Kitobni o'qish: «Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга I, том 1-2»

© Составление, А.В. Блинский, 2004

© «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2004

Редактор и издатель «Кавказцев», Плац-Майор С.-Петербургской крепости, Лейб-Гвардии Саперного батальона Полковник С.К. Новоселов.

Семён Корнилович Новосёлов (1812–1877) – русский генерал-майор, участник Кавказской Войны

Семён Новосёлов родился в 1812 году. Воспитывался во 2-м кадетском корпусе.

В качестве сапёрного офицера он принял участие в Кавказской войне в 1842–1843 годах и был контужен. В 1845 году Новосёлов был в пехотном генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полку. Находясь в 1846 году в Самурском отряде, Новосёлов участвовал в ряде дел и 25 июля 1846 года при штурме хребта Тлия был ранен в ногу, но строя не оставил. В 1847 году, произведённый за боевые отличия в капитаны, Новосёлов принимал участие в штурме Гергебиля и 23 июня, во время фуражировки у села Чах, был вновь ранен; за Гергебильскую экспедицию был награждён орденом св. Анны 3-й степени с бантом. Новосёлов приобрёл, по удостоверению князя Воронцова, среди окружающих репутацию офицера отважной храбрости, хладнокровного и распорядительного. Самым славным временем службы Новосёлова на Кавказе был 1848 год, когда он в качестве коменданта укрепления Ахты мужественно сопротивлялся в течение 7 дней превосходным силам неприятеля. За отличие при защите Ахты одним и тем же Высочайшим приказом Новосёлов был произведён в майоры и подполковники и, кроме того, 17 января 1849 года получил орден Св. Георгия 4-й степени в награду отличных подвигов, оказанных при защите Ахтинского укрепления против многочисленных скопищ Шамиля.

В 1849 году Новосёлов был назначен плац-майором в Царское Село, причём ему было оставлено содержание, которое он получал на Кавказе. В 1850 году Новосёлов был переведён в лейб-гвардии Сапёрный батальон с оставлением в той же должности, в 1852 году произведён в полковники, отчислен от должности плац-майора и назначен в Екатеринославский гренадёрский полк. В 1853 году Новосёлов вновь был назначен плац-майором Царского Села с переводом в лейб-гвардии Сапёрный батальон, а затем плац-майором Санкт-Петербургской крепости с оставлением в том же батальоне. В 1857 году под редакцией Новосёлова стал издаваться с Высочайшего соизволения периодический сборник «Кавказцы», в котором печатались биографии героев покорения Кавказа, офицеров и нижних чинов, описания некоторых военных действий, портреты, картины и планы. Издание «Кавказцев» закончилось 17 сентября 1859 года.

В 1862 году Семён Корнилович Новосёлов был отчислен от должности плац-майора с зачислением по сапёрным батальонам и в запасные войска, но скоро был назначен в распоряжение командующего войсками Кавказской армии и, вернувшись на Кавказ, участвовал в действиях Пшехского отряда. Но прежние раны давали себя чувствовать, а потому Новосёлов был отчислен в распоряжение командующего войсками Виленского военного округа и в 1863 году назначен военным начальником города Шавли с уездом. При усмирении польского мятежа Новосёлов принял начальство над 3 сотнями 41го Донского казачьего полка и 20 июля 1863 года близ д. Белозерешки, Ковенской губернии, в перестрелке с повстанцами был ранен в левую ногу и сильно контужен в левую руку. За отличие в делах с повстанцами Новосёлову была пожалована аренда по 1 тысяче рублей в год на 12 лет. Отчисленный по болезни от должности военного начальника города Шавли, Новосёлов в 1865 году был назначен Подольским губернским воинским начальником; в 1866 году произведён в генерал-майоры; 26 ноября 1869 году был зачислен в списки Ширванского пехотного полка и в 1870 году уволен от службы.

