Kitobni o'qish: «Вокруг денег (сборник)», sahifa 7
– Да, Юлиан всегда выделялся среди других. В школе учился на одни пятерки. Мне математичка так и говорила: «Талантливый у вас мальчик». Если бы не эта Петрова и ее всесильная мамаша, он получил бы золотую медаль.
На устах Юлиана появилась тонкая улыбка.
– Анна Петрова! Как же, как же! Как она поживает? – лукаво прищурился Резин.
«И он, значит, там побывал!» – с досадой подумал Юлиан и протянул свой телефон товарищу.
– Вот смотри, два дня назад фото сделал.
Екатерина Петровна, в непреодолимом желании увидеть фото, проявила нешуточную для ее возраста гибкость, привстала и вытянула шею. Но сразу театрально сморщила губы:
– Фу, как она подурнела! Это все от бездуховности. Я слышала, она очень неудачно вышла замуж. Работает непонятно где. Впрочем, чего еще можно было от нее ожидать?
Беседа за столом уже распалась по отдельным группам.
– А как поживают другие одноклассники? Я слышал, Олег Лисянский очень преуспевает. Говорят, разбогател: крупный финансист теперь. Говорят, что в Доме музыки концерт джаза давал с каким-то видным джазменом. Хотелось бы узнать подробнее. Это все так? – спросил Резин.
Юлиан криво усмехнулся и с неохотой ответил:
– Ну, да. Вроде того. Сейчас, знаешь ли, многие богатенькие к культуре тянутся.
Резин оставил эту ремарку без ответа, но как-то странно посмотрел на своего товарища.
– Пойдем, прогуляемся, – предложил скрипач.
В юности друзья часто и подолгу гуляли вдвоем, и даже когда Резин уехал за границу, поначалу – в каждый его приезд на родину. Им всегда было, что обсудить. Но уже лет пять, как эта традиция канула в лету. У Юлиана вечно находились неотложные дела. А сам Резин его уже давно нервировал.
Всякий раз, когда Юлиан пытался донести до товарища значимость тех или иных ценностей, которые его теперь окружали, Илья демонстрировал к ним свое полное равнодушие. Вот и сегодня. Математик представил его самой Гермиус, одной из столпов здешних славных мест. Ее предок работал с отцом российского космоса! А Илья глупо ухмыльнулся и позволил себе неуместные ремарки. Потом Юлиан хотел поделиться радостью от своего нового статуса: он попал в генеалогическое древо самих Добинских. Но и это, похоже, не произвело никакого впечатления. А вот о сомнительных достижениях проныры Лисянского он, видите ли, захотел узнать.
Они вышли на улицу.
– Ну, как жизнь? Как там в Японии? – зевнул Юлиан.
– Нормально. Женился второй раз. Много гастролирую по миру. Очень устаю. Трудно держаться в обойме. Высокая конкуренция.
«Как это у него так легко получается? Взял да и развелся, взял да и женился. И ни у кого не спросил. Хозяин – барин, понимаете ли», – с досадой отметил математик. Подобное поведение он считал аморальным и порицал.
Тяжело вздохнув, математик пошел в наступление на другом поле:
– Моя мама заметила, что сегодня твой второй скрипач совсем неважно играл. В такт не всегда попадал. Да и виолончель хромала.
– Да? Ну, твоей-то маме виднее, – безразлично ответил Илья. Было очевидно, что точка зрения Екатерины Петровны его не беспокоит.
– У нее все-таки музыкальное образование, слух. Но я и сам тут подумал, что действительно, в заключительном такте Вивальди лучше было бы вам мягче брать, – продолжал гнуть свою линию Юлиан.
– Вот оно как? – фальшиво улыбнулся Илья.
– Да. Тут публика подготовленная. Вообще-то домашние концерты в традициях нашей семьи. Еще в царское время держали оркестр крепостных. Добинские всегда славились на Руси просветительской деятельностью, – губы Юлиана сложись в тонкой улыбке.
«“Нашей семьи” – надо же! “Оркестр крепостных”», – с обидой отметил про себя Илья и перевел тему:
– А как у тебя дела на работе? Какие личные достижения?
