Kitobni o'qish: «Раб лампы»
Книга от начала и до конца лишь вымысел автора, любые совпадения имен и событий случайны.
Лампа
Она стояла над тем, что было когда-то любимой скульптурой, и даже заплакать не могла. Слез не было. Внутри – пустота. Ощущение такое, будто через нее пропустили мощный электрический разряд, и все выгорело дотла: сердце, легкие, бронхи. Не было дыхания, по жилам не струилась больше кровь. Там, внутри, один лишь пепел. Так и стояла, бессильно опустив руки. Что толку плакать? Лимбо умерла. Три месяца работы – насмарку. Лимбо умерла, на дворе март месяц, все опостылело, осталась только смертельная усталость. Двадцать лет бешеной гонки за славой, а вы попробуйте так-то: без денег, без связей, без родословной. Только талантом и трудом, трудом и талантом. А кто-то взял – и за двадцать минут уничтожил то, что создавалось несколько месяцев… Сама же идея вынашивалась не один год. Чтобы в итоге на свет появилась скульптура под названием «Лимбо». К персональной выставке, которая должна состояться вот-вот, в конце марта. Она уже понимала, что восстановить Лимбо так быстро не удастся. Значит, выставка пройдет без нее. Без нее… – Ну-ну, успокойся.
Это муж. Положил руку на плечо, ласково и бережно погладил. А она разозлилась. И тут же сорвалась:
– «Успокойся»?! Да, тебе-то что! Не ты ночей не спал! Мучился, вынашивал идею. Не ты руками гнул это проклятое железо, резался до крови, слеп над сваркой! Не ты…
Тут она захлебнулась от возмущения, а муж воспользовался паузой.
– А кто тебя заставлял делать скульптуру из стальных пластин? Выпендриться захотелось? Раньше ты работала с глиной. С мрамором. Чем тебе не угодили шамот, керамика, терракота? Ну, отлила бы ее из бронзы. Потянуло на авангардизм? Не женское это дело: варить. Да что я говорю? – Он махнул рукой. – Разве в тебе осталось хоть что-то от женщины? Ты не женщина, ты – скульптор! Мужской род!
– Зато ты – баба! – не осталась в долгу она. И сжала кулаки. Да, руки у нее не женские. Кисти рук большие, пальцы короткие, подушечки словно расплющены ударом молотка, ногти коротко острижены. Но это для дела. Все в ней – для дела, для любимой работы. А он… – Тебе на меня наплевать! На мои чувства! Я для тебя не женщина, потому что ты уже давно меня не любишь. А любишь только деньги, которые я зарабатываю.
– Ты не забывай: это и мое дело тоже, – обиделся он. – Я в него все свои силы вложил. И время, между прочим. Это я занимался твоими делами, с бухгалтерией договаривался об аренде помещений, о цене на твои скульптуры, наконец.
– Счетовод, – сказала она презрительно.
– Экономист, – поправил он.
– Все равно счетовод!
– Ну, знаешь!
Он обиделся и ушел наверх, в спальню. Их загородный дом – небольшой по размерам, но вместительный. Ничего лишнего и никакой роскоши. Внизу – ее мастерская, гостиная с камином и кухня. Наверху – спальни, крохотная гардеробная. Есть еще летняя веранда, но сейчас дверь туда закрыта наглухо. До апреля, когда станет тепло. Она любит работать в одиночестве, на природе. И кто бы мог подумать, что сюда залезут вандалы! Ничего ведь не украдено! Лишь Лимбо убита.
Она с тоской посмотрела на почти бесформенный кусок железа. Которое когда-то было женщиной. Черной, как ночь. Потому что это Лимбо. Африканка. Какие у нее были чувственные губы! А грудь! А какие руки! Муж ворчал: «Почему ты всегда промахиваешься с руками? То они у тебя какой-то невероятной, нечеловеческой длины, то одна короче другой. Попробуй это продать!»
– Ложь, – сказала она вслух.
Руки у Лимбо были замечательные. Да, длинные. Зато какие выразительные! Над каждым пальчиком она трудилась особо. Над каждым ноготком. И что от всего этого осталось? Груда железа! Муж прав: надо было отлить Лимбо из бронзы, покрыть патиной. Тогда бы она не была такой относительно легкой по весу и пустой внутри. И вандал бы с ней так легко не справился. Она стиснула зубы и застонала. Пепел внутри ожил, собираясь в ком, который в итоге застрял в горле. Как же больно-то! Как больно!
