Kitobni o'qish: «Фанданго-Аэлита. Секрет 2025»

Сборник

Shrift:

Предисловие

История семинарских сборников Крымкона «Фанданго» ведёт отсчёт с 2011 года – вначале это была «Антология МиФа», а с 2021 года – уже «Фанданго-Аэлита» (крымского издательства «СеЖеГа»), когда Валерий Гаевский и Борис Долинго протянули творческий мост Крым – Екатеринбург.

Принцип составления подобных сборников по итогам литучёбы традиционен: под одной обложкой корифеи жанра и восходящие таланты, чьи тексты подготовлены к публикации с помощью компетентного жюри. Кроме того, в «Фанданго-Аэлите» до 2024 года публиковались по две рецензии Валерия Гаевского на избранные семинарские рассказы, с согласия их авторов конечно. Представлен и раздел миниатюр, написанных крымконовцами-фанданговцами в дни фестиваля на заданную тему.

Темы для «экзаменационных билетов» Валерий придумывал аллюзионные, стараясь, чтобы знакомый культурный образ приобретал неожиданное звучание – а уж как его творчески реализуют «счастливые обилеченные» – это Имагинация им в помощь!

С этого года к названию сборника неслучайно добавилось «Секрет», а история «ребрендинга» такова…

На обложку «Фанданго-Аэлиты-2024», продолжая, с одной стороны, Валерину традицию помещать центральный фигурой какой-нибудь звездолёт, с другой стороны, думая о знаковом образе для сборника по итогам последнего земного семинара Капитана Гая, я предложила поставить фото турбопарусного дирижабля «Секрет». Эта модель, изготовленная собственноручно Гаевским, представляет собой лёгкий каркас-гондолу с именем знаменитого грэевского галеота на бортах, с мачтой и алыми парусами на ней, с футуристической кабиной, сработанной из игрушечного бластера и несущей в себе батарейку для светодиодной ленты. Турбина, собственно, – это хвостовой пропеллер. Батарейка – самая увесистая деталь турбопарусника; он предназначен для подъёма в воздух на гелиевых «олимпийских» шарах числом 8 штук.

Творчески переосмысленный «Секрет» с алыми парусами стал одним из символов Крымкона и, наверное, аватарой «крейсера "Фанданго"» (о котором в гимне фестиваля поётся (слова Валерия Гаевского, музыка Владимира Грачёва)).

Конечно, это был идеальный образ для обложки печально-знакового сборника.

В последующий год я несколько раз столкнулась с тем, что читатели и авторы «Фанданго-Аэлиты-2024», нимало не сомневаясь, называют её «Секретом»! В первый раз удивилась, но когда свежим взглядом посмотрела на обложку с дирижаблем в профиль, во всей красе, с алым именем корабля посередине книги – вопросы отпали. Разве это не знак судьбы?

А поскольку с нынешнего года, по рацпредложению Андрея Бочарова, обновляется и дизайн обложки (отдельная благодарность художнице Ирине Пермяковой), чтобы сделать сборник более заметным и притягивающим взгляд, – пусть обновление коснётся и заглавия.

В конце концов, именно секреты литературного мастерства открывают участники семинара. И вообще, творчество и сама жизнь – великая Тайна, а как любит поговаривать Капитан Гай, настоящая тайна таковой и остаётся, даже будучи раскрытой!

…Информация о Клубе фантастов «Фанданго» им. В. А. Гаевского, о Крымконах и семинарах – на сайте:

fantclub.ru

Юлиана Орлова,

спутница Валерия Гаевского,

президент МОО «Клуб фантастов "Фанданго"»

В ходовой рубке

Елена Лаевская

Плясуньи Его Величества

– Пятая позиция. Руки округляем. Подбородок не опускать. Плие. Гранд плие. И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.

Палка была мокра от пота маленьких ладоней, туго забинтованные ступни будто прилипли к чисто вымытому полу. Раскрасневшиеся щёки, высунутые от усердия языки второклашек отражались в старом мутном зеркале. Голубое пламя газовых горелок едва заметно колыхалось, поглощая сумрак сонного осеннего утра.

