Kitobni o'qish: «Следующая конвергенция. Будущее экономического роста в мире, живущем на разных скоростях»

Майкл Спенс

Shrift:

Выражаем благодарность Фонду финансовой поддержки и содействия развитию науки, культуры и искусства «Финансы и развитие» за помощь, оказанную в издании данной книги

В оформлении обложки использован фрагмент работы

* * *

Посвящается Джулиане

Человек становится мудрым лишь тогда, когда начинает определять приблизительную глубину своего невежества.
Джан Карло Менотти

Люди, неспособные изменить свое мнение, ничего изменить не могут.
Джордж Бернард Шоу

Я убежден в том, что любое хорошее дело стоит некоторой неэффективности.
Пол Самуэльсон

Предисловие

В 1999 г. завершилось мое девятилетнее пребывание на должности декана Высшей школы бизнеса при Стэнфордском университете. Подошла к концу моя пятнадцатилетняя карьера управляющего научной деятельностью (предшествующие шесть лет я был деканом факультета гуманитарных и естественных наук в Гарварде). Это был замечательный период моей профессиональной жизни, и от взгляда в прошлое я бы не отказался, даже зная, что он приносит не только радости, но и сомнения и мелкие тяготы. Я очень многое узнал об управлении, о претворении в жизнь принятых решений, об организациях, стимулах и мотивации. Хотя обретение этих знаний и не было моей целью, думаю, что благодаря этому я стал более умудренным «старым» экономистом.

Но истина состоит в том, что 15 лет – это долгий срок, во всяком случае достаточно долгий для того, чтобы отвлечься от повседневных дебатов в экономике. Некоторые коллеги говорят обо мне как о бывшем экономисте, что заставляет меня слегка нахмуриться, даже если в таких характеристиках есть доля правды.

До того, как я занялся управлением научной деятельностью, меня как ученого, должно быть, считали теоретиком прикладной микроэкономики, занимающимся деталями структуры рынка и эффективности. В особенности меня интересовали информационные структуры рынков, на эффективности функционирования которых сказываются недостаточность и асимметричность информации. Функционирование рынков и их эффективность при наличии недостаточной информации были центральной темой моей докторской диссертации. Изучение рыночных сигналов было попыткой оценить, как рынки пытаются преодолеть недостаточность информации, и эта работа получила признание: в 2001 г. меня, в прекрасной компании Джорджа Акерлофа и Джозефа Стиглица, удостоили Нобелевской премии по экономике. Анализ рыночных сигналов также можно рассматривать и как попытку понять, каким образом продавцы высококачественных продуктов подают внушающие доверие сигналы потенциальным покупателям в рыночной среде, в которой у покупателей нет качественной информации, отличающейся от информации о функционировании рынка и внедренных в него сигналов.

В 1999 г., когда я покинул пост декана, связанная с Интернетом мания была в самом разгаре. Мы начали осознавать способность Интернета и Всемирной паутины оказывать серьезное воздействие на рынки, отрасли экономики и даже экономики отдельных стран. В то время на фондовых рынках и в венчурном капитале стал стремительно раздуваться пузырь интернет-компаний. Компании получали финансирование в некоторых случаях даже тогда, когда не было и намека на то, откуда этим вновь образованным компаниям будут поступать доходы, не говоря уже о прибыли. Венчурный капитал бил струей, как вода из пожарного гидранта, на котором свернули кран. Вскоре после своего учреждения компании акционировались, и котировки акций этих компаний определяли однодневные трейдеры, многие из которых могли описать род деятельности компаний или производимые ими продукты лишь в самых невнятных, туманных выражениях. Это была неизведанная территория. Данных за прошлые периоды оказалось недостаточно для того, чтобы ограничить энтузиазм и охладить пыл ожидания хотя бы на время. Затем реальность напомнила о себе, доходов и прибыли во многих случаях так и не наблюдалось, и период завышенной оценки акций интернет-компаний, разумеется, закончился, как это часто бывает, с поразительной быстротой.