Юлиан не любил распространяться на эту тему: рассказ почему-то не получался впечатляющим. Поэтому он, как всегда, отделался несколькими туманными фразами, из которых нельзя было ничего толком разобрать.
– Ну, в общем, творческий процесс, ты же понимаешь, – повел он рукой в завершение.
Но сравнение с крепостным оркестром, видно, крепко задело скрипача, и он, едко улыбнувшись, тихо спросил:
– А в чем именно заключается этот творческий процесс?
– Ну, что тут непонятного? Преподавательская деятельность, наука…
– Творчество – это создание чего-то нового, насколько я понимаю. Что же именно ты создаешь?
– У меня такое впечатление, что я на приеме у прокурора, – неожиданно рассердился Юлиан.
Резин только неприятно хмыкнул. Повисла долгая пауза.
– Как твоя мама? – спросил Юлиан. Отец Резина давно скончался, с тех пор мать проживала в Москве одна.
– Все в порядке, спасибо.
– Ты ей помогаешь?
– Да, немного.
– А ты не думал купить ей дачу? – неожиданно спросил Юлиан.
– Что? С чего это вдруг?
– Ну как? Чтобы у нее было, куда ездить летом, – пояснил математик.
– Я имел в виду, с чего это вдруг ты даешь мне советы? И, раз так, то почему бы тебе самому не купить своей маме дачу?
– У нее осталась дача от родителей.
– Эта хибара, на которую без слез нельзя взглянуть? Почему бы тебе не улучшить ее жилищные условия и не купить настоящую дачу? – тон товарища неприятно изменился.
– Но я же не могу себе этого позволить! – с некоторой бравадой пробасил Юлиан.
Но для Резина это, видимо, это не являлось оправданием.
– То есть дом ты себе позволить не можешь, а мне советы давать можешь?
– Ну да, а почему бы и нет?
– А ты не задумывался над тем, что советы являются не более, чем скрытой критикой, или еще хуже – попыткой самоутвердиться за чужой счет?
– Ты следи за своей речью! – повысил голос математик.
– Это ты за своей следи! – с негодованием прошипел скрипач. Глаза его засверкали недобрым огнем.
– Как я посмотрю, вся твоя вальяжность куда-то подевалась! Правду не любишь?
– Счастливо оставаться, – побелев от ярости, проговорил Резин. Бывший товарищ резко развернулся и, не оборачиваясь, быстро пошел назад к дому.
Давно подавляемое взаимное недовольство, наконец, вскрылось, словно чирей под скальпелем хирурга. Отчего Юлиан поначалу даже испытал некоторое облегчение. Ночью же математик долго не мог заснуть и, тревожно ворочаясь с боку на бок, все думал, думал, думал. Когда эмоции отхлынули, пришло осознание, что открытая ссора с товарищем была ему все же неприятна.
За последние годы Юлиан растерял всех своих многочисленных друзей молодости. Общение с ними постепенно стало для него в тягость. С другой стороны, почти никто из его знакомых не мог похвастаться тем, что пронес юношескую дружбу сквозь десятилетия. И неудивительно. Ведь каждый под воздействием личных обстоятельств проходит свой собственный путь, в котором невозможно ничего переписать, ни изменить. Зато можно многое оправдать, когда возникает такая потребность. Поэтому система мировоззрения человека порой причудливо меняется, следуя за зигзагами его судьбы. Признавать же свои ошибки, расписываться в собственном бессилии мало кому понравится. Да и к чему это делать? Что это даст, кроме испорченного настроения? Особенно, когда перевалило за пятьдесят.
Вечером следующего дня в Большом зале консерватории давали «Так говорил Заратустра» и «Жизнь героя» Рихарда Штрауса. Это были любимые произведения Юлиана, и он никак не мог пропустить такое важное событие. Несмотря на довольно высокую стоимость билетов, они со Светланой разместились на первом ряду.