Адали наблюдала за уроком, притаившись за полуоткрытой дверью. Губы беззвучно двигались, повторяя названия упражнений, одна рука взлетала в воздухе, другая прижимала к груди старую швабру: «Пятая позиция. Плие. Гранд плие».

Модиль¹ Флеми, сухопарая, с безупречно прямой спиной, напоминала вязальную спицу. Прохаживалась вдоль ряда ещё не до конца проснувшихся девочек, чеканила замечания:

– Мими, не оттопыривай зад. Лорена, ты висишь на палке, как бельё на вешалке. Берни, не косолапь.

Батман. Батман тандю. Батман жете. И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.

Напряжённые худые спины. Ручейки влаги меж опущенных лопаток. Накрахмаленные чепцы туго завязаны под подбородком.

В Королевской школе плясуний Его Величества к делу подходили серьёзно. Девочек и мальчиков тщательно искали по всей стране. Изнурительные каждодневные упражнения выдерживал не каждый. Уже к концу первого года треть отобранных отправлялась домой. Оставались самые лучшие. И самые упрямые.

– Аллонже, бризе, па-де-баск. И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.

Адали встала в пятую позицию, подпрыгнула, опираясь на швабру. Швабра поехала вбок, задела ведро. Ведро с шумом перевернулось, грязная вода, пузырясь, разлилась во все стороны.

Модиль Флеми дёрнулась куклой-марионеткой, обернулась, грозно свела брови на переносице:

– Адали, что за безобразие! Ты срываешь репетицию. Не девушка, а слон в посудной лавке. Скажу управляющему – пусть вычтет полдня из твоего жалованья. А теперь быстро всё убрать. Модильены, продолжаем. И раз, и два, и три.

Адали схватила тряпку, кинулась собирать воду. Вот уж, действительно, неуклюжая. Простой па-де-баск – и на тебе. Сколько раз обещала себе не подглядывать за уроками. Зал в полном её распоряжении с утра и после занятий. А теперь ещё и фартук надо стирать, и деньги пропали. Ну их к чёрту, эти плясы. Только вот как их – ну. Не получается.

Подхватила ведро – пойти за свежей водой. В коридоре её обогнали юноши-плясуны выпускного класса, шумные, неугомонные и грациозные, как породистые щенки. Адали залюбовалась их упругой походкой. И зря. Кто-то из плясунов мимоходом ущипнул Адали пониже спины. Девушка сердито глянула им вслед. Пойди теперь определи, кто. Все хороши. Несутся табуном, как кони. Только один отстал. Потому что шёл на руках. Заметный: рыжий и высокий. Один из лучших плясунов в группе. Талантливая зараза. Так называл его модильон Горже. Рыжий ловко приземлился на землю, оглянулся, подмигнул Адали и скрылся за углом.

* * *

Руки Диди – словно ветки бузины на ветру. Вертится юлой над полом короткая юбка. Два стремительных шага, лёгкий толчок, и плясунья взлетает, повисает на мгновенье в воздухе. Будто не девушка – птица, ворвавшаяся через открытое окно в учебный зал.

– Какая ты молодец! – Адали стояла в углу, подняв ногу на палку, гнулась вперёд, назад, повторяла те движения, что видела в классе. – Обязательно пройдёшь испытание и станешь ведущей плясуньей в театре.

– Я и вправду прыгаю выше всех девочек в группе. Модильон Горже говорит, что не хуже многих наших мальчиков. Но Адали, это же не главное. Главное, чтобы в плясе душа летела в такт движениям. Иначе ничего не получится.

– А у тебя уже получается? – шёпотом спросила Адали.

– Ещё не всегда, – вздохнула Диди. – Но до выпуска ещё полгода. Я должна научиться. А теперь давай, покажи своё гранд жете.

Адали одёрнула безжалостно обрезанное до колен выходное платье, привстала на пальцы ног, разбежалась. Представила, что как Диди взлетает, раздвигая ноги коромыслом, и прыгнула, стараясь тянуть носок:

– Ну как?

