах нельзя порезаться или пораниться, там нет боли и страданий.

Это стало решающим фактором и подтвердило то, что предполагал Темучжин: нет никаких небес Тенгри для праведных и подземного мира Эрлика, где неправедно прожившие жизнь подвергаются вечным мучениям. Все это ложь шаманов и жрецов, потому что Темучжин прожил достойную жизнь, обратил в прах всех своих врагов, отправил могучие тумены для покорения народов на Западе и на Юге. Он жил полноценной жизнью и брал у нее все, сокрушая любого, кто смел бросить ему вызов. Это ли не гарантированный путь в благословенные небеса? Но вместо вечного благоденствия средь небес он получил проклятую лачугу, сквозь которую свободно проходит ветер, а также светловолосых и голубоглазых родителей, едва способных прокормить своих детей.

И по этой причине Темучжин, пока что более известный как Эйрих, старательно вспоминал полузабытые навыки по самостоятельной добыче пропитания. В детстве он жил очень плохо, смерть отца, подло отравленного проклятыми татарами, разрушила его беззаботную жизнь, превратив ее в кошмар. Две жены Есугея-багатура, отца Темучжина, Оэлун и Сочихэл, не смогли удержать под рукой сторонников отца, а племя тайчиутов угнало их скот. Это была тотальная нищета, они пытались ловить рыбу, охотились на дичь, ставили силки и выкапывали коренья.

Добравшись до дырявой лачуги, которую пока что приходилось называть своим домом, Темучжин, следуя заведенному родичами ритуалу, коснулся оберега защитника дома, после чего вошел внутрь.

Вокруг глухой лес, поэтому неудивительно, что лачугу сделали из древесины. Только древесина была старой, сухой, попахивающей стариной. Видно, что строили в спешке, а потом так и оставили.

– Надо перемолоть зерно, отец принес сегодня с утра, – произнесла Тиудигото.

Это была высокая женщина, худая от постоянного недоедания, светловолосая и голубоглазая, таких людей Темучжин видел среди тысяч рабов, поставляемых с Запада. На вид ей лет двадцать, но Темучжин мог ошибаться с оценкой. Зубы у нее в полном порядке, а значит, она может рассчитывать на долгую жизнь. Взгляд у нее умный, она не глупа, но одного ума мало, чтобы прокормить своих детей.

– Найди этих троих, пусть помогут тебе, – продолжила Тиудигото. – Надо успеть до вечера, иначе Зевта будет недоволен.

«Эти трое» – это Валамир, Видимир и Эрлиева.

– Сделаю, – коротко ответил Темучжин.

С братьями и сестрой у него отношения не задались прямо сразу: он отличался от них, а уже только этого было достаточно, чтобы нашлись причины для неприязни. Если эти трое тратили все светлое время на бессмысленные игры, то Темучжин работал. Работал для того, чтобы было чем набить желудок.

Вчера ему удалось поймать в силки достаточно глупого кролика. Его чуть поела лиса, нашедшая зверька раньше, чем Темучжин, но он отбил добычу и сумел вырезать неплохие куски мяса, а также спасти несколько кусков шкуры. Кроличья шкура, особенно если речь идет о паре поврежденных кусков, мало на что пригодна, но бросать ее просто так было бы глупостью.

Тот день омрачило лишь то, что на запах жарящегося мяса примчались братья с сестрой. Пришло время драться за еду, но эти трое были заведомо сильнее. К счастью, вовремя сориентировавшийся Темучжин успел затолкать себе в рот большую часть недожаренного мяса и съесть его. Было очень горячо, но еще более вкусно. А потом из него выбили всю пыль. Пинками.

«Плохо быть слабым», – подумал он.