С самого первого мгновения божественная музыка великого мастера целиком захватила математика. Под воздействием могучей экспрессии, исходящей от духовых и ударных, по его коже побежали мурашки. Не помня себя, Юлиан зачарованно смотрел на дирижера. Этот человек в черном фраке подобно магу подчинял своей воле огромное количество оркестрантов. Вокруг дирижера вертелось все действие! Он правил бал! Он творил!
«Но ведь и я ничем не хуже. Мама просто ошибалась. Я тоже могу. Что там! Я могу значительно лучше! Я покажу им! Они узнают меня! И Генеральша эта! И Светлана! И Толстопальцеву, и Резину, и Лисянскому покажу! А то, видишь ли, какие, сами по себе они! Делают, что хотят! Женятся, разводятся! Они у меня узнают! Я тоже сам! Я сам! Я сам по себе, черт возьми! Я не при ком-то! Я это докажу! Все увидят, черт подери, что я сам по себе! И я не буду больше ни у кого спрашивать разрешения! Подчиняться теперь будут мне!» – все громче гудело в голове Юлиана.
Глава 2. Бунт
«Кого там черт несет?» – недовольно подумал математик спросонья. На циферблате будильника стрелки показывали шесть часов утра. За окном было еще темно. А телефон все звонил и звонил.
– Алло, – прогудел он в трубку.
– Юлиан Дмитриевич? – раздался незнакомый мужской голос из трубки.
– Да. А с кем имею честь?
– Меня зовут Петр, хотя мое имя вам мало что скажет. Я помощник адвоката Олега Лисянского.
– Да, но сейчас ночь, – возмутился Юлиан.
– Я понимаю, но, к сожалению, дело не терпит отлагательств. С вашим другом произошло несчастье. Он находится сейчас при смерти и не может говорить. Врачи только час назад известили меня о том, что процесс принял необратимый характер. Так вот, ваш друг оставил завещание. Сумма, о которой идет речь, очень значительна, а вы единственный наследник. При этом существуют некоторые обременения. Для того, чтобы вы смогли вступить в права, вам надлежит безотлагательно, не позднее вечера завтрашнего дня, приехать в Барселону. Я знаю, что виза Евросоюза у вас еще не истекла. О билетах я позаботился. Они у вас на электронной почте. Ваш вылет в одиннадцать часов утра, через пять часов. Вы будете?
– Да.
– Я буду встречать вас в аэропорту.
– Хорошо.
– До встречи, Юлиан Дмитриевич.
– А как вы меня узнаете?
Но телефон уже разъединился.
Все еще не веря в происходящее, Юлиан открыл компьютер и проверил почту. Помощник адвоката не обманул. Билеты бизнес-класса прилагались к последнему письму в папке «входящие». Юлиан на всякий случай распечатал их и отправился в душ.
Закончив с утренним туалетом, он собрал вещи в небольшую сумку и приготовил завтрак: миску овсяной каши на молоке. Чтобы окончательно проснуться, налил себе огромную чашку черного пахучего кофе и с ней в руке надолго застыл у окна. С тринадцатого этажа, где находилась его квартира, открывался величественный вид на Москву. Раскинувшийся перед ним огромный город медленно приобретал очертания из дымки хмурого рассвета. Что-то подсказывало математику, что его налаженная жизнь круто меняется.
Все еще спали. Он написал короткую записку жене, где в три строки попытался вместить последние новости: «Что-то случилось с Лисянским. По его просьбе срочно вылетаю к нему в Испанию. Ему требуется помощь. Буду завтра. Позвоню». В конце концов, он сам ничего толком не понимал. Оделся, взял сумку и аккуратно закрыл за собой дверь.
Через несколько часов его самолет приземлился в аэропорту Барселоны. Пройдя необходимые формальности, Юлиан вышел в фойе. Тут же к нему подошел молодой человек среднего роста, в сером костюме, белой рубашке и галстуке.
– Юлиан Дмитриевич?
– Да.
– Петр. Мы с вами говорили по телефону. Я узнал вас по фотографии.
– У вас и моя фотография есть?
– Это несложно. Социальные сети, знаете ли…
– Ах, да. Конечно. – На своих страничках Юлиан неустанно обновлял многочисленные фотографии.