Тот факт, что такие компании лопались как мыльные пузыри, привел некоторых к заключению, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Но это было не так, и такая интерпретация случившегося была ошибочна. Завышенный курс акций интернет-компаний не предполагает и не означает отсутствия фундаментального изменения. Зачастую он связан с переоценкой скорости изменения. В данном случае казалось очевидным, что главная ошибка заключается не в прогнозировании масштабного воздействия на экономические системы и процессы, а, скорее, в переоценке темпов внедрения.

Этот разрыв между потенциалом инноваций и их широким внедрением – один из тех уроков, которые мы раз за разом учим, а затем, как правило, забываем. Или же мы не усваиваем эти истины из-за нашего невнимания к прошлому.

По ходу размышлений о возможном использовании Интернета мне становилось ясно, что информационные структуры рынков, цепей поставок и системы обработки транзакций – в сущности, всей глобальной экономики – были готовы к фундаментальному и постоянному сдвигу. Имея определенный опыт в этой области экономики, я решил попытаться осмыслить суть произошедшего и понять, что́ эти события означают для функционирования рынков и экономик. Об этом я расскажу в четвертой части данной книги. Информационные технологии – одна из самых могущественных сил, оказывающих ныне влияние на рост и распределение экономической активности в глобальной экономике.

Информационный пласт, окружающий, организующий реальную экономику и управляющий ею и всеми ее составляющими, тяготеет к Интернету, т. е. к сетям компьютеров и людей. В этом информационном пласте сжаты время, расстояния и издержки. Ожидалось, что многие издержки, связанные с удаленностью от рынков и штаб-квартир, будут сокращаться благодаря новым информационным технологиям – и эти расходы действительно стремительно сокращаются.

Я задался вопросом: на что технологии, связанные с Интернетом, окажут наиболее значительное воздействие? Стоит лишь заметить, что время, расстояния и сопряженные с ними расходы сжимаются и что удаленность отчасти утрачивает свое значение, и ответ на поставленный вопрос кажется очевидным: большое воздействие, вероятнее всего, проявится на международных рынках, в глобальных цепях поставок, в доступе к информации и услугам в местах, удаленных от информационных центров и центров предоставления услуг. Короче говоря, наиболее сильное воздействие информационные технологии окажут на глобальную экономику, и в особенности на экономику развивающихся стран.

Когда я начал работать в этом направлении, мне неожиданно позвонили из Всемирного банка и поинтересовались, не сделаю ли я в 2005 г. один из основных докладов на главной ежегодной конференции, организуемой Сетью по проблемам сокращения бедности и экономического управления, которая действует под эгидой Всемирного банка. Мне предложили сделать доклад на тему «Экономический рост в развивающемся мире». Теперь, подумал я, в свете только что обрисовавшегося направления моих исследований, мне это действительно необходимо. Но перспектива выступления с лекцией о развитии в учреждении, где работает несколько тысяч наиболее сведущих в этом предмете людей в мире, показалась мне несколько рискованной. Я поделился своими сомнениями. И получил ответ, что новые взгляды, высказанные людьми со стороны, порой полезны; что я – специалист по вопросам микроэкономики, имеющий некоторый опыт инвестиционной деятельности; наконец, что ростом как важным инструментом снижения бедности и прогресса долгое время пренебрегали.

Все вышесказанное не вполне меня убедило, но, полагаясь на прошлый опыт, я подумал, что, даже если доклад окажется неудачным, это будет для меня полезно, и я смогу продолжить исследования в данном направлении. А если доклад пройдет успешно, то это, несомненно, будет для меня ценно.

Я получил огромное удовольствие от работы над выступлением. Не вдаваясь во все подробности подготовки доклада, скажу, что после некоторых дискуссий с представителями Всемирного банка и рядом других спонсоров мы решили обратиться к группе выдающихся политических и общественных лидеров развивающихся стран с предложением войти в состав комиссии, занимающейся проблемами роста. Предложение было сделано с целью извлечь уроки из опыта лидеров развивающихся стран, людей из многих других стран и опыта научных исследований. Задача заключалась в том, чтобы свести результаты процесса изучения, происходившего в течение предшествовавших 15 лет, в документ, который стал бы полезным руководством для нынешнего и последующих поколений лидеров развивающихся стран.