Когда началась сербско-турецкая война, Новосёлов отправился в Сербию и там в сентябре 1876 году заменил серба Чолокантича в должности командующего Ибарской армией. Армия Новосёлова состояла всего из 12–13 батальонов пехоты, 4 эскадронов кавалерии и 3 батарей, кроме того, в эту же армию были отправлены 9 крупповских орудий. Ближайшей целью её действий было сбить турок с Яворских гор и вытеснить их с сербской территории. Ибарская армия ввиду своей малочисленности крупного успеха не имела, но возложенную на неё задачу выполнила довольно удачно. 13 октября 1876 года она заставила турок отступить и перешла на турецкую территорию в пределах Ново-Базарского санджака, а демонстрируя оттуда в направлении долины Теплица, привлекла этим на себя часть главных сил турецкой армии.

Новосёлов С. К. оставил после себя книгу «Описание крепостного Петропавловского собора».

Семён Корнилович Новосёлов умер 5 марта 1877 года в городе Санкт-Петербурге и был похоронен на городском кладбище в Павловске.

Генерал-майор

Семен Корнилович Новоселов

Предисловие

«Периодическое издание «Кавказцы», выходящее с Высочайшего Его Императорского Величества соизволения, имеят предметом передать потомству, пером и карандошем, замечательнейшие подвиги, совершенные на Кавказе, с сведениями о жизни лиц, ими прославившихся от генерала до рядового. О каждом лице говорится отдельно и, если можно прилагается его портрет, план местности, где происходило дело или рисунок, изображающий подвиг. Описания следуют одно за другим, не стесняясь каким-либо определенным порядком, а по мере накопления материалов, по мере их изготовления. Но наружный вид издания принят такой, что впоследствии можно будет расположить описания в порядке алфавитном или хронологическом…

Издание, хотя посвящено преимущественно описанию подвигов несравненных военно-сухопутных Кавказских войск, но на страницах его найдут также место доблестные дела и других лиц великой семьи Русской: а) славные подвиги моряков, совершенные ими при берегах Кавказа; б) неустрашимость и самоотвержение духовных лиц, достойных служителей Христовых, которые с крестом в руке укрепляют мужество воинов, внушением твердого упования на всесильную помощь Божию, успокаивают раненых, исповедуют умирающих, иногда под свистом пуль и гулом ядер; в) прекрасное исполнение святого долга медицинскими чинами, часто совершаемого ими под вражьими выстрелами; г) живейшее участие в кавказской брани наших соотечественниц, которые, как истинные Россиянки, усердно содействуют к обороне укреплений и д) ревностное исполнение своих обязанностей дипломатами и гражданскими чинами, которые своими действиями, часто сопряженными с лишениями всякого рода, а нередко и с опасностию для жизни, способствуют упрочению русской власти в крае. Сюда же войдут жизнеописания ученых, прославившихся своими исследованиями о Кавказе, облегчающие благотворные меры Правительства в этой любопытной части великого нашего Отечества.

Множество подвигов и лиц, уже отмеченнных Историей, и еще большее число новых, доныне не замеченных ею, оставленных ею без внимания, займут в предпринимаемом издании принадлежащее им место. В нем будут и те, которые славно пали на поле брани, и те, которые после геройских дел почили в мирной могиле, и те, которые отличены ныне почестями, и, наконец те, которые укрылись в уединении, на отдыхе после трудной жизни.

Редакция не делает блистательных обещаний, а дает только слово употребить все усилия, чтоб сделать издание вполне достойным его назначения. Она не будет щадить ни трудов, ни издержек и величайшею себе наградою будет считать, что сделает достоянием общим подробности о подвигах и жизни храбрых соотечественников. Вся чистая прибыль от издания, за покрытием издержек, предоставляется в пользу раненых Кавказцев и семейств убитых. Поэтому в конце каждого года будет приложен список гг. подписавшихся, как сочувствующих благой цели издания…

Воззвание Редакции к соотечественникам о доставлении сведений о жизни и подвигах Кавказцев, портретов их и рисунков, с признательностью скажем, превзошло ожидания. Со всех сторон обширной России получаются материалы, нередко драгоценные, которые иначе могли бы утратиться или, по крайней мере, долго бы, если не навсегда остаться неизвестными… Не должно останавливаться от мысли, что имеющееся в виду сведение незначительно, что материалы малы по объему, – часто одно слово, один анекдот, одна черта замечательного лица драгоценнее при составлении его жизнеописания, чем кипы писаной бумаги. В подобном предприятии скромность неуместна. Подвиг, совершенный для отечества принадлежит не лицу, но отечеству.