– Кажется, уже лучше, – Диди в замешательстве поправила чепец. – Сейчас поработаем над обычным жете. С ним у тебя дело точно идёт на лад.

– На лад, на лад, – грустно сказала Адали. – Ничего у меня не выходит. А то, что выходит, получается хуже, чем у второклашек. Потому что я переросток, так поздно не начинают. Знаешь, когда в ближайшем к нашему посёлку городе шёл отбор в школу, дома поросилась свинья. Мамка не смогла отвезти меня на просмотр. И я совсем не расстроилась. Потому что не знала, что теряю. Когда не знаешь – не жалко. А теперь часто об этом вспоминаю.

– Другие и так не умеют, – попыталась успокоить подругу Диди. – Главное, тебе самой нравится, a мне нравится тебя учить, ты всё схватываешь на лету.

– Диди, – заглянул в класс один из старших мальчиков, – модильон Горже тебя ищет.

– Ты иди, – торопливо заговорила Адали. – А я тут ещё побуду. Только жалко, поправить будет некому.

* * *

В воскресенье был выходной. Адали выстирала в жестяном тазу старенькие, кое-где до прозрачности протёртые бинты. Получила она их в наследство от Диди, своих денег на такое не напасёшься. От каждодневных занятий бинты мгновенно снашивались до дыр. Настоящие плясуньи меняли пару после каждого выступления.

Потом подлила в таз горячей воды и, морщась от боли, опустила туда ступни. Пальцы от постоянных упражнений были истерты в кровь, ногти почернели и слоились, отекли лодыжки. Адали тщательно промокнула ноги мягкой тряпкой, смазала лечебной мазью и натянула тёплые чулки. Скоро Рождество, очень хотелось прогуляться по украшенным к празднику улицам, поглазеть на витрины, выпить густого сладкого шоколада в кофейне за углом.

Солнце сияло, как собирающаяся на первый бал девушка, отражалось в леденцовых сугробах и выложенных керамической плиткой фасадах многоэтажных домов. По замёрзшей реке скользили на блестящих коньках горожанки в меховых капорах и горожане в стёганых сюртуках. Снег хрустел под ногами ломкой карамелью. В витрине мясной лавки масляные окорока и кровяные колбасы были перевиты серебряным дождём и засыпаны конфетти.

Адали дошла до площади Его Величества. На весну и лето рядом с деревянным помостом там отстраивали высокие трибуны для зрителей, пришедших полюбоваться на мастерство плясуний. Сейчас прямо посередине тянулась вверх красавица ёлка, вся перевитая серпантином и увешанная разноцветными игрушками. Среди ветвей ярко светили новомодные электрические фонарики. Адали, то и дело накрывая ладошкой замёрзший нос, обошла ёлку со всех сторон, полюбовалась на фарфоровых ушастых зайцев, восковых снеговиков и стеклянные шары.

Отступила назад и налетела на мальчишку-газетчика.

– Мадилька²! – заголосил тот. – Новая сенсация! Нагрильский император требует отдать ему земли за Горной Грядой. Будет война! Много картинок для тех, кто не умеет читать.

Адали только рукой махнула. Где Нагрильский Император и где она? Медяки зря потратить. Вот если бы в газете были портреты их Величеств на зимнем отдыхе, она бы вырезала картинку ножницами и повесила над кроватью. А чужой Император ей не нужен.

Мальчишка потёр торчащие из-под остроконечной шапки ярко-красные уши и побежал дальше, ловить менее прижимистых покупателей.

* * *

Диди и Адали сидели на подоконнике в репетиционном зале, грызли семечки и, надувая щёки, плевались шелухой в окно. Под окном по улице то и дело маршировали части новобранцев в синих мундирах и высоких шапках медвежьего меха. Карабины на плечах, белые кушаки на поясе. Грязный рыхлый снег под сапогами. Его Величество объявил всеобщую мобилизацию. Батальоны Нагрильской империи штурмовали бастионы на севере страны. Выпускные экзамены в школе перенесли с мая на середину апреля. Армии нужны были новые плясуны.