В тот день ему вспомнились события из прошлого детства. Он очень сильно хотел есть, желудок уже давно перестал урчать. Они с Хасаром, родным младшим братом, поймали рыбу в реке Онон, уже собирались ее зажарить и съесть, но тут появились единокровные братья, Бехтер и Бельтугей. Бехтер решил, что достойно забрать их добычу себе. Он был сильнее, поэтому в драке его одолеть не удалось. Бельтугей был менее уверен в правильности действий Бехтера, но все же помог ему. Не стерпев обиду, Темучжин взял с собой Хасара, выбрал момент и напал на Бехтера. Он перерезал ему глотку, потому что никто не смеет отнимать у него еду без последствий для себя. И эти маленькие…

Темучжин волевым усилием взял себя в руки. Он слишком зрел, чтобы опускаться до этих зверенышей. Убивать их он не будет, хотя это было бы выгодно, но в будущем, когда он вновь возвысится, он не дарует им и дырявой кошмы… Так он решил. А Эрлиеву отдаст в жены какому-нибудь рядовому воину. Если будет хорошо вести себя, то может рассчитывать на гвардейца из кешиктенов.

Выследить этих троих было нетрудно. Он знал, где они обычно обретаются: на берегу небольшой безымянной речушки, сильно мелеющей к концу лета. Нет, кто-то раньше как-то называл эту речушку, но местные жители, испокон веку обитавшие на этих землях, не перенесли встречи с их племенем, бежавшим от неких «бесчисленных орд конников». Расспросы родителей не принесли никакой пользы, потому что Эйриха никто не воспринимал всерьез и не считал нужным вести с ним просветительские беседы.

«Губительный подход, – подумал Темучжин, огибая скопление подсохшего кустарника. – Даже я откладывал некоторые государственные дела, чтобы учить уму-разуму своих детей, а у меня их было немало…»

Поселение, в котором они сейчас обитают, называется просто деревней, то есть племя даже не посчитало нужным как-то называть это место. Это было связано с тем, что племя уже неоднократно переезжало все дальше и дальше на юг. Сейчас, судя по всему, затишье, но вождь может принять решение идти в более плодородные земли, памятуя об угрозе от орды конников.

Темучжину даже на миг показалось, что Тенгри поставил его на пути монгольских туменов, следующих на запад, но родители никогда не слышали о монголах и Чингисхане, а Темучжин снова получил взбучку, чтобы не рассказывал больше всякие небылицы…

С этими людьми надо вести себя осторожно, потому что он сейчас наименее ценный член семьи, и отказаться от него гораздо легче, чем от старших братьев или сестрицы, которая, если переживет детство, может стать выгодным товаром (не у одного Темучжина есть план отдать ее замуж за сдельную сумму, калым). И если он вызовет гнев родителей или покажет, что вреда от него больше, чем пользы… Выжить будет гораздо тяжелее. При родителях, которые хоть как-то, но заботятся о нем, он постоянно хочет есть. Его буквально истомляло осознание того, что если он не будет хорошо есть, то не вырастет настоящим воином. Если он уродился в Зевту, своего нынешнего отца, то, при достаточно интенсивных тренировках и хорошей еде, сможет вымахать даже выше, чем отец.

Зевта – дюжий малый, светловолосый, как все в их семье, сероглазый, с волевым лицом, на котором есть несколько явно боевых шрамов, с сильными руками, а также характерной осанкой человека, знающего себе цену. Темучжин, встреть он такого среди монголов, подумал бы, что видит перед собой опытного воина. И это была истина: Зевта служил в дружине вождя Бреты.

Вроде бы дружинник – это готовый к бою по первому зову воин, поэтому большую часть дня Зевта проводил в бражном зале вождя, где, как говорили старшие братья, сильно выпивал за счет вождя. Есть здесь такой обычай, когда вождь платит за бесплатные мед и брагу для своей дружины. Поэтому дружинников у него немного, всего двенадцать человек, зато каждый из них являлся отличным воином, если верить старшим братьям, опять же.

– Трое! – крикнул Темучжин. – Вы где?

Вероятно, играют в прятки или залегли в кустарнике и спят. Темучжин начал злиться. Во-первых, от того, что слишком мал сейчас и его ни во что не ставят. Во-вторых, от того, что должен работать как какой-то простолюдин.