Где Алик? Ах да! Он ушел наверх. Не продолжить ли выяснение отношений? Надо выпустить пар. Она тоже поднялась наверх, прислушалась. Алик в ее спальне. Когда вошла, он глухо спросил:
– Милицию вызывать будем?
– Ничего же не взяли.
– Да? Не ходи сюда, – сказал он торопливо, почувствовав ее движение.
Подошел к кровати и быстро свернул в узел постельное белье.
– Что такое?
– Кто-то здесь развлекался.
– Ты хочешь сказать…
– Он был один. Мужчина. Не исключаю, что делал это с Лимбо. А потом сволок ее вниз, в мастерскую, и уничтожил.
Она невольно взялась рукой за шею и принялась ее растирать. Проклятый ком, застрявший в горле, увеличился в размерах. Ей стало душно.
– Но почему, Алик? Почему?
– Все звезды подвергаются преследованиям поклонников. – Он пожал плечами.
– Но я же не актриса! Не поп-дива! Не модель! Я – скульптор! Художник! И мне сорок лет!
– При чем здесь возраст? Ты ваяешь скульптуры эротического содержания, – сказал он спокойно. – Твоя Лимбо была голой. Да и на остальных не много одежды. Не говоря уже о позах.
– То они, а то я.
– Не скажи. Им нельзя сделать больно. Нельзя отомстить. За то, что они такие… вызывающие. А тебе можно. Так что с милицией? Скандал нам не помешает, – задумчиво протянул муж. – Накануне выставки это было бы кстати. Я, пожалуй, позвоню в газету. Пусть приедет корреспондент и снимет растерзанную Лимбо. Вот это будет пиар! – Он возбужденно потер руки.
– Что еще ты готов продать, чтобы у меня был пиар? Постель, на которой маньяк занимался любовью со статуей? Видеосъемку нашего с тобой полового акта? Мои стоны во время оргазма?
– Точно – не женщина, – сказал он с удовлетворением. – Как грубо и откровенно!
– Счетовод!
Она выскочила из спальни, хлопнув дверью. Скоро сюда приедут корреспонденты. А завтра на первых полосах – сенсация. Маньяк врывается в дом к известному скульптору Маргарите Мун и занимается любовью со статуей голой африканки. А потом кувалдой превращает ее в лепешку. Алик прав: это был мужчина. Тут сила нужна. Выходит, звоночек прозвенел? Кто-то желает Маргарите Мун смерти. Пока убил скульптуру, но кто знает? Вдруг следующей жертвой намечена та, что ее сотворила? А охраны у Маргариты Мун нет.
Она вышла на улицу. Ворота были распахнуты, она увидела, как мимо не спеша идет сосед. Карл Янович. Каждый раз с ее языка почти уже срывалось: «карла». Маленького роста – да с таким именем! Поэтому она всегда обращалась к нему после паузы, заставляя себя не ошибиться. Еще обидится.
– Карл Янович!
– Да? – Он обернулся. – Что такое?
– Подождите.
Она быстро подошла к воротам. Сосед посмотрел на нее снизу вверх. Вообще-то они одного роста, Маргарита Мун не великанша, но на каблуках она выше, чем сосед. Сейчас на ней модные сапожки на шпильке. И он смотрит снизу вверх.
– Что-то случилось, Маргарита Ивановна?
– Да. К нам залез вор.
– Да что вы говорите? – Сосед заволновался.
– Вы давно здесь?
– Приехал вчера вечером.
– И ничего не слышали? Он сломал замок на входной двери. Сигнализация отчего-то не сработала.
– В милицию звонили?
– Нет. Я – не звонила. Этим занимается муж.
– И… много украли?
– Скульптуру. Не украли, а… разбили. Неужели вы ничего не слышали? Он же лупил по ней молотком!
– Какое безобразие! – с чувством сказал сосед. – Увы! Я приехал поздно, тут же лег спать. Он, должно быть, влез ночью. Увы! Я ничего не слышал! Так устал за неделю, что спал мертвым сном. – Он с сожалением покачал головой. – Увы! В вашем доме толстые стены, Маргарита Ивановна. А на удары молотка из вашей мастерской в поселке давно уже не обращают внимания…
«Смешная шляпа, – подумала она. – В ней он похож на гриб. Я бы так и вылепила его: грибом. А без нее будет видна огромная лысина. Впрочем, лысина – это хорошо. Из примечательной лысины выйдет толк…»
– А? Что?