– Станцуешь для меня? С линькой? – вдруг спросила Адали. – Что-нибудь из подготовленного к выпускному. Где душа летит вместе с плясом.

– Сколько раз тебе говорить, не с линькой, а с метаморфозой. Повторяй за мной. С ме-та-мор-фо-зой.

– С мета-морозой, – послушно повторила Адали.

– Для выпускного я теперь совсем другую пляску готовлю. Ту, что Его Величеству сейчас нужнее. И потом, метаморфозу надо выполнять под открытым небом, – нахмурилась Диди.

– Ну, что-нибудь короткое. Превратись в кого-нибудь небольшого. Мне так хочется увидеть вблизи, как ты это делаешь!

– Ну хорошо, – согласилась Диди. – Я попробую.

Бьётся пламенем на ветру девочка-лучик. Мелькают тонкие руки. Ножницами режут пространство зала быстрые ноги. Смешались в движении сила и нежность. Хрупкость и нечеловеческое упорство. В просторной комнате вдруг оказывается так мало места. Налетает неизвестно откуда холодный вихрь, почти сдувает с места.

Адали закрывает лицо рукой. А когда отводит ладонь… Посреди залы отстукивает копытами знакомый ритм белый единорог. Отливает серебром спутанная грива. Дрожат от прерывистого дыхания потные бока. Волшебный единорог с тёмными глазами Диди.

Единорог выгибается в прыжке, взлетает над полом.

Хрясть! Витой рог пропарывает лепной потолок. Падает на паркет застигнутая врасплох плясунья. Удивлённо глядит на трещину над головой.

Адали опомнилась первая. Ухватила подругу за руку, потащила к выходу. Добежали до последнего этажа, до каморки Адали. Повалились на продавленный матрас. Переглянулись и как начали хохотать. У Диди на лбу вспухла огромная дуля. Адали достала с полки ложку – приложить.

– Хорошо, что никто не видел, – сказала рассудительно. И добавила, погрустнев: – Счастливая ты, Диди. Мне бы так.

* * *

На фронте наступило затишье. Новости приходили всё одни и те же. Войска Нагрилии застряли в весенней распутице. Королевские солдаты лихорадочно строили дополнительные укрепления. Их Величество лично выехали на место действий.

В городе стало туго с едой. Ученицы, раньше оставляющие на тарелках половину порции (никак нельзя поправляться), – теперь тщательно выскрёбывали миски и облизывали ложки. Нескольких родители забрали домой. На улицах появилось много военных и, почему-то, много пьяных. Адали опасалась выходить из школы поздно вечером, в округе ходили слухи об ужасных грабежах.

Выпускной спектакль состоялся в воскресенье в полдень. Деревянные трибуны были полны народа. Их Величества по традиции почтили выступление своим присутствием. Зрители громко, не скупясь, хлопали каждому номеру.

Сначала порхали по помосту, как бабочки над алыми маками, плясуньи в красных пачках. Плели руками изящные кренделя, кружились в пируэтах, выгибались, почти касаясь пальцами ног разгорячённых затылков. И вдруг взлетели, раскинув крылья, странными розовыми птицами с длинными тонкими лапами. Восемь девушек в золочёных тиарах превратились в стаю огромных бабочек. В глазах зарябило от яркого разноцветья. Нежные полупрозрачные крылья мелькали в воздухе, гнали на зрителей волну прохлады.

У следующей плясуньи ничего не получилось. Хотя, как показалось Адали, танцевала она ничем не хуже других. Но её всё равно проводили аплодисментами. Надо же было поддержать девочку. Ничего, пройдёт испытание на следующий год.

И вот, наконец, последний долгожданный выход. На помост вылетели юноши-танцовщики, понеслись по кругу ураганной бешеной пляской. В середине вдруг оказалась Диди и закружилась в несчитанных фуэте. Ритм всё нарастал и нарастал, казалось, воздух вокруг помоста застыл, натянулся упругим невидимым куполом. И вдруг – будто струна лопнула. А в небо взмыли, хищно выставив когти, яростные боевые драконы с железной чешуёй – гордость королевской гвардии: десять чёрных и один белый. Сделали круг, пуская в стороны пламенные смертоносные струи, и скрылись за крышами домов.