Формирование комиссии само по себе – процесс отсеивания, фильтрации. Если бы выдающиеся лидеры, которым мы делали предложение, отказались войти в состав комиссии, нам пришлось бы смириться с тем, что наша затея, вероятно, на данной стадии не имеет шансов на успех, и прекратили бы проект. Но предложение отклонено не было, и весной 2006 г. мы «запустили» Комиссию по росту и развитию. Доклад этой комиссии можно найти в архивных материалах, размещенных на ее сайте.

Взаимодействие с руководителями развивающихся стран, их коллегами и буквально с сотнями моих коллег-ученых стало большим событием в моей жизни. Это был процесс стремительного обучения, который стал для меня и вдохновляющим, и смиряющим. Я многое узнал о росте и развитии, о сложности, прагматизме и настойчивости, а также о лидерстве. Экономисту, знакомому с развитыми экономиками, было удивительно увидеть, насколько неполны и несовершенны структуры и модели, доступные развивающимся странам для политического выбора. Еще более поразительным было осознание того, насколько эффективно развивающиеся страны прокладывают свой курс в океане сложности и неопределенности. Я стал представлять этот процесс как своего рода долгое морское плавание, совершаемое по неполным и порой противоречивым картам, а не как путешествия первопроходцев, отправлявшихся исследовать, изучать и картографировать контуры планеты и эксплуатировать ее ресурсы.

Занимаясь этой работой в течение четырех лет, я посетил страны, где жили члены комиссии, разговаривал с их коллегами, а также с лидерами бизнеса, рабочих и гражданского общества. Хотя постороннему никогда не достичь того уровня знания институтов, каким обладают люди, живущие в той или иной стране, я в какой-то мере преуспел, начав видеть мир глазами моих собеседников – не сквозь призму вопросов, которые ставят в повестку дня западный бизнес или политики Запада, а исходя из ожиданий, устремлений и целей, коренящихся в экономическом росте и развитии развивающихся стран.

В ходе моей собственной исследовательской экспедиции я понял, что модель роста и сокращения бедности в развивающемся мире распространяется и набирает темпы, а параллельно с этим растет и оптимизм. На более поздней стадии моей работы меня озарило, что высокая зависимость от развитых экономик снижается, особенно в течение последних 10 лет, и что развивающийся мир становится крупной и все более важной частью глобальной экономики со всеми сопряженными с таким ростом возможностями и проблемами. В значительной мере разобщенные миры развитых и развивающихся стран сближаются. В результате рост развивающегося мира во всевозрастающей степени становится частью жизни каждого человека, независимо от того, где он живет и работает.

Примерно год назад я изложил замысел написания книги о стремительном росте развивающегося мира и стремительно меняющемся профиле глобальной экономики моему старинному другу, с которым мы вместе росли. Он посоветовал сделать так, чтобы эта книга была бы «и о нем», имея в виду себя, своих детей и внуков, живущих в развитых странах. Я много думал об этом. Мой друг хотел, чтобы в книгу вошла оценка того, что означает рост развивающегося мира для его потомков и их детей. Полагаю, я выполнил это пожелание. Огромные асимметрии между развитыми и развивающимися странами не исчезли, но они сокращаются, и модель впервые за 250 лет обещает сближение, а не расхождение развитых и развивающихся стран.

Работая над книгой, я полагался на энергию, интуицию и щедрость духа многих людей, которыми я восхищаюсь. В их числе следует назвать прежде всего членов Комиссии по росту и развитию, которые способствовали проведению экономических, политических и социальных трансформаций в своих странах. Мои коллеги из университетов и исследовательских институтов проявили необычайную щедрость, поделившись результатами своих исследований и своими прогнозами с людьми, решающими вопросы развития на практике. Высокое качество взаимодействия между этими двумя группами в ходе серии семинаров по проблемам роста и развития было для меня одной из самых важных наград за последние четыре года.