– Говорю, почему же не сработала сигнализация?
– Понятия не имею!
– Вы жалуйтесь, Маргарита Ивановна. Жалуйтесь.
– Кому?
– Есть же у них начальство? Я имею в виду вневедомственную охрану.
– А вы знаете его телефон? Я имею в виду начальство.
– Да! Конечно!
– Что, к вам тоже залезали? И тоже не сработала сигнализация?
– Дуся!
Муж стоял на пороге и пытался до нее докричаться.
– Дуся, иди сюда!
– Всего хорошего… Карла Янович!
Она побагровела и кинулась к дому. Услышал, нет? Ну и имечко у человека! Впрочем, у ее мужа не лучше! Альберт Валерианович! Язык сломаешь! Да еще и Дере! Альберт Валерианович Дере! А какая фамилия у соседа, интересно? Тоже какое-нибудь Ре-До?
Ее девичья фамилия – Грошикова. Евдокия Грошикова. Когда подавали заявление в загс, она сказала:
– Алик, не настаивай. Евдокия Ивановна Дере! Хочешь людей насмешить?
И осталась Дусей Грошиковой. Зато потом получила:
– Евдокия Ивановна Грошикова – модный скульптор! Дуся, кто из нас смешит людей?
– И что ты предлагаешь?
– Псевдоним!
– И… какой?
– Вноси предложения, – великодушно разрешил муж. Здравого смысла у него хватало, а вот фантазии ни грамма.
– Алик, я не знаю. Мне нравится собственное имя. Но если ты настаиваешь… Выбирай сам. Как скажешь, так и будет.
Тогда еще она, по мнению Альберта Дере, была женщиной. Потому что решения по всем без исключения вопросам принимал он, мужчина.
– Ну… Какой-нибудь Стар, Дэнс, Бэнц.
– Почему же обязательно не по-русски?
– Чтобы запоминалось.
– Тогда, может, Мун?
– Почему Мун?
– Мун – по-английски луна. Moon. Луна и грош. Есть такая пьеса. Раз я Грошикова…
– Интересная логика. – Он пожевал губами. – Хм… Мун! А имя?
– Раз луна, то, к примеру, Маргарита. Как у Булгакова. Помнишь – она летала ночью на бал к Сатане?
– Ну и логика! – повторил он. – Точно: женская! Маргарита Мун. А что? Неплохо! Маргарита Мун – модный скульптор! Дуся, а это звучит!
Так она стала Маргаритой Мун. А скульптором Евдокия родилась. Что же касается мужского рода… Нет слова «скульпторша». Тут уж ничего не поделаешь. Имя же, как известно, есть судьба. Оно накладывает отпечаток. Если тебя называют «скульптор», то и взгляд у тебя жесткий, приценивающийся. Ты не смотришь, ты прикидываешь. Лоб хорош, нос тоже, а подбородок подкачал. И что с этим делать? Лепить! С другим подбородком…
– Дуся!
– Ну что тебе?
– Сейчас приедут! – возбужденно ответил Альберт.
– Милиция?
– Да какая милиция? Корреспонденты! Мы в точку попали! Им сейчас не о чем писать! На политическом фронте затишье, громкий развод поп-дивы обсосали, звезды в депрессии, март месяц, многие гриппуют. Сидят по домам, носа не высовывают. Не скандалят, не дерутся, не напиваются. Звездных премьер нет. А тут – мы! «Уничтожена статуя эротического содержания!» У меня есть фотографии Лимбо в разных ракурсах! Хорошо, что я успел ее заснять! Завтра будем на первых полосах!
– Мне что – спасибо ему сказать? Маньяку этому?
– Дура! На твою выставку народ повалит! Эх, и денег мы заработаем! – Он в предвкушении потер руки. – Это же просто подарок судьбы! Ты бы мне лучше спасибо сказала! За то, что я на всякий случай фотографирую твои работы! И снимаю на видеокамеру процесс ваяния! Хотя ты каждый раз на меня орешь и гонишь прочь. Но с Лимбо я успел.
– Ты собираешься это продать?
– Конечно!
– Ты меня за этим позвал?
– Нет. Давай, переодевайся. В рабочее. Готовься, одним словом.
– Я… Я не могу. Ты правда не понимаешь? Мне больно!