Зрители повскакали с мест, закричали, засвистели, захлопали. Адали кричала и хлопала вместе со всеми, дышала тяжело, будто сама только что носилась по сцене в безумном танце. Диди, какова Диди! А ведь молчала до последнего. Боевой дракон – это вам не розовая птичка. Такое по плечу только плясунам-мужчинам, да и то самым сильным. Как она смогла? Вот бы Адали так. Вот бы…

* * *

Паровоз был похож на старое закопчённое ведро на колёсах, вонял гарью и дымом. Впереди торчала железная труба, пускала серый клочковатый пар. Кареты-вагоны блестели синими свежеокрашенными боками, как обёртки дорогих конфет. Вагонов было три. Плясуны скопились у второго, одетые в новенькие, ладно сидевшие офицерские мундиры. Боевые Драконы, гордость нации. Диди, в сером дорожном платье и серой же легкомысленной шляпке, казалась едущей на курорт знатной дамой. Она очень похудела за последнее время. Её родные остались на захваченной территории. От них не было никаких известий.

Состав шёл на фронт. Адали то вытирала распухший нос, то кидалась поправлять подруге кружевной воротничок, то совала Диди в руки слипшиеся карамельки из мятого бумажного пакета. Диди её утешала: «Не бойся ты так за меня. Девушек до военных действий не допускают. Я при штабе буду, на парадах, на встречах с союзниками. Генерал на белом драконе должен внушать уважение. Вот мальчики – да. Мальчики едут в самое пекло».

Мальчики вели себя несерьёзно. Гоготали, шумели, присвистывали при виде проходящих девушек. Опять кто-то ущипнул Адали. Рыжий плясун пустил по кругу флягу с коньяком. Адали отказалась – негоже с господами пить. Диди хлебнула, закашлялась, помахала ладошкой перед носом.

– Виват белому дракону! Виват прыгучему рысёнку! – прокричал рыжий.

– Виват! – подхватили мальчики.

Засвистел паровоз, кондуктор начал загонять пассажиров в вагоны. Рыжий подхватил Адали, закружил, смачно поцеловал в сладкие от карамели губы: «Дождись меня, красавица! Мне же каждую ночь сниться будет твоя швабра!»

Адали смотрела вслед поезду, пока не скрылся вдали паровозный дым. Остались лишь пустые рельсы. И слабый вкус хмельного лихорадочного веселья на губах.

* * *

По центральной улице катили богато изукрашенные кареты с хмурыми лакеями на запятках. Тащились повозки горожан, доверху нагруженные скарбом, скрипели надрывно телеги крестьян из окрестных деревень. А люд безлошадный шёл пешком, месил изношенными сапогами жирную весеннюю грязь.

Три дня назад проиграли сражение под Брисной. Враг приближался к столице. Вдалеке, пока ещё едва слышно, тревожно грохотало небо. Все, кто мог, спешили вон из города. Учеников королевской школы увезли две недели назад. Адали осталась: ей просто некуда было податься. Родители давно умерли, больше близких родственников у неё не было. А дальние и не ждали.

Чтобы прогнать тревогу, Адали по нескольку раз в день перемывала полы в пустых учебных залах. Продукты в лавках сильно подорожали. Постоянно хотелось есть. Бегала на кухню, грела на плите чайник. Горячая вода заполняла желудок, глушила голод. Днём, когда было светло, до чёрных мушек в глазах накручивала туры ноющими от усталости ногами. После яростно отстирывала бинты в бурых пятнах. Просыпалась по ночам от грохота: по улицам везли пушки. Столица готовилась к обороне.

Адали торопливо шла по опустевшим улицам, сжимала в ладони ручку жестяного ведра. Водопровод больше не работал. Воду привозили речную, в бочках. Адали замаялась бегать туда-сюда по три раза в день.

Выступил из тёмного переулка, тяжело припадая на костыли, высокий гвардеец без ноги: брючина была обрезана и небрежно завязана верёвкой чуть ниже колена, разбухший конец верёвки волочился по мостовой.