ВысокоМонаршее одобрение, которого имела счастие удостоиться самая мысль об издании, лестное внимание к нему высшего военного начальства и общее сочувствие, которым встречено известие о предприятии, налагает на редактора-издателя долг сделать все возможное, чтобы оправдать эти ожидания».

Редактор и издатель,

Плац-Майор С.-Петербургской крепости,

Лейб-Гвардии Саперного батальона Полковник С. Новоселов.

Генерал-лейтенант Григорий Иванович Глазенап

Генерал-лейтенант

Григорий Иванович Глазенап

Григорий Иванович Глазенап происходил из лифляндскаго дворянства, в которое предки его перешли из Померании, где издревле существует род Глазенапов, в одной линии имеющий титул графов. Он родился в 1751 году и получил воспитание в России, блестящее по времени: кроме основных наук, Григорий Иванович знал языки русский, французский, немецкий и польский.

В службу он вступил 14-го июня 1764 года, на 14-м году возраста, рядовым в 3-й гренадерский полк; чрез три месяца, 18-го сентября, был произведен в подпрапорщики; чрез год, 18-го сентября 1765 года, в сержанты и, наконец, после 5 % лет службы в нижних чинах, 1-го января 1770 года, пожалован прапорщиком с переводом в Симбирский мушкатерский полк.

В это время Россия вела войну с Турциею. Симбирский мушкатерский полк принадлежал к армии знаменитаго графа Румянцова, имевшей назначение довершить покорение областей, лежащих на левом берегу Дуная, и утвердиться на этой реке. Молодой прапорщик имел честь участвовать в славнейших делах кампании: 17-го июня – в обращении в бегство 20,000 турок, близ Рябой Могилы; 7-го июля – в знаменитой победе при Ларге, за которую Румянцев получил Св. Георгия 1-й степени, и 21-го того же месяца – в еще более беспримерном сражении под Кагулом, доставившем главнокомандовавшему фельдмаршалский жезл, в котором 17,000 Русских разбили наголову 150,000 турок, отразили 100,000 татар, угрожавших с тылу, взяли 60 знамен, 140 орудий, 2000 пленных и положили на поле битвы и во время преследования до 40,000 неприятеля. В следующем году Румянцев перенес наше победоносное оружие за Дунай и очистил оба берега реки от крепости Журжи до Чернаго моря. Глазенап, произведенный, 1-го января, в подпоручики с переводом обратно в 3-й гренадерский полк, а 24-го того же месяца пожалованный поручиком в Старооскольский мушкатерский полк, находился, 7-го августа, на приступе к Журже, который, не смотря на геройское одушевление наших войск, был неудачен; потом он участвовал, 22-го сентября, в победе под Бухарестом, а через день, 24-го – в занятии Журжи, бывшем следствием этого сражения. В 1773 году, Глазенап, переведенный в Лейб-Кирасирский полк, участвовал в сражениях под Силистриею и Карасу, а в следующем году – в походе к Силистрии. Вскоре заключен был славный Кучук-Кайнарджийский мир, и наши войска воротились в отечество.

В течение последовавшаго затем мирнаго времени Григорий Иванович получил чины: 24-го сентября 1776 года – ротмистра и 29-го августа 1784 года – секунд-майора.