– А жить вообще больно, Дуся, – усмехнулся Дере. – Так что не сопротивляйся. Терпи.
– Скажи… А сколько денег ты собираешься заработать на моей смерти?
– Да ты что, Дуся? Ты мне живая нужна!
– Значит, живая я пока дороже?
– Хочешь поссориться? Не выйдет. Сейчас приедут корреспонденты. В отличие от тебя, я знаю цену деньгам. Потому что я твой менеджер. Фактически это я их зарабатываю. Мне невыгодно с тобой сейчас ссориться.
– А не имеешь ли ты отношения к смерти Лимбо? – подозрительно спросила она.
– С ума сошла? – вяло возмутился Дере.
– Не удивлюсь. Я для тебя только средство. Ты меня больше не любишь. Мы давно уже на грани развода.
– Хочешь об этом поговорить? Хорошо, но потом.
– Когда?
– После выставки, – торопливо сказал он. – Сначала работа, потом…
– Как деньги делить будем? – тихо спросила она. – Деньги, квартиру, машины? Этот дом?
– После выставки, – повторил он.
И ушел в гостиную.
Она слышала, как муж опять кому-то названивает. Похоже, собрался устроить здесь прессконференцию. Хочет, чтобы она рыдала над тем, что осталось от Лимбо, на глазах у кровожадных журналистов. А где взять слезы? Брак разваливается. Это ж полжизни! Вот где трагедия! И слезы давно уже кончились!
Полжизни… А что она видела? Работа, работа, работа… Даже детей у них с Аликом нет. Некогда было. Впрочем, в сорок лет еще не поздно. Но разве он позволит? Работай! Делай деньги! Сейчас, когда пришел наконец успех, рожать детей?! С ума сошла! Деньги надо делать! Деньги!!!
– А я не хочу! Не хочу так больше!
– Что ты кричишь? – Он заглянул в мастерскую, где она вновь зависла над растерзанной Лимбо. – Я, между прочим, по телефону разговариваю! Да? Что вы сказали? Разумеется, в состоянии! Если вы не можете подъехать, я лично привезу жену к вам в издательство…
Выставка прошла с огромным успехом. И это во времена, когда интерес к скульптуре почти угас! Альберт Дере выжал из гибели Лимбо все, что было возможно. Пресса подняла такой шум, что народ валом повалил глянуть: что ж там такое? Неужели, и впрямь, все голые? Газеты взахлеб писали о скандале вокруг Маргариты Мун. А где скандал, там и слава. Едва она стала модной, как нашлись богатые покупатели. Цена на эротические скульптуры Маргариты Мун взлетела до небес. И не счесть было заказов на копию Лимбо. Что ж это он так? Маньяк то есть. Любовью с ней занимался, со статуей! Что же та скульптура собой представляла?!
В общем, успех. Его Величество Случай. Маргарита Мун давно уже вышла из тени и считалась крепкой профессионалкой. Ее работы охотно покупали, но платили не как звезде. Денег хватало лишь потому, что она работала много. Все у нее было: талант, усидчивость, нечеловеческая работоспособность. Удачи не хватало. И не было бы счастья, если бы…
Только ей уже было все равно. Десять, двадцать, тридцать копий Лимбо? Из бронзы, из гипса, в два раза меньше, в три… Да кому это нужно! Впрочем, муж и не настаивал.
– Сделай одну. Из бронзы. Отправим в литейный цех, там растиражируют. Покроют черной патиной – будет не хуже той, изначальной, из стали. Можно сделать мраморный бюстик. Да хоть пресс-папье! Настольную лампу! А что? Если в груди будут лампочки… – Он задумался. – Светящаяся Лимбо? Хм!.. А ты свое клеймо поставишь – и получишь львиную долю прибыли. «От Маргариты Мун»! – Он счастливо засмеялся.
– Ширпотреб. Алик, ты делаешь из меня ширпотреб! Лимбо – пресс-папье! Лампа! Опомнись! Она одна, понимаешь? Одна! Какие копии! Какие лампы!
– Дуся, не капризничай. Это и есть успех. Когда искусство идет в массы. А ты сама? Забыла, как рисовала эскизы чайных сервизов? А пряжки? А пробки для бутылок?
– У нас не было денег. И я бралась за любую работу.
– Вот для того, чтобы у нас отныне всегда были деньги, а ты могла работать в свое удовольствие, я и стараюсь.