– Рыжий какой, – подумала Адали, глядя на спутанные неопрятные волосы на затылке. – Совсем как тот юноша-плясун, талантливая зараза, что отправлялся на фронт вместе с Диди. А, может, не похож – может, это он?

Адали обогнала гвардейца, заглянула в лицо: «Тот? Не тот? Этот, вроде, старше». Дотронулась до рукава, заговорила торопливо и путано: «Извините. Простите. Это вы… Плясуны… Дракон… »

Гвардеец поднял на Адали мутный взгляд. Рот съехал набок в кривой усмешке. В лицо пахнуло спиртным и болотным духом застоялой безысходности: «Был дракон, да весь вышел. И плясун вышел тоже».

Адали отступила назад, подальше от чужой беды: «Вы не знаете, как там Диди?»

– Диди? Рысёнок Диди? Убили её. И других тоже. Нет больше королевских бранных драконов. Кончились.

…Адали открыла глаза, одноногий гвардеец, неуклюже наклонившись, стряхивал ей на лицо остатки воды из ведра. И ведро, и сам несчастный плясун причудливо двоились в густом дневном воздухе. В голове стоял туман.

Поднялась Адали с трудом: «Как же так? Диди ведь говорила, что в боевых действиях участвовать не будет… »

– Как, как! – гвардеец зло сплюнул на стёртые камни мостовой. – Думаешь, хоть кто-то об этом помнил в той мясорубке? Полк пошёл в контратаку. Генерал Бел хотел быть впереди, чтобы все видели. Диди сама вызвалась. Сама! Остальные, кто остался, уже выдохлись полностью. Ничего не могли. Обоих сбило пушечное ядро. Бела в куски, Диди успели до госпиталя довезти… »

Серая кожа на худых скулах натянулась, припухшее веко дёргалось, не переставая: «Ты ела сегодня хоть что-нибудь? Или вчера?»

Адали отрицательно покачала головой. Говорить сил не было.

Гвардеец достал из ранца полкраюхи серого хлеба, протянул девушке.

Адали хотела спрятать неожиданное подношение, но не удержалась, жадно впилась зубами в плохо пропечённую, вязкую мякоть. Вкус хлеба смешивался с горько-солёным вкусом слёз.

– Уходи из города, – сказал гвардеец. – Мало ли что. Не удержим ведь. – Погладил Адали по голове, будто был на сто лет старше.

Повернулся и захромал дальше. Похожий на старика рыжий мальчик, юность которого сожрала война.

Адали подобрала ведро с мостовой и разревелась уже по-настоящему.

Вечером бинты для ног промокли от крови. Адали упражнялась, как одержимая, пытаясь заглушить боль и страх. Боль и страх комом стояли в горле, мешали дышать, не желали убираться.

Батман. Батман тандю. Батман жете. Руки округляем. Подбородок не опускать. И раз, и два, и три. Как же так получилось? И ничего не поправить. Не вернуть. И раз, и два, и три. Щиплет глаза. Хочется упасть на пол и колотить по нему руками. И раз, и два, и три. Диди, белый дракон, отважный рысёнок, лучшая подруга. Как же я без тебя? И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.

* * *

Адали проснулась от криков. Горланили прямо под окнами на незнакомом наречии. Выглянула в окно. Нездорово-красное чахоточное солнце вставало над горизонтом. Внизу стояли солдаты. Чужие солдаты в непривычных зелёных мундирах. Один, с пышными эполетами, видимо, отдавал приказы. Солдаты рассыпались по улице. Стучались в дома, вышибали пинками резные двери. Несколько нырнули в подъезд школы. Адали заметалась. Торопясь, дрожащими руками натянула платье. Про башмаки забыла. Выскочила из комнаты, рванулась по коридору. Где бы спрятаться? В панике соображалось плохо.

Её выгребли из шкафа в кастелянской. С дрожащими губами, трясущуюся от страха, чудом не замочившую панталоны. Грубо повертели в руках, как вещицу на барахолке. Один, с лицом изрытым оспой, повалил было на пол, но другой остановил. Пролаял что-то, указывая на дверь. Адали подхватили под руки, потащили по коридору.

