Kitobni o'qish: «П. А. Столыпин»

Сборник

Shrift:

И. Л. Архипов
Реформатор между революцией и реакцией

Политическая судьба П. А. Столыпина и связанных с его именем реформ драматична и парадоксальна. Столыпин оказался на вершине власти в сложнейший исторический момент, в условиях острого противостояния власти и общества, непрекращающихся революционных выступлений и начинающихся преобразований, «предначертанных» идеологией Манифеста 17 октября 1905 года.

Получив приглашение в Царское Село на высочайшую аудиенцию 25 апреля 1906 года, саратовский губернатор П. А. Столыпин не ожидал, скорее всего, столь стремительных изменений в своей карьере и тем более не настраивался на роль «великого реформатора». Николай II предложил ему занять кресло министра внутренних дел в новом составе правительства, которое спешно формировалось под председательством И. Л. Горемыкина к запланированному на 27 апреля созыву Государственной думы. Почтенный представитель консервативной высшей бюрократии И. Л. Горемыкин был назначен вместо отправленного в отставку графа С. Ю. Витте, автора Манифеста 17 октября 1905 года, доставлявшего царю массу неудобств масштабностью своей фигуры, наличием собственных взглядов и попытками продолжать либеральные преобразования. А Петру Аркадьевичу предстояло заменить многоопытного полицейского деятеля П. Н. Дурново, раздражавшего общественное мнение как «усмиритель революции» и символ крайней реакции. 44-летний Столыпин, служивший преимущественно в провинции, не имел еще ни громкой известности, ни одиозной репутации. Он казался государю вполне подходящим кандидатом в новых условиях, когда «исторической власти» впервые придется сосуществовать с народным представительством. Вопрос о проведении каких-либо реформ не поднимался.

Николай II воспринимал Столыпина, судя по всему, просто как энергичного, решительного чиновника-администратора, хорошо знакомого со всем, что происходило в стране. Петр Аркадьевич импонировал и личным мужеством. Назначая Столыпина главой Министерства внутренних дел, а спустя всего два с половиной месяца – председателем Совета министров, царь не догадывался об имеющемся у него потенциале политического лидера и яркого публичного политика с амбициями крупного государственного деятеля. В противном случае, конечно, на одной из ключевых должностей в структуре государственной власти оказался бы персонаж совсем другого склада. Благоприятно, как залог будущей покладистости министра, мог воспринять Николай II и продемонстрированную Столыпиным нерешительность: мол, он не уверен, что опыта работы в провинции будет достаточно в такое тревожное время, и, возможно, сначала было бы лучше поработать товарищем (заместителем) министра. «В конце беседы я сказал государю, что умоляю избавить меня от ужаса нового положения», – сообщал Петр Аркадьевич в письме супруге. Вынужденный подчиниться приказанию, Столыпин не испытывал ни особой гордости от столь ответственного назначения, ни «воли к власти»: «Вчера судьба моя решилась! Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что Он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне… я надеюсь пробыть министром 3–4 месяца. Выдержать продолжающийся шок, поставить в какую-нибудь возможность работу с народными представителями и этим оказать услугу Родине». Приходилось забыть о том, что еще совсем недавно губернатор Столыпин, не скрывая своего ощущения сильнейшей усталости, только и мечтал: «Лишь бы пережить это время и уйти в отставку, довольно я послужил, больше требовать с одного человека нельзя…»¹¹.

Принципиальные политические уступки, вырванные у Николая II буквально под угрозой потери власти, в дни массовой всероссийской стачки, подразумевали переход от неограниченного самодержавия к «обновленному строю»: конституционной монархии с выборным народным представительством, обладающим законодательными полномочиями. Традиционные для России запоздалость и половинчатость реформ усугублялись дефицитом доверия к власти, сохраняющимся почти во всех общественных кругах, и недовольством самых многочисленных и активных социальных слоев населения. И Столыпин, быстро освоившийся в столичных придворных сферах и среди бюрократической элиты, преодолев самоощущение провинциала, заняв ключевые позиции премьер-министра и одновременно главы Министерства внутренних дел, попытался ответить на вызовы и общественные запросы – предложив политику модернизации в сочетании с «успокоением».