– Ты меня убиваешь.
– Дуся, не делай трагедию из пустяка.
Разлад. Они друг друга больше не понимали. А тут еще маньяк. Преследователь. Неужели он успокоится, увидев, как лихо расходится уничтоженная им африканка? И кому он, спрашивается, будет мстить? Мужу? Прессе, поднявшей такой шум? Нет! Он будет мстить Маргарите Мун!
Она почувствовала страх. И по привычке кинулась искать утешения у лучшей подруги. Они с Кларой дружили с первого курса института, когда снимали одну комнату на двоих. Три года не разлей вода, пока Клара не выскочила замуж за москвича и не съехала к нему. Вскоре она родила девочку и взяла академический отпуск. Институт Клара так и не окончила, но в графе «образование» всегда писала «высшее». Врала Клара постоянно, но ложью это не считала. Это получалось у нее так легко и непринужденно, что все ей верили. Ну кому придет в голову проверять, есть ли у светской львицы Клары Гатиной диплом о высшем образовании? Зато все знают о ее дружбе с известным скульптором Маргаритой Мун.
– Ах, мы же учились вместе! – говорила Клара, обнимая подругу. И все думали: ну, раз учились, значит, и дипломы есть у обеих.
В отличие от трудяги Дуси Грошиковой, Клара не работала ни дня. У ее мужа был собственный бизнес, и Клара наслаждалась жизнью, тратя его деньги. Особенно сейчас, когда дочь выросла и стала студенткой, большую часть дня проводя вне дома.
Они встретились в модном японском ресторане, куда обе приехали на собственных машинах. С некоторых пор Маргарита Мун не пользовалась услугами общественного транспорта: ее стали узнавать. Что же касается Клары, то она никогда не ездила на метро. Так она говорила. Да и действительно давно не ездила. Последний раз – во времена голодной студенческой юности.
– Ну, что случилось, Дуня? – спросила подруга, глядя на нее поверх открытого меню.
– Ничего.
– Не ври мне.
Клара, которая врала постоянно, требовала, чтобы люди говорили ей правду! А Дуся Грошикова не умела врать. Поэтому она молчала. Сделали заказ. Официант ушел, и Клара настойчиво повторила:
– Что случилось? И где твой Ми-соль?
– Дере, – машинально поправила Маргарита. – Его фамилия Дере.
– Какая разница. Так где Фа-ля?
Она невольно вздохнула. Алик и Клара не выносили друг друга. Подруга постоянно язвила, коверкая его фамилию, на что он отвечал всегда одной и той же фразой: «Клара у Карла украла кораллы». Фантазии у Альберта Дере не было ни грамма.
– Ну что ты заладил? – морщилась Маргарита. – При чем здесь кораллы? Придумал бы что-нибудь новенькое!
Он не придумал ничего лучшего, чем игнорировать Клару. Они почти не встречались и старались не общаться по телефону. Маргарита уже поняла, что имя подруги в присутствии Альберта Дере лучше не произносить. Обычно сдержанный и корректный в высказываниях, потомственный интеллигент Альберт Валерианович Дере тут же срывался и начинал орать:
– Она шлюха! Твоя подруга! Шлюха! Порядочной женщине рядом с ней не место!
– Ну откуда ты знаешь? Ты ей, может, свечку держал?
– Да на нее достаточно посмотреть!
– Возражаю. Клара в меру использует косметику, не носит «мини»…
– Это потому, что у нее ноги кривые!
И так далее. Клара отзывалась о Дере не лучше. Помирить их не получалось. Маргарите Мун казалось, что оба выжидают, и рано или поздно один другого съест. Сейчас Клара почувствовала, что момент настал. Что подруга затем и вызвала ее на встречу.
– Алик занимается финансами, – промямлила Маргарита, уткнувшись в миску с крабовым супом.