Брякнули об пол перед кем-то главным. Тот обошёл вокруг Адали, спросил дружелюбно, почти не коверкая слов: «Плясунья?»

– Нет, – еле выдохнула распухшим горлом.

– Стыдно обманывать, модильена, – укоризненно покачал головой главный. – Стоит только посмотреть на ваши ноги и становится всё понятно. Не бойтесь, ничего плохого не случится. Даже наоборот, я бы сказал, что вам повезло.

– Но я…

– Вы то, что мне надо, – оборвал-отрезал. – Идёмте.

* * *

Ей никто не поверил. Никто. Адали рыдала, причитала, пыталась объяснить. Бесполезно. Император пожелал и точка. Принесли из костюмерной подходящее платье, новые бинты. Вымыли, накрасили и напудрили. Побрызгали духами.

Всё плыло в тумане. Сердце колотилось в груди, как голова припадочного о камни мостовой. Пахнущий лавандой человек в закрученном буклями парике больно сжал руку, прошипел в ухо: «Ведите себя благоразумно, модильена. Император желает лицезреть танец с метаморфозой. Мы столько слышали о нём, но никогда не видели. Плясуньям ведь запрещено покидать страну. У вас есть шанс, не упустите его. Иначе, сами понимаете… Военное время. Церемониться никто не будет».

Потом была королевская ложа, холодная ладонь на щеке, снисходительный голос, непривычно тянущий звуки: «Вот вы какие, плясуньи. Не бойся, милая, покажи мне то, что умеешь. Ваш император так тщательно скрывает своё сокровище от всего мира. Но жадность наказуема, девочка. Давай восстановим справедливость».

И вот Адали одна на помосте. Люди кругом. Их взгляды, как стрелы, больно впиваются в кожу. Сердце стучит – оглохнуть можно. Что с ней сделают, если Адали не взлетит? За что? Неужели не видно: она не та, не та, не та! Хорошо бы умереть прямо здесь. Прямо сейчас. Чтобы ничего больше не было. Но умереть не получается. Значит, надо танцевать. Так, как сможешь. Так, как сумеешь.

– И раз, и два, и три, – будто шепчет кто-то тихонько в ухо голосом Диди. – И раз, и два, и три.

Адали встаёт в пятую позицию, сводит над головой руки и начинает пляс. Горький пляс страха и потерь. Терпкий пляс протеста и надежды. Сладкий пляс свободы и счастья. Пьянящее ощущение полёта. Неважно, что невысок прыжок, неважно, что недокручены фуэте, неважно, что невелик прогиб. Зато душа бьётся в такт движениям. Вьётся. Кружит. Спешит. Быстрее. Быстрее. Быстрее… И вдруг обгоняет плоть.

Спотыкаются запутавшиеся ноги. Адали со всего размаха шлёпается на помост. Проезжает вперёд на животе. Задыхаясь, прикрывает голову ладонями. Сейчас с ней сделают что-то страшное.

Ничего не произошло. Ни сейчас, ни через вечность. Адали, наконец, решилась посмотреть по сторонам. Королевская ложа была пуста. Вокруг суетились люди. Никому больше не было дела до маленькой плясуньи. Адали доползла до края помоста, осторожно спрыгнула вниз и побежала как можно быстрее и как можно дальше.

Адали неслась, не разбирая дороги. Со всего размаха налетела на бредшего навстречу старика. Тот сердито крикнул ей в лицо:

– Сумасшедшая девка. Сиди дома. Говорят, к городу подходит армия союзников. Говорят, император штурмует город.

И, как бы в подтверждение этих слов, грохотом разорвалось небо.

* * *

Потихоньку, как поправляющийся тифозный больной, город приходил в себя после оккупации. Заработал водопровод, в лавках появились продукты, улицы снова были забиты повозками и каретами.

Атакуемые союзниками, вражеские войска отступили почти к самой границе. Каждый день глашатаи на площадях зачитывали списки отвоёванных обратно поселений.