Секретарем комиссии был Роберто Дзага из Всемирного банка. Я глубоко признателен ему за широту видения, проявленную им при направлении работы комиссии и процесса лично моего обучения, а также за его взгляды и идеализм. Мохамед Эль-Эриан, ныне генеральный директор компании Pimco и один из ее директоров по информационным вопросам, – друг и наставник в вопросах инвестиционной деятельности, глобальной экономики и глобальной финансовой системы. Я обсуждал с ним эти вопросы, и мы писали о них вместе. Я включил в четвертую часть книги адаптированные варианты двух наших совместных работ по глобальному управлению и о поддержании темпов роста новых рыночных экономик в послекризисный период. Другим (и самым важным для меня) экспертом комиссии был Боб Солоу, создатель современной теории роста. Невозможно переоценить воздействие, которое оказал Солоу на мое мышление, к каким бы эпитетам я ни прибегал. Во многих отношениях Солоу оказал огромное влияние на понятия и ценности, которые составляют основу современной экономики.

Эндрю Вайли и Скотт Мойерс побудили меня к написанию этой книги и направляли меня в незнакомом мне процессе создания текста, рассчитанного на читателей-неспециалистов. Эндрю оказывал подобные услуги многим авторам – специалистам в самых разных отраслях знаний и является подлинным виртуозом в этом деле.

Я глубоко благодарен Эрику Чински и его коллегам по издательству Farrar, Straus and Giroux за помощь и содействие, оказанные мне в приведении рукописи книги в должный вид, а также за их редакторские идеи и поддержку.

Моя жена Джулиана и моя семья оказали мне невероятную поддержку во время моих многочисленных и длительных перелетов, которые были частью работы в Комиссии по росту и развитию, и при написании книги. Эта поддержка, наряду со значительной долей поощрения и энтузиазма, позволила мне закончить работу.

Я завершил редактирование рукописи в Бонассоле, маленьком городке, расположенном на лигурийском побережье Италии. Я признателен весьма добрым людям из Gelateria delle Rose, разрешившим мне работать в их заведении, где я имел доступ к беспроводному Интернету. На часть лета то кафе стало il mio ufifcio.

Введение

ПЕРЕД вами книга о третьем столетии промышленной революции, столетии, в котором мы живем. Настолько, насколько позволяют сделать это ограниченные данные и результаты кропотливых исследований, можно сказать, что в течение нескольких сотен лет, предшествовавших 1750 г., экономический рост повсюду был ничтожным. По нашим меркам, люди были по большей части бедны. Разумеется, были элиты, и эти элиты были богаты, а кое-где и существовал малочисленный, ориентированный на торговлю средний класс. Обладание богатством было тесно связано с обладанием властью. В мире без экономического роста эта игра была игрой с нулевой суммой. Поэтому неудивительно, что между властью и богатством существовала высокая степень корреляции. И такая картина наблюдалась практически во всем мире.

Затем, примерно с 1750 г., Англия ступила на путь промышленной революции. Доходы на душу населения начали расти. Рост ускорился и впервые в новой истории стал устойчивым. В XIX в. эта модель весьма быстро распространилась в континентальной Европе, а впоследствии и в США, Канаде, Австралии и Новой Зеландии (эти четыре страны выдающийся ученый Энгас Мэддисон называет «ответвлениями» или «побегами» Европы). Так продолжалось в течение двухсот лет, до окончания Второй мировой войны. Отчасти экономический рост затронул и Латинскую Америку.

К 1950 г. средний доход жителей стран, охваченных промышленной революцией, увеличился в 20 раз – примерно с 500 долларов в год до более 10 тысяч долларов в год, а во многих промышленно развитых странах и того больше. Этот новый рост был осуществлен за счет применения достижений науки и технологии в производстве, логистике и коммуникациях, в управлении и институциональных новшествах, а также изменения в способе взаимодействия политики и государства с экономикой – короче, во всех аспектах современной экономики (в дальнейшем мы вернемся к рассмотрению всех этих вопросов).