– Ага! Деньги считает! Кстати, я тебя поздравляю. Это успех. Про тебя пишут во всех газетах. – Зависть Клара скрывать умела, ее голос даже не дрогнул. – Но вид у тебя невеселый. По-моему, ты должна быть счастлива…
– Да какое уж тут счастье! – Она махнула рукой. – Если бы писали о том, чем я занимаюсь! Ведь я иду вразрез с тенденциями современного искусства, в частности, скульптуры, отказывающейся от формы! Я – создательница нового стиля и в то же время продолжательница традиций Микеланджело, Родена, Бартоломео. Это новый классицизм, между прочим! Не считая Лимбо. Лимбо – это эксперимент. В основном я все же тяготею к классицизму… Но кому это интересно? Обо всем, что для меня важно – ни слова! Зато о моих доходах, нарядах, личной жизни… Да, у меня творческий подъем. Чего не скажешь о личной жизни. Понимаешь…
И полилось! Она жаловалась на Алика, а в глазах у Клары светилось торжество. Наконец-то! Клара молчала, давая подруге выговориться.
– …Мы на грани развода, – закончила свою речь Маргарита Мун. – По-моему, он меня больше не любит. Да и я от него устала.
– Вот! – сказала наконец Клара. – Ты поняла! Нельзя всю жизнь посвятить одному мужчине. Ты себя похоронила, Дуня. Сколько ты замужем? Лет пятнадцать? И ни разу ему не изменила! Да куда это годится?
– Перестань!
– Тебе надо развеяться, – не унималась подруга. – Почувствовать вкус жизни. Я вот гляжу на твои скульптуры и думаю: не может быть, чтобы это сотворила женщина, которую я знаю, как себя! Редкостная зануда, верная жена…
– Клара!
– В тебе же бездна чувственности! Это видно из твоих работ. Там ты не стесняешься. Так почему в жизни ведешь себя как синий чулок?
– Потому что я такая и есть.
– Нет. Ты не такая. Просто твой До-си тебя запугал.
– Скажи, почему вы друг друга так ненавидите?
Клара тут же отвела взгляд, и Маргарита поняла: сейчас подруга соврет.
– Кто тебе сказал, что я ненавижу Дере? – Она тут же отметила: Дере! Значит, дело серьезно! – Он просто тебя недостоин, и я это вижу. Не красавец, да и зануда редкостный.
– Значит, мы друг друга стоим. – Маргарита невольно улыбнулась.
– Ничего подобного! Он тебя законсервировал. Подавил твои желания. И ты всю свою чувственность расходуешь, создавая скульптуры. Кстати, я хотела попросить у тебя копию Лимбо.
– Что?
– Прелесть что за девушка! Она непременно должна стоять в моей спальне. А тебе не кажется, что Лимбо похожа на меня?
Маргарита с сомнением посмотрела на Клару. Та была яркой блондинкой. Дере мстительно добавлял: «крашеной блондинкой». Но кожа у Клары была светлая, холодного тона, характерного как раз для блондинок, хотя глаза карие, а брови темные. По мнению скульптора Маргариты Мун, Клара была очень интересной женщиной, но ваять с нее негритянку Лимбо…
– Мне с трудом удалось справиться с собой, и новая Лимбо гораздо хуже той, которую убили… – туманно ответила – она.
– Чушь! Она хороша! Все мои знакомые в восторге! Вообще, милая, тебя недооценивали. Твой успех вполне заслужен. И теперь, когда у тебя есть деньги, ты должна расслабиться. Пора положить конец этой бешеной гонке. Теперь все, что выйдет из-под твоих рук, пойдет на «ура» и за хорошие деньги. Ты не должна стесняться. Трать их!
– Я ничего не хочу.
– Посмотри на улицу. Весна, Дуня! Мужики словно с ума посходили! Солнышко наконец пригрело. Снег растаял. Очнись! Тебе сорок лет! Так и жизнь пройдет.
– И что ты предлагаешь? – вяло спросила она и взяла с подноса кусочек ролла. Обмакнула в соевый соус, положила в рот, но вкуса не почувствовала. Весенний авитаминоз, что ли? Или депрессия?
– Я предлагаю обратить внимание и на других мужчин.
– Клара, меня это не интересует.
Подруга лукаво улыбнулась и напомнила:
– А как мы с тобой в институте, в нашей маленькой комнатке, в приятной компании…
– Клара! Я ведь тогда была не замужем!
– Ты и сейчас свободна.
– Формально мы с Аликом не в разводе.
– А фактически? Вы спите вместе?
– Нет. Давно уже нет. Я его как женщина не интересую.
– И какой смысл хранить верность?
– Как ты себе это представляешь? – сердито спросила Маргарита. – Меня же вся Москва знает! Пойдут сплетни.
– Не обязательно в Москве. Ты можешь поехать в секс-тур.
– Куда?!