Столыпиным была сформирована системная программа либеральных реформ, не имевшая, по сути, аналогов в российской истории XIX – начала XX века по своей комплексности, не говоря уже о реальных шансах на воплощение (естественно, при определенных обстоятельствах). Историческая заслуга Столыпина состояла в том, что он аккумулировал в программе важнейшие элементы преобразований, потребность в которых давно назрела (роль «генератора» реформаторских мероприятий признавалась за ним отнюдь не всеми современниками). А главное – взяв на себя ответственность, искренне и энергично, особенно в первые годы, стремился продвигать осуществление этой программы. Помимо аграрной реформы (разумеется, одной из основополагающих и значимых в социально-экономическом отношении) программа предусматривала целый ряд преобразований, нацеленных на развитие институтов гражданского общества и укрепление принципов правового государства в повседневной практике носителей власти. Важное место занимали реформы местного управления и самоуправления, призванные оздоровить и одновременно упрочить «вертикаль власти», развитие земств, изменение судебной системы, преобразование силовых структур, формирование системы социальной защиты трудящихся слоев населения и т. д.

Примечательно, что Столыпин своим политико-психологическим обликом и стилем поведения сразу заявил о себе как о государственном деятеле нового типа, а не просто очередном представителе «сановной бюрократии». Неординарный масштаб фигуры становился еще более очевиден благодаря качествам блестящего публичного политика, которые раскрылись с первых же выступлений в Государственной думе. Убежденный в необходимости серьезных шагов по дальнейшему «обновлению России», первоначально он хотел наладить сотрудничество с умеренными либералами и привлечь в правительство популярных общественных деятелей. Столыпин воспринимался обществом как «конституционалист», хотя и предпочитал пользоваться формулировкой «представительный строй». Премьер отдавал себе отчет, что понятие «конституции» и после 17 октября 1905 года остается для Николая II категорически неприемлемым – и политически, и психологически, в силу так и неизменившегося мировосприятия «неограниченного самодержца». П. Б. Струве, один из ведущих идеологов российского либерализма, редактор журнала «Русская мысль», оценивая критически «позднего» Столыпина, признавал: в своей деятельности премьер-министр испытывал потребность в элементах конституционной системы власти, которые являлись и условием его самореализации как государственного деятеля. «Он хорошо понимает, что откровенное восстановление самодержавия в том смысле, в каком оно отменено манифестом 17 октября, т. е. в смысле неограниченной власти монарха, было бы в своих последствиях катастрофически гибельно для русского государства, – отмечал Струве. – <…> Перед нами любопытный случай: чувствами и традициями Столыпин совсем не связан с конституцией и к ней не привязан, но весь масштаб его личности делает конституционную жизнь страны безусловно необходимой для полного проявления этой личности. Таким образом, не только по соображениям государственно-рассудочным Столыпин держится за конституционную форму; он и непосредственно ею дорожит как эстетически… необходимой рамкой для его личности»².

Роковая коллизия сопутствовала пятилетнему пребыванию Столыпина у власти. Наиболее плодотворным, с точки зрения успешного проведения реформ «сверху», оказался самый сложный период. Это время с июля 1906 года, когда одновременно с роспуском 1-й Думы Столыпин занял пост премьер-министра, и до созыва 2-й Думы в феврале 1907 года. По всей стране продолжались еще революционные волнения, а власть сталкивалась с ожесточенным противодействием оппозиции – от либералов-кадетов до социал-демократов и «трудовиков» на левом фланге. Используя инструмент «чрезвычайно-указного» законодательства, предусмотренного статьей 87 Основных законов, утвержденных 23 апреля 1906 года, Столыпин добился одобрения царем, в частности, ключевых решений по аграрной реформе, отмены правовых ограничений для крестьян, дополнительных послаблений в сфере вероисповедания. Однако по мере ослабления революционной угрозы для правящего режима и наступления «стабильности» не только притуплялась потребность в преобразованиях, но и стремительно возрастало сопротивление последующим реформаторским шагам.