Каков его нынешний быт? До рассвета его будят, он одевается в свое грубое рубище, после чего выходит вместе с братьями и сестрой собирать валежник в лесу. Пока идет сбор валежника, Тиудигото готовит нехитрый завтрак, на котором надо как-то продержаться до вечера: лепешка грубого хлеба, может, иногда немного мяса, если Зевта соизволит принести что-то из бражного дома.

После завтрака Эйрих и братья ищут в лесу упавшие деревья, которые можно отломать от корней и приволочь домой. Предполагается, что Зевта займет у соседей топор и нарубит дров, эти дрова будут складированы в ветхом сарае, где пролежат до зимы, чтобы было чем топить очаг.

С металлом здесь все очень плохо, впрочем, как было и в степи во времена юности Темучжина. Вся сталь, которую только удавалось получить, уходила на топоры и наконечники копий для воинов. Лишнего металла нет, поэтому плотницкие топоры и даже хозяйственные ножи – это дорогое удовольствие. Поэтому освободить даже небольшое деревце от корней – это большой труд для маленьких ручонок Эйриха.

Чтобы хоть как-то облегчить работу, он вновь взялся за старое. Под старым понимается работа с камнем. В пору страшной нищеты, когда не хватало металла даже на наконечники для стрел, Темучжин колол кремень и делал острые наконечники для охоты на дичь. Следует сказать, что он стал неплохим мастером, способным выбивать из камня даже примитивные ножи, а однажды у него получился неплохой топор, которым он некоторое время рубил маленькие деревья, чтобы компенсировать недостаток запасов кизяка. Кизяк – это овечье дерьмо, смешанное с соломой и высушенное в специальной форме. Здесь в подобном нет необходимости, так как в лесах полно валежника и палых деревьев.

Железо получить удастся нескоро, потому что оно здесь лишь чуть дешевле золота. В связи с этим Темучжин в ближайшие дни найдет подходящий камень и выбьет из него нечто, похожее на топор. И пока остальные будут колотить корни подручными камнями или бессмысленно гнуть их из стороны в сторону, он, если все получится как надо, будет срубать малые деревья, чтобы быстрее всех выполнять дневную задачу.

Кремневый нож он уже нашел у речки. Там валялось много камней, поэтому он потратил часа четыре, чтобы найти себе инструмент для повседневно-бытовых задач.

– Вы где?! – вновь крикнул он, идя вдоль берега.

И снова тишина. Если они замыслили засаду, чтобы вновь выбить из него пыль… За что? Эрклиг их знает! Это же дети! Разве им нужен повод, чтобы избить кого-то, кто слабее, чем они?

Тут он услышал шум и копошение где-то за очередным скоплением суховатых кустов. Значит, точно хотят его избить… Но теперь, когда он распознал засаду, эта затея им дорого обойдется. Сегодня кто-то из них точно умрет… Или будет жалеть, что выжил…

Рука сама сняла с пояса кремневый нож. Мальчик Эйрих пригнулся и начал внимательно следить за тем, куда ступает. Он сфокусировался на мысли, что на охоте, и от ее результатов зависит то, как он будет жить дальше.

Обогнув источник шума по большой дуге, Темучжин, максимально скрываясь, чему хорошо помогало то, что он босоног, начал заходить к непрерывному шуму с тыла. Были места, где пришлось нашуметь – сосновые колючки захрустели слишком громко, но если не учитывать это, он подкрался образцово незаметно.

И на небольшой полянке, которую окружали эти суховатые кусты, он увидел сцену, которая заставила его крепко задуматься. Точнее, взвесить все «за» и «против». Валамир и Эрелиева лежали на траве, избитые и связанные конопляной веревкой, а Видимира активно щупал, как девку, некий крепкий мужчина, лица которого Темучжин не видел. Слышал он, что есть такие люди, охочие до мальчишечьего тела. Сам он их не уважал, а в своем воинстве не терпел, подвергая казни. Мужчина должен быть с женщиной, не с другим мужчиной. И тем более не с мальчиком. Это против природы и против воли Тенгри. Если бы Тенгри хотел такого, может, в этом появился бы какой-то практический смысл?