Мир был непродолжителен. Началась вторая Турецкая война. Глазенап сделал кампанию 1789 года, в которой нередко командовал особым отрядом легких войск, всегда с отвагою и благоразумием. С 10-го мая он был отделен с частию регулярных войск, казаков и арнаут для содержания аванпостов по реке Пруту, что исполнял неусыпно, упреждая все неприятельские замыслы турок и, между прочим, освободил от них 1127 семейств крестьян, которых перевел и переселил на реке Глане. Потом он участвовал в сражениях: 3-го сентября – при Цыганке, 7-го – при Санге и Салкуце и под Измаилом, с бригадиром Орловым, от котораго получил аттестат, свидетельствующий о ревностных его подвигах; 14-го того же месяца – Григорий Иванович, быв командирован с тремя стами арнаут к местечку Карнатохе-Красне, нашел в нем неприятеля в числе 500 человек; он сперва заставил турок отступить на суда, а потом, когда они, получив в подкрепление 5 кораблей и 12 малых судов, покушались сделать высадку, не допустил их до этого в течение целаго дня, а в ночи сжег местечко и отступил к корпусу.

С 16-го сентября по 25-е ноября он находился в корпусе своего дяди, генерал-поручика Михельсона, с теми же легкими войсками, и был неоднократно употребляем в партиях, тревоживших Измаил, – что исполнял с желаемым успехом, как свидетельствует атестат, выданный ему от Михельсона.

Государыня, за эти дела, изволила пожаловать Глазенапа, 29-го сентября, в премиер-майоры; 9-го октября 1792 года, Государственною Военною Коллегиею он произведен в подполковники, с переводом в Орденский кирасирский, из котораго, 15-го марта 1795 года, переведен в Нежинский карабинерный полк; 30-го ноября того же года, Григорий Иванович удостоен первым орденом – Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-го класса, за 25-тилетнюю в офицерских чинах службу.

В кратковременное царствование Императора Павла Петровича Глазенап получил несколько перемещений. 21-го марта 1797 года он был, по собственному желанию, определен в Ямбургский кирасирский полк, именовавшийся тогда полком генерал-майора Чевкина; 15-го июля следующаго года – произведен в полковники, а 18-го октября – в генерал-майоры с прежним старшинством и с назначением, 9-го февраля 1799 года шефом в драгунский имени своего полк, который в 6 месяцев сформировал в Харькове в полном составе. Вскоре этот полк, вместе с многими другими, расформирован – люди и лошади поступили на усиления других кавалерийских полков, а шеф их, 4-го марта 1800 г., уволен от службы с пожалованием в генерал-лейтенанты. Но такой деетельный человек не мог оставаться долго в бездействии.

17-го марта 1801 года Григорий Иванович принят по прежнему в службу с состоянием по армии, а 30-го марта назначен шефом Нижегородскаго драгунскаго полка, о сформировании котораго, отделением 5-ти эскадронов от Нарвскаго драгунскаго полка, только в этот день последовало Высочайшее повеление. Новому полку положено было находиться на Кавказской Линии.

14-го октября 1803 года Григорий Иванович, в знак особеннаго Монаршаго благоволения, Всемилостивейше пожалован алмазным перстнем с вензелем Его Величества; а 13-го ноября этого же года он Высочайше назначен инспектором кавалерии Кавказской инспекции и командующим Линиею и войсками, там расположенными, с оставлением шефом Нижегородских драгун.

Занятия его по этим должностям были обширны, тем более что в то время чинов в управлении было очень немного; именно при нем находился личный адъютант и адъютант по званию шефа Нижегородскаго драгунскаго полка, и эти два лица с несколькими писцами заменяли нынешний штаб, состоящий из начальника, дежурнаго штаб-офицера, нескольких адъютантов, обер-квартирмейстера, офицеров Генеральнаго штаба и проч.

Счастливый случай доставил нам в руки замечательныя записки об этой эпохе, веденныя лицем, весьма близким Глазенапу; считаем долгом поделиться ими с читателями, которые, надеемся, не будут сетовать на то, что представляем несколько подробностей о тогдашней кавказской жизни, которые не могут быть не любопытными.