В школу вернулись ученики. Худющие, неухоженные, но такие же неугомонные, как и раньше. Будто и не было вовсе двухмесячных скитаний по стране. Мастера починили двери, вставили стёкла, побелили стены. Привычно застучали по паркетному полу маленькие пятки.

Адали снова взялась за швабру. Только никак не могла переступить порог учебного зала. Будто там, на деревянном помосте посредине площади осталась какая-то важная её часть. Да что там, главная. Та, которая поднимала Адали ни свет ни заря, наматывала бинты, в жадной жажде движения бралась за истёртую палку. Завтра, уговаривала себя девушка. Завтра я всё смогу. Но наступало завтра, и всё повторялось сначала. Дни вдруг стали длинные и серые, драной половой тряпкой накрыли жизнь от рассвета до заката. Не выбраться из затхлого запаха прелой дерюги. Да и не очень хотелось.

Адали несла из кладовки миску щёлока отмывать пятна побелки на лестнице. Заглянула по дороге в класс модильона Бертру. Сам модильон после возвращения в столицу уже не вернулся преподавать. Сначала его по очереди замещали другие педагоги, и вот, наконец, к мальчикам пришёл новый учитель. Адали хотелось на него посмотреть.

– И раз, и два, и три. И раз, и два, и три, – доносилось из-за приоткрытой двери. Адали сунула в щель любопытный нос. И сразу бросились в глаза ярко-рыжие кудри. Бывший одноклассник Диди, бывший гвардеец стоял посреди зала, чисто выбритый, подтянутый, собранный. Брючина больше не подколота под коленом, спускается на металлический протез. Руки плавно взлетают в воздухе. Шаг вперёд, шаг назад. Почти не хромая.

– И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.

Адали простояла у двери до конца урока. Будто между ней и хромым плясуном протянулась невидимая нить. Оттуда. Из прошлого. Когда кружили над площадью десять чёрных драконов и один белый. Отступила только, когда из класса брызнула во все стороны вспотевшая мелюзга.

Учитель вышел последним, прислонился к стене. Зло выругался себе под нос. Лицо было мокрым, словно это он сам только что закончил танец.

– Болит, зараза! – проговорил, будто извиняясь перед Адали.

В этот вечер Адали вернулась в учебный зал. Погладила волглую палку, потопталась нерешительно у зеркала, вздохнула тяжело, поднялась на носки. Начинать всё сначала после долгого перерыва было тяжело. Куда там лететь душе, даже простые прыжки давались с трудом.

– Прямее. Руки выше, – кто-то мягко поддержал за талию, поправляя.

Хромой плясун стоял за спиной, улыбался ободряюще. Такой же, как давным-давно, на вокзале, только намного старше. С серой пергаментной кожей и складками вокруг рта. Такой же, как при встрече в городе, только намного моложе. Со спокойной уверенностью в глазах.

– Всё хорошо. Ты молодец. Прыгай, я поддержу.

– Не могу! У меня всё равно ничего не получится! Растяжка не та, выворотность не та, прыжок не тот.

– Всё получится. Не бойся, тянись вверх, слушай себя. Я буду рядом. Станцуем вдвоём.

– Разве так можно, вдвоём? Каждая душа летит в одиночку.

– Нам можно. Я знаю как. Я научу.

Высоко над ночным городом под поминальными свечами звёзд летел дракон о двух головах. Тяжело поднимались и опускались острые крылья с набухшими венами, хрипло клокотало в груди. Дракон устал, но никак не мог, не хотел возвращаться. Кружил и кружил над дворцовой площадью, над бульварами, над черепичными крышами. И не было в мире такой силы, которая могла бы заставить его прервать полёт.

Позади были невзгоды и впереди были невзгоды. Позади были потери и впереди были потери. Позади были пот и кровь и впереди были пот и кровь.

Но здесь и сейчас над городом летел дракон о двух головах.

1.Модиль, модильена, модильон – вежливое обращение к женщине, девушке, мужчине.

2.Мадилька – простонародное от модильена.