А «за» и «против» он начал взвешивать потому, что если оставить события идти своим ходом, то это решает ряд проблем: больше никаких конкурентов на родительскую еду, никаких рисков быть битым этими погаными недоносками, но… Есть риск, что этот неизвестный не убьет его братьев с сестрой, они вернутся домой, расскажут о произошедшем отцу, тот затеет свару и может погибнуть на судебном поединке. Эту вероятность исключать не следует. А еще это урон чести их семьи, то, что средний сын Зевты был с мужчиной. Сам же Темучжин будет насмехаться на этим сопляком, он себя знает…

Еще эти трое будут обязаны ему за свои жизни. Уж он-то воспользуется этим до последней монеты… И монеты! У неизвестного могут быть деньги, у него может быть нож! Такая штука Темучжину очень нужна. Еще веревка, которой связаны его брат с сестрой, она тоже ценная в его убогой нищете вещь.

Решение склонилось в пользу того, чтобы стать благородным спасителем беззащитных недоносков…

Темучжин начал движение, перекатив в ладони кремневый нож. Неизвестный привстал на колени, задрал на Видимире робу, затем начал развязывать перевязь своих штанов. Лучше момента судьба не предоставит.

Стиснув зубы от напряжения, вызванного тем, что он сомневался в силе своих рук, Темучжин рванул к неизвестному мужчине, взял его за волосы, ощутил недоуменное движение головой, после чего приставил к глотке своей жертвы кремневый нож и с силой дернул его в сторону.

Зубчатая режущая кромка распорола ткани и повредила правую сонную артерию. Видимира, заоравшего от ужаса, щедро обрызгало кровью.

– Заткнись! – приказал ему Темучжин. – Закрой свою поганую пасть!!!

Видимир выпучил глаза в удивлении и замер. Уронив на землю кремень, Темучжин опустил голову неизвестного, чтобы кровь перестала заливать до полусмерти напуганного Видимира.

На поясе неизвестного висел кошель. Сдвинув его из-под пуза покойника, Темучжин невольно улыбнулся, когда заглянул внутрь: бронзовые монеты, римские. Он не знал, сколько они стоят, но это его первые деньги. На них точно можно что-то купить, поэтому взгляд в будущее становится чуточку светлее…

Нож обнаружился за сапогом. Это был острый кусок железа длиной в полторы ладони Эйриха. Рукоять деревянная, крепящаяся бронзовыми заклепками. Дальнейший сбор трофеев обогатил Темучжина на серебряную монету, спрятанную в секретном кармашке штанов, а также на десяток бронзовых монет, спрятанных в сапогах. Сапоги тоже немалая ценность, поэтому их он с покойника снял.

– Ты, – указал Темучжин на Видимира, – иди к реке, только скрытно, смой с себя кровь. Рубище свое принесешь сюда.

Видимир продолжал лежать, глядя на него пораженным взглядом.

– Я. Сказал. Иди. К. Реке! – отчеканил Темучжин. – Живо!!!

Мальчик не выдержал давления и вскочил, умчавшись к водоему.

– Эйрих, что ты наделал? – изумленно спросил Валамир. – Это ведь…

– Никто не узнает, если вы не будете никому говорить, – произнес Темучжин. – Если вы скажете кому-нибудь, станете такими же, как он.

Дальнейший обыск ничего не дал. Ни топора, ни тем более уж меча не было.

– Какими? – спросила не очень умная Эрелиева.

– Мертвыми, – снизошел до пояснения Темучжин. – У него было оружие?

– Не было ничего, – ответил Валамир. – Он попросил нас помочь ему…

– Кто это такой? – поинтересовался Темучжин.

Спросил он это, продолжая ощупывать одежду жертвы на предмет дополнительных ценностей. Всегда есть шанс, что человек спрятал на теле больше ценностей, чем может показаться после первого обыска. Уж Темучжин-то в этом хорошо разбирался…

– Что с нами теперь будет? – спросил Валамир.