– Гостиница вам забронирована, но я бы предложил без промедления проехать в офис. Как я уже говорил, дело не терпит отлагательств.
– Хорошо.
– У вас есть багаж?
– Только ручная кладь.
– Тогда не будем терять время.
Совсем скоро их «Мерседес» плавно остановился у величественного старинного подъезда. Юлиану казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим. Они прошли по слабо освещенному фойе и поднялись на лифте на третий этаж.
– Добрый день, – с большим акцентом произнес человек средних лет, понимаясь из-за массивного стола, навстречу вошедшим. Он был одет в синий костюм, из нагрудного кармана которого виднелся платок под цвет строгому галстуку. Его нос украшали очки в роговой оправе. Далее он продолжал на испанском, а Петр переводил.
– Меня зовут Хуан.
– Юлиан, – кивнул головой математик, и они пожали руки.
– Вот бумаги, подтверждающие мои полномочия. Я бы предложил, что бы вы ознакомились с ними позже.
Юлиан снова кивнул в знак согласия. Все трое разместились в больших креслах из темной кожи, вокруг журнального столика искусной работы. Секретарша подала черный кофе и воду.
– Я так понимаю, Петр ввел уже вас в курс дела?
Юлиан неопределенно качнул головой: он неуверенно чувствовал себя в непривычной обстановке.
– С прискорбием сообщаю, что ваш друг скончался час назад. Но он оставил должным образом оформленное завещание. И сопроводительное письмо. Прошу вас ознакомиться с последним.
И Хуан протянул документ.
Юлиан извлек из конверта сопроводительное письмо и принялся читать.
«Дорогой Юлиан,
могу себе представить степень твоего удивления. Я, конечно же, должен тебе кое-что объяснить.
Прежде всего, имей в виду, что я очень слаб, и письмо записывает под мою диктовку Петр, с которым ты, вероятно, уже успел познакомиться. Поэтому не удивляйся, если текст его будет несколько сумбурным. Сейчас важно успеть изложить все, пока я не отошел в мир иной.
Мы не были с тобой душевно близки в последнее время. Возможно, оттого что прошли совершенно разные жизненные пути. Как говорил великий Ленин, бытие определяет сознание! Смеюсь. Тем не менее мне хочется верить, что мы все еще состоим в товарищеских отношениях. А я знаю тебя как человека порядочного и, что немаловажно, интеллектуально и духовно развитого. Исходя из этих твоих качеств, полагаю, что ты тот отец, который в состоянии дать не только правильное образование, но и необходимое душевное тепло своим детям.
Так получилось, что мне не к кому больше обратиться. Родители мои давно умерли, родственников, которым я бы мог доверить такое важное дело, у меня нет. Да я с ними никогда и не поддерживал должных контактов и, соответственно, никак не могу доверять им теперь.
Несколько слов о моей бывшей жене. На встрече одноклассников я изрядно приукрасил действительность – такое бывает, и тебе, как никому другому, это должно быть знакомо, – да и не было причин вдаваться в ненужные детали. Между тем, наши отношения с бывшей женой давно пришли в упадок. Видишь ли, мы поженились слишком рано, когда нам было по восемнадцать лет. Это была юношеская страсть, которая, как ей и полагалось, довольно быстро завяла. Тут-то и выяснилось, что мы совершенно чужие люди. Но главное – это то, что моя бывшая жена сильно пьет. Она практически недееспособна. Уход за ней всецело лежит на плечах нашего восемнадцатилетнего сына. Сбросить на его плечи дополнительный груз не представляется возможным. Ему я перевел достаточное количество денег. Об этом можешь не волноваться.
С родственниками моей нынешней жены Ирины я никогда не поддерживал и не планировал никаких отношений. Поверь, у меня были на то более чем веские основания, о которых сейчас нет времени рассказывать. Все юридические документы составлены таким образом, что они не могут ни на что претендовать.
Ирина умерла три часа назад. В обстоятельства, приведшие нас к неожиданной гибели – а я до последнего надеялся, что все обойдется, – тебе лучше не вдаваться. Поверь мне, это для твоего же блага.