Подобный драматический сдвиг в модели роста был ограничен странами, которые мы ныне называем передовыми или промышленно развитыми (или иногда зрелыми). Данная модель оказала влияние на жизнь примерно 15 % населения мира. Что касается остальных, то они по-прежнему жили в условиях модели, существовавшей на протяжении нескольких предыдущих столетий, т. е. в условиях очень небольшого роста. Люди оставались бедными. Колониализм захватил произведенное ими богатство и распределил его между промышленно развитыми имперскими державами. Разумеется, происходили и кое-какие изменения. В странах, обойденных промышленной революцией, появились поезда, а позднее – автомобили, электричество и телефоны, но это оказало незначительное влияние на жизнь огромного большинства живших в них людей. Таким образом, возникла глобальная модель стремительного расхождения, или дивергенции, между передовыми (тогда еще развивающимися) и всеми остальными странами.

Моментальный снимок мировой экономики в 1950 г. был результатом этого замечательного двухсотлетнего периода экономической истории. Для меньшинства населения мира (примерно 750 миллионов человек, живших в промышленно развитых странах) этот период был временем прорыва, за пределами которого оставалось еще 4 с лишним миллиарда жителей Земли. Мир никогда не знал таких масштабных различий.

С конца Второй мировой войны модель роста снова подверглась изменениям, хотя поначалу этот сдвиг трудно было рассматривать как мегатренд. В странах развивающегося мира начался рост. Сначала он был сравнительно медленным и наблюдался лишь в отдельных странах, но затем охватил и другие развивающиеся государства, а темпы его стали ускоряться.

Это было началом векового путешествия в глобальную экономику. Конечным пунктом этого путешествия станет, вероятно, мир, 75 % населения которого (а может быть, и больше) будет жить в развитых странах, что приведет к повышению уровня доходов, а также росту потребления и использования энергоресурсов. В дополнение к распространению модели роста примечательной чертой современной, начавшейся после Второй мировой войны, эры стала быстрота роста. В развивающихся странах с высокими темпами роста были длительные периоды (в четверть века и более), когда темпы роста составляли 7 % и более в год. Чтобы оценить эти величины в исторической перспективе, замечу, что в течение первых 200 лет промышленной революции высокие темпы роста составляли 2–2,5 % в год.

Эта книга посвящена периоду продолжительностью примерно 100 с лишним лет, который начался в 1945 г. и продлится до середины XXI в. Поскольку мы уже прошли чуть больше половины этого периода, книгу можно назвать промежуточным отчетом. В ней описаны две параллельно происходящие и взаимодействующие друг с другом революции – продолжающаяся промышленная революция в передовых странах и внезапное и впечатляющее распространение роста на развивающиеся страны. Вторую революцию можно было бы назвать «революцией включения». После двух веков стремительного расхождения передовых и развивающихся стран возобладала модель сближения или конвергенции.

Возврат сближения в сочетании с ростом имеет глубокие последствия, которые мы постепенно начинаем осознавать. Главная цель моей книги – попытаться сделать эти очень быстрые изменения и смещение модели экономической деятельности и власти чуть более понятными для заинтересованных и увлеченных читателей.

Что заставило еще 60 % населения планеты начать процесс присоединения к миру изобилия или продвижения по этому пути? Каким образом там, где прежде самые высокие темпы роста составляли, вероятно, 3 %, стали возможны темпы роста, приближающиеся к 10 %? Сколько времени требуется бедной стране для того, чтобы полностью обрести статус развитой? Как долго может продолжаться ускоренный рост и может ли он быть продолжительным? Существует ли предел скорости экономического роста? Каковы естественные «тормоза», которые неизбежно замедлят процесс или даже остановят его? Не происходит ли чего-то плохого с развитыми странами, если они не растут (и не могут расти) новыми, более высокими темпами? Что двигает или вызывает рост в развитых странах и является ли этот комплекс стимулов таким же, какой действует в развивающихся странах? Каким образом различия доходов в 20 и 40 раз могут сохраняться на протяжении длительных периодов?