Начнем изображением Нижегородскаго полка (ныне Нижегородский драгунский Его Королевскаго Высочества Наследнаго Принца Виртембергскаго), которым непосредственно командовал полковник Сталь, – лицо тоже весьма замечательное. Насчет состава офицеров и образования нижних чинов можно было справедливо гордиться полком. Офицеры были люди образованные, нижние чины одевались ловко и опрятно. В пешем строю драгуны не уступали пехоте, а маневрировали еще лучше; конное же учение, начиная с манежной езды, на корде без седла, на седле без стремян, одиночная выправка и шереночное учение с разомкнутыми рядами, перепрыгивание чрез барьер и рвы – целыми шеренгами производилась беспрерывно. Эскадронныя ученья, по всем правилам и с чистым равнением, при сильной быстроте, делались на славу, так что смотревшие полк кавалеристы Кологривов, Уваров и другие были удивлены и отдавали преимущество пред гвардиею. Фланкеры и рассыпныя атаки, приспособляясь к образу тамошней войны, делались с знанием и ловкостию. Черкесы чрезвычайно боялись драгунов, даже в одиночку. Нарвский драгунский полк, из части котораго был сформирован Нижегородский, содержа долгое время кордон, по недостатку еще в то время и необразовании казаков, славился чудесами храбрости и наездничества. Кабардинцы и чеченцы от него дрожали.

Справедливо говорит старинная русская пословица о влиянии начальников на подчиненных. О душевных свойствах Глазенапа подробно скажем далее; здесь же не можем не привести сохранившихся подробностей о Стале, которые дают более близкое понятие о службе и жизни на Линии, во время начальствования над нею Григория Ивановича, у котораго Сталь находился, так сказать, непосредственным помощником.

Карл Федорович, как звали Сталя, был чистый лифляндский дворянин: видный собою, очень хорошо образованнный и достаточнаго состояния. Строгий по службе, пылкий, знающий свое дело и в строю горячий, без всякой, однако, жестокости, благородный, великодушный, он, кроме службы, ничем не занимался. Свое хозяйство и дела он предоставил один раз навсегда слуге Ивану (из чухонцев). Деньщик Артемий заведывал буфетом, лошадьми и охотничьими собаками, и Карл Федорович никогда не знал, что у него есть и чего нет. Все офицеры— после утренняго ученья и потом развода – бывали у полковаго командира и завтракали без всяких церемоний. Он никогда не угощал, был сам гостем, и ничего, повидимому, не знал, что подадут; держал себя дома в равенстве и без всякаго принуждения. Терпеть не мог, если в это время что-нибудь заговорят о службе; тотчас вспыхивал и прерывал отрывисто: «Оставим, господа, этот разговор!» На службе же Сталь был совсем другой человек, и никому не было пощады; но он только требовал дела и не был какой-нибудь притязатель и пустой суета, что выражал часто поговоркою: «суета есть зародыш всяких беспорядков». Во время тревог пред неприятелем, Карл Федорович выходил из себя за беготню и шум, и кричал командирским голосом: «Что за бестолковица в таком-то эскадроне. Смирно! Молчать!» Это, в ночи, когда его не было видно, магически восстановляло тишину.

На одном из пеших учений, поручик 3. делал ошибку за ошибкою, как нарочно, командуя невпопад, т. е. если надобно взвод завести правым плечом, он заводил левым. Сталь сделал несколько замечаний; наконец сказал, что его только султан отличает. Надо знать, что на этом ученьи приказано было нижним чинам быть в касках, а офицерам в шляпах. 3. сильно обиделся, и после учения явился к полковнику с обяснением, требуя удовлетворения. «Какого удовлетворения вы, милостивый государь, хотите? Я готов, хоть на бочку пороха…», – с жаром и решительно сказал полковник. 3., вероятно, не понравилось предложение совершить воздушное путешествие на бочке, и он смиренно ретировался.