Теперь о главном. У нас осталась дочь, Никита. Ей три года. Сейчас она находится под присмотром няни-испанки в нашей квартире в Барселоне.
Как ты уже наверняка догадался, я прошу тебя удочерить Никиту и позаботиться о ней.
Няне не доверяй, рассчитай ей как можно скорее. Может быть, это паранойя, но сейчас мне кажется, что нельзя доверять никому из моего окружения.
Теперь о финансовой стороне дела. Несколько месяцев назад я продал свою долю в бизнесе, и поэтому почти все мои деньги находятся в ликвидных ценных бумагах и на депозитах. Большая часть моего капитала положена в траст на имя Никиты, который предусматривает ежемесячные выплаты. Доступ к основной сумме Никита будет получать частями с момента своего совершеннолетия. По сути, деньги будут приходить тебе, но их расход будет под контролем юридической конторы.
Другая часть завещается тебе. Конкретную сумму ты увидишь в самом завещании. Думаю, она тебя приятно удивит и послужит достаточной компенсацией за возложенные на тебя заботы.
Хотел еще кое о чем важном рассказать, но, чувствую, уплываю, а надо еще поставить подписи.
Закончи необходимые формальности и поспеши к девочке!
Надеюсь на тебя!
Олег»
Далее следовала подпись и дата.
Юлиан отложил письмо, поднял голову и встретил холодный взгляд адвоката.
– Он потерял сознание почти что сразу, как поставил подпись. Петр был с ним до последнего момента. Теперь вы можете ознакомиться с завещанием. Вступить в права вы сможете только после оформления опекунства. Это и есть условие, – произнес Хуан и протянул документ, составленный на испанском и английском языках.
Юлиан быстро пробежал глазами слабопонятный текст, наполненный юридическими терминами. В глаза ему бросилась восьмизначная цифра. Он стал богатым человеком.
После того, как с документами было покончено, Хуан произнес:
– Петру нужно заняться одним срочным делом. Поэтому, если вы не возражаете, то до квартиры вас проводит еще одна моя ассистентка, Лариса. Она тоже ваша соотечественница и также помогала мне во взаимодействии с вашим почившим другом.
– Ничего не имею против.
Хуан что-то проговорил в трубку. Дверь кабинета открылась, и на пороге появилась юная особа, при виде которой Юлиан на мгновение остолбенел. Перед ним материализовалась Анна Петрова тридцатилетней давности. Сходство было поразительное.
– Здравствуйте, меня зовут Лариса. Я провожу вас на квартиру вашего почившего друга и помогу переговорить с няней, – улыбнувшись, произнесла девушка, сделала несколько шагов вперед и протянула руку. Чем ввела математика в еще большее замешательство. Ибо ему стало очевидно, что не только внешность, но совершенно все в ней – движения, тембр голоса и манера говорить – совпадали с его любовью юности. Единственно, чего девушке недоставало, так это полупрозрачного белого платья, в котором Петрова являлась к нему в грезах.
– Буду польщен, – галантно ответил математик. Губы его непроизвольно растянулись в довольной улыбке.
Попрощавшись с Хуаном и Петром, Юлиан проследовал за Ларисой. Большая рука его крепко сжимала портфель с документами.
На том же «Мерседесе» их доставили по адресу, где до вчерашнего дня проживал его друг. Это был дом в стиле модерн в центре города. Дверь им открыла женщина средних лет, непримечательной внешности.
Анна продемонстрировала ей документы и что-то объяснила на испанском. Няня несколько раз кивнула головой, а потом задала вопрос.
– Юлиан, вы нуждаетесь в ее услугах? – перевела Лариса.
– Да, конечно.
– Хорошо. Тогда она останется.
– А где ребенок, Никита?
Лариса перевела. Няня молча развернулась и жестом показала следовать за ней.
Квартира оказалась сравнительно небольшой, но, в понимании Юлиана, роскошно обставленной. Детская была в дальнем конце. Когда они вошли, Никита сидела на ковре и тихо играла в углу комнаты. При виде взрослых она не проявила никаких признаков беспокойства, а просто улыбнулась. Юлиан, признаться, был взволнован, но от этой тихой улыбки несколько успокоился. Подошел к девочке, сел рядом на пол и принялся тоже играть в куклы. Параллельно он что-то тихонько басил. Потом он взял ребенка на руки и покачал. Никита доверчиво обвила его шею ручонками.