Противодействие исходило от всех главных «центров влияния», которые предопределяли характер и эффективность реформаторской деятельности правительства Столыпина. Это и лично Николай II, императрица, члены императорской семьи, и «придворная камарилья» – ближайшее окружение царя, традиционно консервативное и чуткое к его настроениям, и так называемое «объединенное дворянство» – боровшиеся за сохранение своего политического и экономического влияния крупные помещики и землевладельцы. Давление со стороны правоконсервативных и откровенно реакционных сил, включая пользующихся симпатией Николая II «черносотенцев» различных оттенков, ослабляло позиции Столыпина и его способность добиваться проведения преобразований. Более того, в правящих верхах, на фоне прогрессирующего самоуспокоения и уходящего страха перед революцией, снижалась потребность в самом Столыпине, который являлся не просто номинальным главой правительства, а стремился объединять его деятельность на основе программы реформ. А. И. Гучков, лидер партии октябристов, которая длительное время была в Думе основной опорой для курса Столыпина, утверждал, что влияние этих сил стало одним из главных факторов неудачи реформ. «Как это ни странно, но человек, которого в общественных кругах привыкли считать врагом общественности и реакционером, представлялся в глазах тогдашних реакционных кругов самым опасным революционером, – отмечал Гучков. – Считалось, что со всеми другими так называемыми революционными силами легко справиться (и даже чем они левее, тем лучше) в силу неосуществимости тех мечтаний и лозунгов, которые они преследовали, но когда человек стоит на почве реальной политики, это считалось наиболее опасным. Поэтому и борьба в этих кругах велась не с радикальными течениями, а главным образом с целью свергнуть Столыпина, а с ним вместе и тот минимум либеральных реформ, которые он олицетворял собою… Убить его политически удалось, так как влияния на ход государственных дел его лишили совершенно, а через некоторое время устранили его и физически»³.

Столыпин пытался лавировать, понимая, в каких условиях приходится действовать и насколько влиятельные силы оказывают сопротивление реформам. Премьер был вынужден идти на уступки, в ряде ситуаций – весьма существенные, сдавая принципиальные позиции. Однако проблема была не в Столыпине, не он являлся инициатором «отката» в преобразовательной активности, хотя общественное мнение и возлагало на него в значительной степени ответственность за изменение курса. Промедление с реформами (за исключением аграрной) в контексте очевидного подавления революции начиная с 1908–1909 годов все чаще ставилось в вину Столыпину. К тому же знаменитая формула «сначала успокоение, а затем реформы» ассоциировалась во многом именно с его позицией. Наблюдался отказ, в той или иной форме, или непоследовательность при осуществлении важнейших реформ, которые способствовали бы комплексному разрешению социально-политических проблем в стране. Либеральные преобразования, развивающие принципы конституционализма и правового государства, заложенные в Манифесте 17 октября, подменялись воинствующим национализмом, демонстративными великодержавными «жестами» (особенно в отношении Финляндии), показной заботой об укреплении военной мощи, вызывающей защитой таких одиозных методов полицейского государства, как политическая провокация в стиле «азефовщины». Лозунг «Великой России» все больше наполнялся совсем иным политическим содержанием, чем подразумевала программа либеральных по своей сути реформ, выдвинутая Столыпиным в 1906–1907 годах.

Впрочем, похоже, в последний период и сам Петр Аркадьевич осознавал провал политики реформ. Пребывая в крайне подавленном состоянии, особенно после «конституционного кризиса» в марте 1911 года, он ощущал в складывающихся властно-политических реалиях свою обреченность как государственного деятеля. Утратив реальную поддержку Николая II, он при этом окончательно лишился и поддержки умеренных либералов-октябристов. Символично и то, что Столыпин, хорошо понимая специфику политического режима, который так и не удалось вовремя реформировать в либеральном ключе, незадолго до гибели говорил с провидческой безнадежностью: «Меня убьют, и убьют чины охраны».

Орел, змея, подкова

Петр Аркадьевич Столыпин происходил из древнего дворянского рода, известного с XVI столетия и обладавшего обширными связями с другими знатными семействами, знаменитыми фигурами военной и сановной элиты. Столыпины, судя по родословной, как отмечают исследователи, не относились к числу наиболее именитых и знатных родов, это были служилые дворяне. В течение XVIII века они вошли в верхние слои дворянской элиты, и с начала XIX столетия представители семейства стали достигать высоких позиций на гражданской и военной службе. Самые известные линии рода ведут начало от Алексея Емельяновича Столыпина (1744–1810), пензенского губернского предводителя дворянства, у которого было пятеро сыновей и пятеро дочерей.