Можно ли со временем научиться управлять чем-то таким же сложным, как зарождающаяся и развивающаяся глобальная экономика с ее усиливающимися взаимозависимостями и трудностями? Или нынешний глобальный финансовый и экономический кризис – это предвестие модели, предполагающей более разрушительную нестабильность, ведущую в конце концов к разочарованию и отказу от этого предприятия? Что произойдет с населением, доходами, природными ресурсами и окружающей средой? Сможет ли последняя выдержать четырехкратное увеличение численности относительно богатых людей? Сумеем ли мы производить достаточно продовольствия и энергии для того, чтобы поддерживать такой тип роста? Может ли этот рост продолжаться, или мы столкнемся с огромной, имеющей множество аспектов проблемой «суммирования», при попытке решения которой обнаружится, что возможное для «немногих» невозможно для «многих»? Будут ли формы политического и экономического управления глобальной экономикой, которые использовались на протяжении последней четверти века, работать и в будущем, или они нуждаются в фундаментальном изменении?

Моя книга состоит из четырех частей. В первой части я рассматриваю стремительно изменяющиеся характеристики послевоенной глобальной экономики. В сущности, это картина того, как выглядела глобальная экономика в течение последних 50 лет, и изменений, которые она претерпела за это время. Вторая часть посвящена устойчивым темпам роста и снижения бедности в развивающемся мире. Я рассказываю о том, где имеет место быстрый рост, а где его нет, о том, почему так происходит, и делаю определенную попытку анализа причин существенно более медленного роста в отстающих регионах.

Мы увидим (по крайней мере, я постараюсь доказать), что как высокие, так и низкие темпы роста нельзя объяснить одними лишь экономическими факторами. Лидерство, политика, структуры управления и эффективность государства играют в этой драме свои роли.

Третья часть посвящена кратко- и долгосрочным воздействиям глобального экономического и финансового кризиса, охватившего мир с 2008 г. Мною будет рассмотрен вопрос, какое воздействие оказал кризис на развивающиеся страны и по каким каналам. Кризис продемонстрировал ряд уроков относительно тонкой ткани взаимозависимости. Насколько хорошо развивающиеся страны реагируют на кризис и каковы открывающиеся для этих стран средне- и долгосрочные перспективы в мире, в котором развитые страны борются с финансированием сделок за счет заемных средств, за финансовую стабильность, со спадом спроса, упорно не снижающейся безработицей и низкими темпами роста? Какие выводы сделали новые рыночные экономики и как они повлияли на финансовую и экономическую глобализацию, стратегии роста и его динамику? Есть ли примеры того, что развивающиеся страны усвоили уроки, которые соответствуют ситуации в более передовых экономиках?

В четвертой части я обращаюсь к будущему и к комплексу проблем, сил и трендов, которые должны определить, можно ли сохранить модель распространения высоких темпов роста доходов и богатства. Существуют экономические, управленческие, ресурсные и экологические механизмы торможения роста, и эти механизмы могут замедлить процесс, а то и вовсе остановить его. Рассматривая эти механизмы, мы столкнемся с разнообразием версий того, что иногда называют проблемами «суммирования».

Возможно, наличие, доступность и стоимость энергии вызовут замедление роста. Если все развивающиеся страны, или их значительная часть, попытаются поставлять глобальной экономике товары и услуги, требующие больших трудозатрат, глобальный рынок, как бы велик он ни был, возможно, не поглотит эти товары. Это может означать, что более бедные и менее конкурентоспособные страны не найдут пути, который позволит им войти в глобальную экономику, а это является существенно важным и непременным условием роста. Растущая взаимозависимость глобальной экономики и финансовой системы опережает усиление взаимозависимости системы государственного управления. В этой второй системе по-прежнему доминируют преимущественно страны и национальные приоритеты. Может быть, у глобализации, не сопровождающейся параллельным процессом изменений в глобальном управлении, есть пределы?