– А когда придут папа и мама? – спросила девочка.
– Они придут завтра. А ты со мной пока поиграешь. Хорошо?
– Да, – ответила девочка и продолжила играть.
– Я вам больше не нужна? – раздался божественный голос Ларисы.
Юлиан встрепенулся, отсадил ребенка на пол и вскочил на ноги. Девочка послушно продолжила играть в куклы.
– Лариса, знаете ли, я хотел бы вас просить об одолжении. Не могли бы вы составить мне компанию сегодня за ужином? Я несколько сбит с толку всеми событиями, да и на испанском не понимаю ни слова. Боюсь, мне одному не справиться. В общем, я был бы вам очень признателен, если бы вы согласились.
– Конечно, не беспокойтесь. Я к вашим услугам.
– Выбор ресторана за вами.
– Тогда не будем терять времени? Я знаю один, буквально за углом.
Пока они шли по улице и в самом ресторане девушка много говорила. Речь ее лилась свободно, и было заметно, что она, в отличие от математика, не испытывает никакого стеснения. Лариса поведала, что ей уже двадцать пять лет, – Юлиан не дал бы ей больше двадцати, – и что три года назад она окончила Колумбийский университет. Обожавшие свое чадо родители, ограничивая себя во всем, обеспечили ей качественное образование. Они остались в Екатеринбурге. Сама она параллельно с учебой давно подрабатывала и знала цену деньгам. Получив диплом, поступила на работу в международную юридическую компанию с филиалами по всему свету. Так как знала испанский – изучала в школе, а потом в университете, – ее направили в Барселону. Европа была ей ближе по духу. Нравилось творчество Гауди, Гойи, Сальвадора Дали. До этого хранивший молчание Юлиан, почувствовав родную почву, поинтересовался, не считает ли Лариса, что Сальвадор Дали активно заимствовал идеи, если не сказать больше, у своего именитого голландского предшественника Иеронима Босха. Лариса проникновенно посмотрела на своего собеседника, и их разговор ушел в сферы изобразительного искусства. Уже совсем скоро, разгоряченный бутылкой «Риохи», Юлиан поймал свою волну. Он водил перед собой рукой с растопыренными пальцами, а взгляд его горел диким огнем. Лариса зачарованно слушала его. Другая рука математика в течение его повествования касалась нежных пальцев его спутницы. Мысли о Лисянском в тот вечер его не посещали. Несколько раз звонила Светлана, но он не отвечал – он был очень занят на переговорах со своей поверенной. Теперь-то жене придется поверить в то, что он может быть занят.
Юлиан остался ночевать в бывшей квартире Лисянского. Галантное предложение проводить ее до дома Лариса мягко отклонила, разумно рассудив, что они находятся буквально у дверей нового дома математика. Ей же проще взять такси. Но пока довольный собой Юлиан поднимался по мраморной винтовой лестнице к себе на второй этаж, губы его горели от жаркого поцелуя. Перед тем, как Лариса нырнула в машину, он отработанным с годами движением успел на мгновение привлечь девушку к себе. Впрочем, она не сильно возражала.
Его новые домочадцы уже спали. Юлиан на цыпочках прокрался в детскую и поправил одеяло Никиты. Когда он добрался до кухни, чтобы глотнуть воды, там его уже ожидала сонная няня и домохозяйка в одном лице. Языком жестов она объяснила, где находится его новая спальня и ванная. Утопая в мягкой перине, перед тем как заснуть, Юлиан вспоминал обжигающий поцелуй то ли Анны Петровой, то ли Ларисы, то ли тот и другой вместе взятые.
Вся первая половина следующего дня была посвящена деловым хлопотам – необходимо было посетить различные учреждения. Ему снова помогала Лариса. От аромата ее духов, случайных соприкосновений, лукавых взглядов у математика кружилась голова. После ланча они бродили по старому городу, а потом вышли к марине.