– О Господи! В Турцию! В Египет! Есть туры для состоятельных дам. Чтобы не бегать за аниматорами, на каждого из которых очередь, а иметь персонального мальчика-пажа.
– Откуда ты знаешь?
– Я этим пользовалась.
Она посмотрела на Клару и подумала: «А Дере не так уж и не прав». Клара и не скрывала, что не хранит верность супругу, просто Маргарита не затрагивала эту тему. У подруги есть личная жизнь. Не хочет делиться подробностями – и не надо. И вот захотела!
– А ты не боишься, что Платон узнает?
– Мой Платоша из разряда хомячков, – улыбнулась Клара.
– Каких хомячков?
– Как в анекдоте. «Не буди во мне зверя, дорогая!» – «Да не боюсь я твоего хомячка!» Так вот, мой Платоша – тот самый хомячок.
– Неужели он не ревнует?
– Мне-то что! Пусть ревнует!
– Потребует развода.
– Ха-ха! – процедила Клара. – Насмешила! Вот этого не будет!
– Почему?
– Из меркантильных соображений Платоша никогда со мной не разведется, – отчеканила супруга Платона Гатина.
– Но ведь фирма его!
– Была когда-то. – Клара пожала плечами. – Но Платон попал в неприятную историю с налоговой инспекцией, на него завели уголовное дело. С тех пор он предпочитает подставных лиц. Поэтому все имущество переписал на меня. И квартиру, и загородный дом, и обе машины. Даже денег на счету фирмы оставляет мало – большую часть переводит на мой. Потому что он трус. – Клара мстительно улыбнулась. – Он может ревновать, влюбляться, мечтать о свободе… Но я ему ее не дам. Он – мой раб. И будет меня содержать. До конца моих дней. А я буду жить как хочу.
– Ты хорошо устроилась, Клара, – не удержалась Маргарита.
– И тебе того желаю.
– Думаю, мне это не подойдет. Я имею в виду секс-тур.
– Ерунда! Поедем вместе. Я тоже не прочь развлечься.
– Мне не нравятся восточные мужчины. Ну не могу я! Не смотри так!
– Зря. По мне так они лучшие. Но на вкус и цвет товарища нет. И какие проблемы? Можно заказать русского мальчика. Они тоже подрабатывают на модных курортах. Это обойдется дороже, но… У тебя же теперь есть деньги! И у меня есть. Две состоятельные дамы могут позволить себе почти что угодно. Не переживай: я все беру на себя. Сама понимаешь, такие туры широко не рекламируются. Но я постоянная клиентка. И проверенная. Поэтому все будет в лучшем виде.
– Во что ты хочешь меня втравить? – с тоской спросила она.
– Дуня, это просто турпоездка. Тебе необязательно с ним спать. Просто ты будешь не одна, а в сопровождении молодого красивого мужчины. Он будет тебя развлекать. И ты забудешь на время о Си-до.
– Ну хорошо. Если просто турпоездка…
Так она дала себя уговорить. Клара взялась все устроить и обещала заехать на днях за деньгами и загранпаспортом подруги. У Маргариты было такое чувство, будто она уже совершила преступление. Она не могла смотреть Алику в глаза, поэтому позвонила и сказала, что едет на дачу. Работать. Ей показалось, что Дере обрадовался. «А вдруг у него кто-то есть? – Она похолодела. – Почему я так уверена, что муж не изменяет?» И – все. Отделаться от неприятных мыслей Дуся Грошикова уже не могла. Ведь она так часто уезжала на дачу, а он оставался один в московской квартире. Один ли? И Клара… Что-то между ними произошло. Между ней и Аликом. И это серьезно. Похоже, что Клара хочет отомстить. Лишить Дере постоянного источника доходов. А сил сопротивляться нет. Если бы Алик помог… Но он, как назло, делает все, чтобы развод состоялся. У него наверняка кто-то есть. Но проверить? Унизить себя слежкой? Клара права: она талантливая, богатая и знаменитая женщина. Состоявшаяся. Не след ей унижаться, бегая за мужем… Однако ведь полжизни! Они знакомы ровно двадцать лет, пятнадцать из них женаты… От этих мыслей могла отвлечь только работа. Она ушла в мастерскую и принялась лепить. Не заметила, как увлеклась. Это был мужчина. Все ее скульптуры мужского пола были чем-то похожи на Альберта Дере. В молодости Алик охотно позировал ей. Это сейчас он располнел, а раньше… Раньше она с таким увлечением лепила его голый торс! Спортсмены, люди искусства, даже греческие боги – все напоминали Альберта Дере. Который не был ни выдающимся спортсменом, ни человеком искусства, и уж конечно, не был богом. Но его голову украсил лавровый венок победителя. Эту скульптуру Дере любил особенно. А она…
– Евдокия Ивановна, изучайте! Изучайте анатомию! Изучайте мужское тело! В подробностях! У вас не получается, – говорил ей на занятиях старичок-преподаватель. И приводил специально для нее молодых красивых натурщиков, которые раздевались за ширмой, а когда выходили, она мучительно краснела. – Девочка моя, что это такое?