Другой случай был серьезнее. На конном ученье, за болезнию эскадроннаго командира, майора Паскевича, командовал капитан К… всегда бывший в разладе с фронтом, и долго думавший. Разумеется, ему были сделаны несколько выговоров и, по окончании ученья, эскадрон оставлен для продолжения ученья. Пылкий Сталь загнал до усталости всех лошадей, и крупное слово, сказанное к нижним чинам, К. принял на свой счет, требуя за публичную обиду удовлетворения. Полковник, при собрании офицеров, просил прощения у обиженнаго, сказав, что он, правда, горячаго темперамента, но никогда не позволит себе оскорбить благороднаго человека грубою бранью, не знает почему К. обращенное к солдатам принял на свой счет, раскланялся и вышел. Между офицерами находились интриганы, промышлявшие тем, как бы только устроить историю; они подбили К… а тот предложил полковнику Сталю стреляться на смерть; но, как предстоял на днях инспекторский смотр, то дуэль отложили до роспуска полка по квартирам. Роспуск последовал, и соперники с секундантами выехали на назначенное место. К. требовал стреляться на шинели; Сталь, считая это хвастливою глупостью, предлагал стреляться в 12-ти шагах. Секунданты обеих сторон долго уговаривали непреклоннаго К. и, наконец, довели его до того, что он нашел себя удовольствованным тем, что его вызов был принят, и выстрелил вверх, прощая обиду, которую Сталь признавал, однако, небывалою. На другой день К. подал в перевод из полка, и хотя Сталь давал ему рыцарское слово предать забвению неприятное их столкновение, но уговорить не мог.

Однако при всем этом, ни Сталь, ни Григорий Иванович, не допускали ни малейшей фамилиарности с подчиненными. Как бы не были довольны офицером, даже самым близким к ним, например, адъютантом, они не расточали похвал в глаза. Офицер никогда не смел при них сесть, и холодное служебное обращение, по мнению этих старых служак, вело к дисциплине. Эскадронные командиры тогда были штаб-офицеры, и держали себя в должной дистанции от обер-офицеров. Тогда были такия убеждения, что трудно управляться и сохранять тон начальника, когда почти равен чином, заслугами и опытностию. Сознавая, что для жизни в такой провинции, как тогда была Кавказская Линия, где не существовало благороднаго общества, сближение и приязнь конечно приятны, в то же время считали, что служба, особенно в важных случаях, от фамилиарности с подчиненными может потерпеть, где требуется безмолвное исполнение приказаний.

До обеда офицеры ездили со Сталем на охоту или стреляли из пистолетов в цель у него в зале, так что офицеры все время до ночи проводили вместе.

Охота была подлинно царская. Борзыя горских и псовых лучших пород, как у самого Сталя, так и у многих офицеров, были превосходныя; стреляли офицеры также отлично. Кабанов, оленей, коз, русаков много держалось в окрестностях Екатеринодара, по кустам и диким виноградникам. Фазанов было бездна, дупельшнепов и бекасов – без числа. Князь М. С. Воронцов, бывший еще в чине штабс-капитана, Кушелев и князь Козловский, – жители Петербурга, видевшие лучшия охоты в России, проведя проездом из Грузии более недели в Екатеринодаре и участвуя в этих охотах, удивлялись изобилию превосходной дичи и искусству охотников.

Черкесы, видя стрельбу наших по вальдшнепам, изумлялись меткости и приближаться не смели. Офицеры, прибывавшие из внутренней России, в короткое время так научались стрелять из ружья и пистолета, что попадать пулею в пулю считалось обыкновенным. Так-то тогдашние кавказцы постоянно готовились к войне.

Глазенап считал¹, что тогдашняя служба на линии требовала «недреманности, искусных стрелков, наездников и самую легкую артиллерию, по узким горным тропинкам удобно провозимую. «Всем сим обзаводимся», – писал он в августе 1804 года². По этому-то охота, которая приучает ко вниманию, находчивости, меткой стрельбе и наездничеству, находила сильное покровительство как у самого Глазенапа, так и у Сталя.