Один из сыновей, Дмитрий Алексеевич Столыпин (1785–1826), дед будущего реформатора, закончивший службу генерал-адъютантом и состоявший при особе императора, участвовал в Отечественной войне 1812 года, в том числе в Аустерлицком сражении, затем служил на юге. Он был в хороших отношениях с П. И. Пестелем, и есть сведения, что декабристы предполагали включить Дмитрия Алексеевича в состав временного правления. Его брат, Аркадий Алексеевич Столыпин (1778–1825), женатый на дочери адмирала Н. С. Мордвинова, – друг и сподвижник реформатора М. М. Сперанского, сенатор и обер-прокурор одного из департаментов Сената. Сыновья А. А. Столыпина – гвардейские офицеры Алексей Аркадьевич (1816–1858) и Дмитрий Аркадьевич (1818–1893) были близкими друзьями М. Ю. Лермонтова. Алексей Аркадьевич как секундант участвовал в его роковой дуэли. Примечательно, что братья Столыпина являлись родственниками Лермонтова по женской линии. Их тетя, Елизавета Алексеевна Арсеньева (урожденная Столыпина), приходилась бабушкой Михаилу Юрьевичу, она и воспитывала будущего поэта (и знаменитое имение Тарханы принадлежало Столыпиным). Дмитрий Аркадьевич, уехав за границу после выхода в отставку с военной службы, увлекся философией О. Конта, написал ряд сочинений по философии права. Возвратившись на родину, популяризировал устройство крестьянских хуторов на землях, арендованных у помещиков, противопоставляя эту систему общинному землевладению, этой теме посвящено несколько его книг.

Фамильный герб Столыпиных – своеобразное отражение истории дворянского рода, служившего верой и правдой российским царям и защищавшего интересы государства. На щите изображен одноглавый орел – геральдический символ власти, господства и при этом великодушия и прозорливости. Правой лапой орел сжимает задушенную змею, что символизирует наказанное зло, а в левой держит серебряную подкову с золотым крестом – знак грядущего счастья. Щит, увенчанный дворянским шлемом и короной, удерживают два единорога, а под ним девиз: «Deo spes mea»².

Будущий председатель Совета министров родился 2 апреля 1862 года в Дрездене (впоследствии почитатели не всегда хотели вспоминать об этом, а на установленном в Киеве памятнике даже указывалось, что Петр Аркадьевич появился на свет якобы в Москве). В это время в Германии, у своих родственников, гостила его мать – Наталья Михайловна, урожденная Горчакова, племянница знаменитого канцлера А. М. Горчакова. У его брата – наместника Польши князя М.Д. Горчакова – служил адъютантом Аркадий Дмитриевич Столыпин (1822–1898). В браке с Натальей Михайловной (у него это был второй брак) родились сыновья Петр, Михаил, Александр и дочь Мария. Начав в 16 лет службу в конной артиллерии, Аркадий Дмитриевич сделал блестящую военную карьеру, получил звание генерал-лейтенанта и в последние годы заведовал дворцовой частью в Москве, то есть был комендантом Кремля. Биография отца П. А. Столыпина весьма насыщенная. Он участвовал в Крымской войне, защищая Севастополь, состоял флигель-адъютантом Александра II, командовал корпусом в Русско-турецкую войну 1877–1878 годов, а после ее окончания был генерал-губернатором Восточной Румелии и Адрианопольского санджака. А. Д. Столыпин являлся также наказным атаманом Уральского казачьего войска, занимал различные должности в военном министерстве. Познакомившись во время Крымской войны с молодым офицером и будущим писателем Львом Толстым, он дружил с ним до конца жизни. Аркадий Дмитриевич, выходивший несколько раз в отставку, был человеком увлекающимся и разносторонним – сочинял музыку, играл на скрипке, пробовал себя в качестве скульптора, интересовался богословием, историей, искусством, написал книгу «История России для народного и солдатского чтения»⁴.

Петр Столыпин до 12 лет получал домашнее образование. Воспитанием занималась английская гувернантка, учителя французского и немецкого, благодаря чему он впоследствии свободно владел тремя иностранными языками. Детство прошло в основном в имении Колноберже, в Ковенской (Каунасской) губернии. Это небольшое имение в Литве досталось А. Д. Столыпину в счет карточного долга, и оно настолько понравилось всем членам семьи, что они перенесли сюда обстановку из своих родовых великорусских поместий. Между тем Столыпиным принадлежали владения в Саратовской, Пензенской, Нижегородской, Казанской, Московской губерниях, было еще одно имение в Ковенской губернии (добираться до него приходилось через Пруссию из-за отсутствия железной дороги). В зимний период семья проживала в Колноберже, а летом проводила значительное время в Швейцарии. Собственный дом был у Столыпиных и в Вильно – здесь Петр с братом Александром учились в гимназии. Но завершали обучение они в Орловской мужской гимназии – семья переехала в Орел, где размещался 9-й армейский корпус, которым А. Д. Столыпин командовал после Русско-турецкой войны.