Крики чаек, солоноватый морской воздух, вид покачивающихся на рейде белоснежных яхт, открывающийся за ними бескрайний простор и внезапная свобода обрушились на математика. Он вздохнул полной грудью, словно впуская в себя все это, и радостно улыбнулся.
– Ты ходил когда-нибудь под парусом, Юлиан? – они перешли на «ты» за ланчем.
– Нет, признаться, не доводилось.
– Теперь доведется. Вон та яхта принадлежит тебе, – и Лариса показала грациозную красавицу, лениво, словно ожидая своего хозяина, покачивающуюся на волнах.
– Тогда идем? Попробуем! – Юлиан взял свою спутницу за руку.
Лариса кивнула головой.
– Нам потребуется шкипер…
– Нам никто не потребуется, Юлиан. У меня есть полная лицензия. И если ты мне немного поможешь с парусами…
– Буду польщен!
Лариса лукавила. Яхта была полностью автоматизирована, так что с нею мог без проблем управиться один человек.
Когда они вышли из марины, Лариса выключила двигатель, нажала на какие-то кнопки, и паруса поползли вверх. Яхту тут же сильно завалило на один борт. Юлиан тревожно посмотрел на своего шкипера.
– Не волнуйся, она не переворачивается, – со смехом сказала девушка.
– Никогда?
– Ну, если только шквал. Но это большая редкость.
Паруса натянулись. Мачты гудели. Волосы Ларисы развевались. Ее белое платье трепал ветер. Они стояли у руля на корме. Яхта неслась по волнам. Заходящее солнце отражалось от синего бескрайнего моря. Соленые брызги обдавали их лица. Из динамиков лились романтические слова «This is the sound of my soul» «Spandau Ballet», под которые Юлиан как-то в юности, лежа на диване, пытался представить себе свое светлое будущее, конечно же, непременно с Анной Петровой. И оно наступило!
Он спустился по трапу по малой нужде. Внутреннее убранство яхты поражало своей роскошью. На обратном пути математик, исследуя свою собственность, натолкнулся на холодильник, в недрах которого кем-то заботливо было заготовлено несколько бутылок прекрасного шампанского, черная икра в изобилии, масло и крекеры. Прихватив часть этой снеди и два бокала, Юлиан, торжествуя, поднялся наверх. Раздался хлопок пробки. Благородный напиток хлынул полной струей за борт. Вскоре подоспела вторая бутылка. Хмельные, они хохотали и целовались мокрыми от шампанского губами.
Потом Юлиан увлек Ларису внутрь. Когда девушка издала первый стон, у потерявшего голову математика с языка чуть было не сорвалось имя Анна. Их блаженство было прервано надвигающимися сумерками. Пора было возвращаться.
Они простились на пирсе. Ларисе нужно было еще заехать в офис. А Юлиан отправился пешком домой – так, по крайней мере, он теперь мысленно называл свою новую квартиру. Было довольно тепло. Математик беспечно вертел головой по сторонам, смотрел на свои любимые деревья платаны, на красивые здания, бурлящий людской поток. Впервые ему не надо было считать каждую копейку, никуда спешить, ни перед кем держать отчет. Он был волен делать, что пожелает. Мир открывался перед ним с неизведанной стороны. Какие-то новые ощущения заполняли его.
Раздался телефонный звонок. Он долго медлил прежде, чем ответить, но потом все же снял трубку. Светлана была очень взволнована его внезапным отъездом, а главное, тем, что он почему-то не давал о себе знать. Она сообщила, что у них все в порядке, и поинтересовалась, что произошло с Лисянским и когда ждать мужа назад. Юлиан ссылался на большую занятость и отвечал уклончиво. В целом деловая часть поездки подходила к своему завершению, но мысль о возвращении в Москву математику в голову как-то не приходила.