Моя главная цель – сделать динамику роста в развивающихся странах более постижимой, а связь роста и взаимозависимостей в глобальной экономике более зримой и более понятной. Я руководствовался двумя причинами. Во-первых, условия, существующие в развивающихся странах, и рост экономики этих стран находятся в относительном отдалении от повседневного опыта многих из нас, живущих в странах ОЭСР (странах – членах Организации экономического сотрудничества и развития). Воздействие этого роста на глобальную экономику и передовые страны – сложный и интересный динамичный процесс, который по-прежнему не до конца понят нами (хотя мы уже и стали понимать его лучше). И все же последствия этого роста имеют огромную важность, и в ближайшие годы их воздействие ощутит подавляющее большинство жителей Земли.

Я полагаю также, что, для того чтобы ответить на существенные будущие вызовы, связанные с поддержанием процветания глобальной экономики, в широком ключе, полезно и, возможно, даже необходимо обладать основными знаниями эволюции этой важной и расширяющейся части мира. Реакции развивающихся стран на международные проблемы определяются их опытом и перспективами роста. Необходимо увидеть мир их глазами, точно так же, как и им надо будет уметь видеть мир нашими. Двустороннее понимание является, по-видимому, обязательной основой нашей будущей способности управлять глобальной взаимозависимостью. Без такого взаимного понимания будет намного труднее достичь прогресса в решении множества проблем – климатических изменений, Всемирной торговой организации (ВТО), регулирования глобальной финансовой системы, глобального политического управления, восстановления равновесия глобальной экономики и поддержания стабильности. Сейчас мы находимся на самых ранних стадиях осознания того, как это все сделать.

Рост в развивающемся мире придал системную важность новым крупным рыночным экономикам. Сделанный ими выбор и избранные ими пути оказывают значительное воздействие друг на друга и на развитые страны. Подобная ситуация не имела прецедентов в прошлом. Это – функция роста, увеличивающегося размера новых рыночных экономик и, что очень важно, растущих доходов в крупных развивающихся странах. Старая система, когда передовые страны под зонтиком «Большой семерки» брали на себя ответственность за коллективное избегание субоптимальных результатов, которые могли возникнуть в ходе проведения узкой, сосредоточенной на вопросах внутреннего роста и развития политики, действовала до тех пор, пока системные внешние последствия такого поведения были недостаточно велики, чтобы дестабилизировать систему или создать серьезный дисбаланс. Того мира больше нет.

Кризис 2008 г. едва не вызвал вторую Великую депрессию. Стремительные и эффективные действия правительств и центральных банков предотвратили такое развитие событий. Новые рыночные экономики удивительно быстро оправились от кризиса. Теперь эти страны являются основным двигателем глобального роста. Дела развитых стран, напротив, обстоят не так хорошо. Они сталкиваются с низкими темпами роста, высокой безработицей, бюджетным дефицитом и длительными усилиями по решению проблемы долгов, накопленных до кризиса. В таких сложных условиях государства пытаются действовать сообща, чтобы стабилизировать глобальную экономику, восстановить ее равновесие и условия, которые сделают возможным возвращение к устойчивому росту.

В послевоенный период и вплоть до кризиса приоритеты, направляющие международное сотрудничество, устанавливала «Большая семерка», представляющая передовые страны. После кризиса эстафета перешла от «Большой семерки» к «Большой двадцатке», которая представляет развитые страны и основные крупные государства с быстро растущей новой рыночной экономикой. Учитывая величину и темпы роста этих стран, такой переход представляется естественным, хотя его определенно ускорил кризис.

Главный вопрос, стоящий перед нами сегодня, таков: сможет ли «Большая двадцатка» эффективно справляться со своей задачей. Ей предстоит поддерживать открытость глобальной экономики, восстановить спрос, регулировать финансовую систему, не допустить наступления разрушительного дефляционного кризиса и создать действенные международные механизмы реагирования на будущие потрясения. Все эти вопросы, стоящие на повестке дня, исключительно важны. Пока мы еще не знаем, что получится из усилий «Большой двадцатки». На карту поставлено очень многое, и все будет зависеть от способности развитых и крупных развивающихся стран работать совместно, в сотрудничестве.