Выбор естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, на который Петр был зачислен в августе 1881 года, был нетипичен для юноши из аристократической семьи. Более ожидаемым было бы обучение в расчете на военную, государственную или дипломатическую службу. Однако помехой для военной карьеры стало заболевание правой руки, действовавшей плохо, – ее приходилось поддерживать, а когда Петр писал, то подкладывал левую руку, помогавшую водить пером по бумаге. Причина недуга достоверно не известна – современники говорили о некоем несчастном случае в юности, о травме, в результате чего рука начала «сохнуть». Распространена была и романтическая версия: будто бы Петр получил ранение в руку, стреляясь с князем И. Н. Шаховским, убившим на дуэли его старшего брата Михаила. Документальных подтверждений подобного дуэльного эпизода нет, но трагическая гибель в сентябре 1882 года старшего брата отразилась и на личной жизни Петра Аркадьевича. Михаил был обручен с Ольгой Борисовной Нейдгардт, приходившейся правнучкой легендарному полководцу А. В. Суворову, и перед смертью он просил брата о ней позаботиться и даже благословил их брак. Петр Столыпин женился на Ольге, когда ему еще не исполнилось двадцати двух лет, – столь ранние браки тогда были редкостью, особенно для студентов («Смотри, женатый», – с интересом указывали на него товарищи по университету). Супружеская жизнь Петра Аркадьевича и Ольги Борисовны оказалась счастливой: у них родились пять дочерей – Мария, Наталья, Елена, Ольга, Александра, а в 1903 году появился на свет и сын Аркадий.

Столыпин успешно окончил университет в 1885 году, получив степень кандидата физико-математического факультета. Судя по всему, его привлекала широта образования, которое давалось на этом факультете, – он изучал математику, физику, химию, анатомию, зоологию, ботанику, геологию, агрономию и т. д. Дипломная работа, написанная на последнем курсе, была посвящена экономико-статистическим вопросам разведения табака на юге России. «Восьмидесятник» по своему менталитету, сохранявший консервативность мировоззрения и симпатизирующий идеям славянофилов, он с увлечением изучал естественные науки (нужные и для последующей хозяйственной деятельности как помещика). Столыпин был равнодушен к студенческому «нигилизму» – видимо, уже тогда у него вызывали отторжение оппозиционные настроения и радикализм интеллигенции. Естественно, проблем с полицией у него не возникало, напротив, Петр был зачислен на службу в Министерство внутренних дел еще в 1884 году, до окончания университета (подобное случалось нечасто!). Возможно, сказалась забота о своем зяте Б. А. Нейдгардта, почетного опекуна Московского присутствия Опекунского совета учреждений императрицы Марии Федоровны.

Впрочем, вскоре после окончания университета Столыпин подал прошение о переводе в Министерство государственных имуществ – в департамент земледелия и сельской промышленности. Служба, начатая со скромной должности помощника столоначальника, проходила в статистическом отделе. Доступ к огромному объему статистических материалов, характеризующих развитие экономики и особенно процессы становления «аграрного капитализма», был полезен для формирования экономических воззрений и в будущем подходов к проведению аграрной реформы. Столыпин участвовал в составлении библиографического указателя литературы по развитию сельского хозяйства, изданного в 1887 году, изучал труды ведущих экономистов по аграрному вопросу. Свидетельство положительных оценок работы Столыпина: за участие в продолжающейся земельной реформе он был награжден знаком отличия «За поземельное устройство бывших государственных крестьян». В 1888 году Петр Аркадьевич получил звание камер-юнкера и оказался включен в статусный «Адрес-календарь»⁵.

В 1889 году Столыпин, по собственной инициативе вновь переведенный в Министерство внутренних дел, был назначен ковенским уездным предводителем дворянства (в девяти губерниях Западного края, в бывших польских губерниях, предводители дворянства не избирались). Сменив столицу на провинцию, Петр Аркадьевич возвратился в Ковенскую губернию уже со своей семьей.