Екатериноград, – местопребывание тогдашних властей на Линии, – заключал в себе: вдоль по реке Малке крепостцу, в которой находился исключительно один коммиссариат, станицу Волжскаго казачьяго полка и солдатскую слободку; в последней помещались два эскадрона нижегородцев и госпиталь. Строения, как и везде по линии, были довольно дурно выстроены и растянуты до того, что с промежутками от слободки до станицы было 2 версты.

В крепостце собственно, при основании Кавказской линии, имел пребывание главный ее начальник – граф Павел Сергеевич Потемкин. Дом, или лучше дворец, служивший ему помещением, отличался большею роскошью. Лес на постройку доставляли из Астрахани, а другие принадлежности из столиц. Потемкин окружал себя многочисленною свитою, давал затейливые праздники, и горские князья и дворяне (уздени) лучших фамилий всегда толпились около него. Дикарей этих ласкали, дарили и покупали их золотом. Поэтому Потемкин знал о всяком дурном предприятии горцев и, принимая меры, разрушал намерение в самом начале. Но главною системою его было поддерживать междоусобную вражду у черкесов и, не допуская до единомыслия, заставлять слабых прибегать под защиту русских, которая однакоже оказывалась с благоразумием.

Все это способствовало тому, что, хотя линия находилась постоянно в тревожном положении, набеги малыми партиями происходили часто; но замечательных происшествий, нарушавших спокойствие целаго края, не было, и о важных экспедициях почти не слыхали.

Линию охраняли регулярныя войска и казаки донские и линейные. На части кордона, подчиненной командиру Нижегородскаго драгунскаго полка, были расположены: донские полки Кутейникова и Попова и Екатериноградская станица волжских казаков. Они содержали частые пикеты, разъезды, маяки, а ночью секреты на берегах Малки и Терека; а в солдатской слободке и станице находились резервы от казаков и драгунов, у которых лошади бывали оседланы, а люди, в аммуниции и в готовности, ожидали сигнала к тревоге. Выстрелы на пикетах или секретах и зажжение маяков быти этими сигналами. Люди, вскочив на лошадей, неслись во весь опор. Линейные казаки отличались необыкновенным проворством, и хотя стояли далее драгунов, но поспевали прежде, завязывали дело и всегда удачно оканчивали прощанием воров, а если они успевали прорваться внутрь, то, давая знать в обе стороны, преследовали до невозможности, не смотря на чрезвычайно темныя ночи.

«Война неопасная для полков и отрядов, но гибельная для солдат и казаков, которые отваживались отделиться поодиночке за какою-нибудь надобностию», – по всеподданнейшему свидетельству Глазенапа³,– представляло состояние линии в 1804 году. У горских народов мир означал робость и слабосилие. Если был случай украсть, увлечь в плен, застрелить для забавы, то их не останавливала ни честь, ни совесть, ни жалость. Они не ведали ни той, ни другой, ни третьей⁴.

«Не какие-нибудь оскорбительные с нашей стороны поступки вызывали горцев на столь гнусныя дела, – писал генерал чрез несколько дней⁵, – а ненасытная алчность к золоту, которое, по их образу жизни, им совсем не нужно и котораго они употреблять не умеют». «Правда, – прибавляет он⁶,– что приобретают они из Багдада и Дамаска дорогое оружие; но оно, обыкновенно, достается в добычу нашим, поселенным по линии казакам, кои все почти имеют их шашки, пистолеты, бурки и седла, с боя отнятыя».

Вот несколько происшествий этого времени, которые приводим, как показывающия то состояние тревоги, в которой беспрестанно, денно и ночно, находилась линия, равно как и факты удальства наших войск.

27-го апреля 1804 года кабардинские хищники наехали днем к посту Есентуцкому, находившемуся на половине дороги от Константиногорска к Кисловодскому укреплению. Сначала, в малом числе, они вступили в перестрелку с сторожевыми казаками Донскаго полковника Кошкина полка, которых тогда было 8 человек, при офицере; потом неприятелей собралось из разных мест до ста человек. Казаки, видя превосходное их число, спешась, из-за лошадей отражали их. Кабардинцы же, когда увидели приближавшихся на помощь казаков с других притонов, тотчас обратилась в бегство; их преследовали, но бесполезно, – догнать никак не могли. При этой перестрелке убито казаков 2, ранено 4; со стороны неприятеля убито 2, ранено несколько.