Он проснулся поздно и перед тем как встать долго нежился в мягкой перине. Завтрак был приготовлен, грязные вещи постираны и наглажены. Никаких хлопот! Новая роль нравилась ему больше и больше. Утро он провел с Никитой и лишь перед самым выходом из дома мельком заглянул в набитый документами портфель. Среди прочего он обнаружил в нем конверт, в котором ничего не было, кроме ключа. Он задумчиво повертел его, а потом приладил в скважину к старинному сейфу огромного размера, стоявшему в нише его спальни, повернул несколько раз и потянул за ручку. Дверь подалась. Внутри он обнаружил сложенный пополам лист бумаги с восемью цифрами, написанными от руки. Математик аккуратно свернул документ и сунул его в карман.
Лариса уже ждала его в машине у подъезда. После завершения некоторых деловых формальностей за ланчем Юлиан поведал о своей находке.
– Выглядит, как код от сейфа. А может быть, номер банковского счета, – задумалась Лариса.
– В предсмертной записке Лисянский собирался еще о чем-то мне сообщить, но не успел, потому что начинал терять сознание.
– У Олега осталась квартира в Монако. Она теперь тоже переоформлена на тебя. Он, вообще-то, часто туда летал. Теоретически возможно, что в местных отделениях банков, клиентом которых он являлся, Олег мог держать дополнительные счета. Хотя маловероятно, чтобы нам о них не сообщили. А может, он был клиентом какого-нибудь банка в Монако, о котором мы вообще не должны были знать, и все документы находятся у него на квартире. Это уже более вероятно. Думаю, тебе стоит туда поехать и разобраться. К тому же, все юридические и финансовые дела мы закончили.
– Ты не могла бы прокатиться со мной. Как-никак, теперь я являюсь клиентом вашей конторы. Мне потребуется твоя помощь, – и математик двусмысленно заглянул в глаза собеседницы.
– Почему бы и нет? Мне заказать бизнес-джет?
– Что? – не сразу сообразил Юлиан.
– Лисянский предпочитал Бомбардье.
– Ах, да. Конечно. Бомбардье.
Лариса приложила к уху телефон и что-то залопотала на испанском.
– В семь часов подойдет? – подняла она небесные глаза на Юлиана.
– Может быть, чуть позже. Не хочется рано вставать. А потом, мы сегодня вместе договорились поужинать. Ведь так?
– Вот и поужинаем. В Монако.
– Мы летим этим вечером?
– Конечно. Или у тебя есть какие-то дела?
– Кроме ужина с тобой – никаких.
– Тогда я заеду за тобой в шесть.
– Никиту и няню возьмем с собой. Места в самолете для них найдутся?
– Конечно.
После ресторана Лариса забросила Юлиана в очень дорогой бутик. Ему требовалась кое-какая одежда. Математик приехал налегке и назад пока не собирался. Попав в заботливые руки продавцов престижной одежды, Юлиан сам не заметил, как накупил несколько пакетов и, во избежание неудобства, заказал доставку на дом. На кассе, не глядя на счет, он открыл пухлый от наличности кошелек и наугад достал одну из недавно полученных пластиковых карт. К черту эту вечную унизительную экономию! Как отвратительно она довлела над ним всю жизнь. Он, такой умный и сильный, вынужден был оправдываться перед женой по любой крупной трате. Хотя с нынешней высоты крупных трат у него не было вовсе.
Через несколько часов Юлиан поднимался по трапу им арендованного самолета. Его личный экипаж – пилот и стюардесса – встречали его. Молодая красавица Лариса цепко держала его под руку. Нежная хватка ее тонких пальцев не осталась им не замеченной. Няня с Никитой следовали за ними.
– Сэр, добро пожаловать на борт, – отчеканил пилот.
Слегка улыбнувшись, Юлиан кивнул в ответ.
Тут, совершенно некстати, зазвонил мобильный телефон.
«Кого там черт несет?» – подумал математик, с неохотой поднося трубку к уху.
– Юлиан, где тебя носит? Тебя третий день найти не могут!
Голос был очень знакомый, откуда-то из его далекого прошлого. Математик, сообразно со своим новым положением, не дав себе труда разобрать толком, кто звонит, томно промурлыкал:
– Странно, у меня на телефоне нет пропущенных вызовов, – хотя несколько раз он действительно не снимал трубку – было как-то не до того.