В течение десяти лет Столыпин – предводитель дворянства Ковенского уезда. В 1899 году Петр Аркадьевич был назначен губернским предводителем дворянства, заняв во властной иерархии Ковенской губернии вторую по значимости – после губернатора – должность. Семья ежегодно около пяти месяцев жила в городе Ковно, переселяясь после Пасхи в Колноберже. Поэтому летом Столыпин постоянно курсировал между Ковно и имением, где проводил половину недели. На землях Западного края предводитель дворянства помимо обычных представительских функций должен был проявлять и способности дипломата, смягчая по возможности противоречия между русскими властями и польской шляхтой. И Столыпину, усердно и добросовестно исполнявшему обязанности предводителя, судя по всему, это удалось. Как вспоминала Мария, старшая дочь Столыпина, отец, не ограничиваясь лишь своими непосредственными обязанностями предводителя, стремился создавать в губернии «что-нибудь новое».

«Любимым его детищем было Сельскохозяйственное общество, на устройство которого он положил много времени и сил и работа которого вполне оправдала его надежды, – отмечала М. П. Бок (Столыпина). – Был при нем склад сельскохозяйственных орудий, устройство которого особенно увлекало папа́. Молодой, энергичный и деятельный мой отец рьяно принялся за работу с первого же дня своей службы и до последнего дня… Кроме Сельскохозяйственного общества и склада, по его почину был построен в Ковне Народный дом, и много времени он проводил там, следя за устройством ночлежного отделения, чайной, за правильной постановкой чтения для рабочих и народа вообще; за устройством представлений и народных балов. Мои родители всегда ездили на эти представления, и помню, с каким энтузиазмом они рассказывали о первом представлении кинематографа, об этих „удивительных движущихся картинах“… Но вообще, вечера, когда родители уезжали из дому, были редки. Кроме посещения нескольких представлений за зиму в Народном доме, они изредка бывали в городском театре, но почти исключительно на гастролях проезжавших через Ковну знаменитостей. Ковна лежала по дороге из Петербурга в Берлин, и случалось, что ездившие в турне артисты оставались на один-два дня у нас, и тогда, конечно, маленький ковенский театр бывал битком набит публикой»⁶.

Тем не менее в этот период, особенно до назначения губернским предводителем дворянства, основным делом Петра Аркадьевича было занятие собственным хозяйством – прежде всего в Колоноберже и примыкавших к нему фольварках Петровском и Ольгино. Увлеченный этим делом, он смог превратить имение в образцовое хозяйство с многопольным севооборотом и развитым животноводством. К началу ХХ столетия в руках семейства Столыпиных, с учетом полученных наследств, покупок и продаж имущества, было 7450 десятин земли в различных губерниях, что обеспечивало Петру Аркадьевичу заметное место в среде поместного дворянства⁷.

Столыпин занимался в ковенский период и самообразованием. Изучал современную литературу по праву, экономике, финансам, уделяя внимание западноевропейскому опыту и его применению в российских реалиях. Эти знания находили отражение в докладах и записках, которые Столыпин готовил как председатель Ковенского общества сельского хозяйства и представлял в Министерство внутренних дел. Так, в составленной в 1901–1902 годах «Записке о рабочем страховании» поднималась совершенно новая для России тема социального страхования именно сельскохозяйственных рабочих. Проанализировав законодательство и опыт европейских стран, Петр Аркадьевич считал необходимым и в России развивать страхование для сельскохозяйственных рабочих, улучшая тем самым условия труда и жизни. Обращение к этому вопросу диктовалось отнюдь не теоретическим интересом, а вполне практическими соображениями, актуальными для Ковенской губернии. Местных помещиков сильно беспокоило, что сельскохозяйственные рабочие – батраки и поденщики, недовольные условиями найма, – массово уходят на заработки в Германию. Считая бесполезной и вредной борьбу с трудовой миграцией путем запретов (хотя за это высказывались многие крупные ковенские землевладельцы), Столыпин полагал, что важнее улучшать положение рабочих, в том числе с помощью социального страхования⁸.

1.Здесь и далее знаком * обозначены подстрочные примечания, арабской цифрой – примечания к вступительной статье (см. с 73–76), а также комментарии, расположенные в конце настоящего издания.

2.«Бог – надежда моя» (лат.).