Чрез три дня, 1-го мая, партия чеченцев, состоявшая из 200 человек, утром очень рано, отогнала рогатый скот и табуны лошадиные на противной стороне реки Терека, от деревни князя Бековича. Известясь об этом, моздокский комендант, полковник Протопопов, послал в погоню за хищниками 70 человек Кубанскаго казачьяго полка при офицере. Они в довольно большом расстоянии догнали хищников и отбили весь рогатый скот, ведя с ними перестрелку. При этом были ранены 3; с противной же стороны убито 4, ранено несколько.

В ночи с 10-го на 11-е число того же месяца трое кабардинских хищников, подкравшись к пикету, стоявшему за рекою Малкою, сделали выстрел по часовому. Донскаго Кутейникова полка урядник Щепакин, находившийся на том посту, с 10-ю вооруженными казаками пустился преследовать неприятеля и, гнавшись около 20-ти верст, неожиданно на реке наткнулся на партию кабардинцев, составлявшую около ста человек, которые тотчас отрезали казаков и открыли стрельбу. Урядник, сколько ни защищался, но видя превосходное число хищников, нашелся принужденным отъехать и, спешась, засел в лесу, и тем спасся от большой потери. При этом убито казаков 2, а у неприятелей 1.

Осенью, 1805 года, табун лошадей станичных казаков пасся близ границы при реке Малке, и ночью, хотя находился только в версте от селения, не был безопасен. Не далее как дни за два до происшествия, чеченцы захватили солдата, ехавшаго беспечно с мельницы и выведали у него о месте пастьбы табуна. Партия чеченцев, человек из 80-ти, ночью подехала так скрытно, что с пикетов ее не заметили. Половина переплыла реку Малку, другая ожидала на той стороне. Переплывшие, чтобы удобнее вогнать табун в реку, кинжалами прорубали в чаще кустарника дорогу, и ринулись на табун с пальбою и криком. Табунный караул состоял из 12-ти человек малолетков, казачьих детей, от 14-ти до 18-ти лет. Надобно заметить, что всегдашнее упражнение детей казаков на лошадях и в стрельбе, при всяких праздниках, встречах и проводах станичников на службу, в отряды, с младенчества изощряли их в наездничестве до того, что они превосходили даже старых казаков. И так эта молодежь, завидев злодеев, выступила им навстречу, а один взвился и полетел в станицу. С перваго раза они свалили четырех чеченцев и несколько их ранили. От станицы и от драгунов, по первым выстрелам, уже летели на место резервы, а по известию табунщика и все наличные казаки, служащие и отставные, на лодках пустились по быстрой реке вниз. Станичный начальник, есаул Лучкин, стоит, чтобы о нем упомянуть. Это был храбрый из храбрейших казаков, находившийся во многих переделках. Он распоряжался и начальствовал на суше и воде. Чеченцы не успели еще перегнать чрез реку табун, как были атакованы Лучкиным и лодочниками, и те из горцев, которые плыли, все заплатили жизнию за свое удальство. Партия же, поджидавшая на другом берегу, была сильно атакована, и с уроном скрылась, пользуясь темнотою ночи. Драгуны поспели во время сильной схватки казаков, и появлением своим принудили горцев к бегству, пустив им в догонку несколько пуль. Казаки в этом случае явили доказательство своего необыкновеннаго проворства и сметливости. Отбитыя чеченския лошади и оружие были розданы по принадлежности. Лучкину достался вороной конь, скакавший с быстротою птицы, без одышки и топота. Он всякий день приезжал на нем с рапортом— делая в карьер двухверстное расстояние от своего дома до подъезда начальника кордона, и драгуны не могли налюбоваться ездоком и конем.