Он тыкал пальцем туда, куда она боялась и посмотреть.
– У вас талант, но вам надо работать. Много работать… Э, да вы даже не смотрите! Ну, что это такое?
– Ну, что это такое? – спросила она только что вылепленный торс. – На кого ты похож? У тебя непропорционально длинные руки! А самое главное, что ты ничуточки не похож на Алика! Ты тощий! И он будет ругаться! Он будет ревновать!
Ей показалось, что хлопнула входная дверь. Сквозняки. Надо было запереть ее. Хотя кого тут бояться? Поселок огорожен каменным забором, в будке у шлагбаума охранник. А как же тогда в ее дом проник злоумышленник? Она вздрогнула и схватила тряпку, чтобы вытереть руки. Надо закрыть дверь.
В холле никого не было. Она вздохнула: слава богу! Посмотрела в окошко: в соседнем доме на втором этаже горели окна. Карла Янович дома. Ей стало спокойнее. Она заперла дверь и проверила засов: надежно. Ведь придется ночевать одной. А разве раньше такого не случалось? Случалось, но… Это было до гибели Лимбо. Впрочем, с тех пор маньяк никак не напомнил о себе. Так отчего же она нервничает?
Надо позвонить Алику. Может быть, он приедет? Было время, когда, ночь-полночь, муж бросал все дела и мчался утешать любимую Дусю. Когда ее громили критики, работы не брали на выставку, срывался заказ. Она привыкла, что Алик – как пожарная машина. Надо ему позвонить. Мобильный телефон так и лежал в сумочке. А та осталась в холле, на калошнице.
Пришлось вернуться в холл. Она еще раз подергала дверную ручку и убедилась: заперто. Взяла сумочку и вернулась в мастерскую. Достала мобильный телефон. Потом стала искать жевательную резинку, будто по телефону Дере мог почувствовать неприятный запах у нее изо рта. Она сделала это машинально. Алик был аккуратен до тошноты и брезглив. Роясь в содержимом ридикюльчика, она нащупала смятый бумажный листок. Поморщилась: что за беспорядок! Надо время от времени выбрасывать всякую дрянь, которая скапливается непонятным образом. К примеру, как это сюда попало? Какая-то афиша?
Она вытащила сложенный вчетверо лист обычной принтерной бумаги. Развернула его и вздрогнула. Во весь лист огромными печатными буквами было написано:
«За тобой должок, сука!»
Как это сюда попало?! Она кинулась в холл, в третий раз подергала дверь. И без сил опустилась на калошницу. Как это сюда попало? Вспоминай! Как прошел день? Где была? С кем общалась? Завтракала с Аликом, встречалась с Кларой. Потом поехала сюда. И – все. Ни деловых встреч, ни интервью. Когда в ее сумочку могли засунуть угрожающее послание? Ведь это угроза? И что теперь? Звонить в милицию? Она заметалась. Если милиция, то местная. Когда они приедут? Если вообще приедут. Всю ночь сидеть, ждать? А скорее всего откажут. Подумаешь, подбросили записку угрожающего содержания! В голову не пришло ничего лучше, чем позвонить Дере.
– Да! – раздался в трубке недовольный голос мужа.
– Алик, я нашла в сумочке записку.
– Какую записку? От кого?
– Я не знаю. Думаю, что от маньяка.
– Какого маньяка?
– Того самого, который уничтожил Лимбо. Он пишет: «За тобой должок, сука!» Неужели меня хотят убить?
– Да кому ты нужна! Погоди-ка… У меня есть знакомый. С телевидения.
– Он хочет меня убить?
– Он может вставить сюжет о тебе в рейтинговую телепередачу! Записка с угрозой… Это неплохо.