– Ты напрасно гневишь меня, Валамир, – предупредил его Темучжин. – Отвечай на вопрос.

– Это дядя Дикиней… был… – ответил Валамир.

– Если не хотите присоединиться к дяде Дикинею, – произнес Темучжин, – никому не говорите о том, что произошло. А теперь я вас развяжу, и мы пойдем закапывать дядю Дикинея в овраге. Знаю я тут один…

Родителям о произошедшем знать необязательно, потому что в таком случае придется платить вергельд, то есть денежную компенсацию от рода убийцы роду убитого. У них весь род состоит из одной семьи, поэтому вергельд не по их мошне, у них ничего нет. А Темучжин знает одну работающую везде истину: нет покойника и доказательств – нет преступления.

– Где этот маленький паскудник? – Темучжин посмотрел в сторону реки. – Эй, Видимир, поторопись! Валамир, бери его за плечи, не бойся, он теперь ничего не сможет, он ведь мертвый.

– Но… – Валамира сложило пополам в приступе рвоты.

– Лучше бы тебе не бояться мертвых, – недовольно покачал головой Темучжин. – Лучше бы тебе бояться меня.

1.Багатур – то же самое, что и богатырь, почетный титул, присуждаемый за особо выдающиеся воинские заслуги. У монголов обычно употреблялось как присоединяемое к имени, как показано в примере. Боорчу – это особо близкий Чингисхану друг, которого он знал практически с самого детства. В Сокровенных сказаниях монголов есть информация, что Боорчу познакомился с Темучжином, когда тот был рядовым степным ноунеймом, помог будущему Сотрясателю вселенной вернуть угнанный ворами скот и стал его другом. Темучжин не забыл и всегда держался своего товарища, что определенным образом характеризует его как человека.

2.Кешиктены (от тюрк. кэзик – «очередь», «смена») – это личная гвардия великих ханов монголов, которую учредил именно Чингисхан. Это было элитное подразделение, опора власти великого хана, после смерти Чингисхана несколько раз реформированная. Дореформировались до того, что начали формировать подразделения кешиктенов по национальному признаку: из китайцев, тангутов, русских, карлуков и даже кипчаков. Первыми гвардейцами стали Боорчу, Мухали, Борохул и Чилаун, ребята, с которыми Темучжин постепенно пришел к успеху.

3.Тогрул a.k.a Ван-хан – хан племени кереитов, христианин несторианского толка, побратим отца Темучжина, Есугей-багатура. Тогрул, когда Темучжин был ноунеймом, сильно помог, но когда вчерашний степной ноунейм стремительно пошел к успеху, отношения резко испортились, началась резня, и Тогрул был вынужден бежать, он оказался трудноузнаваемым в сумерках, за что был застрелен патрулем соседнего племени. Соседнему племени, кстати, тоже пришел ожидаемый конец, потому что Темучжин очень быстро разучился терпеть ситуации, когда кто-то кочует по степи без его особой на то санкции. К слову, Тогрул и Темучжин когда-то сильно помогли китайскому полководцу против татар, за что Тогрул получил титул вана (читай, что-то офицерское) и был прозван Ван-ханом, а Темучжин – титул чаутхури, типа ефрейтора или вроде того. В общем-то, любви между ними это не прибавило.

4.Тумен – многозначный термин, используемый для обозначения числа «десять тысяч», употребляется применительно к войску, древний аналог словосочетания «очень много», то есть «тьма» (тоже обычно применительно к войску), а также для обозначения административной единицы, с которой предполагается собрать под штык десять тысяч конного войска азиатов с раскосыми и жадными очами. Город Тюмень имеет название не исконно-посконное, а самое настоящее тюрко-монгольское, то есть в монгольском языке это слово тоже не самопроизвольно зародилось, а было заимствовано от тюрков, которые в свое время доминировали-доминировали да не выдоминировали в Азии.

5.«Очень громко!» (пер. с готского языка).